Red

*** Зубы, слюна и ненависть: вот как проснулся Волк. Под давлением острого конца мачете Сэма в шею Лукас открыл свои голубые глаза, обнажив слишком большие и острые для его рта зубы. Его голова дернулась вверх, отбрасывая тонкую струйку блеснувшей в лунном свете слюны, грива седых волос сползла с шеи, руки вытянулись как сушеная жилистая говядина с острыми когтями на концах пальцев. Спрятавшись за спиной Сэма, Томми начал ругаться, не истерично, но тихо и ритмично, выдавая явные религиозные проклятия. Вырос в церкви, подумал Сэм, не убирая лезвие ни на сантиметр вне зависимости от того, что происходило бы дальше. Эта тварь, может, и не съест их, но это не значит, что он не порвет их на клочки. Волк обратился совершенно внезапно, волчий хвост, как дубина; близкий шум несущейся воды не мог заглушить звук растягивающихся сухожилий, щелкающих костей и неопределенный мясистый звук, когда Волк встряхнул головой и, шатаясь, вывалился из тени тента под лунный свет; его большой живот выпирал под ним и терся о землю, когда он двинулся вперед. Ничего человеческого от него не осталось. Сэм отошел на шаг назад вместе с ним, наткнулся на Томми, застывшего на месте. Тварь была огромной, как итальянская спортивная машина. - Чувак, ты думаешь, будить его было хорошей идеей? - прохрипел Томми. У Сэма на самом деле не было ответа на это, все, что у него было - это сказки, поэтому он слегка повернул мачете, чтобы лезвие отразило лунный свет, и Волк увидел острое оружие в руке кого-то, кто знал как его использовать. Блеск лунно-голубого и Волк споткнулся, очевидно, понимая, что что-то было не так. - Не так уж и хорошо теперь, да? - прошептал ему Сэм, потом удивился, а почему он шепчет. Иди сюда и получи свое, думал он, крепче сжимая мачете. - Он ведь больше не там, не внутри. Его нет и ты его больше никогда не увидишь, - Сэм молился Богу, чтобы это было именно так. Волк был все еще слишком далеко от Сэма, чтобы сделать чистый удар. Он повернул голову в сторону. Сэм не совсем планировал этот удар, поэтому остался там, где стоял. - Давай, - подначивал Сэм, довольный от того, что видел его страдания. Он никогда раньше не чувствовал такого: он желал этой твари смерти, да, но для Волка он хотел конца более сложного и средневекового, чем обезглавливание. - Просто... Сэм, Господи, старик... - Сэм знал, что просил Томми. Просто убить тварь. Но все сложилось совсем иначе. - Беги, - Сэм скомандовал зверю, слишком тихо, чтобы быть нормальным разговором, но недостаточно, чтобы быть шепотом, - беги так быстро, как сможешь. Он сделал три быстрых шага вперед, мачете поднялось вверх, как меч правосудия, и Волк сорвался в темноту полуночного леса. Сэм слышал, как он проламывался сквозь заросли терновника, сквозь плотный подлесок у реки. Просто бежал и бежал. Кончик его мачете опустился и уперся в речной камень, и Сэм повернулся к Томми. Даже при лунном свете он мог видеть, что плантатор был белее бумаги. Без единого слова Сэм нагнулся к вещам Лукаса, игнорируя кольца брошенных внутренностей, отодвигая их с дороги кончиком мачете, боясь того, что он мог найти в складках ткани и плоти. Только одежда и побитое походное снаряжение, но ничего не обычного. У него не было времени коллекционировать, думал Сэм, только пожирать. Все качнулось в один момент, Сэм не знал, где, черт возьми, мог быть Дин, все скрутилось в нем: недостаток еды и сна, адреналин, покидающий тело как морская пена пляж. Пейзаж накренился, и Сэм вонзил мачете в старый ствол, чтобы удержать равновесие. Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, потом выпрямился, стараясь не глядеть на Томми. - Пойдем, - до лагеря протестантов было не так уж и далеко, и им не нужно было быть тихими в этот раз. Там будут полицейские, и не было необходимости привлекать к себе нежелательное внимание. - Давай смоем кровь. Потом найдем Руби и Дина, - повинуясь, Томми заспотыкался в сторону реки, не задавая никаких вопросов. Вой разорвал ночь вдалеке. Он был полон тоски и нужды, тот же самый звук, что слышал Сэм в своем сне. Томми остановился, и Сэм наткнулся на него. - Ты думаешь, он ушел далеко? - спросил он коротко. Сэм покачал головой. - Нет, не далеко. Он продолжит бежать, пока не умрет, - и в этом он был уверен. *** Серьезно, думал Томми, мне стоит завязать с галлюциногенами, потому что они просто вытрахали мне мозг. Пиво, Томми нужно было пиво, которое должно было привести его в чувство и, может быть, стереть эту хренотень, что сейчас с ним случилась. Что не могло с ним произойти. Но на его рубашке все еще оставались пятна крови, хоть Сэм и настоял на том, чтобы помыться в ледяном потоке воды, прежде чем убрать этот огромный нож. Все это скользкое дерьмо они оставили на покрывалах, зная, что какие-нибудь животные обязательно позаботятся об этом, но Томми не особенно хотел думать сейчас о диких животных, потому что это было чертовски страшное дерьмо. Что за гребаная прогулка. И Сэм, старик, это и в правду не должно было заканчиваться вот так, потому что Сэм был прикольным, как летящий на волне