Степени

Почему он позволил Нейтану уйти? О нет, не потому, что поверил. Просто… понял, что у того не было иных вариантов. И как бы ни пронизывал сейчас Питера страх, он знал, точно знал – бесконечно уговаривал себя в этом – что поступил правильно, не став осложнять его уход. За одно только он был зол на самого себя: что такой – без способностей – он не смог пойти следом. Вместе с ним. Или тайком, за ним – он решился бы и на это. Всё в нём рвалось последовать за братом. Но здравый смысл, в кои то веки взяв верх над эмоциями, чопорно напоминал – его присутствие рядом с Нейтаном скорее всё усугубит, чем поможет. Так что он сделал лучшее, на что был сейчас способен – предупредил его. И теперь ему оставалось лишь беспрестанно уговаривать себя в этом, и изнывать от переживаний, и клясть себя за собственную слепоту, позволившую ему так глупо подставиться. С его-то эмпатией… Хотя кто бы мог ожидать на его месте такого от собственного отца? Нейтан. Он, предупреждённый, теперь сможет. Если глупость Питера поможет Нейтану, значит, она того стоила. И потерянных способностей и очередных разрушенных иллюзий. Лишь бы помогло. Только бы набраться терпения, чтобы дождаться его возвращения. Питер чувствовал себя разбитым, тело ныло каждой клеткой, и логичнее всего было сейчас упасть и забыться, но разум – хоть и тоже нуждался в отдыхе – словно хапнул двойную дозу энергетиков. В голове шумело, вестибулярный аппарат то и дело давал сбои, но уснуть Питер сейчас просто бы не смог. Ему нужно было что-то делать. Чтобы не думать о Нейтане, отправившемуся к отцу. Чтобы не думать о Нейтане, стискивающем вчера его запястья. Чтобы не думать. Делать что-то полезное. И не подвергать при этом опасности никого другого. Убедив Клер в полной своей физической несостоятельности и в том, что, пока он отдыхает и набирается сил, ей нужно найти мистера Беннета и рассказать тому о нежданном воскрешении мистера Петрелли, Питер дождался, пока она, придирчиво оглядывая его, придёт к тому же логическому выводу и, удостоверившись, что всё с ним в относительном порядке, отправится домой. Ему было стыдно за эту полуправду, но он ведь не сказал ей, что будет набираться сил дома. Значит, почти не солгал. И всё же от этого было слегка гадко. Избавленный от необходимости держать лицо, он вдоволь настонался, натягивая кроссовки; вспомнил о такой важной для простых смертных вещи, как лекарства, добрался до своих старых аптечных запасов; проверив сроки годности, принял сразу несколько спазмолитиков и, не дожидаясь, пока они подействуют, накинул куртку и отправился к Мэтту Паркману. Не зная, что почти сразу же после его ухода в квартиру нагрянули «солдаты» Пайнхёрст. Даже не догадываясь, что спас от похищения и себя, и Клер. Мистер Петрелли продолжал гореть желанием собрать подле себя всю семью. Конечно же, не потому, что истосковался по ощущению родства. Просто это казалось ему правильным. Потому что, вопреки его хроническому раздражению, они всё-таки обладали неплохим набором способностей, и так или иначе он не собирался развеивать по миру ни самородки, ни крупицы этих генетических драгоценностей. Добровольно или принудительно – он собирался выжать из них всё. Его рекруты рыскали по городу в поисках несговорчивых членов семейства, а сам он продолжал контролировать изыскания доктора Суреша, вовремя снабжая «ресурсами» и подстёгивая. Он долго ждал. И теперь, когда почти все части механизма его плана были на месте, нетерпение давало о себе знать. А пока можно было заняться Сайларом. Тот нуждался в огранке. И заслужил её. * * * Тёмное гулкое помещение, куда мистер Петрелли предложил войти Сайлару, немедленно закрыв за ним