***
Брутус Боргин обладал двумя несомненными талантами: он мог с легкостью отличить старинные магические артефакты от дешевого новодела и у него была потрясающая память на лица и мимику. Что до знаний в артефакторике, то Боргин ежедневно мысленно говорил «спасибо» Катаракту Бэрку. Именно этот талантливый бездетный волшебник тратил время на сына своего делового партнера, обучая всему, что знал. За вторую способность нужно было благодарить собственного папашу. Чтоб ему! Рано оставшись вдовцом, Боргин-старший был человеком весьма жестким, если не сказать, жестоким, к тому же крепко пьющим. И чтобы не попадаться ему под горячую руку, Брутус научился замечать и запоминать малейшие жесты и гримасы, стараясь по легкому движению бровей или ресниц распознавать изменения настроения. Он виртуозно считывал реакции и мгновенно перестраивался. В конце концов, подобные таланты весьма пригодились ему во взрослой жизни, учитывая своеобразное направление деятельности и контингент визитеров. Сейчас Боргин перебирал приобретенные по случаю магические артефакты, размышляя, какую стоит сделать накрутку: в два раза или в три? Вещи были далеко не рядовые, настоящие произведения искусства! В этот момент он услышал хлопок входной двери и звякнувший колокольчик. «Моргана, кого там принесло! Как же не вовремя!» Тем не менее, осмотрев свое отражение в висящем справа от него зеркале, Боргин привычно надел на лицо фирменное услужливо-подобострастное выражение и приоткрыл занавеску, отделяющую лавку от подсобных помещений, пытаясь рассмотреть нежданного визитера. Надо признать, задачей это было довольно непростой. Одним из главных пожеланий его клиентов было соблюдение анонимности, поэтому лавка освещалась лишь парой свечей. Сейчас и так небольшая комната, заставленная витринами и шкафами, казалась еще меньше: мощная фигура заслоняла собой неясный свет уже меркнущего дня, пробивающийся сквозь пыльное окно. «Фенрир? — изумился Брутус. — Я же платил в этом месяце! Ну, я ему!» Он вытащил из рукава палочку и уже было шагнул вперед, когда заметил рядом с оборотнем тоненькую невысокую фигурку. «Ребенок? Лица не разглядеть… Темно, да еще и кепка на голове. Козырек длинный, создает дополнительную тень. Видны лишь рот и подбородок. Значит, не поборы… Так какого Мордреда Фенрир сюда заявился?» — подумал Боргин и негромко кашлянул, привлекая к себе внимание. Визитеры обернулись на звук и Боргин вздрогнул. Жесты и мимика спутника Сивого были ему знакомы. Привычный угол, под которым ребенок слегка откинул голову назад. Знакомая небрежность, с которой он засунул левую руку в карман и, судя по всему, сжал ее там в кулак. Изгиб губ в уже виденной когда-то приветственной полуулыбке. Хотя вот улыбка… Возможно, ей немного не хватает холодности. Но когда правый уголок рта ребенка дернулся чуть выше, придавая улыбке легкий оттенок иронии, Боргин потрясенно прошептал: – Том? У тебя получилось! Память, и раньше никогда не подводившая Боргина, услужливо вытащила на белый свет давнее воспоминание.***
Это произошло 31 декабря 1940 года. В тот промозглый зимний день после обеда одиннадцатилетний Брутус воспользовался сносным настроением отца и увязался с ним в лавку. Дело в том, что утром мистер Бэрк прислал ему письмо, в котором сетовал, что снова заболел, а новогодний подарок для него, Брутуса, забыл в магазине. Надо сказать, Боргин-старший был не слишком рад компании, но, тем не менее, возражать не стал. В конце концов, сын станет единоличным и полноправным хозяином в лавке, так что пусть приобщается! А то вон Катаракт уже на ладан дышит. Правда, положа руку на сердце, он этим занимается уже последние лет десять. Ну да все когда-нибудь заканчивается! Брутус шел вслед за отцом по улице, с интересом оглядываясь вокруг: Косая аллея бурлила как никогда. То тут, то там можно было увидеть оживленные группы людей, разговаривающих и спорящих в