Степени

Те, кто пытался остановить Питера, не учитывали одного: его движущей силой был не Адам, а Нейтан. Виктория Пратт, Хиро Накамура, Мэтт Паркман – все они, все их возможности, способности и желания воспрепятствовать Питеру были бессильны перед смесью одолевающих его слепых чувств: вины перед братом и благодарности перед Адамом. Никакие доводы – разумные, логические или эмоциональные – не выдерживали конкуренции. Ни порция дроби в грудь от миссис Пратт, ни громкое «он убил моего отца!» Хиро Накамуры, ни мысленное «он хочет уничтожить мир!» Мэтта Паркмана. Ничто. Всемогущая запутавшаяся стихия на привязи у сошедшего с ума мизантропа. Адаму безмерно повезло с ним. Теперь он почти не вмешивался в маневры Питера, больше наблюдая, чем озвучивая, как тому поступать. Тем более что возможностей для импровизации уже почти и не было. Цель была определена, алгоритм действий, по большому счёту, тоже. Ну… до самого последнего момента. О внезапных изменениях в планах Питеру предстояло узнать лишь в самом конце. А пока он шёл вперёд, многофункциональной кладезью суперспособностей, легко лавируя между всеми встающими перед ними преградами. Оживая после смертельного выстрела Виктории, проваливаясь вместе с Хиро во вневременную паузу, отражая ментальную атаку Мэтта, и не думая о том, что с последними двумя он некогда был на одной стороне. Единственное, что он неосознанно стал делать после внезапного, огорошившего его убийства миссис Пратт – это лишать всех противников возможности к сопротивлению, не лишая их жизни. Упредительно. Дабы избежать провокаций. Пусть лучше лежат без сознания в стороне, чем бездыханные посреди поля боя. Хотя бы на время, но гарантированно. Они шли по коридорам здания, почти не останавливаясь, на ходу расчищая себе дорогу до ящика пандоры, сейфа компании, скрытого в недрах огромного склада, дорогу к которому знал мало кто из непосвящённых. Энергично обезвреживая встретившихся по пути охранников. Углубляясь в мрачнеющий с каждым поворотом лабиринт, закончившийся как раз тогда, когда Питер уже начинал думать, что они будут бродить тут вечно. Дверь сейфа выглядела впечатляюще. Наверняка не каждый банк мог похвастать подобным. Питер остановился, в прямом и переносном смысле упёршись в стену. Почему-то именно сейчас, в нескольких шагах от цели, на него накатили сомнения в собственной правоте и собственных силах. - Не уверен, что смогу это сделать, – пробормотал он. - Ну, нам-то терять нечего, – уже не скрывая нетерпения, саркастично заметил Адам, – на карту поставлена всего лишь судьба человечества. Да. Человечество. Самая большая величина в формуле его личного покоя. Борьба со злом и мир во всём мире. Предотвращённый взрыв Нью-Йорка, нарушенные планы кукловодов, контроль над способностями, вернувшаяся домой Кейтлин, уничтоженный вирус, что-то там ещё, и ещё, и ещё… и живой брат. Живой брат после взрыва. Живой брат после эпидемии. Живой брат после выстрела. Просто. Живой. Нейтан. Или это уже другие переменные? Это уже не про человечество? Ведь всё же должно быть очень просто! Почему же он так запутался? Ну почему?! - Там, в будущем, почти все погибли. А ты можешь всё изменить. Ты нужен нам, Питер. Ты нам всем нужен! Так открой дверь! Да. Он всем нужен… Вскинув руку, вложив в этот жест всю свою волю, Питер «коснулся» двери. Большой, блестящей двери, неизвестной толщины и с невообразимым количеством замков. Не поддающейся ни на первое усиление воздействия, ни на второе. Но мысли о том, чтобы отступить или заново сосредоточиться не возникало. Он просто продолжал давить своим намерением, постепенно увеличивая нажим, каждую секунду переступая через новый предел резерва своих сил. Если