Танцуй, ты ведь этого тоже хотела...

Не думала я, пусть даже будучи открытой, незакоплексованной, раскрепощённой особой, всё равно не думала, что решусь когда-нибудь танцевать GO-GO танцы в одном из самых популярных клубов нашего города. Но как, находясь в нервном напряжении, горя желанием расслабиться и забить на всё, да ещё и под градусом, когда душу тянет на танцпол танцевать откровенные танцы, не согласиться помочь хорошему человеку. Пять минут назад начался второй день осенних каникул, которые я, к слову сказать, уже ненавижу. После инцидента в школе с Красавиным я больше не виделась, не общалась и не собираюсь. Даже голоса его слышать не хочу! Пусть шалав своих развлекает! Но, как бы зла я ни была и как бы ни старалась не думать о нём, не выходит. И тело ноет от нехватки его рядом, и смски его читаю. А он извиняется, говорит, что я неправильно его поняла, что нам стоит поговорить, что совсем не хотел так поступать, что я его вынудила, ведь он просил не трогать Алёхину. Говорит, что я нужна ему, только я, и никого он не трахает, как я думаю, а я молчу. Прочитав, стираю всё начисто и стараюсь выкинуть из своей дурной, захмелённой головы. Не трахает, а лишь заботится! Пиздец! Это прям в край меняет дело, да! А вот сейчас я стою в гримёрной, в крутом ночном клубе, пьяно ухмыляясь своему отражению в зеркале и с решительным настроем рвусь на сцену, отклонив ещё один входящий от своего учителя танцев. Около получаса назад к нашему с Викой столику подкатил один парень, как оказалось, помощник владельца этого заведения и очень хороший друг Вики. Он видел, как мы танцуем, и ему очень понравилось. Как оказалось, у них заболели две танцовщицы, и одна площадка пустует. Вот он и предложил нам занять их место. Вика, вся сияя от такой возможности, стала меня уговаривать, упрашивать, приводить доводы и строить глазки, прям как у кота из Шрека. В итоге спустя полчаса я уже собираюсь выйти на верхнюю площадку клуба и заводить публику, танцуя в красивом нижнем белье. Забросив свой смартфон в самую глубь сумочки, я, цокая высокой шпилькой по гладкому паркету, покинула гримёрку и вышла на площадку-балкон, где уже танцевала довольная Вика. Спустя пару песен, напряжение моё как рукой сняло, возможно, завтра я и буду жалеть о том, что сейчас делаю, но именно сейчас, сию секунду, мне плевать. Адреналин бушует в крови вперемешку с мартини, тоником и виски. Эйфория накрывает с головой. И танцую я не столько для публики, которую, по идее, мы должны заводить, сколько для себя. Полностью отдаваясь во власть танца и музыки. Но позже мысли вновь вернулись, током отдаваясь по телу. Каждое движение моё, плавное, чувственное, эротичное, о Красавине напоминает, о танцах с ним. О телесном контакте во время танца, от которого дрожь по коже дробью, от которого дышать трудно становится и разум туманиться, как от крепкого терпкого спиртного. А поцелуи его, на теле моём, слаще самого дорогого шоколада. Тянет к нему, телом тянет. Хочу его. Злюсь, гордость свою показываю, характер, убить его готова из-за этой Алёхиной, чёрт бы её побрал, а всё равно хочу. Нужен он мне. Разворачиваюсь, ухожу в гримёрку, нет, не для того, чтобы звонить ему, для того, чтобы расслабиться. Из сумочки быстрым движением пальцев достаю пачку «Vogue», закуриваю. Не тянет. «Я запрещаю тебе курить, Лисицина», – эхом отдаётся в моей гудящей голове. Со злостью швыряю пачку в сторону, та глухо приземляется на паркет, и тоненькие сигареты рассыпаются по полу. Какого чёрта?! – Бутылку текилы! – заявляю, хлопнув ладонью по гладкой поверхности барной стойки, так и разгуливаю по клубу в дорогом нижнем белье, покрытом чем-то блестящим, больше смахивающим на драгоценности, чем на дешёвые стекляшки. Ошарашенный бармен протягивает мне бутылку и криво улыбается. Так я и