Дьявольское сердце

Я вбежала в комнату, но осёкшись, тихо притворила за собой дверь. Ватные ноги не удержали меня и я упала на пол, стукнувшись коленями, но почти не почувствовав боли от волнения. С ужасом я прижала ладони ко рту: мое прерывистое и тяжелое дыхание могло выдать меня. Неужели я могу быть свободна? Субару — не Райто, он бы не подшутил так надо мной. А может это ловушка? За непослушание меня будет ждать жестокое наказание, или даже конечная расправа. Но Субару выглядел таким... искренним. Я могу уйти отсюда! Но нужно ли мне это? Зачем мне бежать? Да и куда я убегу? Вряд ли во всем мире найдутся люди, способные помочь мне спрятаться от вампиров. Тем более, за собой я оставлю неразгаданные тайны моего рождения, отца, жестокой, но безумно красивой Корделии, с которой я делила одно сердце. Правая рука сама поползла к левой груди и с облегчением я ощутила мерное биение, искренне радуясь, что нет боли. Я слишком любопытна, а интерес к тайнам будет гложить меня всю оставшуюся жизнь, если я решу сбежать. Нет, остаться с ними – наилучший вариант. Если я останусь, то, возможно, узнаю настоящую причину почему меня отправили сюда. Вся эта мура с жертвенными невестами отдает сильным запахом лжи. Кроме того, я останусь с братьями Сакамаки. Как бы мне не было больно, но темная вампирская сущность притягивала меня к ним, прочно склеивала и пригвождала, сковывала кровавыми кандалами. Шу, Рейджи, Аято, Канато, Райто, Субару. Я повязана с их именами навечно, я – жертвенная невеста. Они злые и жестокие садисты, но они бывали... они будут нежны со мной! В конце-то концов, чем я заслужила небрежное «сосуд с кровью»? У меня получится развить в них добрые чувства, хоть каплю человечности. Но вампиры могут не остановиться в своей жажде моей крови. Я вздрогнула всем телом. Они убьют меня, обескровят, а через пару минут и не вспомнят, что жила у них под самым боком такая девушка – Юи Комори. Им не знакомы слова «терпение» и «сострадание». Господи, помоги мне в таком трудном выборе! Рука беспорядочно затеребила одежду, белый воротничок рубашки, и наконец нашла спасительный, чуть тепловатый крест, сильно сжав его между пальцами. Вдруг, я почувствовала, как из серебряного крестика распространяется жар — не тепло моего тела, а жар Создателя. Святая вещица словно дала мне новых сил, а настойчивый голос внутри меня приказал уходить, всё громче и громче отдаваясь внутри меня эхом, пробивая звучанием легкие, сердце, мозг. Для некоторых этот голос – подсознание, совесть или инстинкт самосохранения, для меня – голос Бога. Он редко говорил со мной, но требование я слышала четко и ясно. Я резко вскинула голову, полная решимости выбраться отсюда. Жизнь гораздо дороже, чем глупое влечение и дурацкие тайны. Да и раз сам Бог велит мне уходить – я должна подчиниться ему. Я поднялась с колен, бросилась к своему шкафу, вытянула чемодан, кинув его на кровать, я принялась собирать вещи. Мои руки методично укладывали одежду: аккуратно, быстро и экономно, но в моей голове царила сумятица. Я как кукла — совершаю действия, не зная точно, когда следует остановиться. Пальцы разгладили складку на футболке. Может моя поверхностность привлекает братьев Сакамаки? Сколько девушек учатся в нашей школе: они образованны, красивы, ухожены, богаты, общительны, веселы и готовы всегда подставить им шею и свою кровь. Кроме последнего у меня ничего нет. Я не играю на музыкальном инструменте, не читаю умных книг, не умею красиво одеваться, у меня нет даже особенного хобби. Им нравится играть с собственной бездумной марионеткой. Некстати, но в голове возник образ Канато, крепко прижимающего к себе плюшевого мишку и будто бы застенчиво отводя глаза в сторону. Нет, нет, нет! Я не могу это сделать! Я не смогу сбежать! Слезы закапали из глаз. Соленые капли стекали по моим щекам, оставляя мокрый след и от знакомого ощущения я почувствовала себя ещё хуже. Все это время я была слабой и никчемной. Я никогда не переставала быть никчемной. Точно, именно из-за моей никчемности братья Сакамаки относятся ко мне как к сосуду с кровью. Вероятнее всего, поэтому Аято