И все мосты горят в огне

— Что? У тебя были чернила, и ты никому не сказала об этом?! Белль, ты должна была! — Я хотела с ним поговорить. Хотела, чтобы он выслушал меня. Белль храбрится, смаргивает слезы, но они набегают снова и снова. Она испытывает секундную благодарность, когда никто не спрашивает ее « И как?» — Ты должна была поделиться с нами чернилами, — заявляет Дэвид, и слезы Белль высыхают, а со следующими словами принца исчезает и благодарность. — Это была отличная возможность применить антимагический браслет. Белль оглядывается, повсюду встречая укоризненные взгляды. — Я не хотела устраивать для мужа очередную ловушку, — с вызовом, которого не подчеркивает, но и не скрывает, произносит она наконец. Обескураженное молчание длится несколько секунд. — Белль, я знаю, как тебе тяжело,— мягко заговаривает Мэри-Маргарет. — Но мы должны придумать, как защитить себя. Румпельштильцхен опасен, но поверь, мы не желаем ему зла. — Чего нельзя сказать о его намерениях в отношении нас, — хмуро вставляет бабушка Лукас, а Руби кидает на Белль виноватый взгляд и тут же отводит глаза. — Я знаю, вы все видите в нем врага, — Белль старается говорить как можно тверже, и со следующими словами это ей удается. — И если бы я не сделала то же самое, когда это все только началось, может быть, все повернулось бы иначе! — Ну знаешь, — хмыкает Реджина, — У Румпельштильцхена было много шансов. — Больше, чем у тебя?— обернувшись, в упор смотрит на королеву Белль. У той достаточно хорошая память — и Реджина опускает глаза. — В нем есть и другое, — Белль обводит всех взглядом, — он отдал жизнь, чтобы спасти Сторибрук! — Хочешь сказать, тебя и Нила, — поправляет Крюк. — Белль, извини, но этот поступок он перечеркнул, когда едва не погубил город, — передергивая плечами, хмуро замечает Эмма. Белль умолкает. Все смотрят на нее сочувствующе, чуточку осуждающе, немного с пониманием. Белль видит — они не лгут, они правда не желают Румпельштильцхену зла. Вот только и добра ему никто не желает. Это обвинение даже кажется нелепым, и в Белль нет обиды, Белль их понимает. Он все это заслужил. Белль знает. Но в памяти всплывает темный замок, где он прожил несколько веков в полном одиночестве. Разве здесь, в Сторибруке, рядом с людьми, которые за час до его смерти назвали себя его семьей, он был менее одинок? И это тоже его вина. Но Белль все равно больно. Она уходит. И никто не идет за ней следом. *** Действие чернил давно закончилось, а он все стоит неподвижно. Деревянный пол лесного домика перечеркивают косые полосы солнечного света. Вкрадчивый, смешливый голос звучит не так полнозвучно, как в ночном мраке, но отчетлив... отчетлив. «Ты все еще не свободен, теперь ты это видишь?» — приплясывающие интонации голоса, ставшего за триста лет его собственным. Он свободен. Он один. «Э, нет, дорогуша, ты хуже, чем один. Белль с тобой нет, но скажешь, у нее не осталось власти над тобой?» — забавляясь, хихикает тот. Голос прав. Он не свободен. Не свободен, пока существует Сторибрук, где останется навсегда могила его сына. Пока где-то бродит сын его сына. Пока есть Белль. Солнечные лучи на полу меркнут, в углу домика, клубясь, вырастает мгла. Еще минута — и все было бы кончено. С Белль было бы покончено. Со всем, что веками останавливало его, было бы покончено. Он смог бы все. Сможет. Вернуться в Зачарованный Лес, играть чужими жизнями, а когда наскучит — придумать что-то еще. Неиссякаемая вечность перед ним на эти игры. Несколько взмахов руки — и город развеется, исчезнет навсегда. «Что же ты ждешь?»