поднимаюсь на балкон-танцпол с бутылкой текилы и продолжаю танцевать так, будто меня никто не видит, так, будто такой возможности у меня больше не будет, так будто этот танец может что-то изменить, так, будто у меня в жизни всё замечательно. Утро пришло как-то быстро и незаметно. Лёжа в своей постели без малейших признаков жизни и тихо постанывая от невыносимой боли во всех конечностях, я мысленно проклинала Самойлову за эту ночь. Нет, ни капельки я не жалею о том, что танцевала полуголая на публике, лишь бы родители не узнали, остальное всё фигня! И тут я больше за их здоровье беспокоюсь, чем за то, что мне влетит по полной программе. Но чувствовала я себя выжатым лимоном. Поэтому, забив на всё и всех, я просто валялась в постели и ничего не хотела делать. У меня ведь каникулы, могу себе позволить. Но два человека упорно не хотели оставлять меня в покое. Первым был сам господин учитель, Красавин, мать его! Мой телефон буквально разрывался, неустанно вибрируя от бесконечных его смс сообщений и звонков. Голос его я слушать не хотела, ведь как бы ни тянуло, я всё ещё не понимала, чем заслужила к себе такое отношение. А вот смски из любопытства читала и офигевала ещё больше. Не знаю, как он пронюхал о моём вчерашнем пребывании в «Vegas», но рвал и метал с самого утра. Запретив мне и близко подходить к этому заведению, и уж тем более трясти там своей задницей. Вот оно чё, Михалыч!!! То мне к Алёхиной подходить запрещается, то в клуб хороший сходить нельзя. Это как это понимать? Хочет командовать, жену пусть себе заводит или собачку. А я ему никто, так просто, девушка, с которой трахается! Трахался. Сегодня снова поеду в клуб, приглашали же, хотя ещё пару часов назад я и думать об этом не хотела, а сейчас написала подруге сообщение и оповестила о том, что поеду. Второй назойливой «мозолью» оказался ни кто иной, как Стас. И надо было ему припереться ко мне с вином и пиццей в шесть часов вечера и застать врасплох в одном гипюровом халатике с одним накрашенным глазом и растрёпанными волосами. Надо бы папе поскорее возвращаться, а то ходят тут всякие, жить спокойно мешают, я ведь не давала разрешения на его въезд, или он по дырам в заборе лазает?! Ах, да, Вика! Вика может дать разрешение. – П-привет! – промямлил он, поперхнувшись, чуть ли не выронив пиццу из рук и пялясь на моё едва прикрытое тело во все глаза. – Ну, привет, проходи, коль пришёл, – махнула рукой в гостиную, ничуть не смущаясь, и как ни в чём не бывало продолжила наносить макияж. В конце концов, предупреждать надо, когда в гости собираешься. Пусть сидит теперь и сам моего вида смущается. Как говорится, кому видно, тому стыдно. – Вынуждена тебя огорчить, но тихого семейного ужина с вином и пиццей у нас с тобой не выйдет, – говорю, придав голосу немного иронии, указывая на коробку, поставленную Стасом на столик в прихожей, – уж прости. – Знаю, Самойлова меня уже просветила, а пиццу по дороге съедим, – поясняет парень, как-то странно улыбаясь. – То есть, ты с нами поедешь? – ухмыляюсь, оборачиваясь, как бы невзначай встряхнув волосами, и направляюсь к нему, плавно покачивая бёдрами. – Да, – отвечает уверенно и смотрит то на грудь мою, готовую вот-вот вывалиться из декольте халатика, то прямо в глаза. – А ты уверен, – наклоняюсь и шепчу ему в самые губы, – что действительно хочешь ехать? – улыбаюсь, едва заметно облизнув губу. Наклоняется, так близко-близко, что губами своими я ощущаю его тёплое дыхание. Пахнет хмелем, солодом… Пиво. Ненавижу пиво! Дешёвая похлёбка! – Уверен, – отвечает парень и проводит кончиком пальца по моим губам, затем отстраняется и смеётся. Спустя час, бросив Стаса на растерзание Паши Face Control, ну прям как в той песне, мы с Викой быстренько прошли через чёрный вход. В крови играло вино и требовало продолжения