серфер, чистые шесть футов мужественности и грации. Томми не видел ничего подобного. И, скорее всего, не увидит, если вдуматься, потому что если то, что он видел было правдой, тогда Сэм был как волшебник или что-то вроде того, и Томми знал, что, несмотря на то, что он видел всякий странный бред, когда закидывался кислотой и грибами, это било все рекорды. Ну, может быть, кроме того раза в мотеле Олимпии, когда прикроватная лампа превратилась в кошку и терлась о его лицо, голосом отца разговаривая с ним о том, как неплохо было бы закончить то обучение на психотерапевта, которое он бросил пару лет назад. В этот раз? Старик, он должен сказать Лоренцо спасибо за то, что нашел такие обалденные грибы, потому что они были просто нечто. По факту, он был настолько на взводе, что практически бежал в лагерь. Или, может быть, все дело было в том, что Сэм бежал тоже, а он мог двигаться очень быстро, когда старался, да, он был хорошим плантатором, дай ему месяц и он бы сажал наравне с профессионалами, но, кажется, сейчас Сэма это мало волновало. Посадки. Сэм больше волновался о... ладно, может быть, Томми не мог точно понять, о чем волновался сейчас Сэм. Лагерь был ярко освещен, что это, вечеринка? Томми был уверен, что протестанты не устраивали таких вечеринок, как плантаторы, потому что черт, было уже где-то далеко за полночь или что-то вроде того. Там что-то происходило, хотя точно - Руби пропала. Но черт, разве это не Руби прямо вон там, все еще прикованная к чертовому дереву, орет, будто наступил конец света. Толпа окружила ее, а Томми не очень любил толпы, но Сэм, все еще мокрый после купания в реке, расталкивал людей как кегли в боулинге: какой же он чертовски высокий парень, зато мог уйти после такого поведения безнаказанным, даже несмотря на то, что один из парней оказался полицейским, судя по поясу и шляпе рейнджера. Томми последовал за Сэмом, более или менее, потому что он уже следовал за Сэмом последние пару часов, а Томми нравилась повторяющаяся рутина больше всего на свете. Офицер правоохранительных органов - хотя нет, этот был рейнджером - шел прочь, качая головой, и говорил что-то о глупых хиппи, а еще о том, что девушке нужно сделать анализ на наркотики, потому что, кажется, она под кайфом. Как только Сэм добрался до Руби, она затихла и вцепилась в него, обнимая. Беспокойная. Черт, напуганная, может быть, и Томми никогда не видел Руби такой, ни разу за все время, что он ее знал. - Где он? - было первой вещью, что Сэм спросил у нее, и это не было до конца понятно Томми. Он оглянулся через плечо. Фургоны телевизионщиков были темными, может быть, журналисты свернулись на ночь, может быть, они выбиты из колеи внезапным исчезновением протестанта и таким же появлением, словно кролик из шляпы. Руби теперь рыдала. Это привлекло внимание Томми, по большей части потому что Руби была не из тех цыпочек, кто, ну вы знаете, рыдает, но еще потому что, черт возьми, она была хорошей девчонкой, и она все еще ему как бы нравилась, несмотря на то, что она интересовалась незастенчивым Сэмом. Сэм успокаивал ее, гладя по волосам, потом крикнул кому-то, чтобы нашли ключ от велосипедного замка. Руби не выглядела так, будто все еще хотела быть прикованной, выглядела, скорее, будто была готова сама разорвать эти цепи, если сейчас же не будет что-либо предпринято. Как маленький-маленький Невероятный Халк. Ее голос был задушен слезами, таким глухим образом, как у маленьких детей, которые полностью потеряли контроль над собой. Томми прислонился к дереву, взял ключ у Астрид, которая наградила его и Сэма косым взглядом. Астрид довела косые взгляды до идеала, затаривалась ими в Банке Настоящих Стерв. За ней он видел Лоренцо и Терезу. Что он, черт возьми, собирался сказать Лоренцо? Грибы, точно. - Томми, - резко спросил Сэм, глядя на ключ. Томми подпрыгнул и начал отпирать цепи. Он был достаточно близко, чтобы услышать, что сказала Руби, что бы это ни значило. - Он был внутри со мной. И... у него была... - она указала на свой бок, - он был ранен, Сэм, но в порядке долгое время, а потом... Господи, мне так жаль, но у него снова пошла кровь, а потом была эта вспышка белого света... У нее даже не было шанса закончить до того как Сэм развернулся, отпустил ее, словно она была подключена к электропроводу, будто она лизнула девятивольтовую батарейку. Лицо Сэма стало таким белым, Томми был почти уверен, что того вырвет, и он отошел назад, не желая оказаться в зоне поражения. Сэм вместо этого встряхнулся, Томми на самом деле увидел, как он тряхнул себя и кивнул один раз. Потом Сэм схватил Лоренцо за плечо, наклонился, чтобы смотреть более низкому мужчине в лицо. - Дай мне ключи от грузовика. Это не было чем-то вроде просьбы. Он выставил вперед большую ладонь, все еще темную от крови, не стертой до конца, с парой недостающих ногтей, и Томми почувствовал необъяснимую волну гордости от того, что Сэм был одним из них. Он был своего рода воин, сделал нечто, что, Томми знал, было героическим, даже если он на самом деле не помнил все подробности. Лоренцо тихо передал ему