— Самый полезный опыт, это познать не свой характер, а характер своего друга, и вовремя сделать выводы. — Или ноги. Смешарики
Ирка.
- Нет, ну ты представляешь, а?! Сам на меня наорал, обвинил в том, что я якобы за него замуж не хочу и меня же дурой позорной выставил! Он бедный и несчастный, а я стервозная и тупая! Придурок! Пускай сам на себе женится! – психовала Танька, жуя уже третью плитку молочного шоколада. - Помиритесь, - пожала я плечами, продолжая гладить Катюшины пелёнки. Непонятно, да, читатели? Тогда небольшой экскурс по прошлому. Прошло уже ровно два месяца после того, как меня и дочурку, наконец, выписали из больницы. На столь знаменательное событие в наш дом прибыли все, начиная от богатырей и заканчивая чертями. Последние, правда, поздравляли нас с рождением Катюши на приличном расстоянии, ибо Айт пообещал перегрызть чертям глотки, если они рискнут подступить ближе. Синонимичное предупреждение было и всем остальным собравшимся, поэтому к дочурке могли спокойно подходить только я, Танька с Богданом и папа с бабушкой… Со здоровьем у нас проблем не возникло, т.е. все врачи были крайне удивлены тем, что дочурка так быстро пошла на поправку, а я, получив дополнительную консультацию опытных врачей и сделав несколько проверочных УЗИ, убедилась в том, что бесплодие мне не грозит. Этим фактом я была обрадована и поэтому улыбка с моего лица не сходила ещё последующие дня два точно. Теперь что касается семейных новостей. Ну, стоить начать с того, что папа решил купить дом не только из-за нашего с Айтом переезда в Явь, но и по весьма сугубо личным интересам. Если подробнее, то папа познакомился с человеческой женщиной по имени Елена и по уши в неё влюбился. Не имела пока чести с ней познакомиться лично, но папа пообещал, что скоро устроит нам встречу. Сидим и ждём, в общем. Бабушка своих божественных обязанностей в отличие от папы не оставила, но и нас при этом не закинула – приходит к нам в гости каждые выходные и помогает с Катюшей. Танька с Богданом пока живут у нас, ибо никак не могут найти дом, который понравился бы им обоим. Ссорятся, ругаются, тарелки бьют, но потом постепенно успокаиваются, мирятся, находят компромисс. Так и сейчас, например. Недавно я выяснила, что друзья живут обычным, земным, гражданским браком. Если же Танька говорила нечто вроде: «Богданчик, куда нам с тобой спешить?», то Богдана такая позиция дико не устраивала. На днях вообще поругались вплоть до драки, представляете? Если подробнее, то Танька пыталась треснуть скалкой Богдана за то, что он нелестно и далеко не любяще сравнивал её с высокомерной ледяной стервой, которой глубоко по барабану на чувства окружающих, а Богдан пулял в подругу тарелки и кружки за то, что она из него якобы веревки вьёт и не ценит его чувств. Закончилось всё тем, что мы с Айтом проснулись в два часа ночи от того, что Танька душила бедного здухача подушкой, а тот, размахивая руками, умудрялся весьма не хило попадать Таньке по лицу этими самыми руками. Сейчас вообще картина маслом – Танька сидит на кухне в глубокой депрессии, материт Богдана самыми жуткими словами, посылает к чертям свою диету, поедая шоколадки, ведёрки мороженного и рыдает на весь дом, умудряясь иногда заглушить плач Катюшки. Богдан вообще два дня назад ушёл из дома, громко хлопнув дверью и обвинив Таньку во всех пороках мироздания напоследок. До сих пор ничего о нём не слышно, между прочим. Теперь, как мне кажется, можно вернуться к нашему настоящему и продолжить. - Да пошёл он! Мириться