голос. Война! Лондон уже третий месяц подвергался массированным бомбардировкам(3). Огромные разрушения, тысячи погибших и раненых! А вот магический квартал не пострадал. Сюда не упала еще ни одна бомба. Хотя иногда и здесь тонко звенело стекло в окнах, чуть подпрыгивали на столиках кафе чашки и эхом доносились звуки от разрывающихся в магловской части Лондона снарядов. Но тихо и совсем не страшно, как дальняя гроза. Все комнаты в постоялых дворах Косой аллеи и даже Лютного переулка были сняты на несколько месяцев вперед. Владельцам гостиниц пришлось задействовать силы министерских магов, чтобы расширить пространство зданий и вместить всех эвакуированных из магловской части города волшебников. «Ежедневный пророк» в режиме нон-стоп возносил хвалы Великой Хогвартской четверке, тысячу лет назад окружившей магический квартал защитными заклинаниями такой силы, что они держали удар извне до сих пор, а заодно пел дифирамбы Альбусу Дамблдору. Да, как раз тогда это имя прогремело на всю магическую Британию. Нет, он и раньше был известен как талантливый ученый-исследователь, профессор трансфигурации Хогвартса и член Визенгамота. Но в эти тревожные дни о нем заговорили как об умном и дальновидном политике, а, возможно, и будущем министре магии. Дело в том, что именно он инициировал эвакуацию, проинформировав министерство о местах и времени бомбежек, и тем самым спас жизни многих и многих волшебников. В кулуарах министерства поговаривали, что у Дамблдора был информатор в ближайшем окружении Гриндевальда. Но называть его имя профессор категорически отказывался, мотивируя это тем, что не желает подставлять достойного волшебника-патриота, оказавшего неоценимую услугу магической Британии и продолжающего свой опасный и благородный труд. Боргины свернули в Лютный переулок и подошли к своей лавке. Рядом с ней крутился высокий подросток лет четырнадцати в бедной магловской одежде. На нем было черное поношенное пальто и такого же цвета брюки, на ногах грубые ботинки, а на голове кепи с козырьком. Он внимательно рассматривал витрину. Брутус просто физически почувствовал, как сатанеет его отец. Дело в том, что для Боргина-старшего люди делились на три неравные группы: достойные, шваль и прочие. В первую входил он сам и немногочисленные богатые клиенты лавки, во вторую маглы и грязнокровки, а в третью, как можно судить из названия, все остальные, включая собственного сына и делового партнера. Перед первыми он лебезил, вторых смешивал с грязью, а на третьих плевал. Сейчас мистер Боргин-старший категорически не оценил интерес к своему магазину со стороны столь явного представителя второй категории и церемониться не собирался. Выхватив палочку из рукава, он направил ее на сомнительного грязнокровку, а в следующий момент потрясенно замер. Брутус, не сообразив, в чем заминка, высунулся из-за спины отца и остолбенел. Подросток задумчиво крутил в длинных тонких пальцах палочку Боргина-старшего, словно размышляя, что с ней делать: сломать, выбросить или оставить себе. Но больше всего Брутуса поразил не ошарашенный вид обезоруженного отца, уставившегося на собственную палочку в чужих руках, а то, что из левого рукава пальто мальчишки на секунду высунулся длинный раздвоенный язык и тут же спрятался обратно. «Он змееуст?! Тогда он далеко не грязнокровка! Отец, наконец, нарвался!» — пронеслось в голове у Брутуса, который был готов расцеловать мальчишку, окоротившего его родителя. В этот момент подросток поднял глаза на Боргинов и, слегка закинув голову назад, улыбнулся. Темноглазый и темноволосый, он был весьма красив, а улыбка его была хотя и холодной, но очаровательной. Однако только до того момента, пока правый уголок рта не поднялся чуть выше. Теперь это была уже не улыбка, а усмешка, даже ухмылка. Он словно бы говорил: я все запомнил. – Интересный у вас подход к клиентам! — сухо проговорил мальчик и предложил. — Может, не