банкета, поэтому, пока Стас пробирался через толпу у главного входа, а Вика о чём-то беседовала с помощником директора, я молча пила «Текилу-бум», а мыслишки-то не туда меня вели, ох не туда. Вновь о Красавине вспомнила и о ночке «Бамбария – Обезьянник», с которой, по сути, и начались наши с Дэном странные отношения. А ночка та началась с «текилы-бум». Слегка пошатнувшись от пузырьков, взрывающихся в моей голове, я спрыгнула со стула, прихватив с собой бутылку текилы, и направилась в гримёрку, где меня уже ждала Вика, возившаяся со своими волосами, которые сегодня нужно было собрать в высокий хвост. – Знаете, кого я видел на входе, – в дверном проёме, находящимся за нашей спиной и прекрасно отражающимся в огромном зеркале, появился Стас, а меня тут же оглушил звонкий визг Самойловой, не успевшей ещё переодеться. Девушка быстро схватила свою футболку, прикрыла ей обнажённую грудь и скрылась за ширмой, с гневными словами «Сволочь, идиот, убью, покалечу нахер». А застёжка на бюстгальтере, подобранном мне для сегодняшнего выступления, никак не хотела поддаваться. Уж больно замудрённая она какая-то. Смотря мне точно в глаза через зеркало и наблюдая за безнадёжными попытками застегнуть эту херовую штуковину, Стас медленно подошел ко мне, аккуратно опустил мои руки и спокойно защёлкнул механизм, но отходить, судя по всему, не торопился. Его прохладная ладонь медленно скользнула от застёжки вниз вдоль поясницы к краю крошечных шортиков и, скользнув чуть правее, легла на бедро. А у меня дыхание спёрло, и лишь ресницы хлопали сами по себе так быстро-быстро. Он медленно, очень медленно приближался губами к моему обнажённому плечу, смотря при этом мне в глаза через зеркало. А спустя мгновение моё плечо уже покрывали лёгкие влажные поцелуи, медленно перебираясь к шее. А голова ехала от выпитого спиртного, и мысли туманились от мурашек, бегущих по позвоночнику. А перед глазами лишь Красавин, лишь его руки, его губы. – Так кого ты видел, идиот нечастный?! – за спиной послышался разъярённый голос Вики, и Стас тут же отстранился и, отойдя, уселся на край столика. Думаю, Вика ничего не видела, иначе задавала бы сейчас иные вопросы. – Дэна Сергеевича собственной персоной! – воскликнул парень, ухмыляясь, а от одного имени, произнесённого им, у меня дрожь по коже промчалась. Тело просит его, только его. А разум что? А разум пьян… – Да ну нафиг, – воскликнула Вика, ударив Стаса по голове, – скажи что гонишь? – Неа, он тут завсегдатай походу, – удивился парень. – С чего это ты так решил? – не отставала подруга, желающая, по-видимому, знать все подробности. Какой-то нездоровый у неё интерес к учителю. А чего это я, в принципе, голову себе этим забиваю, и отчего внутри, в груди, слева, колет что-то, сильно колет, и увидеть его хочется до одури. – Ну а ты чего бы подумала, когда он громиле этому, что у входа в смокинге, прям в глаза так говорит: «Паша, хочешь секса?!» – Он гей! Пассив да? А громила актив?! – воскликнула Вика, широко раскрыв глаза, а Стас повалился со смеху. – Дура ты, – воскликнул парень, – вроде брюнетка, а мозгов как у Алёхиной! Песня такая у Аварии есть. – Сам дурак! – пропищала подруга, выволакивая парня за дверь. – Чего это ты Красавиным так интересуешься? – поинтересовалась я, пользуясь случаем. – Да так, – Самойлова надула губы, – хотела закадрить красавчика нашего, а, оказывается, он Алёхину трахает! Трахает же, да? – И не только её, – процедила я сквозь сжатые от злости зубы и стремительно направилась из гримёрки. – А кого ещё? Ты знаешь, кого? А откуда ты знаешь? – тараторила подруга, цокая каблуками у меня за спиной, а я лишь молча шла вперёд по пустому коридору. – Ну чего ты молчишь-то, интересно же! Стой! – завопила Вика во весь голос, что я аж остановилась и обернулась, – громилу да? Нет, тебя что