дверь, было последним местом, которое тот ожидал увидеть после обещания научить его забирать чужие способности без убийств. Кабинет, лаборатория, выход на задание – что угодно удивило бы его меньше, чем эта огромная пустота в самой утробе здания Прайматек. Мистер Петрелли дважды удивил его за последние полчаса. Сначала, когда, пряча усмешку, заявил, что знает, кто именно помог Питеру не убиться. Потом – когда заявил, что ключом Сайлара к бескровному получению даров является сострадание. При этом он настойчиво называл его Габриэлем и говорил спокойно и без капли патетики, и кто-то другой, возможно, и сам Сайлар какое-то время назад, наверняка бы повёлся, слишком небанален и убедителен был этот чёртов старик. Но нынешний Сайлар не видел за этим ничего, кроме ещё более тонкого расчёта. Наблюдательность вместо сочувствия. Ум вместо доброты. Желание заполучить слепого в своём доверии, привязанного чувствами слугу вместо рассчитывающего на некоторые проценты наёмника. Он даже не мог как следует расстроиться из-за этого. Ещё один псевдодруг – хоть и с другого поля, чем все, кто были до этого. Ещё один предатель – но Сайлару отчего-то именно сейчас это было безразлично – перегорело. Человек, который должен был принести пользу и, при должном уровне бдительности, не успеть причинить вред. Хотя это помещение – это было неожиданно, и от этого пугающе. Но Сайлар надеялся на свои инстинкты и верно полагал, что у мистера Петрелли были на него слишком большие планы, чтобы тот нанёс ему какой-нибудь ущерб – неважно какого рода. Скорее, это был какой-то тест. Проверка или тренировка. Что-то вроде того. Ведь так? Сайлар замер взведённой пружиной, не зная, чего ждать и вглядываясь вперёд. Свет проникал через узкие щели, рисуя полосы вглубь комнаты, но это скорее не давало привыкнуть к полной темноте, чем помогало хоть что-то разглядеть. В самой глубине блеснул голубоватый электрический разряд и Сайлар узнал ту, которая некогда спасла его тело, но помогла сгубить душу. Но прежде, чем он успеть сделать хоть шаг по направлению к ней, раздался негромкий лязг цепей, и под шипящее – ты!? – и немыслимой силы вспышку молнии он умер, мучительно, но, наверное, очень красиво, даже не успев упасть. * * * Элль знала, что Сайлар бессмертен. Но он мог испытывать боль и, разрывая на множество кусков его тело, она надеялась, что это принесёт ей хоть какое-то облегчение. Он послушно взорвался, заливая комнату душераздирающим криком и светом сгорающей дотла плоти, и долго восстанавливался потом, сначала под отвратительный звук нарастающего на костях нового мяса, потом – когда стал на это способен – под собственные стоны. Запах недавней смерти был ещё горек и плотен, когда он опёрся, наконец, на здоровые руки и, приподняв голову, посмотрел на свою убийцу. Без ненависти и страха, с тошнотворной, ослепляющей жалостью. Буквально швыряя её этим взглядом в истерику, заставляя биться в цепях и вопить, проглатывая буквы и целые слова: - Я прикончу тебя, сукин сын! Я убью тебя, клянусь! Убью тебя!!! Он смиренно принимал каждое её слово. Он уверял, что не хотел убивать её отца, что он вообще никого не хотел убивать – она же знает, ведь это же она когда-то спасла его. Обещал, что не станет опускаться до извинений, что она заслуживает больше – заслуживает мести. Ей было нужно выплеснуть боль. Ему тоже было что-то нужно. Возможно, хоть какое-то искупление. Возможно, что-то однозначно честное после всех игр в семью. И, шаг за шагом приближаясь к ней, он уговаривал: - Весь гнев… всю боль… можешь выместить на мне всё… я выдержу… всё выдержу… И она захлёбывалась в рыданиях, и снова и снова била его током. Уже не до смерти, как в