бы Клер не подарила ему способность к регенерации, вероятно, он сдулся бы почти сразу. Но тело следовало его пожеланиям, всё активнее восполняя выкачиваемую из него энергию. Некоторое время ничего не происходило. Дверь дрогнула неожиданно, когда на лице Адама уже начали появляться разочарование и досада. Ещё немного – уже на пределе ресурсов Питера – и она, с ужасным звуком корёжимого металла и разлетающимися в разные стороны выдернутыми с мясом запчастями, двинулась в сторону, ломая замки и освобождая место, достаточное для прохода в самое тайное место компании Прайматек. И вовремя. «Отпустив» её, Питер со вскриком отшатнулся назад, откидывая руки. С трудом сохраняя равновесие, истощённый и физически и эмоционально, он вытер пошедшую носом кровь, и, отходя, устало бросил: - Иди… за вирусом. Радость победы почему-то не спешила его посещать. Внутри копошились не слишком понятное неудовлетворение и вполне понятная усталость. Он был откровенно измучен, и не чувствовал себя способным на что-то значимое прямо сейчас. И желал только одного: чтобы это всё поскорее закончилось. * * * - Постой, – Мэтт притормозил у входа в Прайматек, со странным, неловким, но насупленно-решительным видом, – пока мы тут, я хотел тебя спросить. Питер также опасен, как на Кирби-Плаза? Ну… тогда, со взрывом. - Я готов жизнь ему свою доверить, Паркман, – без колебаний ответил Нейтан, и посмотрел на него с вопросительным ожиданием, категорически не собираясь понимать, к чему тот клонит. - Да… – слегка расстроился его демонстративной «недогадливостью» Мэтт, – но твоя мать… – он совершеннейше не знал, как об этом сказать, но был уверен, что сказать нужно, – …она сказала, что если придется, я должен убить Питера. Вот, значит, как… Нейтан точно понимал, что эта материнская инициатива несомненно имеет какой-то смысл, вероятно даже благородный и жертвенный с некоей точки зрения. Но также несомненно этот смысл находился где-то вне пределов его личного понимания. И даже не просто «где-то», а очень и очень далеко. До такой степени, что будь он сейчас рядом с матерью – и вероятность совершить в отношении неё что-то непоправимое была бы велика, как никогда до этого прежде. Странно, но все эти её полутоновые игры, вызывающие у него теперь глубокое отвращение, выступали и катализатором, возрождая все его навыки по ведению подобных холодных битв. Возвращая к жизни мистера Петрелли – супер-человека без супер-способностей, умеющего улыбаться во время ярости и быть спокойным во время бури. Переварив услышанное, не отводя взгляда от Мэтта, он очень убедительно, не позволяя тому думать, что он слеп в защите брата, ответил: - Советы моей матери ни к чему хорошему ещё не приводили. Если Питер будет мешать, я с ним разберусь. Не знающий заранее его реакции, и с осторожностью взирающий на него, Паркман ощутимо расслабился, и серьёзно кивнул, подтвердив, что понял просьбу. * * * Было несложно проследить путь Питера и Адама по валяющимся то тут, то там бесчувственным телам охранников. К первым нескольким Паркман подлетал, сбиваясь с ног, но, раз за разом убеждаясь, что все они живы и лишь обезврежены, перестал вздрагивать при каждом новом лежащем ничком человеке, а под конец перестал даже подходить к ним. Нейтан сосредоточенно вышагивал вперёд, всё быстрее и быстрее, переходя практически на бег. Его не отпускало чувство, что они могут опоздать. И что Питеру, со всеми его свехспособностями, грозит опасность. Если даже их мать готова кидать собственных детей в топку великих целей, так почему бы и другим не захотеть сделать того же самого? Они договорились, что первым с ним «поговорит» Мэтт. Всегда оставался шанс, что Питер ещё не научился