ключи от грузовика компании. Сэм побежал к мосту, где был припаркован грузовик, не произнеся больше ни единого слова ни одному из них. *** Это? Это было полное дерьмо. Это была самая худшая шутка вселенских масштабов. От одной ужасной ситуации к другой и обратно. Дин даже не трудился смотреть в этот раз. Боль была настолько невыносимой, но единственной вещью, которая не позволяла ему свернуться и раскачиваться в агонии, был факт, что у него в чертовом боку торчал чертов кол, как у долбанного кебаба на барбекю у Сатаны в аду. Господи, думал он, глядя в чистое небо, на звезды, думая о том, что он, по крайней мере, может видеть что-то вдалеке. Теперь тебе скучно, Винчестер? Дин почти начал смеяться, но он знал, это будет слишком больно. Никогда в жизни больше не пожелаю развлечений. Да здравствует скука. Он закрыл свои глаза, отключаясь от желанного вида, потому что все вращалось и его начало тошнить и знобить, и это было недобрым знаком. Он слышал сов и шум веток, стучащих на ветру. Он пытался сконцентрироваться на всех этих вещах, потому что концентрация на чем-то близком к самому себе привела бы его к полнейшему срыву. Поэтому он услышал его, когда он пришел. Не то чтобы тварь могла прокрасться тихо, с таким-то размером, но он слышал, как Волк проламывался вокруг, словно он был слепым или что-то в этом роде, как будто хотел вынести как можно больше дерьма по дороге вперед. И он пришел. К нему. Конечно, к нему. Дин не двигал головой, и у него на это было много причин. Любое движение причиняло такую боль, что он не мог выносить этого, как тянуть зуб клещами на живую, предварительно воткнув дрель себе в глаз. Еще он, скорее всего,истечет кровью секунд за тридцать, если сдвинет этот штырь в любом направлении. Да черт, он, может быть, истекает кровью прямо сейчас, он мог задеть что-нибудь крупное вроде артерии или почку, или печень, или один Бог знает что еще. Но по большей части он почти ничего не видел в темноте, так что какой смысл? Поправка: если уж быть честным с собой, то он не сильно-то и хотел видеть. Боже. О, Боже. Вскоре ему даже не пришлось поворачивать голову, потому что Волк был уже здесь, черной нечеткой тенью, загораживающей звезды, дыша так, будто это его штырем проткнуло. Но черт, даже в темноте было понятно, что с ним что-то не так. Он не мог двигаться по прямой, даже не шел уже, тащил себя через поляну. Он пах смертью, запах которой Дин мог распознать даже во сне. Волк лег рядом с Дином, положил свою голову рядом с его, начал скулить, звуча точно как собака, которую привязали снаружи кафе, пока хозяин забыл о ее существовании за долгой чашкой капучино. Дин сглотнул, не глядя на него. Поговори со мной, поговори со мной. Когда скулеж не помог, он глухо зарычал, и Дин закрыл глаза. Ни за что он не отправится внутрь опять, он провернется на штыре, если понадобится, чтобы избежать этого, скорее, смертельно порвет себе артерию, чем вернется. Но Волк не мог забрать его внутрь как раньше, и Дин знал это: с такого близкого расстояния он мог уже видеть его распухший живот и тонкую нить, как после аутопсии, и он на самом деле не знал, что случилось, но выглядело оно очень плохо. Сэм, думал Дин, о, Сэмми. Ты отчаянный засранец. Ты достал его. С усилием, который Дин назвал бы героическим при других обстоятельствах, Волк поднялся на ноги, запрокинул голову и завыл. И был этот звук полон одиночества и лишения, но Дину было все равно, он просто хотел, чтобы он прекратился. Несмотря на все отговорки, что он себе позволил, Дин сжал зубы и повернул голову, чтобы проследить за Волком. Он шуршал через вырубку, кашляя, потоки крови теперь лились из его носа и рта, пока он спотыкался, уходя из поля зрения Дина. Проклятье, думал Дин, слыша, как начался новый вой, но затем снова затих до слабого стона. Волк рухнул, словно дерево, его вес отдался вибрацией по земле, как землетрясение. Сила этого падения, вот что сделало свое дело, а не что-то иное. Это заставило штырь в боку Дина вибрировать, и хотя он и был уверен, что так звучала предсмертная агония Волка, это вполне могло стать и его концом, потому что небо вспыхнуло белым, потом красным, а после Дин уже точно не мог сказать, в какой цвет оно перекрасилось. *** Когда он выпрыгнул из кабины грузовика, одна нога провалилась глубоко в грязь, землю растерзанную и растоптанную гусеницами больших машин. Сэм молился Богу, что он правильно помнит дорогу, что остановился достаточно близко к поляне, дал четкие инструкции Дейву по рации - просто сделай это, старик, поверь мне, он там и он серьезно ранен. Сложно отличить одно дерево от другого ночью, но оборудование выглядело правильно. У него было время подумать об этом, а потом он услышал вой. Он нашел правильное место, потому что его так же нашел и Волк - и почему, черт возьми, он не отрубил голову этому ублюдку, когда у него был шанс? Это было то самое место, но Сэм поступил правильно, доверившись сказкам, даже не ожидая того, что Волк проживет достаточно долго, чтобы добраться обратно до поляны. Сэм бросился бежать, карабкаясь по склону