Степени

Мистер Беннет оставил свою дочь на попечительство гаитянина, своего помощника, теперь уже бывшего, который должен был увезти её в такое место, о котором бы не мог догадаться никто. Даже мистер Беннет. Особенно мистер Беннет. Он знал, что когда вернётся со стёртой памятью в компанию, ему придётся самолично заниматься поисками блудной дочери, а он не хотел её найти. Но у его маленькой дочки были свои взгляды на своё будущее и на своё предназначение. Поэтому, сбежав от своего сопровождающего, она отправилась к тому, кто – она была уверена – поможет ей понять, кто она на самом деле. Все важные кусочки её жизни – мама, папа, нормальная семья – все они оказались не тем, чем являлись. Она устала разочаровываться и снова вверяться своему первому отцу, родному по сердцу. Она устала находить и терять своего второго отца, родного по крови. Она устала от своего дара, который пока что приносил больше горя, чем пользы. Она хотела быть нормальной. Хотела, чтобы с ней были честными. Чтобы кто-то принимал её такой, какая она есть. Она хотела не так уж много для шестнадцатилетней девочки. И она отправилась к тому, кого считала своим героем. К Питеру. Это было её первое близкое знакомство с особенностями семьи Петрелли, Дверь квартиры по указанному адресу открыла женщина в летах, которую язык не повернулся бы назвать старой или хотя бы пожилой, строгая и элегантная, с очень выразительным и проницательным взглядом. Назвав Клер по имени, и сказав, что Питера нет дома, она, тем не менее, пригласила её войти. Это оказалась её бабушка, и скорость и безапелляционность, с которой та взяла в свои руки судьбу Клер, и повезла её в семейное гнездо Петрелли, весьма ошарашивала. Всё это было так неожиданно, головокружительно и немного пугающе. Для девочки из Техаса весь этот огромный фамильный дом – не просто помещения с дорогой мебелью, а именно дом – со своей историей, памятными вещами, множеством фотографий – большой, живой, дышащий – был немножко больше того, что она могла сразу осознать и воспринять. И бабушка, маленькая и хрупкая на вид, сама была, как этот дом, несущая в себе такую внушительность, такую бездну, что дна её, наверное, не видел никто и никогда. Она знала всё. Вообще всё. То, что знала сама Клер, то, что знал её отец, мистер Беннет, то, что знал Питер, и куда больше, чем все они, вместе взятые. А ещё она очень хорошо умела уговаривать, хотя, постепенно приняв новые обстоятельства, Клер начала ершиться, перечить и высказывать своё мнение, не стесняясь. Наверное, нужно обладать особым даром, чтобы сразу после слов о том, что она скрывала от сына тот факт, что его дочь жива, перейти к тому, что Клер заслуживает большего, чем имеет – и не заставить усомниться в своей искренности ни на секунду. С немедленным – полным уверенности в том, что она имеет на это полное право – озвучиванием рекомендаций по поводу дальнейшей судьбы внучки. Уехать в Европу? Клер не была в этом уверена. Ей хотелось увидеть Питера и встретиться с отцом. Было так странно узнать о том, что они братья. Она думала, что Питер моложе, а отец – старше. Раньше она даже мысленно не поставила бы их рядом, а, узнав, что они братья, предположила бы, что более чужих друг другу людей на свете нет. Насколько Питер казался ей живым воплощением её мечтательного представления о бескорыстном герое, настолько отец казался размытым, плохо поддающимся визуализации, образом холодного и циничного негодяя. Но их фотографии рассказывали совсем другую историю. Разные внешне, на каждой из них они были так схожи чем-то необъяснимым, словно их всегда снимали с одного ракурса не столько визуального, сколько душевного. На общих семейных фотографиях это ощущалось меньше. На тех, где они были вдвоём – а таких было немало – ощущение резонанса исходящих от них эмоций возрастало многократно. Глядя на одну из их фотографий, на их одинаково счастливые улыбки, Клер думала, что, может, отец не так плох, если он может быть таким. И если Питер может быть с ним – таким. Ведь отец тоже не знал о ней. И сейчас, за неделю до выборов, было сложно ожидать от него публичного признания. Это она могла понять. Вот только его нежелания даже увидеться с ней, подслушанного ею, она понять не могла, но, может быть, и с этим всё было не так просто. Клер и предположить не могла, что этот человек, взрослый, очень многого добившийся, очевидно легко умеющий владеть собой и манипулировать людьми, мог просто бояться встречи с ней. Может, и правда, переждать? Улететь в Европу, а после, когда всё уляжется, вернуться. Бабушка так убедительно говорила. И Клер нравилось, что на неё смотрят всерьёз, не тащат за руку, как провинившегося ребёнка, в угол или в аэропорт, не важно, а объясняют, не выбирая мягких выражений и не скрывая ни сложности ситуации, ни её «пикантности». И ей нравилась гордость, с которой бабушка кидала фразы вроде «упрямая, как отец» или «такая же заноза, как и я». Она пока ни на что не согласилась, но про себя решила всё обдумать. * * * Бабушка всё ещё расписывала ей грядущие перспективы, когда в дверь позвонили. Это оказался какой-то незнакомый растерянный молодой человек, который нашёл адрес дома Петрелли в бумажнике Питера. Мёртвого Питера. Он привёз его тело. Питер был убит.