Счастье бывает лишь одно — когда ты не сомневаешься, счастлив ты или нет. Когда ты знаешь — всё, что привело тебя к этой секунде, было оправдано, потому что привело именно к ней. Виктор Пелевин. Смотритель. Железная Бездна
Ирка.
Я всегда думала, что тонуть безумно страшно. Оказывается, нет. Нужно всего-то расслабиться, не дёргаться, не вопить, не сходить с ума от недостатка кислорода. Не знаю, куда я в данный момент тонула и по какой причине, но состояние, которое я сейчас испытывала, было схоже разве что с нахождением под водой. Тело лёгкое-лёгкое, невесомое, я даже не чувствую саму себя. Чувство, что меня нет. Или нет, не так. Моего тела нет, а я осталась где-то тонуть в виде бесплотной оболочки. Как что-либо бесплотное может утонуть? Не знаю, просто, так кажется и всё. Но иногда моё умиротворение нарушает что-то жуткое, страшное, дикое. Это нечто словно бьётся о неведомую стену, желая сломать её, уничтожить раз и навсегда. Я слышу утробный рык, заставляющий меня всколыхнуться и покрыться мурашками. Я оглядываюсь, в попытке найти неизвестного, но вокруг меня лишь холод, чёрная жижа, похожая на смолу и пустота. Начинаю слепо барахтаться, в попытке покинуть ненавистную жижу, но та оплетает руки, ноги и горло, тащит на дно, невзирая на все мои сопротивления. Ледяная тягучая жидкость заливается в нос, уши, рот, я давлюсь ей, задыхаюсь, пытаюсь вырваться из плена, но в итоге лишь трачу силы на эту бессмысленную борьбу. И в момент, когда я уже готова сдаться и сердце уже готовиться ударить в последний раз, острейшие лезвия впиваются в мой загривок и тащат наверх с такой силой, что я немею от страха и жуткого предчувствия. Вдруг мелькает мысль о том, что лучше бы я утонула. Твердая поверхность встречает меня болезненно и немилосердно. Жадно хватаю ртом воздухом, выгибаюсь, кашляю, отплёвывая жидкость. Но когда резко вспоминаю о том, кто вытащил меня сюда, делается тошно. Чувствую на себе его нечеловеческий взгляд и не желаю оборачиваться. Приподнимаюсь на локтях и пытаюсь встать с колен. Утробный рык заставляет меня истерично усмехнуться и понять, что своё я уже отжила. Стискиваю кулаки и резко оборачиваюсь, желая накинуться на стоящего позади монстра… Оборачиваюсь, но все героические намерения, тут же, покидают меня вместе с жалким писком, вылетающим из горла. Нос чуть ли не утыкается в приоткрытую пасть монстра. Его горячее дыхание словно плавит мою кожу на шее и ключицах, а вид белоснежных клыков и вовсе заставляет окоченеть от ужаса. Сглатываю ком в горле и всё же поднимаю взгляд выше. Янтарные глаза с узкими вертикальными зрачками смотрят на меня так, словно я в чём-то провинилась и меня сейчас за это что-то искромсают на куски. Отведи взгляд, отведи взгляд! Продолжаю тупо пялиться в завораживающие глаза монстра и совершенно не замечаю своего сходства с бестолковым сурком, смотрящим умильным взглядом на удава. Наблюдаю за тем как зрачок вытягивается почти в нитку, а уже в следующее мгновение расширяется настолько, что я замечаю свою бледную но идиотско-восхищённую физиономию в глазах напротив. Непонятно по какой причине, но зверь зачем-то приоткрывает пасть и демонстрирует мне набор своих чудовищных клыков. Испугаться и убежать. Наверное, именно так должна поступить нормальная девушка, но я же, вечное исключение из правил, выдала фразу влюблённой дурочки: - Какие у тебя зубки симпатичные! Зверя ощутимо перекосило на моих словах, он даже пасть захлопнул и как-то странно на меня посмотрел. Мол: ты дура или как? А то, что происходило дальше вообще нужно в учебник по наркологии записывать, как симптом. Поднялась на ноги, обошла зверя по широкому кругу, восхищаясь его красотой. Иссиня-чёрная потёртая и словно израненная в тяжёлых боях чешуя покрывала сильное звериное