я с ним буду! Пусть ко мне даже не подходит! Кретин идиотскииииииииииииий, - последнее слово подруга провыла так, что даже рядом сидящего Айта передёрнуло. - Танюш, - я оставила утюг и подошла к Таньке, - помиритесь, слышишь? Ну, вспылили, с кем не бывает? Танечка… - обняла заливающуюся горючими слезами подругу за плечи и кивком головы попросила Айта накапать ей десять капель валерьяны. Супруг, которому вся эта Санта-Барбара была поперёк горла, поднялся с диванчика и, не переставая шипеть о том, что он сам лично при первой же возможности придушит Богдана, достал из холодильника небольшой пузырёк и накапал несколько капель в прозрачный стаканчик. - А вдруг он меня возненавидииииит? – с новой силой провыла Танька, трясущимися руками беря из рук Айта заветный стаканчик. – Водка? – критически спросила она, резко перестав рыдать. - А тебе налить? – вскинув вопросительно издевательски бровь, поинтересовался Айт, складывая руки на груди. - В такой ситуации только налить, - всхлипнула она и залпом выпила предложенное. - Один уже наливается, - буркнула я и поспешила отобрать у неё пустой стакан. - Вот именно, - согласился со мной Айт, кивнув.***
- Спит, - плюхнувшись на стул, выдохнула я и поправила выбившуюся из небрежного пучка прядь волос. - Катя или Таня? – ковыряясь ложкой в борще и ища в нем куски мяса, спросил супруг. - И та и другая, - устало улыбнулась и, сложив руки на столе, опустила на них свою головушку. В последнее время ловила себя на мысли о том, что ухаживать за ребёнком в тысячу раз сложнее, чем гонять взбунтовавшуюся нечисть. Поясница к концу дня вываливалась, голова раскалывалась от трёх часов сна вместо положенных девяти, а пятки горели огнём настолько, что создавалось навязчивое впечатление о том, что я весь день ходила по раскалённым добела углям. Если вкратце, то непередаваемое ощущение. Почувствовала, как меня бережно поднимают с твёрдой неудобной табуретки и усаживают к себе на колени. Со вздохом уткнулась носом в прохладную шершавую шею, а затем и вовсе блаженно застонала, когда Айт начал разминать затёкшие мышцы. Родной мой, как же я тебя люблю! Теснее прижалась к нему, наслаждаясь близостью его тела. Резинка для волос пропала совершенно неожиданно, давая возможность волосам упасть мне на плечи. Рука скользнула под растянутую свободную футболку, пальцы начали вырисовывать на обнажённой коже опьяняющие узоры. Рвано выдохнула, прикрыла глаза, комкая в руках ткань его футболки. Губы коснулись шеи, клыки неожиданно царапнули, создавая невероятный, самый противоречивый коктейль… - Там Танька, - хрипло прошептала я, ещё способная к производству трезвых и связных мыслей. Айт лёгким движением руки сбросил на пол мешающие ему вещи, которые до этого скромненько лежали на столешнице кухонного стола, усадил меня на освободившийся столь варварским методом стол и навис сверху, смотря на прерывисто дышащую меня немигающим пожирающим взглядом. Да, сомневаюсь, что вот именно сейчас он станет внимать моим просьбам. Знаете, когда вы посылаете собственного мужа прямым пешим уже два месяца (а именно столько в моём случае прошло после родов) и шарахаетесь от него как от прокажённого, то рано или поздно у мужа терпение лопнет, и никакой нежности и ласки вы от него не дождётесь точно. Не спорю, может другим парням и можно показать свою поправившуюся на девять килограмм во время беременности тушу и даже услышать утешительные слова, но с Айтом сей трюк я проделывать опасалась. Ну, посудите сами, друзья. Если я