считает меня своей вещью. Сердце тяжело забухало в груди. Я умру, если останусь жить с ними. Руки нашли крышку чемодана и с громким хлопком закрыли. Мне бы следовало вести себя тише, как настоящей беглянке, исчезающей под покровом ночи в неизвестное будущее с огромным чемоданом. Я закусила губу, старательно отгоняя от себя мысли о будущем и щелкая замочками чемодана. Сначала нужно выбраться отсюда. Хотя часть меня страстно хотела, чтобы её нашли. Я потрясла головой, вытирая мокрые щеки рукавом кофты. Вдруг позади меня повеяло легким ветерком и стало ясно, даже глухому и слепому инвалиду, что в комнате уже не один человек. — Они причинят тебе вред когда узнают? — тихо спросила я, низко склоняя голову. Чувство вины, стыда и желания давили на меня всем весом, вертелись вокруг, душили. Микс различных чувств заставлял содрогаться, мне казалось, что моё тело просто не выдержит переживаний и эмоций, накопленных за один час. Но можно остаться и тогда… — Нет, — коротко ответил Субару. — Я не уверен, — быстро поправился он. Значит не только я сожалею о сделанных действиях и сказанных словах. Только разница в том, что я слабая, а Субару Сакамаки сильный и чел... вампир. Он не станет брать разрешение обратно. Несмотря на всю напускную ярость, темную сторону вампира, злые слова – я видела его настоящим. Искренним Субару был и сейчас. — Я не хочу, чтобы тебе было больно, — чуть слышно прошептала я, чувствуя, что глаза опять оказались на мокром месте. — Черт, Комори, хочешь сбежать отсюда — то вали! — рявкнул он, стукнув кулаком по стене. Я снова вздрогнула, а на пол с характерным звуком посыпались мелкие крошки. — Я уже сказал, я отпускаю тебя. Беги, пока я еще добрый и... пока ты можешь бежать. Ты всегда добрый, Субару. — Я... — Юи! Он подлетел ко мне со спины, больно вцепившись в мою талию. Я испуганно ахнула, планы разрушились в один миг, надежда исчезла, но облегчение от того, что никуда не надо бежать затопило душу теплым чувством. Я полностью отдалась сильным рукам, прикрыв глаза. Розововолосый ослабил хватку, словно уверенный: держать жертву нет смысла. Добыча сама сдается и ластится в руки. Субару нежно дотронулся пальцами до моей шеи и всем телом я откликнулась на ласковое прикосновение. — Позволишь мне... Жаркое дыхание у самой шеи говорило само за себя. Я прерывисто вздохнула. Разрешение всего лишь прелюдия, ему не возбранялось пить мою кровь без предупреждения и сколько угодно, ведь я сосуд с кровью, жизнь которого целиком и полностью зависит от прихоти вампира, питающегося мной. — Конечно. Секунды потекли часами. Казалось, что прошел как минимум день, пока Субару не соизволил прикоснуться губами к моей шее. Машинально я откинула голову на его плечо, давая больше места для действий. Мгновение – легкий поцелуй. Другое мгновение – сильный укус. Я простонала, стиснув зубы, и закрыла глаза, одновременно ненавидя и наслаждаясь болью. Я не люблю страдания, наоборот не переношу по своей человеческой натуре, но мука, которую дарили вампиры своим укусом, была особенная. Я и братья Сакамаки пережили столько боли, крови, приключений, грусти и радости, что даже я отчетливо улавливала связь между нами, красную нить, ни за что не желающую распутаться и дать наконец человеку и вампирам разойтись. Но прожить всю жизнь, являясь сосудом с кровью, куклой жертвенной невесты? Субару, тяжело дыша, оторвался от меня. Одновременно с этим я распахнула глаза, испытывая легкую дурноту и головокружение после потери крови, но к таким ощущениям я уже успела привыкнуть. — Беги, Юи. Умоляю тебя, убегай отсюда и не оглядывайся, — зашептал Субару, уткнувшись носом мне в плечо. — Мы убьем тебя, — голос чуть окреп. — Мы убьем тебя, как убивали всё, к чему прикасались, — плотина самообладания начала давать трещину. — Я не хочу потерять тебя, только потому, что в один день один из них не сможет остановиться. Или еще хуже, — отчаяние взяло вверх, его руки крепче прижали мое тело к его, — Я не смогу остановиться. Он выпустил меня из кольца своих рук, а когда я оглянулась, чтобы последний раз взглянуть ему в лицо, Субару уже не было рядом.

