Падение из Тени

Возвращаться в тесную душную комнатку не хочется. Хоук жалеет, что не просыпается днем и ей остается безостановочно вышагивать туда-сюда лишь на фоне холодных ночей. Фенрис с Варриком покорно следуют за ней по коридорам и лестницам, никак не комментируя ее запутанные бесцельные скитания. Хоук едва ли следит, куда идет, ее мысли заняты итогами встречи, и места для людей, дверей и прочих банальностей попросту нет. Способна ли Дагна сделать то, что обещает? Отцепить поводок, на котором сидят воспоминания, и перекинуть его на предмет? Верится с трудом. Но лишь пару часов назад гномка заявила, что в мифические кристаллы, показывающие воспоминания вековой давности, тоже никто не верил. В книгах, которые после возвращения в Скайхолд Хоук прочитала от корки до корки, ни разу не упоминалось ничего подобного — однако, вдруг сообразила она, те книги и не были написаны подземными гномами. Их секреты были настолько далеки от будничной жизни Хоук, что она даже не заметила отсутствия гномов среди авторов. Но пусть даже у них получится активировать один кристалл... стоило ли надеяться заполучить еще? Хоук ускоряет шаги, тревога и нечто, похожее на одержимость, пускают сердце в галоп. Она неоднократно говорила им, но никак не могла избавиться от ощущения беспомощности, твердившего, что ее спутники не понимают по-настоящему, насколько многочисленны и подавляющи Страхи. Тысячи или сотни тысяч, и все они воют и бьются в ее голове, не прерываясь ни на секунду. Остатки стен, выстроенные магией крови, все-таки рухнули, и Страхи стало невозможно игнорировать. Даже сейчас Хоук ощущает, как они шевелятся под кожей, при каждой встрече в каменных коридорах нашептывая на ухо отвратительные тайны. Сама того не замечая, под их влиянием она неосознанно сторонится толп, желая просто подумать, и углубляется в лабиринты крепости. На задворках сознания крутится какая-то неуловимая мысль. Нечто такое, что ей следовало помнить, но Хоук чувствует себя так, словно после пробуждения ловит ускользающие очертания настоящего сна. Такого сна, который не снился ей уже много месяцев... — Что это за место? — бормочет Фенрис, выдергивая ее из задумчивости. — А? — Хоук останавливается, с испугом понимая, что непослушные ноги привели ее ко входу в маленькую подвальную библиотеку, которую она так часто посещала. — О, ничего особенного, — сбивчиво отвечает она. Фенрису и Варрику не за чем знать, с какими книгами она работала. Если подумать, вряд ли сюда вообще кто-то приходил после того, как Дориан спас ее от злополучного ритуала на магии крови. Насколько ощущает Хоук, в библиотеке до сих пор живут отголоски магии, медленно втравливая в стены следы человеческой неудачи. Она разворачивается на пятках и торопится подняться на стены Скайхолда. — Простите, — выдыхает Хоук, запыхавшись на первых ступеньках лестницы. — Мне просто... нужно о многом подумать. — Хоук, если я могу чем-то помочь... — предлагает Варрик, и Хоук неожиданно раздражается от того, с какой легкостью он поднимается по каменным ступеням, тогда как ее ноги, сравнительно длиннее гномьих, уже вовсю болят. Видно, бесконечные походы с Инквизитором его закалили. А вот сама Хоук становилась прозрачнее еще с возвращения в крепость: мышцы стали вялыми от длительного бездействия и недоедания. Сначала она не смогла отбиться от наемника с ножичком, а теперь уступала в гонке, о которой второй участник и не подозревал, гному, заявлявшему, что все на поверхности ему ненавистно. Фенрис, конечно, поднимался за ними без малейших усилий. Несколько мучительных минут спустя Хоук опирается на балюстраду, незаметно стараясь выровнять сбившееся дыхание. Когда она открывает дверь, тело, сквозь