и раньше не шибко красивой была (по моему личному мнению), то сейчас я набрала вышеуказанные девять килограмм, внешний вид забросила совершенно, плюс ко всему прочему приготовление завтрака, обеда и ужина никто не отменял и уборки по выходным тоже остаются в силе. Потому каждый раз, стоило только супругу невинно обнять меня и неееежно так поцеловать, я впадала в ужас и, находя зачастую самые бестолковые отговорки, убегала от него в другой конец дома и упорно делала вид, что я занимаюсь чем-то важным и нужным. Сначала Айт терпел и даже извинялся за несдержанность, но сейчас он стал напоминать мне бомбу замедленного действия, которая обязательно должна рвануть, а вот когда рванёт, достанется в первую очередь несчастной мне... Обидно, между прочим, я тут его психику берегу от нервного срыва, а он на меня обижается. Вот, как ему объяснить, чтобы он полгодика подождал, а я за это время себя в порядок привела? И не объяснишь же никак! - А давай попозже, а? – робко предложила я, приподнимаясь на локтях и пытаясь найти пути отступления. - Издеваешься? – совсем не нежно и совсем не мило прошипел Айт, впечатывая мои лопатки обратно в столешницу и угрожающе нависая сверху. - Нам Богдана надо искать, - попыталась вразумить я супруга и сагитировать его на поиски блудного здухача. - Найдём, я его придушу, - пообещал супруг. - У меня голова болит, - выпалила я первое, что пришло на ум. - Пойдём МРТ сделаем, - незамедлительно предложил супруг. - У меня живот болит, - врала напропалую. - Угля дать? – моя футболка начала медленно задираться. - Там Танька с Катей, - вцепилась мёртвой хваткой в края футболки, не давая Айту оголить живот. - Сама же сказала, что спят, - в голосе прорезался утробный рык. - НЕТ! – завизжала я, когда Айт прикоснулся губами к шее. - Что опять?! – спросил временно контуженный супруг. - Я не могу, понимаешь? – аккуратно так начала выползать из-под него. Сильные жилистые руки упёрлись по обе стороны от моей головы. Всё, отступать некуда. Финита ля комедия, Ирочка! - Понимаешь, - начала я осторожно подбирать слова, оставив бестолковые попытки вырваться, - просто я набрала девять килограмм и в данный период жизни моя фигура оставляет желать лучшего. Давай я эти лишние килограммы сброшу через полгодика, а потом мы с тобой поговорим, м? - Я правильно понимаю, - Айт, кажется, вообще в ступор впал, - из-за того, что ты набрала положенные во время беременности килограммы, ты начала выносить мне мозг и себе заодно? - Формулировочка другая, - невинно хлопнула глазками, - но направление мысли правильное. Вот глянь, - взяла его лицо в ладони и повернула в сторону зеркала. В отражении отражалась очень даже интересная картина. Айт с ощутимо перекошенным лицом и диким взглядом нависал надо мной, раскрасневшаяся, нервно облизывающая губы я полулежала на круглом кухонном столе и судорожно одёргивала свободную вытянутую футболку чуть ли не до самых колен, а уже под вышеуказанным столом ваялись какие-то вещи, которые Айт без сомнений спустил на пол несколько минут назад. - Ничего не смущает? – нарушила я затянувшуюся паузу. - Не-а, - супруг мотнул головой. - На ноги мои глянь, - посоветовала я. Супруг скользнул внимательным изучающим взглядом от бедра и до самой пятки сначала правой ноги, а затем переключился на вторую ногу. Ножки в обычных чёрных лосинах не вызвали у Айта отвращения и брезгливости, соглашусь, но ведь я же ведьма, а значит можно и нужно поиграть в недотрогу. - И, что? – наконец, спросил он. - Они