Олечка

Гостиная стала выглядеть просто чудесненько. Только теперь тут были ни к чему тяжёлые шторочки и старый ковёр. Нужны жалюзи и органза. И палас. Ковёр Олечка сперва вообще хотела выкинуть, но потом присмотрелась — он шерстяной, миленький. Она как раз видела в книге заклинаний чары для чистки ковра и чары для удлинения ворса. Можно почистить и положить Севочке в спальню. А то он часто сидит на полу. Олечка посидела тут на полу пять минут, и то ей не понравилось — холодно и жёстко. Так что ковёр нужен. А ещё она приспособит винтажный сундук под игрушки. И уговорит Тобби купить красивую кроватку с балдахином. Это будет стильненько. А стены, так и быть, Олечка перекрасит заклинаньицем. Тут можно даже не бояться неправильного рисуночка. Скажет — абстракция. И, разумеется, сперва проверит на дощечке. Ей не нужны дыры в стенах. Все должно быть модненько. Эйлин Снейп светлела и хорошела с каждой масочкой для лица и с каждым посещением парикмахерской. Дома тоже становилось светлее, воздушнее, чище. Севочка перестал дичиться других детей на площадке и с удовольствием лупил совочком неугодных. Тобиас почти смирился с тем, что машины не будет. Радовало, что жена за ум взялась, занялась домом и собой вместо того, чтобы целыми днями ходить без дела, заламывая руки, и убиваться о том, что нет возможности помириться с родителями и вернуться в мир магии. И обвинять его в том, что сломал ей жизнь, перестала. Только к курам, купленным у соседей, стала странно относиться — раньше могла чуть ли не живого петуха выпотрошить, Тобиас сам неуютно себя чувствовал. А теперь замороженную и выпотрошенную птицу боялась. Пока он рубил на куски и варил бульон, убежала и спряталась с Северусом на втором этаже. — Вкусный суп, жена! Ты у меня молодец! Слушай, а приготовь пирог с почками! А? — Пирог? Я не умею... А рецептик у тебя есть? — Найдём! — И погуглить нельзя... — вздохнула жена. М-да, пожалуй, он погорячился, посчитав, что она больше не тоскует по колдовству. Рецепт нашёлся в старой книге, бабушкиной. Хорошая книжка, толковая. И картинки крупные. — Тобиас! Тобиас, но ведь такое не едят! Я бы таким даже Севочку кормить не стала! — Как это — "даже"? — Ну, не этого Севочку... того... — "Того"?! Ну, знаешь! — и мистер Снейп пулей выскочил из дома, громко хлопнув дверью. Олечка только непонимающе хлопала накладными ресничками ему вслед. Вернулся Тобиас не очень поздно, но очень пьяным. Олечка как раз радовалась тому, как хорошо у Севочки получается мелодия "чижик-пыжик", когда ввалился этот её как бы муж и принялся орать. Севочка испугался и заплакал. Снейп же брызгал слюной, кривил рот и выкрикивал оскорбления. Что она шлюха, что сын не от него и что не постеснялась назвать сынулю в честь любовника. А ему не нужен прижитый ублюдок. Он не сраный дебил, чтобы такое терпеть. Сперва Олечка только испугалась. Потом очень постаралась не заплакать. И тут Севочка кинулся от пианино к ней, в поисках защиты, клавиши дрогнули, и игрушка издала стонущий звук. — Аааа! — заорал невменяемый Тобиас и со всей своей злости пнул пианино. Этого ему показалось мало — он прыгнул сверху и принялся с остервенением топтаться по разломанной игрушке. Олечке стало страшненько. Очень-очень страшненько. Папочка так никогда не делал. Она подхватила Севочку подмышку (как того Севочку), прихватила кошелёчек и волшебную палочку, выбежала на крыльцо и вызвала "Ночной рыцарь". — В Хогвартс, Стэн! — захлёбываясь слезами, сказала она кондуктору, всовывая ему в руку мятую купюру. — Да я не Стэн, — изумленно пробормотал лысенький старичок, смотря вслед необычной колдунье, решительно карабкающейся на второй этаж. Ребёнок на её руках истерически голосил, сама она