внушать мысли, и – что было даже важнее – не научился отражать внушённые. Главным было остановить его сейчас, а уже потом, после уничтожения вируса и поимки Монро, у них будет время для выяснения правды и открывания глаз. Питер поймёт, обязательно поймёт после. А если у Паркмана ничего не выйдет, то тогда на сцену выйдет он, Нейтан. Что-то позволяло ему надеяться на то, что если и стоит кого-то оставить в качестве последнего шанса – так это себя самого. То, что за этим мог скрываться страх новой встречи с братом, страх за свою реакцию, за то, что он так тщательно избегал вспоминать в эти дни, Нейтан старательно не думал. Это же сущий бред, думать о подобном, когда на карту поставлены судьбы мира. Сущий бред… Он прижался спиной к стене коридора, в метре от поворота, за которым, если верить плану здания, в паре десятков метров, находилась дверь сейфа. И Питер, если верить собственному слуху. Всего пара фраз – негромких, глухих – очевидно, для Адама, а Нейтана как будто сдавило обручем. И всё. Тишина. Даже когда Мэтт, не останавливаясь, лишь кивнув в ответ на его мрачный взгляд, завернул за угол. Только его медвежьи шаги. Широкие, уверенные. И больше ни звука Да что же там? Чёртовы менталисты. Что там у них происходит?… Нейтан прикрыл глаза, откидывая голову, прижимая к стене сжатые кулаки, остужаясь холодом этих проклятых богом стен. Что происходит с ним?… Пока можно было бежать, буквально или образно, задействуя свой мозг, свои ресурсы на всю катушку, он мог обманываться тем, что пройдёт время, наступит нужный миг, и он достигнет той точки, на которой можно будет совершенно расслабиться, повернуться спиной к любой стороне, любому человеку, и, что ещё важнее – повернуться лицом. И к Питеру тоже. Снова защищая его ото всех, и не сходя с ума от того, что и от себя нужно защищать тоже. И он бежал, и остановок пока что было мало – освобождение матери и погоня за Питом не предполагали много времени для досуга – но эти остановки были подобны падению в чистилище. Огромное, равнодушное чистилище, отскребающее грехи и пакость огромными проволочными щётками, раздирающее мысли и полощущее душу. Глаза вдруг резко защипало, как будто какой-то особо усердный божий агент, беспорядочно шоркая щёткой, неожиданно попал на очень больное место. Кое-как разжав затёкшие от напряжения кулаки, Нейтан потёр пальцами столь же напряжённый лоб, с силой заглаживая колючий пульс на висках – отголосок непролитой солёной боли. И дальше, за линией волос, пробираясь пальцами сквозь непослушные пряди, не отдавая себе отчёт в том, насколько отчаянным это выглядело со стороны: застывший на месте, склонённый человек, обхвативший обеими руками голову. Звук шагов усилился, к нему присоединился ещё один, как будто кто-то пошёл навстречу Паркману. Или от него. Ещё мгновение – и пространство коридора прорезал гулкий крик Питера, многократно отразившийся от бесконечных стен: - Ты ещё не понял? Ты не за то сражаешься! – а мимо поворота, с немаленьким ускорением пронёсся скользящий по полу, оглушённый Мэтт. Моргнув, Нейтан уставился ему вслед, дождавшись, когда тот остановится и обмякнет в нескольких метрах от него неподвижной грудой, признался сам себе, что абсолютно не готов ко встрече с братом, отлепился от стены и вышел ему навстречу. Бледный, взъерошенный, в распахнутой куртке, с покрасневшими, как будто пережившими песчаную бурю, глазами. Безоружный. Не вскидывающий дробовик, не заносящий над головой меч, не пытающийся проникнуть в мысли, и даже своё собственное оружие – фирменный повелительный взгляд – как будто оставивший дома. И с голосом подстать: хриплым, ненапористым, негромким: - А как же я, Пит?