толстые, - вздохнула я. – Приятно тебе любовью с холодцом женского пола заниматься? И это, между прочим, ты моего живота не видел, - продолжала я. – Ты понимаешь, что я набрала ДЕВЯТЬ килограмм, плюс шрамы от операции? Глянь. Подняла футболка, оголяя живот. В самом низу, слева и ближе к пупку у меня были три бледных рубцовых полоски по три сантиметра каждая. Если бы была обычной девушкой, то на месте шрамов всё ещё были бы ранки, но благодаря моей сверхъестественности, удалось отделаться быстрым заживлением, немного ноющей болью и белыми полосками, которые я всей душой ненавидела. Внимательно наблюдала за мимикой супруга. Просто за два месяца Айт видел мой живот, не прикрытый тканью лишь три раза – первый раз, когда он купал меня в больнице, второй раз, когда он купал меня дома (да, мне нравилось быть маленькой девочкой, которой моют головку и моют её тельце) и третий раз, когда я переодевалась в пижаму. Безусловно, это с моей личной подачи он видел меня обнажённую лишь три раза, не спорю. - Страшная, да? – усмехнулась я. На моё крайне необдуманное заявление Айт как-то нехорошо улыбнулся и, не давая мне толком впасть в депрессию, рывком притянул к себе, накрыл мои губы своими. Из чувства собственного достоинства рванулась, попыталась отпихнуть (а чего это ему всё можно?), даже брыкаться пробовала. На все мои раздражающие телодвижения супруг раздражённо рыкнул и, поймав мои запястья, грубо впечатал в стол, сильно сжав одной рукой. - Я – ведьма, - прерывисто выдохнула я, когда Айт оторвался от моих губ. - Я помню, - узкие губы как-то совсем недобро изогнулись, а в тёмно-синих, будто морские неизведанные глубины глазах, блеснул азарт. - А, значит, ты догадываешься, что я тебе устрою, - рванулась ещё раз. - Готов рискнуть здоровьем, - бесстрашно заявил супруг. - Ты вот думаешь, что я просто так сдамся, да? – сощурилась. - Уверен, - Айт оторвал взгляд от моего лица, повёл кончиками пальцев по шее, едва касаясь, издеваясь, дразня. – Тем более, - в глазах напротив, вспыхнул ледяной свет, - ты всегда сдаёшься. - Не привыкай, - закусила губу, когда пальцы спустились ниже. - Уже привык, - делая ударение на первом слове, усмехнулся Айт. Хотела съязвить что-нибудь, но пришлось прикусить язык в прямом смысле, ибо футболка с треском разорвалась на лоскуты, которые незамедлительно очутились на всё том же полу. Коготь очертил выпирающие ключицы, опьяняющим узором спустился ниже, добивая мою гордость пинками. Нашла силы для рывка. В итоге запястья были стиснуты ещё сильнее. Зараза чешуйчатая! Говоришь, привык, да?! А вот сегодня отвыкнешь! - Очень сомневаюсь, - словно прочитав мои мысли, издевательски улыбнулся этот гад. - Деспот, - выдохнула я, когда на мне осталось лишь нижнее бельё. - Ещё какой, - «скромный» мальчик мне попался. Обжигающее дыхание коснулось виска, задело скулу, остановилось на губах. А затем поцелуй. Поцелуй, от которого у меня незамедлительно снесло крышу. Грубый, жадный, собственнический, подчиняющий и ломающий скелет моей гордости ко всем чертям. Поняла, что сегодня я никакой нежности я от него не дождусь. Ладно. Не заслужила. Тем более, может, сумасшедшая, но мне так гораздо больше нравится. Одна рука продолжала сжимать запястья, вторая сминала грудь. Прогнулась дугой, отдавая предательское, изголодавшееся по его рукам тело в столь желанный плен. Глубоко и не менее жадно вздохнула, когда он позволил мне это сделать. Облизала губы, попыталась успокоить бешеное сердцебиение. - Сдалась, - не считая нужным