вырубки вверх, звук ломающихся веток и рычание помогали ему найти дорогу, все это время он повторял себе, что убьет тварь голыми руками, если понадобится, и старался не думать о брате, потому что это не придавало ему сейчас сил. Звук внезапно оборвался – задохнулся, - и дыхание Сэма перехватило в груди под каким-то странным углом, но он не остановился, не мог остановиться, просто продолжал бежать. Длинные ноги двигались сквозь вырубку, как механический харвестр, знающий, как делать это даже ночью, недели посадок пришли ему на помощь. Поляна появилась прямо впереди, и под лунным светом показался пень, с которого, он был убежден теперь, упал Дин, где они нашли бензопилу, и он знал, что Дин тогда не был там, и теперь был так же уверен, что сейчас будет. Дин был бледным, как призрак в звездном свете, его лицо - бескровно-белым, и Сэм проскользил по земле, чтобы остановиться, проехался на коленях как бейсболист высшей лиги до базы, занеся одну руку над грудью Дина, с трудом понимая, откуда ему начать. Он желал, чтобы у него был фонарь, и в то же время был рад, что его у него нет. Даже в лунном свете он мог видеть место, где штырь торчал из бока его брата. Он положил одну руку на его грудь. Все еще дышит. Где же Волк? Дин застонал, может быть, вес руки Сэма на его груди был слишком большим, даже не смотря на то, что он касался легко, почти как перышком; Дин открыл глаза, встретившись взглядом с Сэмом, но ничего не сказал. Сэм сразу увидел, что Дин не мог пошевелиться без невыносимой боли, он был уже в агонии, его лицо было абсолютно бесцветным и безэмоциональным, таким, как бывает, когда он едва может держаться, глаза были широко раскрыты. Взгляд Дина скользнул в сторону, потом обратно к Сэму. Отказываясь говорить, но прося его о чем-то. Говоря ему что-то. Сэм кивнул и поднялся на ноги, сердце тяжело билось в груди, бешено, как зверь, пытающийся сбежать из зоопарка, и он сделал несколько шагов в направлении, о котором пытался сказать ему Дин. Близко к земле, на раздавленных листьях папоротника, Сэм нашел большой скелет. Ребра лежали на земле, удерживаемые только соединительными тканями, архипелаг позвоночника венчался огромным черепом с острыми зубами-саблями. Горка гладких речных камней лежала в изгибе под ребрами, собранная почти как гнездо с яйцами динозавра. Сэм сглотнул, слыша звук лопастей вертолета, разрезающих воздух вдалеке. Он достал из кармана сигнальную ракету, которую захватил из грузовика, и выпустил ее вверх, проследив за ее полетом, перед тем как вернуться туда, где лежал Дин. Он присел рядом, не боясь положить одну руку на голову Дина, второй рукой задержаться над грудью брата, скользнуть пальцами по рабочей рубашке, по тяжелому поясу, не зная, что делать, как облегчить эту невообразимую боль. Кроме одного, может быть. - Он мертв, - произнес Сэм, едва найдя свой голос. Это должно быть сказано и услышано. Спазм сотряс Дина, и он прикрыл глаза. - Дин? - прошептал Сэм, не в состоянии повысить голос сильнее, внезапно ощущая себя глупым и маленьким. - Самое чертово время, - пробормотал Дин, открыв глаза и моргнув. Его взгляд остановился на Сэме. - Эта тварь... Внутри Кадиллака, Сэм. Как я выбрался? Сэм тряхнул головой, убирая волосы с глаз. - Что? - Просто, знаешь, после Сиэтла, прошло много времени, прежде чем я смог смотреть на Кадиллак, даже слышать это слово, у меня от него мурашки бегали. Ты был так болен, и у нас не было денег. В том гараже… и папа не возвращался, и что мне еще оставалось делать? Что мне еще оставалось продавать? Эта чертова тварь... забрала это. У меня. Он все еще пытался сказать ему, понял Сэм, сражаясь с тем, что удушающей хваткой сдавливало его горло. - Тебе не стоит говорить, Дин, - выдавил он, несмотря на то, что это было все, что он когда-либо хотел от Дина, говорить, сказать что-нибудь, что не было шуткой или отговоркой. - Береги силы. Дин покачал головой едва заметным движением. - Не будь чертовым ребенком. Это вызвало дерзкую улыбку. - Я не ребенок, Дин. Улыбки в ответ не последовало, и Сэм знал, что на то были причины, может быть, одна, что он знал, но, скорее, та, о которой он больше не услышит, и та, о которой не сможет говорить. - Я знаю... - Полоса света от фар скользнула по склону, и Сэм услышал зовущие голоса. Дейв был здесь. Сэм склонился над Дином, который все еще пытался что-то сказать. - Я знаю это, - повторил Дин. Сэм тихонечко шикнул на него, успокаивая, но Дин отбросил его руку, спазм боли вспыхнул на его лице. - Иди ты, Сэм. Хватит мне тут шикать. А Руби... Руби... Сэм энергично закивал. - Да, она в порядке, Дин. Она в порядке. Просто не прекращала говорить про то, как ты был с ней там, а потом нет, и что у тебя была большая дыра, и так я понял, что ты... И Дин расслабился, Сэм увидел это, увидел, как его плечи вплавились в землю и его глаза перестали быть такими дикими. - Что ж, это уже что-то, - улыбнулся он. *** Около пяти парамедиков собрались вокруг него, пытаясь понять, что им теперь с ним делать. Дейв и Брент держались возле Сэма, вся грязь и мусор, поднятые