тонкий слой облачения, замораживает порыв ночного ветра, словно бы окуная в ледяной бассейн. Хоук успела позабыть, насколько холодно здесь по ночам. От резкого изменения температуры и подъема ей кружит голову — вот только приходится беспощадно напомнить себе, что ветер и физическая активность здесь все же ни при чем. Ее предает собственное тело. Сдерживая стоны, Хоук валится на колени, пока не успела случайно выпасть за парапет. Секунду спустя на ее запястье стальной хваткой смыкаются теплые пальцы Фенриса. — Нельзя было так долго бродить, — выговаривает себе эльф. — Ей нужно отдохнуть. — Отдохнуть? — слышится ей голос Варрика. Сама же Хоук мужественно противится желанию потерять сознание. — Но она проснулась только... Гном не заканчивает предложение, и Хоук остается только гадать, каким взглядом одарил его Фенрис, что Варрик замолчал, так и не договорив. — Без отдыха обойдусь, — зажмурившись, выдавливает она сквозь сжатые зубы. — Мне ну... нужно... — «выяснить, как помочь Дагне это закончить» хочется сказать ей, но желудок внезапно скручивает, и вместо слов Хоук выкашливает желчь, которая едко жжет язык и горло. Она сплевывает противную жидкость на камни и мотает головой, прогоняя отголоски дурноты. — Фу! — с отвращением морщится Хоук, от усталости даже не стыдясь своего состояния. Сейчас хотя бы темно, и единственные свидетели ее позора — старинные друзья, а любой, кто спускался в Клоаку Киркволла, наблюдал зрелища и похуже. — Мы возвращаемся в комнату. Как минимум, тебе нужно поесть. Привычка возражать стала уже второй натурой, но Хоук прикусывает язык. Еще недавно озаренное надеждой лицо Фенриса измучено, и у нее просто разрывается сердце. Дагна сможет помочь, только лишь если Хоук дождется итогов исследования. А если судить по тому, как развиваются события, существует вероятность, что столько она не проживет. Хоук — за то, что так резко напомнила Фенрису о заботах — охватывает глубочайшее чувство вины. По телу, вопреки тянущей боли в мышцах, бродит неутомимая энергия. Фенрис мягко, без настойчивости, проявившейся в словах, тянет Хоук за предплечье. Она принимает помощь и, опираясь на него, медленно поднимается на ноги. Хоук мельком, пока Варрик не успевает отвернуться, замечает на его лице жалость, и тут же жалеет, что он не вернулся позже, когда бы она сгладила жестокую реальность ее положения хорошими новостями от Дагны. Вряд ли гном считал, что по возвращении застанет ее в состоянии даже хуже, чем когда уезжал, оставляя ее одной ногой в Тени. Хоук кривовато ему улыбается: — За меня не волнуйся. Все будет хорошо. Как всегда. С чего-то вдруг хочется захихикать, но она сдерживается, а Фенрис из-за ее слов вскидывает бровь. Хоук нетвердо шагает вперед — в подобное состояние ее приводили лишь двухчасовые пьянки с участием Изабеллы. — Что происходит? — недоумевает у них за спиной Варрик. Фенрис перехватывает ее повыше, за плечо, направляя Хоук по относительно прямому пути вдоль стены к самой ближайшей лестнице, которая выведет их к комнате. — Думаю, это из-за ломки, — отвечает Фенрис. — Одним из побочных эффектов в списке Вивьен была внезапная смена настроения. «Вивьен»? Когда они начали обращаться друг к другу по имени?» — удивляется Хоук и хмурится. На лице, как и во всем теле, возникает странное ощущение, будто кожа онемела, но на улице не настолько холодно. Задумавшись, Хоук ощупывает щеку. — Садись, — командует Фенрис, и она тут же слушается, отмечая с растерянностью, что под ногами больше не холодный камень, а теплый ковер ее комнаты. Хоук тяжело опускается на кровать, в замешательстве моргая. В комнате темно, поэтому Фенрис в конце концов отпускает ее руку, чтобы зажечь камин. — Где