ли? – пищала она, выпучив глаза, – тебя трахает? В смысле вы трахаетесть, то есть вы спите, да, блять, вы вместе что ли? Я лишь ухмыльнулась и ушла, оставив Вику в замешательстве. Попросилась выступать на центральной сцене и настроилась на весёлую ночку. На разогреве выступал какой-то местный МС, а мы пытались завлечь публику на танцпол, танцуя go-go. Нам с Викой разрешили выступить на центральной площадке, которая по совместительству была центром танцпола, а также сценой. Эта площадка отличалась от всех остальных тем, что не была ограждена, и подвыпившие мужчины уже с первой песни стали лапать нас и сверкать денежкой. Но благо секьюрити вовремя усмиряли их пыл. А мне пофиг было до них, мне до всего сейчас было пофиг, я спустилась сюда лишь по одной причине: я танцевала и искала глазами Красавина, и я нашла. Он стоял неподалёку, в полумраке, облокотившись о барную стойку и скрестив руки на груди. И даже на таком расстоянии я отчётливо видела его тонкие губы, тронутые ехидной ухмылкой, его чёрные, как ночь, глаза, прожигающие меня, испепеляющие меня, сводящие с ума. Он пил текилу, и я, танцуя с бутылкой в руке, подмигивала публике, выставляла руку с бутылкой вверх, а затем отпивала. Я уже вообще не соображала, что вытворяю, я просто танцевала, я пыталась привлечь его внимание, хотя он и так не сводил с меня глаз. Я играла на публику, как кошка, извиваясь перед ними, будь то парни или девушки, неважно. Я позволяла трогать себя лишь только для того, чтобы позлить Красавина. В какой-то момент он пропал из поля моего зрения, и руки опустились. Бутылка была практически выпита, в голове не было ни одной здравой мысли. А тело ныло «Меня тянет к нему», «Меня манит к нему», «Я хочу к нему», очередной трек сменился другим. Мы с Викой постарались подстроиться под музыку, ритмичный проигрыш был длинным, слишком длинным, кажется, вечным. И предчувствие было какое-то такое, будто произойдёт что-то, странное очень, волнительное, руки дрожать начали, сердце притихло. И вдруг за спиной послышался такой знакомый, такой родной голос. Его голос. Никаких запретов, в ритме танцуй, На секунду я даже замерла на месте, но потом опомнилась. Нельзя сейчас стоять вот так, нельзя мешкать. Либо остаюсь на сцене и танцую, либо ухожу прочь. А уходить я не хочу. Дай моим желаньям литься дождем. А голос становится всё ближе и ближе. А тело тянет на его зов. Тело покрывается миллиардом пупырышек. Одно робкое неуверенное движение бедрами. Второе, более уверенное, более чувственное, и его ладонь касается моей голой поясницы. И дрожь по телу, ледяная, возбуждающая. Новый образ жизни телом рисуй, Волна всем телом, а он так близко, так опасно, и ни о чём больше думать не могу, не хочу, и про публику забыла, и про Вику, только он и я, только притяжение между нами, только музыка, только движение полуобнажённых тел. Только сейчас, плотно прижавшись спиной к его груди, понимаю, что он без футболки. Этот бит уносит – точно знаю. Как же я скучала по этому голосу с легкой хрипотцой. Как мне его не хватало. Всего пара дней, а будто вечность прошла. Рай не там где боги сходят с ума, Его руки на моей талии, он управляет моим телом, движение за движением. Эротично, красиво, медленно, только для него танцую. Ты отдайся моему желанью. Его руки по моим изгибам, и крышу сносит, и дыхание сбивается, и тело кричит: «Возьми меня». Рай для нас, ты это знаешь сама, Тихо-тихо шепчет, кажется, только для меня. Лови дыханье. И его дыхание, жаркое, прерывистое на моей влажной коже, обжигая плечи, шею. Резко разворачивает лицом к себе и, придерживая талию, опрокидывает назад. Этой ночью, бэйби, я твой, В самые губы, практически задевая, отчего таю в его руках. Ехидно ухмыляется, рукой скользит выше по позвоночнику, выше, через шею, к волосам. Но дресс-код и жесткие