***

Если ты принимаешь решение, от которого зависит вся твоя дальнейшая жизнь, то можно быть уверенным: погода и окружающие сделают всё что угодно, лишь бы испортить продвижение по выбранному пути. Дождевые капли мерно стучали по зеленому куполу автобусной остановки, бездумно защищающей меня от непогоды. Меня можно сравнить с автобусной остановкой? Такая же глупая и пустая, но дающая приют любому, кто хоть немного западет ей в сердце, терпя все унижения, оскорбления холодной воды, ради защиты шестерых братьев-Сакамаки. Я прижала ладони к глазам, словно тем самым могла сдержать поток слез. Именно в этот момент в голову пришел Аято. Великий Я. Как он отреагирует, когда узнает, что я сбежала? Конечно же разозлится. Он не любит, когда вещь не подчиняется своему хозяину, и действует по собственной прихоти. А Шу? Наверное, Шу будет плевать. Он лишь больше уверуется в своих мыслях: люди слишком хрупки и непостоянны, ради своей выгоды и жизни сделают всё, что угодно. Командование над моим возвращением возьмет Рейджи и... Я глубоко вздохнула. Если меня вернут, то он будет командовать моим наказнием. Райто будет с удовольсвтвием ему помогать. Субару уйдет, чтобы не видеть, как меня мучают, но не посмеет мне помочь. Вина целиком и полностью будет лежать на беглянке. Я надеялась, что Канато так же будет стоять в стороне, но определенно рядом, недалеко, чтобы наблюдать за расправой. Аято притаиться где-нибудь в тени или тоже станет выполнять роль палача. Что они станут делать? Покусают? Сложно назвать обычные действия наказанием. Побьют? Ни разу они даже не намекали о подобной альтернативе, да и Рейджи, джентельмен до мозга костей, вряд ли примет такое решение. Вдруг я поймала себя на мысли, что наказания и укусы от Аято всегда были необыкновенно исключительными. Несомненно, укусы детей Корделии были другими, в них присутствовало гораздо больше сладости и наслаждения, чем в укусе Субару, Рейджи или Шу. Моя шея идеально подходила для их клыков, медленно погружающихся в меня и высасывающих кровь. Их руки были как-то по-особому сильны, тела – притягательны, голоса – ниже, хриплее, страстнее, чем голоса других детей Карла Хайнца. Когда я не могла разобраться в мельтешащих мыслях, я задавала самой себе вопросы, чтобы расставить ответы ровно по полочкам. Такой методике концентрации научил меня тот мужчина, кто зовется моим отцом. Я плотнее закуталась в кофту. Хотела бы я, чтобы последний укус подарили мне сыновья Корделии, а не Субару? Моя рука дотронулась до шеи. Да. Хотела бы я, чтобы последний укус мне подарил именно Аято Сакамаки? Во рту пересохло, но бешено стучащее сердце, словно крылышки колибри, говорило само за себя. Да, я бы очень хотела, чтобы Аято укусил меня в последний раз. Его клыки растворялись во мне, а я растворялась в его клыках. Только любви между нами никакой нет. Я – сосуд с кровью, вещь и кукла. Они никогда не видели во мне привлекательную девушку, а сладость укусов и крови давало только понимание общего с их матерью сердца. Я не могу доверять этому органу хотя бы потому, что оно не моё. Я была настолько поглощена в себя, что не заметила, как во тьме появилась мужская фигура, неспешно идущая в мою сторону, а когда внимание было обращено – время бегства утекло. Я оцепенела, не смея двинуться, а в голове билась лишь одна мысль: Сакамаки! Сейчас Аято, или еще хуже, Райто, схватят меня за руку и поволокут домой за справедливым наказанием. Мужчина был высоким: чуть ли не под два метра ростом, стройным и узкоплечим – обманчиво хрупкое телосложение. Тем не менее, развитая интуиция уверила меня, что