использовать вопросительную интонацию, хрипло произнёс супруг. - Гад, - выдохнула я, прикрывая глаза. Губы прильнули к шее, обманчиво нежно целуя, а потом совершенно неожиданно прикусывая бьющуюся жилку. Дёрнулась, впилась ногтями в ладони, зажмурилась. Эмоции, чувства, ощущения обрушились на меня огненным водоворотом. Огонь, огонь, огонь… Огонь сжигал сомнения, пожирал гордость, уничтожал малейшие попытки сопротивления… Клыки царапнули косточки ключиц. Прогнулась. Тонкие как от лезвия ранки появились на коже. Сквозь зубы застонала. Раздвоенный язык слизнул бисеринки крови, а пустяковые ранки затянулись, не оставляя после своего секундного пребывания и следа… Не сразу поняла, что руки оказались освобождены. Но и свобода длилась не долго. Жилистая рука заскользила по шее верх, запуталась в волосах, стиснула приличный клок на затылке, заставляя запрокинуть голову назад и прогнуться в спине. Вторая рука избавила тело от нижнего белья, заскользила по обнажённой коже, спустилась к низу живота и неожиданно скользнула меж ног, касаясь разгорячённой плоти. Застонала, впилась ногтями в плечи супруга. Небрежный, но стремительный рывок и я уже окончательно теряю саму себя. От неожиданности вздрагиваю, всхлипываю, словно это со мной происходит в первый раз. Айт замирает, давая привыкнуть, целует в висок уже совсем иначе – нежно, ласково, успокаивающе. Доверяюсь ему уже в который раз и в который раз ничуть не жалею об этом. Сокрушительные по силе эмоции обрушиваются после первых же движений. Покидаю свою хрупкую оболочку, без тени страха и сопротивления теряюсь в своём драконе не пытаясь найти выхода обратно. - Ты. Принадлежишь. Мне. Господи, неужели ты думаешь, что я буду это оспаривать? Неужели, правда думаешь, что после всего того, что мы вместе пережили я вот так возьму и уйду к другому? Неужели, правда, ты всё ещё думаешь, что я смогу полюбить кого-то кроме тебя, найти тебе замену? - Только тебе, – нахожу в себе силы рвано выдохнуть, обвить его шею руками и прижаться всем телом ещё ближе…***
- Всё, - усмехнулась я, натягивая футболку супруга на всклоченную и тяжело дышащую себя, - я больше за этот стол не сяду. - Не волнуйся, - Айт издевательски усмехнулся, - я тебя усажу. - Извращенец, - фыркнула и попыталась слезть со злосчастного стола, который теперь очень сильно и очень неадекватно влияет на мою скромность. - Ну, хоть у кого-то всё хорошо, - раздался несчастный голос позади. От неожиданности дёрнулась, и едва не слетев со стола, вцепилась в плечи рядом стоящего Айта, обвиснув на нём так, как в школьные времена я висла на турнике в спортивном зале. В дверном проёме стояла зарёванная Танька и держала на руках проснувшуюся Катюшку. Дочурка разглядывала потолок и совершенно не обращала внимания на собственных родителей, которых она против своей воли застала врасплох. Появись бы они на пару минут раньше, и психика дочки была бы испорчена на всю оставшуюся жизнь. Айт вернул меня в вертикальное положение и, придерживая за талию, опустил на пол. Подошла к Таньке и взяла Катюшу на руки. Дочурка увлечённо о чём-то ворковала и, судя по серьёзным глазкам, размышляла о чём-то вечном… - Давно проснулась? – наконец, спросила я, когда пауза уже затянулась на неприличный срок. - Я минут десять назад, а Катя, - подруга прошлёпала к холодильнику, открыла его и, опустившись на корточки что-то увлечённо начала в нём искать, - минут пять назад. - Картошка на плите, - подсказал Айт, когда Танька спросонья выронила из рук маслёнку (хорошо, что