будем обострять? Я войду, задам вопрос, получу ответ и разойдемся, как в море корабли. Боргин-старший хмыкнул, кивнул головой в знак согласия и открыл дверь. Зайдя внутрь, подросток положил палочку хозяина лавки на стойку и прошелся от витрины к витрине, внимательно разглядывая выставленный товар. Да, посмотреть там было на что! На полках были разложены кости разной длины и формы, колоды карт, стеклянные шары и бараньи лопатки для гадания, амулеты-медальоны и амулеты-кольца, хрустальные глаза всех размеров, неотрывно следящие за покупателями. На стенах висели злобно скалящиеся маски и разнообразные плети и кандалы. А в дальнем темном углу на скромной, неприметной подставке лежала даже груша мучений. Рядом стояли испанский сапожок и самый что ни на есть аутентичный стул Иуды(4)! Необычный визитер, впрочем, не слишком заинтересовался всем этим богатством. Единственным предметом, привлекшим его внимание более чем на минуту, была сушеная рука, заляпанная кровью. – А у тебя хороший вкус, — небрежно произнес Боргин-старший, убирая палочку в карман. — Это Рука славы. Вставь в нее свечу: она осветит тьму и откроет перед тобой любую дверь! Хочешь приобрести? Брутус, прекрасно знающий весь ассортимент лавки и его особенности, напрягся: неужели он клюнет на эту редкостную гадость? Мальчик обернулся и поинтересовался: – Я произвожу впечатление скорбного умом? С чего вы решили, что я польщусь на проклятый предмет? – Ты оскорбляешь товар в моей лавке! — возмутился Боргин-старший. Брутус заметил, как мальчишка небрежно сунул левую руку в карман и сжал ее в кулак. Нервничает? – А почему не «мой» товар в моей лавке? — медленно и безразлично, даже с некоторой ленцой, спросил он, делая легкий, но заметный акцент на слове «мой». — Ах да, какой я глупый! Ведь, если вы вслух признаете себя хозяином Руки, активизируется посмертное проклятие(5) повешенного убийцы и все существа, считающие это место своим, попадут под его действие. Брутус, раскрыв от изумления рот, восхищенно уставился на подростка: нет, он точно не грязнокровка, даже многие чистокровные не знают об этом. А в следующий момент ему прилетела оплеуха от отца, решившего выпустить пар. – Марш в подсобку! — рявкнул он. — И не крутись под ногами! Под внимательным и даже сочувствующим взглядом посетителя, Брутус со всех ног бросился в дальнюю комнату. Не от испуга: к подобным проявлениям отцовских чувств он вполне привык. Нет, у Брутуса появилась теория относительно их необычного визитера. Влетев в подсобку, он метнулся к книжному шкафу и выудил оттуда огромный тяжеленный том. Устроившись на полу, он начал листать пергаментные страницы, лихорадочно шепча: – Владеет парселтангом. Но на иммигранта не похож. Значит, кровная линия Слизерина. Последние живые потомки — Гонты. Где же они? А… вот… Глава рода — Марволо Гонт. Имя напечатано зеленым: жив. Двое детей. Морфин Гонт и Меропа Гонт Риддл. Сын тоже жив, но имя выделено красным. Сидит в Азкабане?! Законных детей у Морфина нет. По незаконным не ясно. Теоретически он может быть и бастардом Морфина, и бастардом Марволо. На секунду Брутус отвлекся: жаль, что в книге не отражаются маглы, бастарды и сквибы. Бастард может в ней появиться только после принятия в род либо после брака с магом и рождения в этом союзе законного ребенка. Тряхнув головой, он вернулся к генеалогическому древу Гонтов. – Имя Меропы напечатано черным. Стало быть, умерла. Была замужем, но имя супруга отсутствует, а линия, которая тянется от нее в пустоту, оранжевая. Получается, вышла за магла, опоив того приворотным. Имена отца и дочери соединены пунктиром. Значит, была изгнана из рода. А дальше родила сына, Тома Марволо Риддла, и в тот же день умерла… А произошло это? Сегодня ровно четырнадцать лет… А ведь подходит! В этот момент из лавки донеслись раздраженные крики отца. Брутус вернул книгу на место и, прокравшись к занавеске, чуть сдвинул