тело, мощные лапы, чёрные когти-тесаки, отливающие серебром, пропорциональная телу голова, увенчанная несколькими загнутыми шипами, пасть с жуткими клыками и раздвоенным змеиным языком, гибкая, но не длинная шея, особо загнутый гребень и острейшие шипы, тянущиеся вдоль позвоночника и заканчивающиеся лишь только на длинном хвосте. Какой чудненький! От восторга едва в ладоши не захлопала! Но всю идиллию разрушил этот самый зверюга, который на меня с чётко ощущаемым укором рыкнул. Я даже обиделась. - Какие мы грубые! – недовольно буркнула я, даже не подозревая о том, с кем я разговариваю. Зверь встал и с угрожающе оскаленной пастью пошел на меня. Заглянула в его глаза. В звериных глазах увидела (может, дура, конечно?) тщательно скрытый интерес ко всему происходящему. Не разрывая зрительного контакта, сделала шаг навстречу, затем ещё один. Зверь зарычал, оскалился, но продолжил наступать. Остановились лишь тогда, когда нас разделяли пару сантиметров. Вытянула ладонь и дрожащими пальцами провела по голове зверя. Теперь уже зверь отстранился, неохотно он это сделал, хочу заметить, и обошёл меня по кругу, внимательно наблюдая за моей реакцией. - Ты тоже божество? – вспомнила я подобного этому существо. Зверь тряхнул головой, словно пытаясь ответить на мой вопрос. Подошёл ближе, и улёгся прямо у моих ног, положив голову на сложенные лапы. «Ничего не напоминает? – издевательски протянуло подсознание. – Глянь, зверюга какой! Наш, между прочим!» Почему зверюга наш, так и не поняла, но словила себя на другой мысли. Было ощущение, что мои мысли стали книгой, и кто-то другой их читает. Читает и совершенно не спрашивает разрешения у владелицы этих самых мыслей. Причём чего там читать-то? У меня и мысли только лишь о моём дракоше. Других не имею. И вот именно в это мгновение, стоило мне только подумать об Айте, зверь как-то странно воодушевился, зарычал как-то… одобряюще что ли? Не могу правильного слова подобрать. - У меня муж ревнивый, между прочим, - вздохнула я, вновь решая погладить зверя по голове. – Узнает о каком-либо поклоннике мужского пола, загрызёт ко всем чёртикам! Он у меня знаешь какой! Зверь прикрыл глаза, явно довольный моим рассказом. - А ты красивый, - выдала я, - даже очень. Чёрт! Что я творю?! Айт, если узнает, закопает меня вместе с вот этим зверюгой на тридцатом километре и даже крестика не поставит. Чёрт! Не могу! Он потрясающий! Мысль о том, что я, можно сказать, сейчас изменяю супругу, заставила меня стремительно отползти от зверя и анализировать ситуацию с сумасшедшей скоростью. Я. Изменяю. Айту. Скулы свело в нехорошем предчувствии, а внутренности скрутились в тугой комок. Рвано выдохнула и запустила руки в волосы. Зверь поднялся и с крайней озадаченностью на морде и сел рядышком. Замотала головой и отползла от него подальше. - Не подходи, - запинаясь, произнесла я. Чувство, что вот этот зверёк лучше всех на свете, заполнило меня от макушки до самых пят и, что самое ужасное, покидать меня не хотело совсем. Господи, пусть это будет неправда! Я люблю Айта! Люблю его! И никто другой мне не нужен! - Нет! – взвизгнула я, когда зверь сделала шаг навстречу. – Не тронь меня! Убирайся! Пошёл вон, слышишь?! Я люблю его, не тебя! Люблю Айта и ты мне не нужен! Зверь замер на месте, когда мой твёрдый голос сменился истерическими нотами. Мой шаг назад, его шаг вперёд, мой назад его снова вперёд. Айт, забери меня отсюда! Айт! Айт, я люблю тебя!!! Глаза зверя покрылись пеленой отчаяния, он сделал ещё один маленький шаг навстречу и неожиданно рухнул, жалко захрипел. Я, опешив, замерла на месте. Зверь шевельнулся, попытался подняться на ноги, но его словно что-то придавило к земле, заставляя вновь захрипеть. Будто что-то неведомое отгородило меня от него, будто я заключила себя в