пустую). Танька несколько секунд смотрела на разбитую маслёнку, а затем, плюхнувшись рядом с осколками, истерично засмеялась. Посмотрела на Айта. Супруг достал из шкафчика совок с веником, аккуратно подмёл хлам, а затем выкинул его в мусорное ведро, стоящее под раковиной. Вымыв руки, забрал у меня Катюшку, поцеловал её в макушку и, шепнув «Психология – не мой конёк, ты знаешь», удалился с дочуркой в зал. Подошла к тихо всхлипывающей Таньке опустилась на пол рядышком и обняла её за плечи, погладила по голове. - Мы найдём его, слышишь? – развернула её к себе лицом. - Ир, ответь честно, - тяжело начала Танька, - я правда ледяная эгоистка, манипулирующая окружающими и растаптывающая их чувства в пух и прах? - Я не мастер говорить сопливые речи, - облокотилась спиной о холодильник, - скажу одно – ты самый светлый и самый искренний человечек во вселенной. Когда у кого-то возникают проблемы ты, забывая про саму себя, летишь на помощь, когда кто-то где-то с кем-то ссорятся, ты от всего сердца хочешь помочь, когда нужно чем-то пожертвовать чем-то ради блага другого, ты отдашь всё, лишь бы этот человек был счастлив. Не знаю как ты, но лично я сомневаюсь, что все эти качества есть у эгоисток, которые привыкли жить только для себя и ради себя. Ты нужна ему, Тань. Пусть вы ссоритесь, пусть вы совершенно разные, пусть орёте и подкалываете постоянно друг друга, но вы не сможете друг без друга… - Это всё дико мило, - на кухне появился Айт, - но мне сейчас из одной дешёвой забегаловки звонили и просили забрать одного овоща, который у них уже весь бар опустошил. Танька прошипела нечто вроде: «Убью, подонка!» и уже хотела подниматься, но я её остановила. - Ты останешься с Катюшкой, ибо в таком состоянии ты там всех придушишь, а мы с Айтом его заберём, хорошо? - Я поеду с вами и… - попыталась возразить Танька, но Айт её перебил. - Нет, - он отрицательно мотнул головой. – Ира права. Ты будешь полезней здесь. Намного. Видеть в дупель пьяного здухача, матерящего весь честной народ мало удовольствия, поэтому останешься здесь.Айт.
- Как думаешь, успеем? – нервно теребя кончик вязаного шарфа, спросила Ирка с надеждой вглядываясь в моё лицо. - Успеем до чего? – уточнил я, выворачивая руль и останавливаясь на светофоре. - До двух рюмок беленькой и, не чокаясь, - Ирка болезненно улыбнулась. - Надеюсь, - попытался поверить в собственные слова.***
- Можно было не спешить в принципе, - рассуждал я, наблюдая за здухачом. Богдан, которого мы нашли в одной дешёвой забегаловке, сидел в самом дальнем углу прокуренного тёмного зала и рассуждал о жизни в компании своих лучших друзей. Если подробнее, то трёх бутылок водки, шести бутылок из-под коньяка, двумя пузырями шнапса и бессчетным количеством баночек из-под пива. Воронье гнездо на голове, помятая и грязная одежда, провонявшая спиртным настолько, что хотелось закусить от одного лишь запаха, трясущиеся руки с посиневшими ногтями ещё каким-то чудом сжимали горлышко полупустой бутылки водки, глаза, усыпанные сетью красных капилляров и губы, которые шевелились, проклиная весь женский пол и всю ветреность женской души. - И как мы его забирать будем? – со смесью ужаса, жалости и отвращения одновременно, спросила Ирка. - На катафалке, - сквозь зубы процедил я и опустился напротив него на свободный стул. – Богдан! – рявкнул я. Здухач, которому сейчас весь реальный мир был глубоко по барабану, медленно оторвал свою синюшную физиономию от стола и попытался найти меня. Бессмысленный взгляд блуждал по