ее в сторону. – Кем ты себя возомнил? — вопил Боргин-старший, пытаясь выставить визитера за дверь. — Великим Салазаром? По красивому лицу мальчика скользнула снисходительная улыбка, и оно почему-то стало неприятным и даже отталкивающим. – Значит, не из-за василиска… — пробормотал Боргин таким странным голосом, что от его интонации у Брутуса волосы на голове встали дыбом, а по спине побежали мурашки, отец же тем временем продолжал. — Может, заинтересует «Волхование всех презлейшее(6)»? – Нет, — резко ответил мальчик. — Неимоверно убогая выжимка из Герпия! – Ну, нет у меня свитков Омерзительного! Нет! — поспешно ответил Боргин-старший, наскакивая на посетителя и тесня его к двери. — А если бы и были: тебе подобная редкость не по карману. Так что шел бы ты отсюда! «Как нет? Есть! И оригинал, и копия!» — мысленно завопил удивленный Брутус, уставившись на отца и не замечая пристального взгляда, которым одарил его мальчик. – Не по карману, значит? — усмехнулся мальчик и, уже выходя из лавки, произнес странные слова. — Мене, текел(7)? Когда за необычным визитером закрылась дверь, мистер Боргин-старший поразил сына еще больше: он помчался в подсобку, вытащил из шкафа бутылку огневиски и сделал глоток прямо из горла. Это было уже опасно: пить на работе отец себе никогда не позволял. – Папа… — начал было испуганно сжавшийся в углу Брутус, предчувствуя, что сегодняшнюю новогоднюю ночь он запомнит надолго. – Мордред и Моргана! — причитал Боргин-старший в промежутках между глотками. — Это ж сколько ему? И в таком возрасте думать про хоркруксы! Брутус, не отрывая настороженного взгляда от отца, сделал шажок к книжному шкафу. Слово было незнакомым, а «Волхование всех презлейшее» — вот оно. Рядом! Только руку протяни! Отец поднял на него глаза из-под нависших бровей. Внутри мальчика все похолодело: не успел! – Вон! — заорал Боргин-старший, швырнув в сына уже пустую бутылку. Не заставляя просить себя дважды, забыв о подарке, за которым пришел, Брутус подхватился и кинулся в сторону выхода. У самой двери он на чем-то поскользнулся и чуть не вывихнул ногу. На полу лежала небольшая книжка в темном переплете. Схватив ее, Брутус выскочил на улицу и бросился бежать в сторону Косой аллеи. Только там он позволил себе отдышаться и, прислонившись к стене дома, открыл подобранную тетрадь. На первой странице четким изящным почерком было написано: «Собственность Тома Марволо Риддла». Есть! Угадал! Брутус сразу же закрыл обложку: мистер Бэрк говорил, что читать чужие дневники — это самое последнее дело. «Надо вернуть! Он не мог уйти далеко!» Подняв глаза, Брутус заметил вдалеке, у «Дырявого котла», знакомое черное пальто и снова сорвался с места. Через несколько минут он влетел в паб и, оглядевшись, подбежал к бармену. – Сэр, извините, вы не видели мальчика лет четырнадцати в черном пальто и кепке? — взволнованно зачастил он. Бармен, с недовольным видом протирающий абсолютно чистый стакан, лениво кивнул в сторону выхода в магловский Лондон. Помедлив секунду, Брутус выдохнул и открыл дверь.***
Брутус бежал по Чаринг-Кросс-Роуд вслед за темноволосым мальчиком, стараясь не смотреть по сторонам. Там, на Косой аллее, война мнилась чем-то далеким и ненастоящим. А тут! Масштаб поражал: пустые полуразрушенные дома, сурово смотрящие на Брутуса пустыми глазницами окон и казавшиеся живыми существами, огромные воронки на тротуарах и мостовой, которые то и дело приходилось перепрыгивать или обегать. Уже стемнело, и редкие прохожие, спешащие по улице, почему-то напряженно вглядывались в темное, затянутое тучами небо. Брутус уже почти нагнал Тома, когда раздался душераздирающий вой, а небо пронзили яркие лучи. Потрясенный Брутус замер, увидев, как в круглых пятнах света появляются мрачные силуэты огромных черных птиц. Они заняли собой все небо. Они подавляли. Они лишали воли. Они были неотвратимы, как смерть. «Вот и все!» — с