стеклянный куб, сама того не осознавая, отгородившись от постороннего мира и зверя в частности. Странная боль вспыхнула в груди, чувства отчаяния и вины захлестнули, подчиняя сознание. Создалось впечатление, что всё то, что я сейчас испытываю, мне не принадлежит, словно я испытываю чужие чувства, не свои но, тем не менее, до боли родные. Поднялась на ноги и сделала шаг вперёд, желая прикоснуться к нему, но вместо этого пальцы наткнулись на нечто холодное, твёрдое, прозрачное. Что за бред? Провела кончиками пальцев по неизвестному барьеру, ища хоть какие-нибудь пусть самые мелкие и незначительные трещинки… «Давление падает!» - ворвался чей-то совершенно посторонний голос в моё пустое пространство и разнёсся по нему долгим оглушающим эхом. «Готовьте адреналин» - ещё один чужой голос. Не понимая смысл слов, отпрянула от стеклянной преграды, пытаясь увидеть говоривших. Ничего. Пустота… А затем меня с головой захлестнул холод. Схватившись за горло, повалилась на пол и страшно захрипела, забилась в судорогах словно наркоман, бьющийся в агонии и требуя очередной спасительной дозы. Раздирала грудь короткими ногтями, желая помочь кислороду попасть лёгкие. Перед глазами начали вспыхивать тёмные густые круги. Они, то расцветали прямо перед глазами, то появлялись где-то вдалеке. Холод… Звериное обжигающее дыхание коснулось шеи, ключиц, груди, живота. Когтистая лапа стиснула мои запястья, спасая уже изодранную грудь и шею от ещё большего уродства. Слепо прижалась к твёрдому звериному телу, уткнулась носом в горячую шею и подтянула колени к животу, обхватив их руками. Сама не заметила, как начала дышать. Через раз, правда, но хоть как-то. Тепло… - Айт, - тихо выдохнула я, сама не осознавая, насколько я оказалась права в своей догадке. – Спасибо…Айт.
- Я вам ещё раз повторяю, у вашей жены была остановка сердца. Сейчас она в реанимации и туда вам уже нельзя, - небрежно говорил врач, смотря на свои ногти. – Но если мы с вами договоримся, и у меня на столе в конверте окажется щедрый подарок за спасение вашей супруги, то возможно я смогу пустить вас к ней минут на десять. Симаргла ощутимо перекосило, Танька с Богданом, которые прибыли в больницу часом позже испытали неконтролируемое желание убить его. - Взятку хочешь? – пугающе спокойно даже для себя самого уточнил я. - Ну, почему же сразу взятку? – врач огляделся по сторонам. – Всего лишь скромное поощрение моего маленького подвига. Поощрения значит хочешь? Да с радостью! Схватил его за загривок и подтащил к высокому окну. Звон стекла и продажный ублюдок завопил на ультразвуке, стоило ему повиснуть в воздухе. Продолжал удерживать его за шиворот до тех пор, пока из массы слов не услышал номер палаты, в которой лежала Ира. Втащил его обратно и отбросил в сторону. Тот забился под железную скамью и завопил что-то про когтистые руки и змеиные глаза. Отрицать и спорить с подсознанием не стал насчёт этой информации. Найти нужную палату не составило особого труда. Потянул ручку, входя в палату. В нос ударил резкий запах медикаментов, а стены, отделанные кристально-белой плиткой заставили невольно поёжиться, а комок тошноты подкатить к горлу. Совершенную тишину палаты нарушал лишь пищащий прибор, стоящий рядом с кроватью и отображающий давление, пульс и кардиограмму. От белоснежной пастели Ирку отличали лишь волосы, которые среди избытка белого вырисовывались тёмно-серым пятном. Лицо осунулось, щёки впали, делая черты лица ненормально заострёнными. В глубоком вырезе рубашки резко выделялись косточки ключиц, руки настолько тонкие, что страшно было даже к ним прикасаться – появлялась навязчивая мысль о том, что по неосторожности можно сломать их. Под кожей цвета фарфора расползались бесконечные синие сеточки вен, которых раньше, я был готов