сомневаться в его силе не стоит. Твердой, но не лишенной грации походкой, он приближался ко мне, спрятав одну руку в кармане черных брюк. Казалось, мужчина не замечал плохой погоды или луж, заляпавших грязью его черные туфли. Темная завеса дождя и низко опущенная голова в черном котелке девятнадцого века не позволяла рассмотреть его глаз. Это не братья Сакамаки. Он шел, словно он... король. Я пригляделась внимательнее, даже чуть наклонилась вперед, несмотря на бешено бьющееся сердце и льдинки в животе, впивающихся во внутренности. Липкий пот заструился по моей спине. Мужчина остановился прямо напротив меня. Моё шумное дыхание заглушали дробь дождя и завывание ветра, но я была абсолютно уверена: он мог слышать течение моей крови по венам. Мужчина стал медленно поднимать голову и, внезапно, все звуки стихли, автобусная остановка и дорога растаяли, ощущение холода и страха исчезли. Остались только темно-розовые глаза Рейджи. Точнее, у Рейджи были его глаза. — Ты, должно быть, Юи Комори, жертвенная невеста? — поинтересовался он. Несмотря на тихий тон его голос перекрывал звуки окружающего мира, отодвигая завывания ветра и дробь дождя на задний план. — Д... д... да, — прозаикалась я. Вампир одобрительно улыбнулся уголками губ, словно я была его самой старательной ученицей, ответившей на крайне сложный вопрос. Мужчина сел на край скамейки и сложил руки в лайковых перчатках на груди, устремляя взор на темную дорогу. Руку даю на отсечение, но автобус придет ой как нескоро. — Кто вы? — Ты знаешь о своем нездоровом любопытстве, Юи Комори? — ровным тоном осведомился он. — Мои сыновья чрезвычайно нетерпимы, тем более слишком придирчивы к людям, — вампир скосил глаза на золотые часы, поблескивающие на руке. — У меня очень мало времени на тебя, жертвенная невеста, — в миг голос стал равнодушно-холодным, а моя кровь застыла в жилах, — двадцать первый спешит как никакой другой. Как жаль, я был бы не прочь побеседовать с тобой при более удобных обстоятельствах и разузнать, что же в тебе нашли мои сыновья. Кроме сердца Корделии, конечно, — насмешливо добавил он, полуоборачиваясь и оценивающе оглядывая меня с ног до головы. Я не знала ничего существенного о Карле Хайнце. Если его упоминал кто-нибудь из братьев или Рихтер, то мне он казался далеким всесильным вампиром, к счастью, не особо желающему посмотреть на взрослых сыновей и тем самым и на меня, но звук его имени мог заставить Сакамаки вести себя поспокойнее и осторожнее. Его имя, вид, голос источали силу, способную разрушать одним прикосновением пальца. Я не отрицаю, что братья Сакамаки сильны, но до такой силы им остается только мечтать. Всем остается только упасть на колени перед ней и склонить голову, надеясь, что ураган силы пронесется над тобой. И Рихтер собирается бороться с ним? Корделия собиралась убить его? — Вы... вы вернете меня обратно? — мой язык заплетался и я тщетно пыталась вести себя поуверенней в глазах Хайнца. В голове стремительно промелькнуло понимание, что я сижу наедине с главной клана Сакамаки в безлюдном месте, являясь закуской его сыновей и хранительницей сердца бывшей жены. — Разумеется, нет, — сухо бросил он, отворачиваясь, словно не мог больше выносить моего вида. — Ты безнадежно глупа. Наступило молчание. Я плотнее закуталась в куртку. Как он узнал, что я – жертвенная невеста? Не написано же это у меня на лбу. Не мог же он идти пешим шагом до Сакамаки и наткнуться на меня, причем сразу сообразив мой статус и имя. Дура, я же сама сказала его! И что делает хрупкая бледная девушка с огромным чемоданом на автобусной стоянке в двенадцать ночи, не