какой-то покорностью судьбе подумал Брутус. В этот момент его резко дернули за рукав. Очнувшись, он увидел перед собой дикие глаза Тома Риддла. – За мной, идиот! — заорал мальчик и потащил Брутуса вниз по улице. Они бежали что есть мочи. Бежали от воя сирен, от света прожекторов, от грозных раскатов. Том нырнул в какой-то переулок и понесся к старой церкви. Забежав внутрь, они бросились к маленькой боковой дверце и по узкой винтовой лестнице спустились вниз, в подвал. Только там, в заставленной шкафами и стеллажами комнатке, Том остановился, выдохнул, зажег Люмос и повернулся к перепуганному Брутусу. Пристально оглядев своего товарища по несчастью, он горько усмехнулся. – М-да. Ну что, с наступающим тебя Новым годом! – С днем рождения! — пробормотал ничего не соображающий от испуга Брутус и протянул Тому его дневник.***
Они стояли в дрожащем свете свечи, найденной Риддлом в одном из шкафов, и вслушивались в грохот над головой. – М-да, а ведь мы тут застряли на целую ночь, — негромко сказал Том и взглянул на Брутуса. — Откуда ты знаешь, что у меня день рождения? В дневнике об этом ни слова! – Я не читал! — возмутился мальчик. — Это нехорошо! – Похвальная щепетильность, — дернул бровью Том. Раздался очередной взрыв и с потолка на их головы осыпалась штукатурка. Глядя в напряженное лицо Тома, Брутус прошептал: – Мистер Бэрк считает, что когда страшно, нужно просто разговаривать. – Тогда начни с непреложного обета. Поклянись магией и жизнью, что унесешь с собой в могилу все, что от меня сегодня услышишь. А после поведай, откуда ты знаешь, что у меня день рождения. Сказано это было с такой силой убеждения, что Брутус просто не смог противиться. Он достал палочку и послушно принес клятву, а потом начал рассказывать о книге-артефакте. Дослушав до конца, Том стал медленно расстегивать пальто. – Я выпущу Нагайну, раз уж ты о ней знаешь. Не бойся, она тебя не укусит, — успокоил он дернувшегося было мальчика. — Значит, мой отец магл… Ну, я подозревал: ни один слизеринец не слышал фамилию Риддл. Сняв пальто, он кинул его на пол, усевшись сверху и кивком предложив Брутусу располагаться рядом. Какое-то время мальчик настороженно наблюдал за большой змеей, свернувшейся крупными кольцами у левой руки нового знакомого, а позже, немного успокоившись, спросил: – А что такое «мене, текел»? Какое-то проклятие? – А? — очнулся напряженно размышляющий о чем-то Том и пояснил. – Нет, это из Библии. – Ты веришь в Бога? – Не смеши. Я колдун. Согласно христианской доктрине любое магическое проявление от дьявола. Думаешь, почему маглы пачками магов уничтожали в Средние века? – Потому что дураки, — убежденно сказал Брутус. — Огонь для магов неопасен. Я читал, что одну ведьму сжигали сорок семь раз(8). Ей это нравилось. Том хмыкнул. – Ты меня уморил! Никогда не обжигался? – Да, но… — начал Брутус и замолчал: аргументов не было. – Что «но»? Эта ненормальная просто была стихийницей, магом огня. Конкретно для нее он был не опасен. Кстати, она плохо кончила. Маглам надоела несгораемая веселушка, — голос Тома обрел мрачную торжественность. — Ее повесили за шею, пока она не умерла(9)! – Но по каминам мы же путешествуем, — вспомнил Брутус. — И ничего. – Да ну? Какого цвета огонь в камине? Красного. А когда ты пользуешься им для связи и перехода? Зеленого. И почемууу? — тянул он последнюю букву, ожидая ответа Брутуса. – Летучий порох? – Бинго! Специальный состав, предохраняющий от возгорания и ожогов. Плюс при подключении каминов на них наносятся специальные руны. – Тогда почему в учебнике написано… – Потому что современные учебники писали идиоты, — отрезал Том. — Деградация и регресс во всем! Брутус был возмущен подобным святотатством. Хогвартс был его несбыточной мечтой: отец в силу своей скупости не собирался отправлять его туда, утверждая, что он и дома сможет подготовиться к СОВ. – Странно, что студент Слизерина, факультета, где