правила, Поёт, не отводя глаз, и одним махом срывает с волос резинку, а те волной рассыпаются на голые плечи, спину, грудь. Если хочешь поиграть со мной, Подмигивает, игриво, двусмысленно, хитро. Приподнимает меня, отстраняется, отпускает, отступает. Шанс – ноль, я твоя мания. Ухмыляется, и ещё один припев танцует с парнями из подтанцовки. А как охуительно он танцует, так красиво, так изящно. А его тело, о боже, как оно пленительно. Так смотрела бы и смотрела на его перекатывающиеся под кожей во время танца мышцы, на его выпуклые вены, на его дорожку волосков, начинающуюся от пупка и скрывающуюся под джинсами… Ммм, джинсы явно лишние, и моя пьяная фантазия уже раздела его полностью. Верно поёт! Он – моя мания! Эта музыка движения тела, Вновь подступает, двигаясь так шикарно, подкрадывается, как хищник, а я только сейчас прихожу в реальность и понимаю, что стояла всё это время без движения. Забирают мысли прочь от меня, Подхватывает за талию и прижимает к себе так сильно, что дух захватывает. Вдох, выдох. Голова кружится. И во мне с тобой течет текила, Да, текила. Много текилы, слишком много. И без неё я бы не стояла сейчас тут с ним. И вновь делаем медленную волну всем телом, ударяясь друг о друга то грудью, то бёдрами. Заводит. Внутри чувство нарастает, тяжёлое, огромное, клубком сконцентрировавшееся внизу живота. Закипает сердце, точно знаю. Рукой по груди, слева, там, где кололо совсем недавно, и сейчас кольнуло, резко, больно, как бы знак давая. Знак чего? Рай не там, где боги сходят с ума, И руки уже не знают границ, и движения всё более чувственней. И забыли уже про всех, и плевать на мнение окружающих. Есть только желание, которому сложно противиться. Ты отдайся моему желанью, Губы от губ моих дорожкой обжигающего дыхания вниз по коже, по шее, вниз, по груди, ниже, к пупку, где вместо звёздочки второй день красуется маленькая жемчужинка. Рай для нас, ты это знаешь сама, И те же мучительные движения вверх, только не дыханием уже, а поцелуями, я бы даже сказала засосами, медленными, неистовыми. Лови дыханье. И губы накрывают губы. И поцелуй, такой желанный, такой необходимый, долгий, как никогда раньше, весь проигрыш. Затем отрываемся друг от друга и танцуем вдвоём, крепко прижавшись телами, кажется, не желая больше оставлять друг друга, только надолго ли? На одну ночь, на две, на десять, на месяц, а, может быть, на вечность? Этой ночью, бэйби, я твой, Но дресс-код и жесткие правила, Если хочешь поиграть со мной, Шанс – ноль, я твоя мания. Мания, зависимость, сумасшествие, помешательство, потребность, влечение, безрассудство, безумство, глупость, привязанность, симпатия, слабость, увлечение, влечение, страсть, а, быть может, любовь? Не знаю, как это назвать, как объяснить. Просто нужен он мне. Здесь, сейчас, завтра, всегда... Время вперед, В самые губы, прожигая взглядом. Знаю, о чём сейчас думает, его выдают глаза жадные, и плоть подрагивающая, упирающаяся в мои крошечные шортики. Нас эта ночь ждёт, Безусловно ждёт. И не важно, что будет утром. Ночь эта будет нашей. Мартини и лёд, Господи, дай устоять до конца песни, дай устоять перед соблазном отдаться ему прямо сейчас. Ты любишь это, да-а-а, Да, люблю, ни к чему скрывать. Хотела сама, Хотела, хочу, и буду хотеть. Ты сводишь с ума, Хочется надеяться, но не верится. Но это игра... Да, возможно, возможно, просто игра, но мне плевать, разум и вовсе меня покидает, когда он подхватывает меня своими сильными руками, и перекинув через плечо, уносит через толпу людей. Дресс-код и жесткие правила... Допевает по дороге где-то в середине толпы, не желающей расходиться, не желающей нас пропускать. Шанс – ноль, я твоя мания! Ухмыляется, вынося меня из клуба, прям как есть, в одном дорогущем бюстгальтере и крохотных шортиках, запихивает в машину и увозит.