так далеко от особняка с вампирами? Хорошо, допустим. Но откуда он знает мою внешностью? Вряд ли Карл Хайнц стал бы спрашивать у каждой прохожей про жертву от церкви. Я закусила губу. — Не гадай, — посоветовал он, — причина на самом деле очень простая – ты сбежала из поместья, тем самым отказываясь от обязанностей и предначертанной тебе судьбы жертвенной невесты. Но перестать быть добычей, Юи Комори, невозможно. Твоя, — пауза. — должность, — злая усмешка исказила прекрасный профиль, — продлится ровно до окончания жизни. Я прикрыла глаза. Слышала, Юи? Твое стремление свободы разрушили бульдозером под названием «Крутой вампир и церковь» в одно мгновение. Нет, я должна так отзываться о вере, ни за что! Кое-что дерзкое я все же способна сделать. Я сжала руки в кулаки, медленно поднимаясь. Пальцы стиснули мокрую ручку чемодана. — Нам понадобится такси. — Для чего, Юи Комори? — ледяным тоном осведомился он. Как же холодность не вяжется с внешностью греческого бога: тонкими, но четкими чертами лица, длинным прямым носом, высокими скулами, мраморной кожи! — Для того, чтобы вернуться в поместье, — отрывисто бросила я. На мгновение, мне показалось, что он придушит меня и дело с концом. Карл Хайнц весело расхохотался, словно перед ним разыграл комедийную сценку сам Чарли Чаплин. От дикого смеха он прижал руку в лайковой перчатке ко лбу. Я замерла, точно неуверенная: как правильно реагировать на вспышку смеха? — Глупая девчонка, — сквозь смех выдавил он. — Глупая, глупая, глупая девчонка. Стал бы я с тобой разговаривать, если бы мне было необходимо вернуть тебя сыновьям? Вампир резко замолк и сурово покачал головой. Кажется я начинаю понимать от кого досталась инфантильность Канато. — Я хочу кое-что проверить, а ты сыграешь главную роль в моем эксперименте, — глаза мужчины загорелись. — Надеюсь, ты не откажешь в помощи? Ни за что! — По... постараюсь, — неуверенно прошептала я. — Ты сбежишь от моих сыновей, а я посмотрю, в их ли силах найти тебя, — вкрадчиво сказал он, вставая со скамейки. — Самый обычный эксперимент. Для них задание не должно представиться высокой сложности. Тело само начало отступать от него, признавая чудовищную силу Вампира. В глазах потемнело, но я удержалась на ногах. Он собирается использовать меня, словно куклу, ради семейного развлечения. Я – игрушка в клыках вампиров, никогда не имеющая права распоряжаться своей жизнью. Церковь, а потом дом вампиров. Я взмолилась Богу: пусть все окажется иллюзией! Но Карл Хайнц был реален, с интересом наблюдая за мной. — Я дам тебе денег, чтобы покинуть город. Ты будешь достаточно состоятельна, чтобы поселиться в любой точке земного шара. Ты будешь в состоянии поступить в элитную старшую школу или нанять учителей для домашнего обучения. Ты окружишь себя друзьями, родственниками, кем угодно. Но, — голос опустился до угрожающего шепота, — Юи Комори, ты ничем не покажешь моим сыновьям зацепки своего местанахождения. Я потеряла дар речи, язык отказывался служить мне, мышцы лица словно налились свинцом. — Вы уже привязались друг к другу? — участливо осведомился Карл. Я не смогла кивнуть, зачарованная его темно-розовыми глазами Рейджи. Вампир подошел ко мне, наклонился и прошептал: — Удачи тебе, Юи Комори. Охота началась. Нет, нет, нет! — Я не хочу быть простой добычей, — выпалила я первое, что пришло в голову и достаточно важное, чтобы удержать его. Наверно, именно с тех неосторожных слов, я начала меняться. Я хотела перестать быть беззащитной жертвой, вечной грушей для битья всех кого не попадя и мешком с кровью Сакамаки. Карл Хайнц на мгновение задумался. — Ты