Варрик? — спрашивает Хоук, чувствуя, что совсем уж туго соображает. — Что... я не помню, как мы сюда пришли. — Непонятно откуда взявшаяся дурнота прошла, и теперь Хоук овладевает паника. Она вновь потерялась во времени? Но ведь подобное прекратилось, как только она перестала с помощью магии крови ограничивать части своего сознания. Приступ паники усиливается, Хоук торопится выгнуть руки в поисках новых шрамов. — Чтоб тебя! Я пыталась колдовать? Огонь разгорается ярче, Фенрис поднимается, рукой с серебряными венами приглаживая взлохмаченные волосы. — Нет, — отзывает он, и внимание Хоук привлекает неприкрытая усталость в его голосе. Опустив руки, она в отблесках пламени изучает его лицо. Морщины вокруг его глаз и рта выражены как никогда, а в свете огня кажутся еще глубже врезанными в кожу. — Хотя кто знает. Но понять тебя было трудно. — Что я сказала? — обескураженно спрашивает Хоук, но Фенрис молча вешает чайник над огнем. — Тебе нужно поспать, — упрекает она его. — С моим расписанием ты только мучаешься. Я совсем выжила тебя из постели. Взгляд, который на нее кидают, ясно дает понять, что он до сих пор не уверен, пришла ли Хоук в себя. Что же она ему сказала? Или сказал Варрик? Спохватившись, она понимает, что так и не рассказала Фенрису о покушении. Или Инквизитор прислала новости? Или Глубинные тропы оказались настолько непроходимыми, что туда не могли пробраться даже разведчики Инквизиции? Накатывает очередной приступ головокружения, Хоук ведет, и, чтобы удержаться в сидячем положении, ей приходится вцепиться в одеяло и зажмуриться. Когда Хоук удается раскрыть глаза, Фенрис ждет ее с кружкой в руках. Она даже не слышала, как закипела вода. Неужели столько времени прошло? — Я пока не готова туда возвращаться, — сообщает она, оглядывая кружку, и сильнее сжимает на одеяле пальцы. — Это не сонное зелье. Оно стояло у дверей, когда мы пришли. От мадам де Фер. «Снова формальности», — не удерживается от мысленного замечания Хоук и опасливо разжимает кулак, чтобы забраться кружку. Из-за тяжести рука дрожит, горячая жидкость едва не выливается за край, поэтому Хоук помогает себе второй рукой. — И зачем оно? — спрашивает она, притворяясь, что все хорошо. Постоянно притворяясь. — Поможет тебе не заснуть, — Фенрис собирается добавить что-то еще, но передумывает, в гнетущей тишине вновь запуская в волосы пальцы. Не придумав ничего лучше, Хоук пригубливает лекарственный чай. Вкус удивительно приятный: сильный мятный аромат маскирует все, что Вивьен туда намешала. Если лечишь преимущественно дворян, привыкших к изысканным блюдам, полагает Хоук, твои зелья обязаны быть приятными на вкус. Фенриса никак не отпускает беспокойство: он то и дело опускает руки, теребит волосы и перебирает бумаги на ее столе, напоминая этим птиц, что перелетают с ветки на ветку. — Что такое? — тихо задает вопрос Хоук. — Ты думаешь, все получится? — отвечает он тут же тоном, в котором слышатся невысказанные эмоции. — У Дагны? Хоук смотрит в кружку и отпивает вновь, на зыбкой поверхности чая отражаются отблески огня. Дрожь в руках никак не проходит, но нервное возбуждение, подстегивающее двигаться-двигаться-двигаться потихоньку ослабевает, и энергия покидает тело. Какая бы магия не проникла в ее организм, она, очевидно, отчасти послужила причиной внезапного помешательства Хоук. — Я не знаю и половины того, что она рассказала, — признает та. — Кристаллы, точки приложения... Честно говоря, я едва прослеживаю логику. Мне не доводилось изучать такую магию. Да и, наверное, это даже не магия, раз речь о гномах. Но... — и Хоук сглатывает. Именно этот вопрос занимал все ее мысли с той минуты, как они покинули подвал. — Она, похоже, уверена. Стоит