ветром от лопастей вертолета, летали вокруг как шрапнель. Если они не будут осторожны, кого-нибудь может прошить куском дерева насквозь. О, стоп. Нет, это про меня. Он пытался поймать взгляд Сэма, но парнишка выглядел как чертова амазонка... нет, постойте, это не правильно, они же были женщинами-воинами, да? Так что, нет, скорее, как... как... один из тех, из Терминатора. Типа германец или вроде того. Будто он счастливо убил что-то. Не так часто Дин мог признать, что он боится Сэма, хоть брат и продолжал периодически пугать его, так или иначе. Сэм просто постоянно пугал Дина, с того самого момента, как был крошечным ребенком, служил напоминанием, что есть множество способов сломить Дина даже без причинения физического вреда. Если Волк хотел добраться до меня, следовало пойти за Сэмми. Слишком поздно. Дин улыбнулся. Ему вкололи морфин, и теперь он просто не мог заткнуться, говорил без конца с парамедиками, и все они его слушали. Говорил с Дейвом и Брентом. Рассказывал им про Кадиллак и Волка, и они, скорее всего, подумали, что у него не все дома и были, наверное, правы. Он не мог больше чувствовать свой бок, он был далеко за гранью того, чтобы вообще хоть что-то чувствовать. По крайней мере, пока они не произнесли два слова: вертолет и бензопила. Хорошо, вертолет не был таким уж сюрпризом, с того момента как эта штуковина творила тут ад, зависая наверху, но как только один из парамедиков махнул рукой, чтобы спустили корзину, Дин внезапно сложил два и два - Дин плюс корзина равно летать. А бензопила? Что ж, они точно не будут стягивать его с штыря как коктейльную оливку с зубочистки. Всегда оставляйте проникающий объект на месте, пока не прибудете в отделение скорой помощи с хирургом в качестве лучшего друга. Так что штырь едет с ним, что значило, что бензопила будет вовлечена в процесс. Дейв после беседы с фельдшером и Сэмом отправился за своей бензопилой, как предположил Дин, глядя, как его спина исчезает в темноте, потом вид закрыл Сэм, присевший на колени рядом с ним. - Я надеюсь, у него есть место в грузовике для меня, - крикнул Дин в ухо Сэму, не уверенный, что тот может его услышать в шуме вращающихся лопастей вертолета. Сэм покачал головой. - Дин... - начал он, но Дин опять посмотрел в сторону на корзину, сердце его стучало, он едва мог взглянуть на вертолет, зависший над ними, яркий свет прожекторов заставлял лес вокруг искриться. Дейв вернулся, и лицо его было серым. В руках он нес маленькую Хускварну с легким полотном для особо аккуратных работ. Она выглядела как игрушка в сравнении с теми, что они обычно использовали. Парамедики разошлись, все кроме одного, парня, который, скорее всего ,будет с толкача заводить мое сердце, если оно вдруг остановится, когда я истеку кровью как заколотая свинья, подумал Дин, борясь с собственным дыханием. Парамедик не оправдал ожидания Дина, достав шприц и вколов его в порт на капельнице, которую они поставили ранее. О, отлично, больше лекарств, хорошо, это было то, что нужно. Сэм не отходил от него. Ему не нужно было ничего говорить. Да и не мог на самом-то деле, потому что между вертолетом и внезапным блеском бензопилы в руках Дейва, уже не было возможности. Направляемый парамедиком, Сэм прикрыл глаза Дина своей ладонью, склонил свою голову над его, ни один из них не мог смотреть на то, что собирался сделать Дейв с этой пилой. Парамедик плотно закрепил полевые перевязки вокруг торчащего штыря, стабилизируя его настолько хорошо, насколько это вообще было возможно, но тут нельзя было не понимать, что сотня маленьких лезвий, вращающихся с бешеной скоростью должны были пройти сквозь деревянный штырь, который находился прямо возле артерии и органов. Она не могла не вибрировать, как бы аккуратен ни был Дейв. Один шок, скорее всего, меня убьет, думал Дин, а потом сконцентрировался на теплом дыхании Сэма прямо возле его носа. *** Все, что Сэм мог видеть - это темноту под ними, редкие вспышки лунного света, сигнализирующие, что они пролетают над рекой или озером, вспышка в ночи, была и нет. Это и его отражение, которое он едва узнавал. Один раз парамедики уже повскакивали как боевые пилоты, когда у Дина резко упало давление и аппаратура заверещала как подыхающая баньши, но нервы Сэма уже были к тому моменту настолько выжжены, что он не в состоянии был уже испугаться. Прямо сейчас все было тихо. Громко, от того, где они находились, но тихо со стороны Дина. Дин выглядел слишком бледным и слишком неподвижным, его остекленевшие от морфина глаза были едва приоткрыты. Ни один из братьев не смотрел на штырь, выпирающий неестественно, запакованный в слои марли и клейкой ленты и еще чего-то, что выглядело так, будто раньше использовалось для починки стерео. Сэм даже не знал, куда они направляются. В какую-то больницу непонятно где. Ему стоило подумать о страховке и деньгах, но ничего из этого не казалось важным. Сэм прокарабкался вперед в узком пространстве, и парамедик освободил ему место, проверил какие-то мигающие огоньки, кивнул один раз Сэму, которому было все равно, было ли это разрешение