права, — размеренно и по слогам проговорил он, — следует сделать игру интересней. Чего ты желаешь больше всего, жертвенная невеста? Я чуть приоткрыла рот, неспособная выдавить ни звука. — Просто кивай или качай головой, — раздраженно приказал вампир. — Денег? Относительной свободы? Я покачала головой. — Тайны твоего рождения? — деловито поинтересовался мужчина. — Ты незнакома с полной версией истории. Сквозь соблазн я вновь качнула головой. У вампира вспыхнули глаза. Ему явно не нравилось, что от его щедрых предложений отказываются. — Я знаю в чем нуждается жертвенная невеста. Если спустя определенный срок сыновья не найдут тебя и проиграют игру, тогда я устрою твое обращение. Мои глаза широко распахнулись. — Как глава клана, я обладаю властью, — коротко пояснил он, а затем тьма накрыла меня.

***

— Юи? Юи? — теплая рука дотронулась до моего лица. — Алло, Земля вызывает Юи Комори! Ты что, серьезно отрубилась? Самолет прилетел, люди уже встают в очередь. Давай, просыпайся, выспишься в самолете. Рука схватила мое предплечье и несильно тряхнула. Первое, что пришло мне в голову, что это не вампиры и, соответстевнно, не братья Сакамаки, кожа у них холодная, словно лед. И никто из братьев еще не отличился таким высоким голоском. Я разлепила слипшиеся глаза и уставилась на девушку, сидящую рядом со мной, загораживающую своим лицом яркий свет. Пару секунд я моргала и протирала лицо, пытаясь разглядеть ее. — Ты выглядишь ужасно, — без обиняков выпалила девушка и наклонила голову набок. — Ты знаешь, сон кожу- то улучшает, но на тебя, видимо, общепринятые законы не распространяются. Они перестали действовать, когда я стала хранительницей сердца сумасшедней мамаши вампиров. — Ты сильно побледнела, Комори. Ни кровинки в лице. А крови не будет, если ее у тебя высасывают в незавидных количествах. Девушка еще сильнее склонила голову и меня неожиданно осенило. — Минэко! — выпалила я. — Ну да, это мое имя, — Минэко Хирата пожала плечами. Минэко Хирата – миниатюрная сероглазая шатенка, с вечно склоненной головкой. С детства ее мать приучила ее к тому, что на одну и ту же проблему следует смотреть с разных углов – тогда проблемы вовсе и не окажется проблемой. У нее тонкие губы и вечно чуть вздернутый нос, что придавало ей чуть более аристократический, и даже высокомерный вид. — Что ты тут делаешь, Минэко? — прошептала я, закрывая глаза. Нужно срочно привести мысли в порядок. Боже, почему Минэко тут, рядом со мной? С закрытыми глазами легче представлять себе относительно безопасный особняк Сакамаки. Господи! Я сбежала. Я на самом деле сбежала. — В смысле что я здесь делаю? — возмущенно переспросила Хирата, – и я могла дать руку на отсечение! — упирая руки в бока. — Ты заявилась ко мне домой и уговорила отца отпустить меня провожать тебя в другой город на учебу. А в Осаке как раз любовничек мамы, так что... — На учебу? В Осаку?! — Мои глаза стали размером с блюдца. О чем она говорит?! Господи, помоги мне. Минэко приподняла бровь. — Точно! На учебу! В Осаку! — Я, случаем, не упомянула школу? — Упомянула, — девушка недоверчиво прищурилась. — Ты поспала и совсем все из головы выветрилось? — Хирата начала рыться в своей синей сумке и наконец вытащила серую папку. В ней лежали наши паспорта, билеты и... Моя кровь застыла в жилах. Распечатанная информация о школе, скрепленная серой скрепкой: расписание, якобы мое эссе о школе, письмо с официальным поступлением... Мир перед глазами стал расплываться. Минэко что-то сказала, просмотрела еще пару листов и чуть громче добавила, сумев пробиться через нарастающий звон в моих