рыдала. — Да, это определённо "волшебник, попавший в беду", — дедуля вздохнул и пошёл наводить какао. В Хогсмиде Олечка сошла зарёванная и с пятнами какао на платьице. Севочка успокоился, но теперь у него потекли сопли. А носового платочка у Олечки не было. И если свои сопли Олечка вытерла ладошкой, то чужие вытирать не хотела. Пришлось пожертвовать Севочкиной рубашечкой. Доехали они как-то слишком быстро — Олечка не успела всё как следует обдумать. Она вообще всю дорогу проплакала, если честно. Но на полдороге к школе задумалась: а вдруг директор — Дамбигад? Быть может, сперва стоит связаться с мамочкой Эйлин? Олечкины мамочка и папочка никогда бы не бросили её в такой ситуации! В конце концов, разве Севочка не единственный наследник Принцев?! Олечка развернулась и пошла искать совиную почту. Хорошо бы там принимали магловские фунты. Увы, там не принимали. Но посмотрели на Олечкин жалкий вид и по секрету сказали, что фунты можно обменять у Аберфорта, в "Кабаньей голове". Даже выгоднее, чем у гоблинов. Только — тссс! Добрый мистер Аберфорт разрешил Севочке погладить козочек. Потом Олечка поменяла деньги и даже получила комнату и завтрак очень задёшево. Написала письмо и отправила его с пометкой "папе и маме", потому что сомневалась: они "лорд и леди" или "мистер и миссис Принц", а поименование очень важно в Англии. Это Олечка хорошо помнила. Комнатка в гостинице была грязненькая. Но с этим Олечка уже научилась худо-бедно справляться. Она даже своё платьице и Севочкину рубашечку отчистила, совсем-совсем не повредив ткани. Севочка капризничал, не желая засыпать в чужой кроватке. Он уже забыл, как его папочка сломал пианино и прыгал на обломках. Пришлось взять профессора на колени, придвинуть креслице к открытому окошку и так ждать сову, укачивая малыша и напевая ему колыбельные, какие знала. Когда Олечка спела все колыбельные, она принялась тихонько напевать песенки, которые запомнились на хоре в музыкальной школе. В итоге уснули оба у окошка. А утром прилетела сова. — Как-то они... небыстренько, — хмурилась Олечка, отвязывая плотный конверт. Руки дрожали. Маги — это не Тобиас. Увы, в этом пришлось очень больно убедиться: в конверте оказался гной бубонтюбера (так его Олечка и представляла), и вывалилась записочка: "У нас НЕТ дочери! Ушла от магла — сдыхай в канаве!" С плачем и причитанием Олечка поскорее смыла с рук зловонную жгучую жидкость. По счастью, ей не брызнуло в глаза и на лицо, как Гермионе. Но и так было очень больно. Так больно, что Олечка отбросила сомнения и поскорее побежала в Хогвартс. Там помогают всякому, попавшему в беду! Пусть поскорее вылечат и отправят домой. Севочку она решила забрать с собой — где один Севочка, там и другой. Мамочка и папочка разрешат, она уверена! А в этом сумасшедшем мире она ребёнка не оставит! Нести беспокойного профессора было тяжело и больно — руки покрылись ужасными язвами. Но Олечка только ускоряла шаг и смаргивала слезы. Это кошмар! Она так не хочет! В школе действительно помогли. Хоть профессор Дамблдор и был удивлен, что его назвали "директором". Олечка, сидя в кабинете декана Гриффиндора, отпивалась чаем и говорила, говорила всё, что помнила по канону и фанону. А на память она никогда не жаловалась. Директор (который ещё не директор) внимательно слушал. Профессор Снейп с удовольствием играл директорской коняшкой. "Мама сделала", — с нежностью пояснил Альбус присутствие такого странного предмета в покоях взрослого степенного мага. Это он зря, Олечка совершенно не удивилась. Она бы не удивилась и куда более экстравагантным вещам в комнате Дамблдора. — Что ж, Эйлин... — Я не Эйлин! — возмутилась Олечка, догадавшись, что всё-таки Дамбигад, и сейчас ей