окружающей обстановке, по соседним столикам, за которыми сидели такие же алконавты, по бару и весёлому бармену, тоже не совсем трезвому и, наконец, заканчивал своё путешествие на Ире. - Я шестью градусами левее, - подсказал я. - А где моё лево? – раскрыв рот и обдав углекислым газом всех находившихся в радиусе километра, прохрипел Богдан и попытался найти своё заветное «лево». Минут десять ушло на поиски, не меньше. - О! – Богдан вскинул брови, когда в поле его зрения оказалась моя персона. – Прип-пёрся ур-род ирийск-кий! Пад-даль чешуйчат-тая! Чег-го ты лыб-бишьс-ся?! Угроб-бил вон-н Ир-рку! А теп-перь и Таньк-ку мою-ю хоч-чешь угроб-бить, д-да? Да я теб-бя самог-го закоп-паю, ты мен-ня пон-нял? Ууууу, морд-ду как-кую отраст-тил! Чуд-довищ-ще! - Богдан, ты идиот! – прорычала Ирка. – Тебя там Танька ждёт, волнуется за тебя, а ты нажираешься здесь, да ещё и претензии предъявляешь! Ну-ка быстро встал и вышел отсюда! - Чег-го в-вы вс-се на мен-ня шум-мите? – голосом дико обиженным пробормотал здухач и потупил взгляд, решив вдруг рассмотреть свои грязные кроссовки. – Эт-то вон он-н винв-ват! – он наугад ткнул куда-то пальцем, надеясь в глубине души указать на меня. В итоге виноватым, по мнению пальца, оказался коньяк. Всё верно, кстати. - В чём? – Ирка сложила руки на груди и выжидающе уставилась на человекоподобное существо. - В св-воём существ-вован-нии! – ещё тише ответил Богдан. – Вот-т жил-ли вс-сё нормал-льно, так-к н-нет же, прикл-лючений на жоп-пу захот-тели! Пол-лучили?! Вот-т чт-то в нём хор-рошег-го?! – он упёрся взглядом в Ирку, воинственно нависающую над ним. – Пов-вилась, д-да? А мне Тан-нька вес-сь моз-зг выж-жрала тв-воим ненагляд-дным! Айт т-то, Айт с-сё! А я её люб-блю межд-ду проч-чим! Я ей цвет-ты дар-рил, в кин-но вод-дил, над анекдот-тами её несмеш-шными ржал! А он, - Богдан мотнул головой настолько сильно, что позвонки с непривычки жалобно хрустнули, заставляя его тихонечко выругаться. – Незаб-будки под-дарил, кулон-нчик под-дарил и вс-сё? Можн-но в койк-ку прыг-гать? - Айт! – Ирка повисла у меня на руке, которой я как раз собирался вмазать обнаглевшему здухачу. – Если ты ему сейчас морду набьёшь, никому от этого легче не будет! - А мож-жно я ем-му тог-гда вреж-жу? – воодушевлённо уточнило это алкогольное существо. - Богдан! – рявкнула Ирка, отпуская мою руку и одёргивая пальто. - Чт-то? - Кончай деградировать! Обратно же не соберёшься! - Зл-лые вы! – вздохнул он и залпом осушил остатки коньяка из пузатой бутылки…***
- Хорошо под небесами, словно в лодке с парусами, Вместе с верными друзьями Плыть куда глаза глядят. По дороге с облаками, По дороге с облаками Очень нравится, когда мы Возвращаемся назад. Орал Богдан, высунувшись из окна автомобиля и размахивая руками. Одной рукой удерживал руль, второй сжимал переносицу и всеми силами старался не обращать внимания на дикий хохот, доносящийся с тротуара. Ирка первые двадцать минут ещё пыталась вразумить здухача, но потом наплевала на это занятие и, подперев щёку кулаком, строго смотрела вперёд, стараясь не думать об орущем на заднем сиденье существе. - Что на него нашло, а? – Ирка посмотрела на меня. - Моё существование, - вспоминая его пьяный монолог, пожал плечами. - Не злись, - она сжала мою ладонь. – Напился. Немного. - Дороги, дороги, как добрые руки, Как добрые руки хороших друзей. Друзей новых много нам дарит дорога. С друзьями намного шагать веселей! - Немного? – сквозь зубы процедил я, услышав очередной куплет. - Переборщил, - Ирка