ушах. — Твой отец оплатил там частную школу. А я и не знала, что ты уезжала к родственникам и за это время собирала документы в одну из самых элитных школ. Теперь понятно, почему ты не звонила и не писала. Много работы? — Ра... разумеется. Шатенка удивленно взглянула на меня, похлопав накрашенными ресницами и схватила меня за руку, чуть сжимая. Прикосновение стало медленно возвращать меня в действительность. — Я знаю, тебе будет непривычно жить без отца, но, мне кажется, он скоро закончит с миссионерской деятельностью и обязательно вернется к тебе целым и невредимым. Меня словно ударили под дых. Воспоминания с Карлом Хайнцом появились, словно гнойная рана, кое-как залепленная пластырем, но гной смог прорваться и теперь свободно хозяйничал в моей голове. Я задрожала, вспоминая сделку, охоту, игру, черт побери! Прости, Господи, я не должна так выражаться. Моего отца, как нежелательного человека, отослали подальше. Например, в Африку. Начальство и раньше намекало на подобную возможность миссионерства, но пока что он был простым приходским священником, аккуратно исполнял свои обязанности и никому не мешал. Ровно до того момента, пока я не стала игрушкой вампиров. Карл Хайнц продумал многое, чтобы эксерименту никто не мешал. Но каким образом я добралась до дома Минэко Хираты? Неужели могущественный глава клана просто вызвал такси, и пока я ждала, быстренько сходил в копировальный центр и распечатал с флэшки всю информацию о школе? А потом преспокойненько посадил меня на заднее сиденье такси и отправил восвояси? Он продумывал свой план давно. Это единственный возможный вариант. Мог ли мой отъезд быть также продуманным? Возможно. Но каков шанс, что я сбегу сама и тем самым облегчу ему работу? Или я вовсе не облегчала ему работы? Впрочем, он их отец, и знает, каково жить со своими сыновьями. Почему Минэко Хирата? Я не поддерживала связь со старыми друзьями на протяжении всего времени, что была у вампиров, а с Хиратой у нас даже произошла ссора, связанная с Богом и работой моего отца. Нещадно заболела голова. Боль пришла неожиданно, раскалывая череп на две половинки. Я схватилась за голову, цепляясь ногтями в волосы, чтобы хоть как-то унять ее, но боль разгоралась. Мне нужно в туалет. Я встала и пошатнулась, но удержала равновесие. — Юи... — Я сейчас вернусь. Мне нужно в туалет. Займи место в очереди на посадку, ладно? — я слабо улыбнулась, пытаясь показать легкое недомогание, чтобы девушка не увязалась за мной, но очередная порция боли исказила мое лицо и я поспешила в сторону туалетов, склоняясь от боли все ниже и ниже к земле с каждым шагом. Хотелось просто броситься на начищенный пол и сжаться в комочек, но особый инстинкт толкал меня вперед. Не обращая внимания на удивленные взгляды женщин, я низко наклонилась над раковиной, вцепляясь мертвой хваткой в мраморную стойку. Как же больно! Из глаз потекли слезы. Я заставила себя поднять дрожащую руку и дотронуться пальцами до крана. Полилась холодная вода. В голову пришла новая безумная мысль: вода то, что мне сейчас так необходимо! То, что спасет меня! Стиснув зубы, я отлепила руки от прохладного мрамора и, сложив руки лодочкой, плеснула влаги себе на лицо. Игра уже началась, Юи Комори. Сыновья вышли на охоту, а ты еще не в самолете. С твоей стороны очень самонадеянно. Что? Можешь не благодарить за деньги и за оплату учебного заведения. Я схожу с ума, Господи, спаси меня. Господи, я схожу с ума. Господи... «Да нет же, глупая девчонка! Прекрати взывать к своему воображаемому другу. Почему люди так уверены, что так называемый Создатель спасет их, если они ни разу не