первый раз, но до самого крайнего предела, заставляя корчиться в судорогах и вонять горелой плотью. А когда он всё-таки умер ещё раз, после самого затяжного разряда – не взорвавшись, а, по ощущениям, просто истлев – очнувшись уже на полу, ничком, без сгоревшей прямо на нём футболки и без каких-либо сил на то, чтобы встать хотя бы на колени, она посмотрела на него пустым взглядом и, больше не пытаясь ничего делать, прошептала: - Ну давай, убей меня… прошу… Она тоже лежала, совсем рядом – он почти успел до неё дойти. В ней больше не было гнева, она послушно выплеснула его вместе с исторгнутой энергией, но, вопреки ожиданиям, лучше ей от этого не стало. Стало хуже. Причиной боли было что-то другое. Что-то… что требовало сил, чтобы хоть как-то держаться. А сил больше не было. Глаза в глаза. Над самым полом. Ни убить, ни умереть. Величайшие неудачники в истории героев. Сайлар выставил вперёд руку, сложив пальцы в особом жесте, привычном для надрезов на черепе, и спустя пару бесконечных секунд, рассёк кандалы на запястьях Элль. Повергая её, притихшую в ожидании смерти, в неконтролируемую дрожь. По её щекам, цепляясь по пути за прилипшие спутанные пряди волос, по старым проторенным дорожкам покатились новые слёзы; в ладонях начали потрескивать разряды. Снова. Обещая ад. В ней не было больше ни злости, ни сил, и ближайшее будущее грозило ей таким болевым шоком, из которого она могла выйти или мёртвой или сумасшедшей. Если только она уже не сошла с ума… Кое-как поднявшись с пола, Сайлар опустился перед ней на колени и посмотрел так, что лучше бы убил. Это всё ещё была жалость, но теперь – наверное, потому что он подошёл так близко, или это сквозь слёзы начало мерещиться всякое – она будто смотрелась в зеркало. Она видела в его глазах то, что чувствовала сама. Но от этого тоже становилось только хуже. - Убей меня, забери способности – ты же этого хочешь, – пыталась она дразнить его. Прямо так, дребезжащим голосом и с потёкшей тушью, всё равно товарный вид её дара от этого не зависел. - Убей меня – и вся боль уйдёт! – жарко обещала она в ответ на его жалость. И торопила его, и увещевала, но он только качал головой и, со всё более искажающимся лицом, говорил, что не будет, не хочет убивать, как бы ему ни хотелось избавить её от мучений, и, сглатывая горечь и собственные, невесть откуда взявшиеся слёзы, твердил, что намерен стать другим. Что хочет стать лучше. - Ты чудовище, – нежно возражала она, – как и я. А он терпеливо пояснял ей, почему это не так. Продолжая стоять на коленях, продолжая отслеживать отблески слабого света на её мокром лице. Ничего нового, никаких научных открытий. Отсутствие детства, требовательные родители. И всё это помноженное на способности и понимание с самых пелёнок – они не такие, как все. Они просто не знали, что делать. Их никто не научил. Им никто не помог. Хотя – она ведь спасла его тогда из петли. - Я спасла тебя, чтобы потом использовать, как подопытное животное. - Ты просто исполняла приказы. Но я прощаю тебя… Глаза в глаза. Друг перед другом на коленях. Уже без криков и без слёз. Элль мелко дрожала, но уже не столько от эмоций, сколько из-за слабости. Она вздрогнула сильнее лишь единожды, когда Сайлар, потянувшись, легко коснулся её плеча и, недолго придержав его, отпустил и отстранился назад. А потом – она слишком погрузилась в путаные размышления о том, зачем он это сделал, зачем он вообще сюда пришёл, и почему её плечо теперь одновременно и стынет и горит – и пропустила момент, когда её перестало колотить; когда её тело, похоже, без участия занятого собственными проблемами разума, решило, что для поддержания жизни ему больше не нужно напряжения, ни