… - Нейтан? – Питер взволнованно дёрнулся ему навстречу, но остановился, скованный попыткой уложить в одну канву своё шествие к спасению мира – ради мира, но куда больше ради брата – и тот факт, что тот сам сейчас стоял перед ним, кажется, собираясь отговаривать. - Я тоже сражаюсь не за то? – с душевынимающим взглядом спросил Нейтан. Да… Нет!… они просто обманули его – мама, Мэтт, Хиро, Виктория, все, кто хоть как-то связан с компанией – все они или обманывают или заблуждаются. И Нейтан – он тоже ошибается, он будет придумывать сейчас тысячи причин, чтобы его остановить, но он просто не понимает, не понимает! - Я был в компании. Видел историю Адама, – Нейтан медленно двинулся к нему, осторожный и настороженный, следящий за каждым своим словом и жестом, до умопомрачения боясь толкнуть Питера в пропасть, как всегда, когда тот стоял на краю, – я видел, кто он и чего добивался. Пит… он пытался распространить вирус. Растерянный, снова с этой кошмарной морщиной на переносице, снова закрывшийся в своей мужественной скорлупе, выглядывающий из-за неё, Питер упрямо хмурился, как ребёнок, которого убеждали в том, что киношный герой – не настоящий. - Хочешь знать, как исцелились твои ожоги, Нейтан? – нечаянно звонко возразил он, – он ввёл тебе свою кровь, а я стоял рядом! Ты должен его благодарить! - Он меня использовал, – напротив, хрипло, ответил Нейтан, – использовал, чтобы заманить тебя! – он подходил к нему всё ближе, как будто не замечая, как тот подавленно отступает перед его усиливающимся напором, – разве ты не понимаешь? Он пытался тебя заставить! - Нейтан, он… - …Питер, – перебил тот его, останавливаясь на месте, но незримо продолжая своё движение всё более весомым, давящим голосом и взглядом, пересекающим пространство, разделяющее их с братом, касающимся его, приникающим, проникающим, пробивающим до мурашек, насквозь! – тогда, на Кирби-Плаза, когда я тебя унёс оттуда, я сделал это потому, что верил в тебя! – и когда между ними остался один только этот взгляд, еле слышно закончил, – ты мой брат, Пит… я люблю тебя… Благодарность перед Адамом за спасение Нейтана категорически пасовала перед единственным человеком, которым мог бы составить этой благодарности конкуренцию – самим Нейтаном. Кто-то другой умилился бы тому, как трогательно они выглядят сейчас со стороны; но Нейтан бы испугался и в тысячный раз проклял самого себя за переступание очерченной недавно черты; а Питер сгорел бы в ответ слепящим пламенем… только никто их сейчас не видел, а им двоим было чертовски не до того. Они замечали только обоюдную невозможную открытость, дозволенную лишь для того, чтобы отстраниться от всего чужого, наносного, инородного, оставив только эту узкую полосу между их взглядами; для того, чтобы услышать друг друга, поверить, и, посреди всего этого бедлама, понять. Питер застыл, поражённый мыслью о том, как далеко зашёл в своих заблуждениях, ослепший в незнании о том, что делать дальше. - Ты можешь доверять Адаму? – помогая ему, укутывая, спасая от новых ошибок, задал Нейтан очень простой, лакмусовый вопрос. Ещё больше углубив изломанную складку между бровей, тот поджал губы и оглянулся на приоткрытую дверь, за которой несколько минут назад скрылся Адам. Некстати впав в лёгкое оцепенение при виде напряжённых мускулов на его шее, Нейтан чуть не упустил момент, когда Пит сорвался с места и побежал в сторону сейфа. Стряхнув наваждение, он ринулся вслед за ним. * * * В другой стороне от них, на полу заворочался постепенно приходящий в себя Паркман. По спинам убегающих братьев ему было совершенно непонятно, что творится и кто кого в чём переубедил, поэтому он, кряхтя и шурша, кое-как поднялся на ноги и двинулся в том же направлении.