Бог всегда рядом

      Обычное кафе, в котором можно потерять ощущение времени. Запах —дурманящий, цвет – приятный, их закуток – несчастный. Фасад с французским названием и деревянная лестничка вниз. Пыльные лампы с приятной желтизной, дубовые столы и, наполненный книжками, стеллаж. Блюдо дня – черничные кексы с кофе. Всякий бы заходящий смущенно отвел бы взгляд от парнишки, сидящего в углу. Иногда, он же все цеплял незадачливого, тот же решался спросить у официанта: «Что же с ним такое?» — Он всегда тут, с самого открытия и до конца, – улыбался. — Пишет себе, вы только не волнуйтесь.       А уж у посетителей никак нельзя было успокоить в себе колебание, вызываемое всеобъемлющем счастьем. Любовь проникала в них, после те, словно зачумленные, отпугивали знакомых вовсе.       Юные нимфетки не подчинялись этому порыву пойти и передать всем частичку божества, у них было полно и своей девичьей любви, которая с легкостью противостояла всякой силе. Подсаживались за его столик, протягивали напиток, сияли и благоухали, тот же одновременно поглядывал в их сторону и нет. Тянулись к красоте, но разве позволено им не обжечься?       Покусывает карандаш и не глядит во внешний мир, только в себя. Сочувствие его становится все больше от каждой их пустой истории, каждого смешка. В итоге – лопается, выходит за грань.       Посетители, кажется, подумали, что в раю, только вот звука нет, и всех обнимает этот парнишка. «Как же такое возможно?» – задаются вопросом, но объятие заканчивается, и все возвращается к мирскому да обыденному.       Ближайшая к нему посмотрит на свои дрожащие руки, не в меру худые ноги и внутреннюю пустоту — хочет закричать, а голоса у нее и нет. Бог извиняется взглядом, тоже не в силах вымолвить хоть слово. Тогда подходит официант, гладит по головушке бедняжку, дает чай и медленно подводит к первоначальному ее месту. Сразу же вливается в разговор, и, казалось бы, все как раньше. Только вот теперь мысли станут посещать ее все чаще. А это высшее в своей мере страдание.       Так до конца дня герой наш продолжает писать.       Когда стулья начинают переворачивать, метлы достают из кладовой, самые милые официантки спешат на свидания, остаются лишь они: Бог и Официант. Сидят, пьют чай. — Что там сегодня? – испещренная татуировками, рука тянется за исписанными листочками. — Тебе стоило бы завести ноутбук, и розетка рядом. Мы ведь больше не живем в век свечей и масляных ламп. — Однажды это случится. — Сколько трудов стоило отобрать те каменные таблички... — Не столь много, в отличии от того времени, которое мы потратили на обучение хорошим манерам. — Туше, – улыбаются краюшками губ. — Ладно, сейчас прочту твое творение. Минут пятнадцать затишья. — Что за любовные истории между чаинками, и повторение их судеб, да и все закончат на дне? Ты, верно, совсем уж сошел с ума. Хорошо хоть не любовный роман, а то заразился бы от всех этих дев.       Парнишка стыдливо мнет один оставшийся в его руке листик, и снова на его лице выявляется извиняющаяся улыбка. — Неужто ты забыл о своей великой силе – любить всех? Неужто люди так плохо влияют на тебя? — Не забыл, но сочувствие сильней. — Судьбы их после смерти решил вершить? — Знаешь, что не могу без этого никак. Страдания меня сильнее хлыста бьют. Посему мы и заперты тут, даем шанс передохнуть перед перерождением. И хоть тут им должно быть спокойно. — Хватит бежать от себя. — Да что ты знаешь? Я ведь никак не могу смотреть на них там, за дверью. Помочь никак не могу. Рыбой себя чувствую, да и только. На кой мне черт сия божественная сила без возможности помочь? — Попробуй помочь хоть одной душе, той сегодняшней заблудшей. — Ах, разве дозволено мне опекать всего одного человека? — Но мы ведь в большинстве своем пока лишь наблюдаем. Думаю, все возможно.       Сутулость была ему в пору, но теперь, расправив плечи, проведя по дереву своим длинным пальцем, прощаясь, Бог улыбался в слезах. Собеседник наслаждался своим напитком, стараясь не смотреть на трогательный момент. — Тебя ведь не будет тут так мало. Меньше драмы. — Я тоже буду скучать, – подходит к вешалке близ двери, надевает шляпу на растрепанные волосы и открывает дверь. Мир ворвался внутрь, зажав Бога в огромный кулак и вытянул наружу. Крик младенца развеял напряжение в одной больничной палате.