грустно усмехнулась. На светофоре, наконец, зажёгся красный, давая возможность продолжить дорогу. Вжал педаль газа в пол, стрелка уже привычно ушла далеко за двести. Благодаря Богдану стало как-то совершенно параллельно на положенную скорость в городе и дорожные камеры, которыми были утыканы центральные улицы города. Спустя полчаса мы уже затаскивали вырывающегося и дико матерящегося Богдана в дом. Ну, как затаскивали? Я затаскивал, получал довольно не слабые удары по собственным ногам, терпел самые неадекватные сравнения и краем глаза успевал следить за Иркой, которая семенила рядом и всё никак не могла найти долбанный ключ от двери. В итоге Богдан всё же вырвался, и уже было радостно поскакал к воротам, но поскользнулся на ледяной дорожке, которая возникла в тоже мгновения по моему желанию. Нелепо взмахнув руками и что-то успев прокричать про моё ужасное воспитание, здухач запнулся о ледышку, намертво приросшую к дорожке, а затем рухнул в сугроб. Башка в снегу, жопа наверху, всё справедливо. - Вы чего расшумелись? – дверь открылась и Танька, закутанная в длиннющий палантин, несмело ступила на порожки. Ступила и сразу же замерла в ужасе смотря на дрыгающегося в сугробе здухача. – Это что? - Слышишь, Богдан? Тебя даже на «кто» не осмеливаются называть! – злорадно улыбнулся я. - Ребят, а это он? – слабеющим голосом проговорила дарёная и, не дожидаясь ответа, схватилась за чугунные перила, быстро спустилась с заледенелых порожек и в одних носках, быстро ступая по снегу, подошла к Богдану. – Ребят, его вытаскивать надо…***
- Не волнуйтесь, капельницу мы ему поставили, желудок промыли, обезболивающее дали. Завтра как можно больше жидкости пить, из еды не помешали бы сухари и никакого, вы слышите, никакого алкоголя! – разъяснял фельдшер скорой Ирке и Таньке. Богдан лежал в зале на диване под капельницей с подыхающим видом и в бреду просил вызвать ему нотариуса, дабы успеть написать завещание. Что он собирался завещать я понятия не имел, но имел наглость считать, что завещать он будет тазик, который на данный момент жизни сжимал так сильно, словно обычная, зелёненькая, пластмассовая ёмкость была самым драгоценным сокровищем, которое здухач когда-либо имел. Из задумчивости меня вывели крохотные ручонки дочурки, которыми она теребила мой палец с обручальным кольцом. Катюшка сосредоточенно хмурилась и всеми силами пыталась стащить ничем непримечательную золотую полоску металла. Не знаю, зачем именно, но старалась она упорно хочу отметить. Под конец даже грызть пробовала, только вот зубиков у дочурки пока не было, и потому она обиженно насупилась и оставила это бесполезное занятие. - Народ, - простонал Богдан, мотая головой, - мне плохенько. - Идиот! – тут же отозвалась Танька, сидящая на краю дивана и, надо отдать ей должное, заботящаяся совершенно искренне о горе-парне. Ругалась правда, но заботилась. - Танюш, я тебя так люблю, - поняв, что он прощён, Богдан счастливо заулыбался. Всю семейную идиллию разрушил звонок в дверь. Посмотрел на часы. Половина первого. - Я пойду посмотрю, - Ирка, которая до этого также суетилась вокруг здухача, пошла в коридор. - Ира! – окликнул я её, но ведьма даже не обернулась. Чёрт возьми, Ирка, какая же ты упёртая! Из коридора донесся сначала её голос, затем негромкий лязг открываемого замка, а спустя минуты две в зал вошла бледная Ирка. Не говоря ни слова, подошла ко мне, забрала дочурку и прямо глядя мне в глаза, тихо неуверенно проговорила: - Там Тат пришёл и, кажется, его хотят убить…