попробовать. — Хоук не упоминает, сколько всего в ней живет воспоминаний. Не сейчас. Если Страхи возможно перенести, если им даже удастся найти неразбитые кристаллы... Хоук убеждает себя, что бесполезно беспокоиться об аспекте, который всплывет еще не скоро. На ее пути и без того уже стоит дракон, готовый пожрать ее целиком. Но Фенрис наверняка чувствует, что именно остается неозвученным. Он падает на колени, берет ее ладонь в свои и, склонив голову, прижимается губами к их соединенным рукам. От его прикосновения ей на губах чудится кровь. — Если ты хочешь, я могу помочь Инквизиции с поиском кристаллов, — начинает Фенрис, — но мы не знаем, останется ли то нападение единичным. Вивьен прислала зелья, но... Но Хоук все меньше и меньше времени проводит бодрствуя, и, каждый раз погружаясь в чужие воспоминания, рискует не очнуться. Хоук не знает, сколько шансов у нее осталось. Если Фенрис уйдет... возможно, так будет лучше, думает она с колотящимся сердцем. Возможно, ему не придется слушать ее крики, смотреть, как она угасает, а у измученного тела даже не хватает сил проснуться. Он сможет вернуться к умиротворенному трупу, оплакать его и — жить дальше. У Хоук сводит внутренности. Она представляет, как лежит здесь в одиночестве, ускользая навсегда, погружаясь в бездну без шанса попрощаться напоследок и подержать его за руку. — Нет, — говорит она, а в груди скребется эгоизм. — Останься. Со мной. Фенрис пожимает ее ладонь и коротко — с облегчением? — выдыхает, прежде чем отпустить ее руку и подняться. — Я схожу за едой. Уже почти рассвет. Повара скоро встанут, и Варрик обещал зайти через час. Им многое нужно обсудить: и что случилось в Валаммаре, и покушение... — Что это? — доносится до нее бормотание Фенриса, и Хоук оглядывается на дверь, до которой он не успел дотянуться. Эльф, замерев, нагибается поднять что-то с пола, и в руках у него оказывается конверт. Они, видимо, не заметили послание, когда вернулись: она — из-за странной амнезии, он — из-за того, чтобы был занят ей. — Если это очередное письмо от Дагны с вопросами про Тень, ей придется дождаться завтрака, — шутит Хоук, но Фенрис качает головой. — Обратного адреса нет, написано только «Хоук». Она хмурится и вытягивает руку — подойдя, Фенрис передает ей письмо. Это не конверт, понимает Хоук, а лист желтоватой грубой бумаги, будто изготовленной у кого-то дома. Лист ловко сложен так, чтобы не раскрыть содержимое — таким отличительным, знакомым способом... Догадавшись об отправителе, Хоук резко вдыхает, разворачивая письмо. На колени ей выпадает маленькая посылка. — Оно от Мерриль, — сообщает Хоук, на что Фенрис приподнимает брови. Он что-то спрашивает, но она целиком увлечена строчками, по которым пробегает взглядом. Почерк тонкий, неразборчивый, но тем не менее читаемый. Хоук, Я так рада получить от тебя весточку. Варрик прислал письмо — второе — и я поверить не могла. Такое счастье! Признаю, я долго ждала, что ты и сама мне напишешь. Знаю, ты помогала Инквизиции, это так интересно! Какая она, Инквизитор Лавеллан? Клан Сабре почти не вел дел с ее кланом, да и вряд ли бы мы с ней встретились, но представь, все с таким трепетом говорят не о ком-нибудь, а о долийском эльфе! Прости, прости. Когда я получила твое письмо, я поняла, почему ты молчала. Ir abelas, Хоук. Открыть в сердце новый путь — одновременно прекрасное и ужасное бремя, не говоря уже о том, чтобы пусть по нему силу. А когда ты заключила сделку с Меливией, это был не столько твой выбор, сколько крайняя мера. Так быть не должно, и я сожалею, что тебе пришлось это пережить. Но ни в коем случае не забывай, что магия — по-прежнему часть тебя. Она не демон, который таится у тебя в