или нет. - Эй, - прошептал едва слышно Дин, как только Сэм приблизил свое ухо к его губам, - я не полечу в этой штуковине. Сэм кивнул. - Да, я знаю. Все хорошо. - Прекрати реветь. Черт, ты и твои эти фонтаны, просто прекрати, ладно? - Ладно, - согласился Сэм, так же как согласился на правило "никаких полетов". - Тебе нужно что-нибудь? Но Дин просто глядел на Сэма расфокусированным взглядом. Раньше, когда Дин еще не знал, что Волк мертв, он отказывался говорить. Потом, особенно после укола морфина, он просто продолжал говорить, но сейчас Сэм видел, что он просто не может уже даже этого делать. А Сэм мог. Он мог это делать. Поэтому, когда Дин задрожал, Сэм попросил у медиков одеяло, потому что Дин замерз. Когда сухие губы Дина задвигались без звука, Сэм спросил, нет ли у них крошеного льда, потому что Дин хочет пить. А когда Дин выглядел так, будто он только что понял, что он на самом деле летит на вертолете, Сэм спросил, может, было бы возможным включить какую-нибудь музыку, потому что Дин любит музыку во время поездок. Что-нибудь из радиостанции с классическим роком было бы отлично, или чей-нибудь айпод, если музыка в нем не слишком ужасна. Спасибо большое. Сэм получал все эти вещи. Он думал, что, наверное, потому, что он просил вежливо, но по большей части из-за его лица, которое выражало что-то среднее между желанием убийства и срывом. *** Все остановилось на целый месяц. В итоге потребовалось три операции. Каждый доктор, который приходил поговорить к Сэму, использовал слова "повезло" и "очень повезло". Сэм просто принимал эти слова и затыкал их поглубже, надеясь, что это было уточнение, которое он мог бы использовать где-то в другом месте, потому что Дин был кем угодно, но не везунчиком. Не был им ни в этот раз, ни в прошлый, ни в самый первый. Это было сплошным невезением всю дорогу, и Дина оно ударяло точно так, как если бы он стоял в середине трассы во время гонок на выживание. Так что, да, может быть, штырь и не задел ничего жизненно важного, повезло в том, что Дин не умер еще в вертолете, потому что все было близко к тому, и никому не надо было повторять это Сэму больше одного раза. Но где была удача, когда отец был в коме в другом штате? Где она была, когда Дин забрел в закусочную в Сиэтле и столкнулся лицом к лицу с чем-то, что потом охотилось за ним годами? Сэм не чувствовал, что он должен был благодарить удачу, не когда Дина резали на операционном столе. Ни когда у него была плохая реакция на одно из лекарств, и ни когда он был настолько плох, что был не в состоянии даже выдавать свои обычные дурацкие шутки, просто лежал там с этими расширенными аниме-глазами. До того момента, пока Дин не выйдет на собственных ногах из больницы, Сэм не собирался быть благодарен. Черт, может быть, даже и тогда. Никто не удивился, когда компания Дейва оплатила большую часть больничных счетов, Дейв и Сэм уладили все вопросы с тем, какое имя куда вписать и какие номера для компенсации, чтобы уладить все бумажные вопросы. С Дином Дейв не говорил о страховке или о том, чей скелет был оставлен на горе, или как Дин не был на штыре, когда нашли бензопилу, а потом был найден там день спустя. Они разговаривали об управлении компанией и чертовых пятнистых совах, о совершенно потрясающей жене Дейва и рыбалкой с дядей Гуденаффом на озере. Они говорили о Лори почти целый день, заполняя те длинные часы выздоровления, что были так нужны. Сэм слушал, как они вспоминали ее и медленно прощали себя за ее смерть. Сэм обычно сидел с ними и узнал уйму вещей о рубке леса, лососе и жене Дейва, больше чем ему было нужно или он хотел. Он был там, когда Руби появилась в дверях, бледная как привидение, спокойные глаза оценивали пространство между братьями, будто создавая какую-то новую связь. Может, так и было, но Руби пришла не для этого, она пришла, чтобы сказать три вещи им обоим. Спасибо. Прости. Прощай. Спасибо Сэму за то, что он вытащил их, был там и не сдавался. Дину за то, что слушал. За то, что знал, как сказать: "Пошел ты" самым лучшим из возможных способов. Сэм не совсем понял это, но после этого Руби слишком быстро повернулась к нему, говоря: "Прости", чтобы это было чем-то заслуживающим отдельного внимания. Прости, что у нас ничего не получилось, прости, что все так произошло, что я оказалась в плохой ситуации вместе с твоим братом, а не тобой, потому что тогда все могло бы сложиться иначе. И прости и ты, Дин, за то, что осудила тебя слишком быстро, но Сэм знал, что Дин слишком привык к этому, чтобы извинения были необходимы. После всего этого она быстро попрощалась, как и следовало. Сказала, что она поедет с Томми в Уолла Уолла на луковую ферму: тяжелая работа до конца лета, не хотелось больше возвращаться на вырубку, ни ей, ни Томми. Томми, кстати, остался снаружи в грузовике, слишком напуганный встретиться с Сэмом, чтобы попрощаться лично. Что заставило Дина смеяться так сильно, что он что-то себе повредил. За день до выписки Дина, что было слишком рано, по мнению Сэма, Эйлин пришла повидаться с ними. Они получили предупреждение заранее, от