учился сам Мерлин, говорит подобные вещи, — ядовито процедил он. – Че-го? — с расстановкой спросил Том. — Какой к дьяволу Мерлин? – Тот самый Мерлин, — передразнил его Брутус и, глядя на хохочущего в голос Риддла, неуверенно закончил. — Мистер Бэрк тоже учился на Слизерине(10). Им староста говорил об этом в приветственной речи. Вам нет? Да что не так-то? Отсмеявшись, Том вытер выступившие слезы и ответил: – Да все не так, учитывая, что Мерлин жил лет на четыреста пораньше основателей. И нет, нам староста подобной чуши не говорил. Впрочем, этому есть объяснение: количество принятых в школу маглорожденных за последние пятьдесят лет резко возросло. Рассказали, вероятно, о короле Артуре. Выросший под бубнеж отца о превосходстве магов над маглами, Брутус решил уточнить. – Ты считаешь, что маглы лучше магов? – Как раз наоборот. Нам природой дано гораздо больше, чем маглам. Но мы все бездарно профукали. Приняли Статут секретности, загнали себя в резервацию, где тихо деградируем и вымираем, как мамонты. Еще век назад каждый год в школу поступало порядка пятидесяти детей на каждый факультет, а количество изучаемых предметов доходило до тридцати. А сегодня каждый из этих показателей упал вдвое. Маглы же расплодились неимоверно. Ты представляешь, сколько волшебных растений и животных исчезло в результате их деятельности? Скольких областей магической науки мы лишились? А они нет. Ты же видел, чем они воюют? Брутус поежился, а Том тем временем продолжал: – У волшебников нет ничего сравнимого. Да, сейчас в магическом квартале безопасно. Но обрати внимание, как дрожит посуда в кафе. Послушай, как звенит стекло в домах на Косой. Да будь магловские бомбы чуть мощнее, от защиты основателей остались бы лишь одни ошметки! И где гарантия, что они не придумают ничего более разрушительного? Брутус вытаращил на него глаза и осторожно спросил: – То есть Гриндевальд прав? Ну, в том, что он убивает маглов? – В идеях Гриндевальда есть свой резон. Количество маглов нужно сокращать. Хотя его эксперимент весьма любопытен: внедриться в верхушку магловского правительства, разработать концепцию, согласно которой одни маглы лучше других, и стравить их друг с другом. Боюсь только, что процесс он уже не контролирует, а лишь делает хорошую мину при плохой игре. Гибнут не только маглы, но и маги. А это при нашей небольшой численности фактически самоубийство. Я бы действовал иначе: тут нужен комплекс мероприятий. – Почему не контролирует? – Потому что в противном случае он не пытался бы минимизировать ущерб и не стал бы сливать информацию о бомбежках Дамблдору, этому Мерлину недоделанному. – Что?! — потрясенно прошептал Брутус. — Но это не правда! У Дамблдора есть шпион в окружении Гриндевальда! Все так говорят! – Что первое я заставил тебя сделать перед тем, как начать беседу? – Дать непрело… — Брутус замолчал на полуслове. – Нет, не верю! – Хорошо, — покладисто сказал Том, — будем считать, что Гриндевальд тупее четырнадцатилетнего меня. Какое-то время они молча смотрели на ходящий ходуном потолок, а потом Брутус, неожиданно вспомнив об очень важной вещи, спросил: – Том, а что такое хоркрукс? – Способ обрести бессмертие. Ты вкладываешь кусочек своей души в предмет, и в случае твоей смерти он срабатывает, как якорь. – Делить душу? Звучит жутковато! А тебе зачем? Так боишься умереть? – А ты не видишь, что творится? Я, к твоему сведению, приютский! Мне летом придется вернуться в Лондон! Думаешь, мне светит дожить до совершеннолетия? — он ткнул пальцем в потолок. — Да уже процентов сорок воспитанников моего приюта отправились на чаепитие к Иисусу! – А нельзя провести лето в Хогвартсе? — осторожно спросил Брутус. – Я вчера попросил Дамблдора оставить меня в школе. Думал, сейчас Новый год, хряпнет он рюмку хереса да и позволит. Старый хрен посочувствовал, посокрушался, но отказал. Так что хоркрукс для меня не роскошь! Я поэтому