поклясться, не было. - А вы кто, простите? – женский голос раздался позади, а уже секундой позже ко мне подошла молодая женщина в медицинском костюме. - Муж, - вновь перевёл взгляд на Иру. – А вы, если не секрет? - Я оперировала вашу жену, - брюнетка кивнула на бейджик, прикреплённый к воротнику халату. - Как прошла операция? - Про остановку сердца вы уже, похоже, знаете? – она виновато закусила нижнюю губу. Кивнул. Молчание продолжалось минут десять. Врач упорно смотрела в пол и не смела нарушить тишину, установившуюся в палате. - У вашей жены произошёл разрыв матки. Именно из-за этого началось столь обильное кровотечение, а впоследствии остановка сердца. - В будущем она сможет иметь детей? – рванул её на себя, сжав руку выше локтя. - По характеру повреждений у неё был неполный разрыв, - испугано затараторила брюнетка, путаясь и запинаясь в словах. – Операция в целом была проведена успешно и если лечение пройдет также успешно, она сможет иметь детей уже в скором будущем. Единственное, могут возникнуть осложнения в будущем при родах, но, ни её жизни, ни жизни будущего малыша ничего угрожать не будет. - Что с ребёнком? – зверь внутри, обезумев, драл нутро изнутри, ревел, рычал, заходился в слепой и кровожадной ярости. - Девочка слабенькая и сейчас она находится в палате интенсивной терапии. - Как девочка? - У вас родилась дочка, - она попыталась вывернуться, но лишь оказалась впечатана в стену. – Результаты последнего УЗИ оказались неверными. - Вон, - отпустил её, отходя на всякий случай подальше. - Но… - Вон! Брюнетка вскочила на ноги и вынеслась в коридор, хлопнув дверью палаты. «У вас девочка… Дочка…». Попытался понять смысл её слов, но тот упорно не желал доходить до сознания. «У вас девочка… Дочка…». Да начни же ты соображать, кретин! - Ты бы домой шёл, - раздался голос Симаргла, вошедшего в палату, - а то весь медперсонал распугал. - У вас внучка родилась, - отрешённо проговорил я, глядя на него. Лицо бога вытянулось, глаза с таким же непониманием или даже шоком уставились на меня. - Внучка? - Результаты предыдущего УЗИ были ошибочными, - голос был похож на звукозапись. Фальшивую. Тихую. Неестественную. - С ней всё хорошо? - Могло быть лучше, - кажется, говорить сложными предложениями ни я, ни Симаргл не собирались. - А Ира? - У неё разрыв матки. И сейчас большой вопрос в том, сможет ли она в будущем иметь детей. - Что говорят врачи? – Симаргл подошёл к Ире и осторожно провёл кончиками пальцев по рассыпанным по подушке волосам. Испытал необъяснимое, почти физическое желания оттолкнуть его, выставить вон из палаты или вообще загрызть. Ни я, ни зверь уже не различали, кому можно доверять, а кому нет. Если так и дальше пойдёт, то и потеря контроля окажется не за горами. - Один взятку требует, а вторая вообще, кажется, по ошибке врачом стала. Симрагл молчал, а потом, грустно усмехнувшись, проговорил: - Весело Новый Год встретили, да?***
Третье января. Четыре дня сидения в палате и четыре дня диалогов, которые я уже успел выучить наизусть. «- Ваша жена и дочка находятся в тяжёлом состоянии. В любой момент могут произойти как остановки сердца, так и улучшения, после которых уже можно делать положительные прогнозы на будущее. - Но ведь что-то же можно сделать сейчас, чтобы эти улучшения наступили как можно скорее? - Набраться терпения и ждать. Простите, но мне пора к остальным. Вы у меня не одни в отделении.» Вот такой диалог длится между мной и заведующим отделения уже на протяжении четырёх дней. Оказывается нужно всего лишь то расслабиться, набраться терпения и ждать. Два самых дорогих для меня человечка могут умереть в любой момент, а мне нужно просто ждать. Сидеть рядом, гипнотизировать аппарат с кардиограммой и возносить молитвы всем известным богам, чтобы сердце не