груди, желая вырваться на свободу. Ты сама обращаешься к Тени, и хоть мы, маги, служим проводниками силы, мы все равно могущественнее. Все в жизни находится в равновесии. Пытаясь управлять Страхами-воспоминаниями и сдерживать их, ты начала бороться сама с собой и с силой — неотъемлемой частью тебя. Да, маги стремятся к контролю, но не думай, что ты проиграла, потому что не полностью владеешь положением. Это танец, дар. Пока ты не станешь радоваться магии, живущей внутри тебя, ты будешь с ней бороться и страдать. Любую магию — даже магию крови — можно с равной легкостью использовать как во благо, так и во вред. Я думаю, именно этот аспект магии не понимают в шемленских Кругах. Если ты не пользуешься своими силами, это не значит, что они существуют отдельно от тебя. Вы должны уживаться вместе. Не ограничивай магию строгими рамками, но и не позволяй увлечь себя потоком. Ты не плотина, что сдерживает реку, и не лист, кружащийся на поверхности. Ты русло, по которому постоянно течет поток, но которое при надобности меняется, чтобы удержать его. Богиня, еще ни разу в жизни я не говорила словами Маретари. Видимо, много лет назад я все-таки прислушивалась ко всем ее урокам. Надеюсь, ты меня поняла. Еще я собрала немного трав, они помогут восстановить связь с Тенью. Знаю, ты вряд ли этого хочешь, ведь воспоминания никуда не делись, но без магии... как ты собралась с ними бороться? Я бы хотела дать тебе ответ, что делать, но мне не доводилось слышать о подобных случаях. Я поспрашиваю в эльфинаже, может, мы найдем упоминания в книгах. Ты сильно удивишься, узнав, сколько текстов пережило пожар и сколько дворян оставили половину своих вещей, просто погребенную под пеплом. О! Твой четвероногий друг передает тебе привет. Он как раз толкает меня в колено. Мне кажется, он знает, что я пишу тебе. Чтобы не вызывать подозрений, я зову его «Enasal», и он чудесным образом отгоняет воришек, но за суровой маской все еще прячется наш старый добряк. Мы оба по тебе скучаем. Бумага почти кончилась, но я напишу еще раз, когда сделаю новые листы. Dareth shiral, ma falon. С любовью, Мерриль Дочитав до конца страницы, Хоук чувствует, как в ее самообладании разрастаются трещины. Отголоски нервной энергии исчезли, как и затуманивающая рассудок усталось, вызванная отказом от магии крови. Все эмоции, в которые она не позволяла себе погружаться, сейчас грозят затопить ее волной. В письме Мерриль нет упреков, нет ни намека на злость или разочарование в том, что Хоук совершила. Нет даже слов о прощении — ее подруга просто не увидела ничего, что требовало бы их сказать. И это невозможно вынести. Хоук подбирает с коленей пучок трав, прижимает к носу и, втягивая резковатый сладкий запах, старается успокоиться, но выдох вырывается полузадушенным всхлипом, а потом и следующим. Ее обхватывают мужские руки, под весом Фенриса прогибается кровать, и Хоук, утыкаясь ему в плечо, наконец, сдается. Все, что она упорно запирала в себе, выплескивается потоком: невыносимое чувство вины за то, что она творила с момента победы над Кошмаром, неотвратимый ужас от приближения собственной смерти, стыд за состояние тела и бесконтрольную магию. Отчаяние из-за того, что Фенрис вынужден все это видеть и жертвовать ради нее своими желаниями. Он сидит молча, лишь держит Хоук, пока та плачет, слезами и соплями пачкая ему плащ из шерсти. И, что хуже всего, у нее в груди зарождается проблеск ужасающей надежды, трепещущей, словно мотылек, согревающей посреди наплыва эмоций, такой эфемерной, что Хоук не в силах пустить ее в сердце вместе со всем остальным. --- Ir abelas — «Я скорблю о твоей потере». Enasal — радость. Dareth shiral, ma falon — «Счастливого пути, мой друг».