физического, ни какого-либо иного. Неизвестно, сколько времени она просидела так, простившей и себя и Сайлара зарёванной идиоткой с рассеянным взглядом, вряд ли слишком долго, но когда всё-таки пришла в себя, то первое, что она осознала – что боли больше нет. И в тот же миг, почувствовав на ладони странную щекотку, Сайлар поднял перед собой руку и замер, неверяще глядя на проскакивающий между пальцами голубоватый огонёк электрического разряда. Сострадание? Мистер Петрелли сказал, что ключом к получению даров является сострадание? Тяжело задышав, Сайлар сморгнул выступившие от потрясения слёзы, и снова уставился на свет в своей руке. Этого не могло быть. Хотя бы не так просто. Нет… Хотя, о чём это он? Он ведь должен был быть счастлив… О, он и был счастлив! Он, нахрен, был сейчас самым счастливым человеком на свете!!! В нём было столько счастья, что, собери он его в одну кучу – и этого бы хватило, чтобы заставить подавиться им всех тех, кто мог бы раньше подсказать ему о том, что он мог и не убивать! Он! Мог бы! Не убивать! Этой бы кучи счастья хватило и обоим Сурешам, и всем, кто звался его родителями, и Беннету, и кто там ещё особо умный встречался на его пути?! Всем… кто так и не потратил ни толики своего ума и опыта на то, чтобы посмотреть на него не как на образец для экспериментов и не как на прирученного монстра. Он был уверен, хватило бы и толики, если бы только этого хоть кто-то захотел. Всем… его счастья хватило бы всем… Он рыдал в открытую, даже не пытаясь вытирать крупные, бесконечно катящиеся капли. Он действительно был счастлив. Ему больше не нужно было убивать, чтобы утолить жажду. Ему оставалось только принять тот факт, что он узнал об этом лишь сейчас, а не до своего первого убийства. * * * Глазок видеокамеры в самом углу комнаты был незаметен в полумраке. Мистер Петрелли остался доволен увиденным. Все, кто пытался завладеть Сайларом раньше, были глупцами. И те, кто боялись его жажды, заковывая всеми возможными способами, и те, кто делал на эту жажду основные ставки. Впрочем – мистер Петрелли был уверен в этом – дорогая жена наверняка должна была предполагать, что беднягу можно было научить получать способности не только через убийства, но и через эмоции. Даже без маячившего перед носом Питером с подобным умением она должна была до этого догадаться. И наверняка догадалась. Но – и в этом мистер Петрелли тоже был уверен – предпочла, чтобы сначала «новый сын» собственноручно помог довести её прошлогоднее покушение до конца; дождалась бы вестей о кончине мужа, публично всплакнула, и опосредованно, через десятые руки, освободив Сайлара от его креста, первая бы удивлённо возликовала этому. Дорогая жена. Она по-своему восхищала его. До сих пор. Жаль, что после достижения всех своих целей, ему придётся лишить её жизни. Несмотря на её атавистичную преданность сыновьям, с ней было нескучно. Отвлёкшись от размышлений о жене, мистер Петрелли вернул своё внимание к экрану и, приподняв одну бровь, скривил в усмешке губы – задушевный разговор притихшей, прислонившейся к стене парочки то и дело раскрашивался смущёнными улыбками и как будто бы случайными прикосновениями. Даже в этом он не ошибся. Теперь у них есть своя, как они считают, личная маленькая только им понятная тайна, и он не станет отнимать у них такую удобную для спайки команды причину. А, судя по излучаемому обоими в прямом и переносном смысле энтузиазму, с которым Элль сейчас учила Сайлара пользоваться подаренной ею способностью, и с которым он это обучение принимал, команда из них уже состоялась. Что же, тогда не стоит и тянуть. Пришло время познакомиться с внучкой, и теперь ему есть кого за ней отправить.