аккуратненько укажут на дверь и колданут в спину обливейтом. — Я — Оля! Ольга Константиновна! Верните меня к маме и папе! Вы же великий маг! Ну пожалуйста! Что вам стоит? — и Олечка опять залилась слезами. Севочка отложил лошадку и тоже стал подхныкивать. — Девочка моя, не плачь! Хочешь ещё чаю? — Нет! Он у меня и так уже не помещается! Вы ещё лимонную дольку предложите! Даже если вы Дамбигад, я же не мешаю! Отпустите меня домой! — Деточка, но я же не Мерлин! Твоя вера в моё всемогущество очень льстит, но чудо перемещения одной только души между мирами — уже колоссальное событие. Переместить же тебя физически, да ещё с ребёнком, привязанным к этому миру... Боюсь, это не в моих силах. — Меня физически не надо! Я там моложе и красивее! — Эйлин... — Я не Эйлин! — Послушай, тебя перенесла сюда... — Сила любви, что ли? — Олечка некрасиво скривила губы. — Ну... ну, можно это и так назвать. Раз уж ты появилась у Снейпов, то и вернуться домой ты сможешь только оттуда. Я посмотрю в книгах, спишусь со знакомыми, но обещать, разумеется, ничего не могу. Ты должна вернуться к мужу. — Это не мой муж! — Но это отец Северуса! — Да что тут вообще за родители?! Что у Эйлин, что у Сириуса, что у Северуса! Как она могла выбрать этого магла? У Малфоев красивые мужчины, у Блэков, даже Уизли ничего, если веснушки отбелить. Я его боюсь! Я не пойду домой! Мы с Севочкой у вас в Хогвартсе поселимся. Вы же хороший, значит, нас не прогоните! А мы вам будем как дочь и внучек. А у вас есть домик в Годриковой Лощине? Я умею делать уют. Я уже выучила все нужные заклинания. — Олга, послушай, раз тебя переместило в Коукворт, значит, ты нужна именно там. — А может, меня и переместило, чтобы я Севочку оттуда увела? А что если в следующий раз он сломает не пианинко, а Севочку... или меня?! — Я с ним поговорю. Право же, надо дать мальчику второй шанс! Олечка задержалась у директора на два дня. За это время Тобиас обежал весь Коукворт, обзвонил все участки, больницы и морги. И несколько салонов красоты. А вдруг? Он отчаялся до такой степени, что написал даже мистеру и миссис Принц (в магический мир можно было направить письмо через некое Министерство на Уайтхолл 4, Лондон). Он как раз, чертыхаясь, пытался сбить подушкой летающий за ним вопиллер, когда в дверь позвонили. Он, по понятным причинам, не ответил, дверь открылась сама собой, и вошедший маг, обряженный в камзол XIХ века, ловко сбил летающую дрянь каким-то заклинанием. Потом поворожил и над ним. Тобиас сразу ощерился: — Никогда. Никогда больше не смейте на меня колдовать. Убью. — О! Я прошу прощения! Но видите ли, дело в том, что вопиллер был зачарован. И сразу после его уничтожения заработало весьма неприятное проклятие. Кто это вас так? Могу я полюбопытствовать? — Тёщ-щенька! — О! Аделаида Яксли, всегда была слишком хороша в проклятьях. Н-да. Эти старые семьи... Знаете ли, они совершенно непозволительно относятся к чувствам собственных детей. Любовь — это такое возвышенное чувство, которое уравнивает самые несхожие, несовместимые вещи... — Я рад, что вы, как прочие ублюдочные колдуны, считаете меня вещью. Захотела — поигралась. Захотела — грешки прикрыла. Позвольте, угадаю. Вы — Северус? — Ах, где мои манеры?! Меня зовут Альбус. Альбус Дамблдор. Я профессор трансфигурации в школе, где когда-то училась Эйлин Принц. Это я показал ей, как выходят в мир маглов. Это я поддержал её решение порвать с родителями. Не удивляйтесь, но именно ко мне она обратилась в отчаянной ситуации. Раненая, в слезах, совершенно беспомощная, с голодным ребёнком... — Всё-всё, я тут должен прослезиться? Считайте, что уже. Давайте её обратно. — Простите меня, но что значит "давайте"? По-вашему, как раз и выходит, что