Дейва, который был без работы, потому что вырубки приостановили, пока там не разберутся с протестантами; он пришел к ним утром с газетой и новостями, довольный и счастливый. Бабушку сняли с дерева, возобновление работ планировалось на следующую неделю. Если там и оставались совы, то им лучше было найти себе новое место для проживания. Выражение лица Дейва было смешанным, мягко говоря, большая часть его скрывалась за широкой светлой бородой, улыбка вышла злобной и задумчивой одновременно. Раздался тихий стук в дверь, и Дейв открыл ее, Сэм все еще читал газету, Дин жаловался на неудачную раздачу в карточной игре, которая была разложена на подкатном столике межу кроватью и креслом, которое занимал Дейв. Эйлин стояла прямой и удивительно высокой в дверном проеме, в цветочной шляпе и фиолетовых шнурованных штанах, в просторной футболке с каким-то слоганом, написанном на греческом. Голубь, радуга, символ мира, единороги, и что-то еще в этом духе. Сэм поднял взгляд, узнал слово "мир" и улыбнулся. Он не собирался возвращать иглу, считая, что это было не совсем той вещью, которую возвращают, было чем-то вроде чашки сахара, одолженной у соседей, или запасной бритвы у соседа по комнате. Это было вроде как твоим, как только воспользуешься. - Привет, мальчики, - сказала она, обращаясь ко всем, - мистер Гуденафф, приятно видеть вас таким отдохнувшим. Дейв стоял возле двери со странной улыбкой. - Добрый день, Эйлин. Рад видеть вас на земле. - Устали глядеть на мои панталоны? - подколола она, присела на кресло и откатила столик, когда Дин бросил свои неудачные карты на него. Сэм отложил в сторону газету. Дейв вздохнул. - Думаю, я пойду возьму кофе. Кому-нибудь принести? - никто не захотел, но он обернулся возле двери, прищурил глаза, слегка улыбнулся. - Эйлин, это того стоило? Вы просидели наверху довольно долго и чего вы добились? Мы все еще возвращаемся в долину. Эйлин наградила его взглядом, от которого бы демон зажмурился, и это все вместе с милой улыбкой на лице и поблескивающими на солнце голубыми глазами. - Я добилась того, что предназначена была сделать. Это всегда того стоит. Наслаждайтесь кофе. – Она почти послала его этими словами. Когда он ушел, она повернулась к Сэму, который примостился на краю кровати Дина. - Ты выглядишь довольным собой, Сэм. Он пожал плечами. - Я рад, что мы завтра уезжаем. Дин провел рукой по животу, где повязки скрывали ужасную рану. Защищая самого себя, думал Сэм. Эйлин кивнула. - Это хорошие новости, - она внезапно поглядела на Дина, и Сэм пожалел, что он не может оказаться между ними, даже не смотря на то, что он доверял Эйлин. - А ты, Дин Винчестер, ты добился чего-нибудь? Это был прямой вопрос, от которого Дин слишком сильно побледнел. На какое-то мгновение Сэму захотелось вывести бабушку к чертям собачьим из больницы. Он открыл было рот, и взгляд голубых глаз Эйлин внезапно обратился полностью к нему. - Тебе не нужно его сейчас защищать, Сэм. Это просто вопрос. Дин рассмеялся, дав знак, который Сэм распознал как: отвали, Сэмми, я сам разберусь. - Между нами работа сделана. Эйлин кивнула. - Значит новости даже лучше, - она мягко похлопала его по руке, той, что не прикрывала его бок, и встала. - Мне пора возвращаться на ферму. Сезон малины, пора собирать для фермерского рынка. Бог один знает в каком виде будет место к моему возвращению. Сэм встал вместе с ней. - Я уверен, ослик хорошо за ним присмотрел. - Ну конечно, - мягко согласилась она, задержав взгляд на Сэме, перед тем как уйти. *** Жаль, было слишком жарко для его кожаной куртки, которая была своего рода доспехами для него, как он считал, обдумывая варианты обеда на городской площади из сауны, которая иначе известна как Импала в позднем июне. Слишком жарко с одними только открывающимися окнами в качестве кондиционера, так жарко, что Дин думал о том, чтобы снять футболку, только вот его бок все еще выглядел достаточно уродливо. Сэмми был занят тем, что забирал их новую кредитную карточку из почтового ящика, та золотая, что всего месяц назад была совсем свежей, была полностью использована на снаряжение, больничные счета и лекарства. Слава Богу, Дин все еще был в состоянии заполнить кредитные бумаги с выигрышной долей юмора. Черт, даже на бумаге, я очарователен. Широко улыбнувшись от этой мысли, он сполз на сидении, мечтая, чтобы оно не было настолько влажным, кожаный салон был горячим, как раскаленная магма, и настолько скользкий, что он вообразил себя съезжающим в бассейн с маслом под приборной панелью. Он погладил одной рукой обивку в тот же момент, как подумал об этом, пальцы задержались на поверхности, извиняясь, прежде чем снова упасть на его бок. Умираю с голоду, Сэмми. Я умираю с голоду. Во мне дыра шириной в милю, и он рассмеялся от этого, привлекая внимание парнишки, проходившего мимо него по тротуару, тянущего большую упрямую собаку за собой. Заткнись, пацан, я не псих. Есть разница между сумасшедшими и счастливыми. Сэм просунул голову в пассажирское окно, протянул Дину конверт. - Кто я на этот раз? - спросил он без особого