Часть о том, как рвались связи
27 октября 2011 г. в 00:36
На Олежку больно было смотреть. Как заснул на кухне – так и проспал до самого утра, даже не пошевелился. При свете дня он казался ещё более измученным и бледным, словно кто-то (ага, даже не догадываюсь, кто бы это мог быть) изрядно попил его кровушки. А какой лучший рецепт от плохого настроения? Фирменные бабмашинские блинчики! Жаль, конечно, что у меня не осталось той муки… Ну ничего, я обязательно попрошу обезьяноподобного привести мне с дачи кулечек!
На запах блинчиков Олежка проснулся быстро. Одна беда – после проведенной подобным образом ночи у него, должно быть, жутко затекла шея и болела спина. Но несмотря на это Олежка был до ужаса доволен:
— Наконец-то я выспался!
Великая радость на свете – выспаться! Уж я-то его понимаю, я видела, как его женушка по ночам сшибает мебель и поёт дифирамбы сусликам, бобрам и прочим своим сородичам. А он-то с ней наедине провел целую неделю… Судя по тому, как напряженно мой внук вглядывался в чашку с кофе, обдумывал он если не то же самое, то очень к этому близкое.
Я помешала пустой чай, нарочно гремя ложкой по стенкам кружки. Олежка поднял на меня глубокомысленный взгляд и вдруг заявил.
— Нам с Анжелой нужно развестись.
Я даже руками всплеснула, не в силах выразить свою радость. Неужели эту гениальную мысль ему подсказало кофе? Тогда петь дифирамбы начну я, и все они будут посвящены умнейшему из напитков!
Стоп!
Как развестись? Разве…
— А как же твой спор? Разве вы не должны какое-то время пожить вместе? – удивилась я. Олежка, не вовремя отхлебнув кофе, поперхнулся, и белая, свежая скатерть поплатилась за мой болтливый язык темными брызгами. Он никак не мог откашляться, кое-как пытаясь прийти в себя. Ой, чует моя селезёнка – в этот момент Олежа очень живо представил себе перспективу жить с этой женщиной под одной крышей и долгое время. От таких мыслей меня и саму передернуло.
— Ну нельзя ж такое за столом-то говорить, — немного отдышавшись, просипел мой любимый внук. – Ничего я ей не должен. Даже и должен бы был… Уж лучше в реку к пираньям, чем с ней под одну крышу, — он аж вздрогнул.
Мой внук! Мой! Весь в меня пошёл!
— И как собираешься ЕЙ об этом сообщить?
— Да никак. Прямо и скажу, не маленькая.
— Анжелочка-то? Ну-ну… — моя последняя фраза потонула в протяжной трели дверного звонка. Олежка оглянулся на дверь, будто она могла рассказать ему, кто пришёл. Хотя для этого не нужно было много гадать: про таких как его женушка только вспомни, тут же дадут о себе знать.
— Вперёд, герой, я прикрою, — хихикнув, я кивнула на чугунную сковородку на плите.
— Не поможет…
Через минуту в мою родную квартиру, пережившую уже тридцать миллионов современных катаклизмов, включая бешенных соседей, сантехника из ЖЭКа и посланника истинной веры с кипой книжек, влетела как вихрь счастливая Анжелочка, протяжно подвывая имя моего внука. Боже мой, надеюсь, это Мамаево нашествие хлипкие советские стены всё-таки выдержат!
— Здравствуйте, Мария Семёновна! – бодро отрапортовала Анжелочка, а то время как её перебил Олежа:
— Нам надо поговорить.
— Не нуди! Успеем ещё, вся жизнь впереди! Дай хоть с Марией Семеновной пообщаться, сколько мы не виделись!
« И ещё бы столько же не видеться», — самой стыдно за такие мысли, но Анжелочка уже изрядно пожевала мой мозг. Ещё немного и он не сгодится даже на губку для посуды.
— Нет, мы поговорим сейчас. Серьёзно, — сурово заявил Олежка и усадил супругу на стул. Анжелочка только ойкнула.
— Что-то случилось? – она растерянно посмотрела на меня. – Олежик, не пугай меня!
Олежку аж перекосило от такого обращения.
— Хоть не Тузик… — покачал он головой.
— Тузик? Какой Тузик? Вы взяли собаку, Мария Семёновна? Это же замечательно! – Анжелочка подскочила на ноги, и любовно прижала руки к груди, закатывая глаза. – Я так люблю собак! А где щенок? Можно посмотреть?..
— Хватит! – Олежка таки не выдержал и рявкнул на неё. Женушка только ойкнула и послушно села обратно.
— Что происходит, я ничего не понимаю… Мария Семёновна, объясните мне! Что с ним такое? – сказала бы я, что… Анжелочку бы пытки да допросы проводить отправить, вот где её талант раскрылся бы полностью! Оставьте её на ночь с подозреваемым – на утро он вам все тайны выдаст, да ещё ноги целовать будет, только уберите подальше эту дамочку! А если она ещё и рот откроет… Нет, ну это перебор, что ж мы, изверги какие!..
— Анжела, сядь.
— Ээ..? Я вроде итак…
-Не перебивай меня! – ууу, где там у меня валерьяночка лежала? Видимо, немного отоспавшись, Олежка понял, чего его лишали всё это время. И сорвался.
— Ладно… — пискнула девушка, и вжала голову в плечи, робко глядя на внука снизу-вверх.
— Хочешь ты этого или нет, но мы разводимся. Советую всё-таки дать добровольное согласие, — Анжелочка как-то вяло пискнула, у неё задрожала нижняя губа, а глаза тут же наполнись слезами. – Мы не пара, а этот отпуск, — слово «отпуск» прозвучало обреченно вкупе с тяжелым вздохом, — только расставил все на свои места. – Не, ну врёт и не краснеет! Можно подумать, до него только там это дошло…
— П…п..по..п… — Анжелочка пыталась что-то сказать, но из-за слёз так и не могла ничего из себя выдавить. Олежка устало вздохнул и перевел взгляд куда-то в сторону. Я молча наблюдала за происходящим, пытаясь слиться со стулом.
— Не реви.
— П…п… — она только сильней расходилась слезами, утирая их белоснежными вышитыми рукавчиками.
— Ну?
— П…почему! Почему ты меня бросаешь!
А я стул. Я милая табуреточка. Меня вообще тут нет.
— Анжела, не истери. Это окончательное решение.
— Я тебя спрашиваю ПОЧЕМУ! Отвечай! – она схватила со стола чашку с недопитым кофе и со всей дури кинула её на пол. Та, естественно, разлетелась на куски, а темная жидкость художественно растеклась по полу. Как хорошо, что я табуретка, меня нельзя разбить. – Я хочу знать!
— Потому что, — игнорируя разбитую посуду, флегматично заявил Олежка.
Анжелочка даже побагровела со злости.
— Да ты!.. Ты! – она подлетела к нему и от души залепила звонкую пощечину. – Идиот! У нас всё так прекрасно начиналось, а ты всё испортил! Придурок! Ненавижу! – она показательно схватила стоящую передо мной чашку и разбила её не менее хищным методом, чем первую. – Не нужен мне твой брак, с радостью подпишу всё, что нужно! Угораздило же с мудаком связаться! – она хотела сказать что-то ещё, но, судя по всему, не сумев подобрать достаточно острого словца, просто показала ему язык и вылетела из квартиры.
Мы с Олежкой, кажется, выдохнули одновременно.
Внук с минуту просто постоял, затем, огибая осколки, взял с вешалки куртку и ушёл.
А что я? Я табуретка!