остановилось, а кардиограмма не превратилась в одну сплошную линию, после которой наступит пустота. Но, кажется, богам было совершено плевать на обращённые к ним молитвы. За четыре дня я скатился на самое днище нравственности и пообещал уничтожить всех и вся, если только сердца Иры и моей дочери остановятся. Низко, соглашусь и уже совершенно плевать, что после такого обещания дорога в Рай для меня закрыта, но страшная по своей силе жестокость уже начала затрагивать уголки души и сердца. - Без изменений? – тихо спросила вошедшая в палату Таня. Кивнул, будто в трансе и поднял взгляд на дарёную. Ведьма взяла стульчик и пододвинула его к кровати, поправила халат, который сполз с её поникнувших плеч, и погладила Иру по руке. Её тихий шёпот потонул в звуках аппарата. Неожиданно в дверях появился Андрей. Богатырь неловко переминался с ноги на ногу, но потом, всё же, решился сделать шаг по направлению к Ире. - Сделаешь ещё шаг и уедешь этажом ниже на каталке. В место под названием морг. Богатырь замер, опешив от такой перспективы. Танька дёрнулась, посмотрела на меня. - Я просто хотел… - Меня не интересует, чего ты хотел, а чего нет. Ира не памятник архитектуры и не картина в галерее, чтобы таращиться на неё. Ты же пришёл сюда, чтобы посмотреть на неё, сказать слова сожаления и уйти, верно? - Айт, остановись, - Танька перепугано смотрела на отливающие серебром когти и тёмно-серые пластины, которые покрывали мои руки до самого локтя. - Мне не нужно, чтобы в этой палате собралось скопище из посторонних Ире людей, которые пришли только за тем, чтобы утолить свой интерес и фальшиво повздыхать, ясно? - Уйди, - одними губами проговорила Танька, обращаясь к богатырю, - пожалуйста. Парень смерил меня презрительным взглядом, но, всё же, покинул палату. - Может, домой съездишь? – предложила Танька. – А я здесь переночую. - Ночуй, но я никуда не уйду. - Айт, я понимаю, что ты волнуешься за Иру и дочку, но ты сидишь здесь уже четыре дня. Езжай домой и поспи хотя бы часа два, а то мертвяк оживший и тот краше тебя выглядит. - Я. Никуда. Не. Уйду. – раздельно произнёс я. - Ты думаешь, если подохнешь здесь через два дня от голода или впадёшь в кому от переутомляемости это поможет им пойти на поправку? Да если Ирка увидит тебя в таком виде, она опять в кому впадёт. И в этом уже будешь ты сам виноват. - Я тебя сейчас в коридор выставлю! – прошипел я, находясь на взводе. - Это я тебя сейчас туда выпру! - Айт, - тихо-тихо донеслось до меня со стороны. Переглянулся с Танькой, словно спрашивая: это мне одному показалось или она тоже слышала? Дарёная пожала плечами и перевела взгляд на Ирку. Её чёрные реснички подрагивали, тонкие пальчики скомкали одеяло, а мучительная бледность стала сходить на нет. - Я за врачом, - шепнула Танька и выбежала из палаты. - Ириш, Ириш, смотри на меня, - осторожно взял её лицо в ладони. – Ира! Мутно-зелёные, измученные, лишённые смысла глаза, посмотрели на меня вынуждая вздрогнуть. Ирка обвела палату ничего не понимающим взглядом, долго смотрела на кардиограмму, а затем, словно очнувшись от некого транса, перевела взгляд на меня, впилась ногтями в плечи, рвано вздохнула. - Где я? Айт, где мы находимся? – с животным страхом в глазах спросила Ирка, всматриваясь в незнакомую ей обстановку. - Мы в больнице. У тебя были преждевременные роды, помнишь? – осторожно задал вопрос я. - Малыш, - потеряно произнесла она и коснулась трясущейся рукой живота, задрала вверх короткую сорочку и уставилась на туго перебинтованный живот. – Где он? Айт, где наш сын?! - Девочка, - поправил её. – У нас родилась дочка. - Как дочка? – зрачки расширились, умудряясь почти полностью скрыть изумрудный цвет глаз. - Последнее УЗИ, которое ты делала в консультации, оказалось неверным. У нас родилась