The Last Evil

      Он врезался в дерево, когда в расстроенных чувствах возвращался на мотоцикле домой, проклиная бывшую любовницу про себя. Гнал слишком быстро по скользкой трассе, по которой раньше ездил с цветами. Но цветов больше нет, они завяли скоро от человеческих страстей, ведь только были обида да гнев, а теперь вообще ничего не осталось. Он купил цветы по случайности, слабо надеясь, что можно попробовать расстаться в мире.       Но привычка в сердце свило гнездо из терна, и оттуда серой не вытравить зло, ибо уже к подобной отраве у зла иммунитет. Он первый начал ссору, а она подхватила, лишь под ночь, от криков устав, он вылетел пулей из её дома, и ветер – не она – закрыл за ним дверь входную.       Он был из тех бесстрашный парней, что гоняются на поддержанном мотоцикле за расплывающимися призраками снов, заводятся от любого слова и орут почем зря ночи напролет. Она была из тех вспыльчивых девушек, что танцуют всю ночь под тяжелый рок, вставляют ядовитые иглы друзьям и получают по голове от своих врагов.       Они сходились и ругались, мстили друг другу с огромным удовольствием, и всепоглощающая злоба делала их любовные утехи чем-то похожим на искривленный рай. Он изменял ей, она изменяла ему - и в их сумасшедшем мирке это была абсолютная норма. Любили затем на повышенных тонах выяснять, кто тут шлюха, кто кобель. Она унижала его прилюдно, а он портил её мероприятия, то технику сломав, то насмешкой оскорбив. Он грозил ей кулаком, а она приставляла к его горлу нож. Будто на человечность проверяя, каждый другого хотел довести до слез.       Он врезался в дерево, не рассчитав скорости, он умер глупо, не поняв, как. Увидел только в свете фар древесную кору и услышал лязг металла, не успев даже испытать страх. И реквием никто по нему не сыграет. Мол, жил, прожигая, вот и сгорел, как спичка.       Это была глупая смерть глупого человека, но, впрочем, кто сейчас умен? Ответ на этот вопрос, пожалуй, не стоит даже слов.       Она поняла это в одно чертово мгновение, когда по новостям передали о неудачнике. Она поняла, что он мертв, но диктор не сообщил, как на это стоит отреагировать, а на импровизацию – впервые в жизни – не хватило ни сил, ни воли. Просто пропал голос, и замерла она с открытым ртом посреди комнаты.       И даже слова бранного не нашлось.       Не подсчитать, сколько зла и несчастья друг другу причинили - просто так, из любви к искусству. Потому что скучно в осенние деньки, а другие игрушки сбежали из коробки, не выдержав столь жестокого отношения от двух испорченных деток. Потому что иначе страсть никак не могли показать.       А может, им просто нравилось друг друга ранить.       Странный способ почувствовать себя живым.       Как раз в тот день поняли, что друг друга исчерпали, что прискучило любовника ломать, что у него уже есть другая - милая невинная куколка с большими чистыми глазами. Она не жалела, не ревновала, просто не могла оставить все, как есть. Они не могли с миром расстаться, ибо в мире никогда и не были, не в согласии с собой, не в ладу с другими. Лишь бы разозлить, довести до исступления, чтоб затем злорадно хихикать вослед, томно подруге заливать: «Любовник был неплох, да выдохся уже». А он бы фыркал: «Смотрю, кто-то кусает локти».       Будь он жив.       На похороны не пригласили, уважения не проявили. Шепчут люди, по-глупому жалея мертвеца и чихвостя живых, что, если бы не поссорились, жил бы и радовался дню. Та девушка рыдает громко, закатывает истерики, мол, он был прекрасным парнем, пусть заблудшим, но она, своей любовью и лаской, вернула бы его на светлый путь.       А с той, что дарила ему лишь страсть и яд, хватит этих дешевых мелодрам. Она помнила его таким, каким он был – без прикрас, и цену ему она прекрасно знала. Грош. Но кто нынче дорог?       Возможно, поэтому тогда она в нем и нуждалась.       Потому что сама такая.       Они друг другу знатно попортили кровь, ведь сами того хотели. И причиняли друг другу обоюдное зло каждый день. Они думали, что расстанутся – и в один несчастливый зимний вечер опять сойдутся, ибо темнота тянется к темноте, а они и были двумя идеальными половинками. Но она узнала – все. Затянувшейся черной комедии пришел бесславный конец.       Внутри нет любви. Нет даже страсти и ненависти, которые не долговечнее.       Только вязкое чувство сожаления, и добавил кто-то туда щепоть раскаяния. И обиды.       Она долго пыталась ответить на один вопрос:       «Что же есть на самом деле его смерть?»        И мысль: их последнее случайное зло.