и пришел в вашу лавку. Думал, решу вопрос до лета. – Ты так ненавидишь Дамблдора! — Брутус был потрясен всеобъемлющей ненавистью в голосе собеседника. – Это взаимно, — ответил Том. — Именно он пришел ко мне в приют и рассказал о магии. Вот представь, ты одинокий одиннадцатилетний приютский мальчишка. И тут к тебе заявляется сладкий такой дедуля в оранжевом костюме с длинной бородой и говорит, что он волшебник, покажет тебе чудеса, а потом наградит — устроит в хорошую школу. Какие мысли возникнут? Брутус вспомнил пьяные разговоры посетителей бара в Лютном, откуда он на себе таскал перебравшего папашу, и густо покраснел. – И я о том же. Помню, подумал тогда: старый ты педе… хм… мужеложец, много вас таких… волшебников, — Том замолчал. – А потом? — Брутус осторожно тронул его за рукав. – Да размазал он меня тонким слоем. Нашел противника по силам, нечего сказать. В ситуации моей разбираться не стал, сразу назначил виновным во всем. Обозвал вором, поджег мои вещи, а потом дал денег и предложил с ним прогуляться. За покупками к школе. И еще громко так думал: «Какой красивый мальчик! Прямо, как Гелл!» — Том скривился, а потом продолжил. — Знаешь, что мне это напомнило? У нас в приюте многие воровали. Жрать-то хотелось. И вот одного пацана поймал лавочник. Сначала запугал полицией до полусмерти, потом сказал, что он плохой мальчик и его нужно наказать. Ну, и наказал. Сам понимаешь как. А потом дал денег. Том какое-то время сидел молча, обхватив колени руками, а потом с силой потер кулаком висок, словно прогоняя головную боль и усталость. – Кстати… ты сегодня тоже очень громко думал о свитках Герпия Омерзительного. Так что прими добрый совет, носи амулеты, блокирующие чтение мыслей! Брутус задумался. Мистер Бэрк подарил ему подобный артефакт еще на прошлый день рождения. Весьма мощный. Но проблема была в том, что амулет заряжался от энергии носящего его мага. – Я не очень сильный маг, — расстроенно сказал Брутус. — Меня такие амулеты быстро высасывают. А ты легилимент? – Да, природный. Я стараюсь специально не лезть в чужие мысли, но иногда долетает. Особенно, когда человек нервничает. Вот как ты сегодня. А с окклюменцией у меня было весьма печально. Хотя сейчас я уже смогу выдержать одновременную ментальную атаку двоих, а то и троих легилиментов среднего уровня. А вот Дамблдор, полагаю, шарит по головам из любви к искусству. – И он тоже? Он поэтому тебя обидел при первой встрече? Потому что ты плохо про него подумал? Том чуть запрокинул голову назад и усмехнулся. – Да зуб даю! Кстати, если на тебя амулеты так действуют, то надевай их только перед важными встречами. Ну, или если ты точно знаешь, что твой визави ментальный маг. И периодически просто принимай умиротворяющий бальзам. Должно помочь! Утром, перед выходом из подвала, Брутус сказал: – Я сделаю для тебя копию свитков Герпия. И вообще любой книги, какой скажешь, – и, отвечая на немой вопрос Тома, пояснил. — Ты мой друг! Он стал медленно подниматься по винтовой лестнице. Том Риддл шел следом с торжествующей улыбкой на губах, размышляя о том, какой это мощный тандем — непреложный обет и искренность!***
– Том? У тебя получилось! — раздался оглушительный шепот. Мелисса вздрогнула. Ее мозги заработали с бешеной скоростью: «Том? Уж не папенька ли мой вездесущий? И что у него должно было получиться?» – Откуда вы знаете мое имя, сэр? — по какому-то наитию спросила она. Стоящий у занавески маг взмахнул палочкой и осветил помещение. Потом, окинув взглядом своих посетителей, он быстро пересек комнату, подошел к Мелиссе и уже протянул руку к ее лицу, чтобы повернуть его к свету, когда его перехватил Фенрир. – Боргин, ты это, не трогай пацана! — проговорил оборотень. Мелисса тыльной стороной ладони хлопнула по козырьку бейсболки. Он загнулся вверх, открывая ее лицо для обозрения. – Вы это хотели сделать, мистер Боргин? — поинтересовалась она. Боргин