Бог всегда рядом

Бог оказался в приюте вместе со своим братом, было у него и имя, но младшенький упорно называл того Вождем. Дань прошлым жизням. Дом, в который их поместили казался не таким уж и плохим местом. Был чудесный сад: деревья, словно столбы подпирали небеса, с приятной на ощупь корой, клумбы летом источающие особо сильный аромат, гномы с их забавными красными шапочками, вечно их сбивали. Была еще и детская площадка с паутинками, конусообразной башенкой, горками, домиками, качелями и всем, что бывает на площадках. Здание большое, воспитанников предостаточно, в комнате располагалось парочка человек. Стены везде были привычно зеленого оттенка. С фотографиями различных выпускников, работами детишек и грамотами. Но особенно приглянулась Богу библиотека: от классиков и литературы для самых маленьких. Сначала воспитатели старательно пытались убирать от ребенка серьезные книги, думали, измажет или порвет, а потом привыкли приносили из своих коллекций. К еде неприхотлив, занимался усердно, в конфликтах и потасовках замечен не был. Чаще всего проводил время лазая по деревьям, читая там книги. Одно только омрачало репутацию в глазах взрослых – Вождь. Дети сразу начали так его звать, а вот воспитатели пытались бороться и долгое время звали забытым именем. От того, что физически превосходил всех в своей возрастной категории ввязался в плохую компанию, такая найдется везде. Детский дом стал для них особым местом, любовь противопоставлялась любви. Богу было уже почти семь, когда Роза появилась в его жизни. Душа девушки из кафе явилась, как он и возжелал. Всегда наблюдал и знал, что же с ней. Вечно была чем-то недовольна, и терпеть ее мог только любящий всех. С прелестной внешностью: слегка вьющиеся волосы, ямочки, густые ресницы и пухлые губы, в меру бледна и высока. Изо рта ее несло смрадом гнилых слова, а душа истосковалась по добру. Рассказывал Бог о прочитанных книгах, старался посеять любовь, да только никак не выходило. Решил тогда, что той нужна любовь обычных людей, на ту была она падка. Пытался донести умение быть благодарной и сочувствующей. В один из солнечных деньков, вторник то был или среда, состоялся разговор в тени дерева-гиганта. -Ты есть душа, но ты есть и разум. Одно из них всегда будет тянуться к добру, а вот второму дан выбор. Так почему ты желаешь все больше страданий своей душе? – слишком давно в нем зрел сей вопрос. -Но ведь ты сам говорил: «Жизнь – это страдание», и что-там избавление от них. А значит все больше страдание, все больше искупления для души. -Такое утверждал один мой знакомый, - на мгновение вернувшись к воспоминанием о кафе, отмахнулся от них и добавил: - Только ведь знаешь, что софизм это, конечно же знаешь. Когда бьют тебя хлыстом, или же ты сам надеваешь все больше браслетов с шипами – есть же разница. -Она то есть, только вот главное в жизни удовольствия, доступны и легки, важно еще, чтобы тебя любили, а твоей души, может и не быть. Так что ради нее стараться? Бог пощупал сначала себя в районе грудной клетки, после провел по шершавой деревянной коре. -Да чувствуется ведь, чувствуется! Проделав ритуал, только дотрагиваясь к себе, спокойно улыбнувшись солгала: «Да, я чувствую». Окрик: «Дети, все сюда!» и беседа прервана. Когда к ним приезжали потенциальные родители собирали ребятишек подходящего возраста, родили наблюдали за ними сначала, одного возраста, и просили тех рассказать интересное о реальности. После чего была беседа с каждым из них. Видел он как заблестели у Розы глаза, видимо, оценила представительский вид. Выровнялась, улыбнулась, положила руки на любимое платье – готова сразить их. До того как родители ее сбежали довелось жить девчушке в роскошной обстановке, где каждому капризу потакали. На подобное надеялась и сейчас. Только вот Бог ожидал, что сей порыв принесет ей умение любить. Каждый находившийся тогда в комнате любил хрупкого паренька, но стараясь уравновесить шансы окутал любовью детишек, себе же оставил малую толику. Теперь выбор будет менее предвзятым. Розу забрали, та была неимоверно счастлива – чувства ее передались и божеству. Пару недель рассказала в своих письмах как же хорошо живется, как сильно любят ее, как скучает, перестав писать уже спустя десять недель. С уходом данной ей любви, уходил из памяти и Бог. Только тот везде был счастлив и несчастен одновременно. Когда у Вождя начался пубертатный период тот просил написать ему стихи. Брат его писал с огромным удовольствием: сравнивая родинки со звездами, волосы с морской волной и смех с трелью сирен; доставал из коллекции засушенных цветов один, запаковывал в конверт, вкладывал карточку со стихотворением и писал: «От Вселенской любви», и передав брату удалялся со сцены оставляя место лишь для двух актеров. Все еще любил читать мрачноватые цитаты сидя на дереве ниже расположившимся влюбленным. Иногда, когда уж совсем невмоготу было говорить с детишками, взывал к душе и получал старую личность. Как-то пришел проведать его Официант, сидели они на голубом каменном ките и смотрели на такое же голубое небо. Молчание не было тяжелым или густым, скорее умиротворяющим. Разговоры чужды при духовном единстве, лишь только дела опорочат всякую связь. Даже божества не исключаются из собственных правил. -Есть успех? -Потемки только, а фонарь один, да и тот светит с перебоями. -Изъясняйся, пожалуйста, лучше. Ты же писатель! -Не писатель – фотограф душ и умелец придумывать заумные цитаты. Лучше бы в поэты подался, там все тоньше, да легче. -Да у тебя ведь со всем на «Р» проблема, куда там писать стихи? Хотя, я так и скажу, Смерти. А она так прозаична. -Надеюсь, хоть она не навестит меня, а то и правда заставит мучиться, не для того я сбежал из обители. -Что это ты улыбаешься? Ладно, скоро уже обед, вовсе ты не вовремя. Как там мой стол? -Нет-нет, ничегошеньки, видеть тебя рад, а ты меня нет. Только о столе и волнуешься, что же – обижен. -Да что с тобой может случится, вот со столом сколько уже не расстаемся. Со времен внедрения людям табличек. -Что же, у тебя осталось не более десяти дней в кафе. И еще, все они желают посмотреть на маленького тебя, жди. Официант растворился в красках окружающей среды, оставив после себя чашку с чаем.