видели его в лицо, не слышали звука его голоса и не могут поручиться за его деяния? Высший разум бросил твою расу в жестокий мир и наблюдает, как человечество медленно истребляет себя». Отче наш... Замолчи. От знакомых властных ноток я замерла. Я привыкла подчиняться. Прекрати бояться и посмотри правде в глаза, жертвенная невеста. Я помог тебе найти девушку, твою помощницу. У нее есть связи в том городе, куда ты поедешь. Надеюсь, ты понимаешь, что разглашать информацию о том, кто ты и мои сыновья не стоит. Мы ведь не хотим больших смертей?. Я непроизвольно замотала головой. Одна слеза попала на зеркало и я зачарованно уставилась на стекавшую капельку, слушая голос. Я не собираюсь покровительствовать тебе все время, но определенные действия я уже совершил. Ты разберешься со всем, жертвенная невеста, а иначе... В зеркале на меня смотрела чересчур бледная девушка, с запутанными светлыми волосами и покрасневшим глазами и носом, брошенная в гущу событий, жертв и крови. ...ты будешь и дальше влачить свое жалкое существование, пока мои сыновья не решат прикончить тебя. Зачем тебе эти игры, Карл Хайнц? Почему ты проверяешь своих сыновей? Зачем соглашаешься с высокими ставками пари? Или обращение человека для тебя ничего не значит? Но голос исчез вместе с головной болью.

***

В странном полубессознательном состоянии я добралась до зала ожидания, сумев разглядеть Минэко возле стойки с двумя улыбчивыми стюардессами, стоящей после одного мужчины, как раз протягивающего билет. Сейчас я смотрела на подругу своего детства совсем другими глазами потому, что она оказалась втянута в сверхъествественную семейную драму вампиров, совершенно об этом не догадываясь. Я протиснулась к Хирате мимо мамы с двумя орущими детьми. Она чуть раздраженно пихнула мне мой рюкзак и с вежливым выражением лица отдала наши билеты стюардессе. — Как ты? — негромко спросила она. — В полном порядке. — Хорошо, — возникла пауза, пока Хирата получала наши билеты обратно и благодарила стюардессу. Мы выслушали пожелания удачного полета и пошли по направлению к самолету. — Кстати, я забыла тебе сказать имя моего друга, который встретит нас в Осаке и поможет тебе привыкнуть к школе. — Да, точно, ты забыла, – небрежно ответила я. — Он давно учится в там? — Если не ошибаюсь, с год. Его зовут Ямада Окамото. Запомнила? — Ямада Окамото, — медленно повторила я. Минэко первая вошла в салон и целенаправленно зашагала вперед, даже не смеряясь с билетами. Я молча топала за ней и ждала команды остановки. Мы сидели чуть ли не в конце самолета, но зато я оказалась возле иллюминатора. Глубоко вдохнув неприятный самолетный запах, я все же с облегчением уселась в синее кресло в белую крапинку, убрала подушку в сторону, скинула с себя рюзкак и застегнула ремень. Минэко повторила те же движения, но поддакнула подушку под голову. — Мне нужно отдохнуть, — зевнула она. — Разбуди, когда принесут поесть. Хотя, если честно, самолетная еда самая ужасная еда на свете. Я рассеянно кивнула и девушка тут же провалилась в сон. Мне следовало тоже поспать, хотя бы для того, чтобы перестать думать обо всем произошедшем. Охота Сакамаки на меня официально началась и они уже рыщут в округе. Или уже находятся в аэропорту и выпытывают сведения обо мне. Или их отец позаботился о таких легких источниках? Укусы на шее заныли и я потерла ладонью место укуса Субару. Я сбежала от боли, от вечной тянущей боли и наслаждения, которые преследовали меня. Правильно ли я поступаю? Я стиснула зубы и заставила саму себя ответить на заданный вопрос. Плевать, даже если неправильно. Это был мой личный выбор.