Под гнетом монстра.

Бред – это заплата, наложенная на то место, где первоначально возник надрыв в отношениях Эго к внешнему миру. Зигмунд Фрейд.

      Ночь с семнадцатого на восемнадцатое августа.       То что было в комнате будоражило даже воображение монстра...       На полу, в луже крови сидела Мария, пытаясь подтянуть к себе ноги. Ее била крупная дрожь. Волосы девушки были спутаны и плавали в рвотных массах. Сама княжна немного раскачивалась из стороны в сторону и что-то бормотала. Она не обращала внимания на людей, стоящих в дверном проеме. - Мария... - тихо позвала племянницу Марго. Морозова младшая судорожно повела плечом. Аккуратно повернувшись, она громко вздохнула. - Нет. Не подходи... - девушка говорила хрипло, но вполне ясно. На лицо упал локон, который Морозова сильно стянула дрожащими пальцами.       Саннан-сан сделал шаг в комнату. Мария никак не отреагировала, но когда порог переступила Марго... Никогда прежде Окита Соджи не слышал столько отчаянья в голосе людей, такого ужаса в глазах он не видел ни у одного своего противника. Наверное, в тот момент юноша понял: вот оно, отражение безумства.       Мария билась в истерике. Ее подняли и переместили на кровать...       18 августа.       Мария не приходила в себя. Это пугало всех. Она перестала узнавать отца, не хотела видеть прислугу и нечего ни ела. Когда временами в комнату заходил Соджи, она с подозрением всматривалась в его лицо. Единственным, кого она все же узнала, был Саннан-сан. Когда мужчина приходил к младшей Морозовой, девушка радостно подскакивала на месте и с улыбкой начинала разговаривать с лекарем.       Однако, самый сильный страх внушала княгине Марго. Если женщина и заходила к племяннице, то делала это осторожно. Девушка проклинала тетушку и начинала тихо всхлипывать. В чем была причина, не догадывался никто.       Темными вечерами Мария садилась в кресло напротив окна и с кем-то разговаривала. Тимофей Саввич, обеспокоенный поведением дочери, решился позвать лекаря, который занимался с... сумасшедшими. Да, это неправильно называть родную дочь столь отвратительным и страшным словом. Но князь признал, его дочь сошла с ума.       Когда лекарь все-таки приехал и прошел в комнату к больной, Морозов ни на шаг не отходил от двери. Ему было страшно. В это было сложно поверить, но да. Тимофея Саввича трясло от страха...       Но, от страха за кого? За дочь или же за самого себя? Сможет ли дочь поправиться? Нет, не этот вопрос мучил мужчину. Скорее, сможет ли он сам пережить потерю дочери? Как поступит, если ее не станет. - Не волнуйся, - сестра подошла к Морозову - Она поправится. Все будет хоро... - Я, кажется, понял, почему она решилась рассудка, - князь медленно повернулся к женщине - В этом виновата ты, - глаза Марго расширились от удивления и шока. - Я... Но как же... - Морозов занес руку и дал монстру пощечину так, что ее отнесло к стене. Из глаз брызнули слезы, болевой шок еще не прошел.       Мужчина хотел подойти к сестре, но дверь комнаты открылась, и из помещения вышел лекарь. В его глазах читалось сочувствие. Князь посмотрел на мужчину с вопросом. - Мне жаль. Тяжелая форма шизофрении на почве сильного нервного расстройства...       После этих слов, Морозов уже не слышал ничего. Он просто оттолкнул лекаря и прошел вглубь комнаты. Упав на колени перед кроватью, он опустил голову и начал молиться. Молиться за то, чтобы его Маша вновь могла радоваться жизни, бегать по саду и улыбаться ему.       Тимофей Саввич в этот день понял, что потерял самое дорогое - дочь. Ее забрало сумасшествие под свое крыло. Оно убило ее душу, и единственное что осталось делать Морозову это только надеяться на чудо...