вещь — это Эйлин. Матери и отцу больше не нужна. А вы, стало быть, делаете одолжение? — А вы не затем припёрлись? — Нет. Я пришёл за игрушками Северуса и вещами Эйлин. Она, знаете ли, очень скучает. Особенно есть одна заколочка-бантик, синего цвета. Я, кажется, её себе представляю уже в деталях. Но трансфигурированная мной прищепка все равно кажется ей недостаточно идеальной. — Ну уж нет! Пусть сама за вещами приходит! Пусть выскажет мне всё, что накипело! — Но позвольте! Она же вас боится! Сперва я считал, что лучший вариант — всё-таки сохранить семью. Маги, знаете ли, консервативны. Если в вашем мире ещё признают развод, то у нас только смерть может разлучить супружескую чету. И сын, опять-таки... Но теперь, пообщавшись с вами, я склонен признать — Эйлин нечего здесь делать. Я стану ей отцом, а Севочке — чудесным дедушкой. У нас и пристрастия одинаковые! А видели бы вы, что он сотворил с чаем, пока я трансфигурировал бантик! Это прирождённый зельевар-алхимик. Я с удовольствием передам ему всё, чему научился у Николаса! — Мой?! Вот так прямо и мой?! А Эйлин вам не сказала, что это прижитой ублюдок? Магический выродок! — Но позвольте! На гобелене Принцев видно, что Севочка именно ваш сын. Иначе общение с Принцами сложилось бы по-другому. Совершенно по-другому. — Что мне с того? Мало ли чего выткали на дурацком гобелене?! — Нет уж, раз вы взяли в жены волшебницу, извольте признавать, что мир стал шире. Аделаида точно знает, что Северус — ваш сын. И значит, он действительно ваш. Так вот из-за чего сыр-бор? — А Элька вам, значит, не пожаловалась? — Она плакала. Но плохого о вас старалась не говорить. Я знаю, что вы и сами уверены в том, что жена вас любит. Иначе что тут делал вопиллер от Принцев? Вы же писали им? Искали жену? — Искал, — буркнул Тобиас, вдруг понимая, что потерял то, что искал. Скорее всего — безвозвратно. Никакого смеха и музыки. Никаких пряток от замёрзшей курицы, никаких сияющих глаз и раскрасневшихся щёчек. Никаких белокурых локонов, выбившихся из причёски. И ребёнок, с которым он не спал ночами, которому читал сказки, которого купал в ванной и подбрасывал к небу, этот ребёнок забудет, что звал его "папа". Совсем забудет. Тобиас сел в кресло. Кресло качнулось, вновь вызывая вал воспоминаний. Как Сева любил качаться тут. Как сидела, поджав ножки жена и смотрела, как они с сыном складывают кубики. Советы давала: "Тобиас! Красный кубик к зелёному не клади! Так немодненько!" Дур-рак! Своими силами всё разрушил! — Так где её вещи? — Скажите лучше, где она? Честно, волшебник, зачем вам чужая жена? Где она? На коленях поползу! Вымолю прощение! Терпела же она меня, дурака! И более ужасные вещи терпела! А пианино я куплю! Сразу большое! Я прошу тебя! Поверь! Я её больше никогда-никогда не обижу! — Что он здесь делает? — холодно спросила Олечка, не торопясь навстречу мужу и ловко перехватывая за шиворот обрадовавшегося папе Севочку. — Эйлин, радость моя, змейка! Милая! Прости меня! Прости меня, дурака, ради всего святого! Я клянусь, что хочешь сделаю! Вернись! Только вернись! Тобиас переминался с ноги на ногу и, кажется, собирался бухнуться на колени. Олечка посмотрела на Дамблдора. Может и не гад, но у себя не оставит. А с маленьким ребёнком будет очень сложно устроиться. — Что угодно? Хорошо же. Ты выпьешь зелье, отвращающее от пьянства. Слышишь, Тобиас? Я больше никогда-никогда не хочу тебя бояться. И если ты ещё хоть раз поднимешь на меня руку... я... я... Я у директора Дамблдора попрошу должность профессора трансфигурации. Потому что я смогу научить детишек полезным вещам. Не дурацкие табакерки, потому что курить вредно, а модненькие мантии и заколочки. И Рон Уизли тоже будет модненький.