интереса. Порвав конверт, Дин стянул солнечные очки со своего носа, сел поудобнее. Что на самом деле было невозможно. Никакая поза не была удобной. - Ты можешь быть Дейв Гаан, а я Джон Майалл. Сэм тяжелым взглядом уставился на него: да что он понимал в музыке. Сэм понимал, что Дин прикалывался над ним по полной программе, но не понимал как, и это было именно так, как Дин любил это оставлять. У меня полно своих шуток, Сэмми, расслабься. Сэм собрался обойти машину, чтобы сесть за руль, к превеликому недовольству Дина, но они были в Бремертоне на западе от Сиэтла, пункт назначения неизвестен – как, черт возьми, обычно - и Дин был настолько голоден, что готов был оторвать Сэму руку и начать жевать ее. Он открыл свой бумажник, запихнул туда свою новую карточку, раздумывая, сколько еще могло остаться на его золотой карте на имя Девида Линдли. Он поглядел еще раз на хрустяще новую стодолларовую купюру, все еще лежащую в бумажнике как напоминание, сувенир. Он должен от нее избавиться, и что могло быть лучше, чем потратить ее на еду, когда все уже было сказано и сделано. Целую гору еды. Поэтому он потянул за хромированную дверную ручку, выходя наружу, не смотря на Сэма, который выдал ему выражение какогочертаДин? на лице: брови нахмурены, раздраженные ямочки на щеках, руки подняты, будто он держит два невидимых кокоса. Именно это Дин всегда представлял, а бедный Сэм даже не подозревал, отчего эта простая поза вызывает у Дина усмешку. - Господи, Сэм, я должен съесть что-нибудь. Давай, за мой счет. Ты можешь наесться до диабетической комы, я плачу. Как будто есть какая-то разница, говорило новое выражение лица Сэма довольно красноречиво. Кафе не было каким-то особенным, маленькое и немного эксцентричное, но запах был просто волшебным, и Дин рухнул на одно из сидений, не желая показывать Сэму, как сильно он устал, пройдясь всего ничего. Шоколадный коктейль, может быть, сэндвич со стейком, немного рановато для пива, наверное, но это было одно из мест, где делали домашние пироги. Не одни из этих странных нитратно-яблочных, а настоящих, с корицей и хрустящей корочкой и... Нет, подождите, даже лучше. Бургер с лососем. Боже, он бы умер за один такой. Никогда на самом деле он не оправдывал его ожиданий, но если он будет хотя бы наполовину близок к нирване, то он будет лучше, чем любой стейк. Сотня долларов, когда они оба были голодны, как раз все покрыла бы, особенно если он оставит очень-очень большие чаевые. Когда Сэм садился напротив Дина, на его лице было уже новое выражение, и это было то, что обычно его нервировало. Это было тыхочешьмнечто-тосказать выражение лица, мягкое сдержанное лицо, глаза готовые и ждущие. Боже мой. Так что когда Дин посмотрел на него, Сэм все еще ждал. - Старик, чего ты хочешь? - Ты платишь? Что, черт возьми, это значит, Дин? - Попробуй бургер с лососем, - предложил он. О, да, это хорошая тактика, посмотрим, что Сэм будет с ней делать, - я пойду в туалет, - избегать, избегать, избегать. Ну что за размазня. Когда он вернулся, Сэм держал меню. - У них есть бургеры с лососем, - сказал он, будто это был для него сюрприз. Это Сиэтл, Сэмми, конечно, у них есть бургеры с лососем. - Отлично, я возьму три. Тебе шоколадное молоко? - широко улыбнулся, Сэм улыбнулся в ответ. Хорошо. - Как она это делает? - громко удивился Сэм, откладывая меню и глядя через зал. Дин не уделял ему внимания, он смотрел, сможет ли он взять луковые кольца вместо картошки фри. - Хмм? - С одной рукой? Как она управляется со всеми тарелками с одной рукой? - продолжил Сэм, и Дин понятия не имел, о чем это он говорит. Луковые кольца, идеально, пара долларов сверху. И заявляют "Лучшие в мире бургеры с лососем. Не врем." Хм, ну, посмотрим. Тень упала на стол, когда официантка встала рядом, и Дин положил меню, вызов читался в его глазах и на губах. Вызов исчез между этой секундой и следующей. У их официантки были длинные коричневые волосы, завязанные в хвост сзади, целый ряд сережек на брови и одна на нижней губе, ее обнаженное плечо было покрыто одной большой татуировкой топора, украшенного розами. Конверсы на ногах, цепь вокруг одного запястья. Только одно запястье. Она бросила блокнот на стол, правая рука заняла место возле него, готова записать заказ, потому что левая отсутствовала ниже локтя. Тонкий шрам тянулся от правого запястья до локтя, прочерчивая рану, которой было как минимум десять лет. Больше. Большинство людей, глянув на нее, подумали бы сразу: авария на мотоцикле. Но не Дин, он знал лучше. Другого рода происшествие с участием скорости, насилия и крови, но без машин и аварий. Одно длинное мгновение и их глаза встретились, ни один из них не мог даже подумать, что их встреча возможна. Она опустилась на сидение рядом с Дином с выдохом радостного шока, а Дин застучал пальцем по столу, снова и снова, будто он не знал, что лучше: коснуться ее или заговорить. Сэм уставился на них обоих, не понимая, что сейчас заполнило комнату как запах срезанных цветов. С легкой улыбкой Дин чуть наклонился вперед и сказал: - Сэм, не думаю, что ты помнишь Таню.