внимательно вглядывался в ребенка. Нет, не Том. Но очень похож. Разрез и цвет глаз, оттенок волос, мимика, жесты. Иногда, вспоминая детство, он доставал книгу-артефакт и проглядывал ее, уделяя особое внимание странице семьи Гонт. Имя Тома было не зеленым, не черным, а сиреневым. Такого цвета Боргин не видел в книге никогда. Для него это означало только одно: душа Тома ищет свой якорь. Но детей у него точно не было! Бастард? – Извините, молодой человек, обознался, — беря себя в руки, сказал Боргин, возвращаясь к своей привычной манере общения. — Чем могу служить? «Сорвалось. Меня взвесили и нашли весьма легкой», — подумала Мелисса и, расстроившись, даже не заметила, как вслух произнесла: – Мене, текел. Боргин приглушенно вскрикнул. Девочка непонимающе подняла на него глаза и с силой потерла кулаком висок. У Боргина закололо сердце. – Не обращайте внимания, сэр. Это из Библии. Мне бы хотелось перейти к делу, — сказала Мелисса, рассматривая выставленные на витринах предметы. Ее внимание привлекла сушеная рука с пятнами крови. Она подошла поближе. За ней тут же возник Боргин. Его била крупная дрожь. – У тебя хороший вкус, — сдавленным голосом произнес он. — Это Рука славы. Хочешь приобрести? Сузившимися глазами Мелисса посмотрела на него и медленно ответила: – Я произвожу впечатление скорбного умом? С чего вы решили, что я польщусь на проклятый предмет? Боргин чувствовал себя так, будто он умер и попал в ад. Все повторялось: только в роли его отца был он, а роль Тома исполнял этот мальчишка. – Тогда что ты ищешь? – Справочник магических родов Британии, книгу со старинными легендами, желательно содержащую информацию об усилении магии и истинных первенцах, и что-нибудь о Герпии Омерзительном. – Может, заинтересует «Волхование всех презлейшее»? — Боргину казалось, что ему в уши напихали ваты, настолько издалека доносились до него собственные слова. – Нет! Неимоверно убогая выжимка из Герпия! – Я сделаю копию свитков Герпия, — Боргин судорожно расстегнул верхнюю пуговицу на воротнике, — И вообще любой книги, какой скажешь… Через час Мелисса и Фенрир покинули лавку Боргина. – Это что было? — спросил Сивый девочку, прячущую книги в медальон. — Я был уверен, бодаться нам с Боргином не перебодаться. А тут за бесплатно?! Мелисса подняла на него усталые глаза и проговорила: – Фенрир, если бы ты знал, как громко он думает! _____________________ (1) Цикл «Я робот» А.Азимов. (2) «Как робот потерялся». Рассказ из цикла «Я робот» А.Азимов. (3) «Лондонский блиц» — массированные бомбардировки Великобритании в период с 7 сентября 1940 г. по 10 мая 1941 г. Хотя «блиц» был направлен на многие города по всей стране, начался он именно с бомбардировки Лондона в течение 57 ночей подряд. (4) Груша мучений, испанский сапожок, стул Иуды — средневековые орудия пыток. (5) Действительно, в Средние века было подобное поверье. И не поэтому ли семье Малфой изменила их постоянная удача? Ведь Драко был владельцем этой «замечательной вещи». (6) «Волхование всех презлейшее» — книга, написанная Горелотом, одним из владельцев Бузинной палочки. В ней упоминались хоркруксы. Экземпляр данной книги имелся в Запретной секции Хогвартса. (7) Мене, текел — неполная цитата из Библии (Ветхий Завет). «Мене» — исчислено, «текел» — взвешено. Эти слова в значении: все исчислено, ты взвешен на весах и найден очень легким — сказаны пророком Даниилом царю Валтасару. Полагаю, Темный Лорд, росший в приюте в начале ХХ века, был великолепно знаком с Библией. (8) Речь идет о Венделине Странной. (9) Том частично цитирует стандартный текст приговора к казни через повешение: «Вы будете повешены за шею и будете висеть, пока не умрете. И да помилует Господь Вашу душу». (10) Действительно, на Pottermore в стандартной речи старосты Слизерина упоминается этот бредовый «факт». Текст писала сама Д. Роулинг. Чем она руководствовалась, для меня лично, загадка!