девочка. Дочка. - Так, я смотрю, одна красавица проснулась, - весело произнёс вошедший в палату врач. Танька, насколько я успел заметить, осталась в коридоре. Ирка перестала стискивать мои плечи, села на кровати и одёрнула задравшуюся до бедра сорочку. Посмотрела на мои руки и более, чем ясно дала понять причину её красноречивого взгляда. Невероятным усилием заставил зверя подчиниться. - Болит что-нибудь? – врач достал ручку из нагрудного кармана, открыл карточку и приготовился записывать. - Почему у меня живот перевязан? – прямо спросила Ирка. - У вас была сложнейшая операция, - начал аккуратно подбирать слова мужчина. – Дело в том, что у вас произошёл разрыв матки. Ирка позеленела, шумно и прерывисто выдохнуло, словно получила только что удар под рёбра, закусила губу, стараясь сдержать слёзы, которые уже показались на глазах. - Я понимаю, что вам сейчас это очень сложно принять, но, поверьте, самое главное это то, что вы и ваша дочка остались живы. Обычно редко кто выживает после подобных случаев. - Вы намекаете на то, что я больше не смогу иметь детей? – хрипло спросила Ирка, комкая в руках край одеяла. - Прогнозировать сейчас я не имею права, так как нужно сделать повторные УЗИ, сдать множество анализов и, если понадобится, провести ещё одну операцию. - Что с моим ребёнком? – дорожка слёз всё же заблестела на её правой щеке. - А позже нельзя поговорить? – максимально спокойно спросил я, видя, что ещё немного и истерика Ирки будет неминуема. Врач несколько секунд смотрел на Ирку, но потом кивнул, соглашаясь с моим предложением и обещая зайти вечером, оставил нас одних. - Вот и всё, - она хрипло рассмеялась, - можешь бросать меня и искать себе здоровую жену. Я бесплодна. - Ира, - развернул её к себе лицом, - ещё ни один врач не высказал подобный диагноз в твой адрес и сейчас ты не имеешь ни малейшего права говорить о себе подобное, поняла? - День раньше, день позже… Какая разница, когда на мне поставят клеймо бесплодия? - Ира… - Хватит! – рявкнула она. – Я не хочу больше слушать эту ложь! Прекрати кормить меня своими идиотскими иллюзиями! Неужели ты не видишь?! Ничего не будет хорошо, Айт! Ничего, понятно тебе? Где моя дочь?! В реанимации, да? Ещё не сказали, когда она умрёт? А когда я умру, тоже не говорят? - Замолчи. - Это правда! Сам не видишь что ли? Это конец, понимаешь? Конец! Рывком притянул её к себе, попытался усмирить, но Ирка оказалась проворней. Внутри всё похолодело, когда она забилась у меня на руках ещё яростней, ещё безумней. Она слепо била меня по плечам, груди, кричала что-то о конце и пророчестве, рыдала навзрыд, задыхалась от нехватки воздуха, умоляла показать ей дочь, рвалась прочь, отдаваясь во власть животной, слепой паники… Только лишь спустя какое-то время мне как-то удалось перехватить её руки, удержать за талию, прижать к груди. Минут пять она ещё пыталась вырваться, но затем хрупкое тельце затряслось в беззвучном рыдании, обмякло и беспомощно затихло у меня в руках. - Я не переживу её смерти, - шептала она. – Не смогу без неё, моей девочки… - Она обязательно будет жить, - прижался губами к её виску. – Представляешь, какая она маленькая? Ещё совсем крохотная. Как думаешь, какого цвета у неё глазки? Ирка немного успокоилась, расслабилась, но шмыгать носом так и не перестала. - Как у тебя? – она подняла красные заплаканные глаза на меня. - Может быть, - пожал плечами. - Катя, - вдруг произнесла она. – Катюшка, Катенька, Катерина… Это наша дочка – Катенька, - она улыбнулась. - Красивое имя, - стёр ладонью солёные дорожки с её лица и тоже улыбнулся, мысленно соглашаясь с её выбором.Ирка.
Прошло уже два дня после моего выхода из комы. Несмотря на то, что я была в здравом уме и сознании ( не совсем, конечно, ну, да ладно…), Айт не отходил от меня ни на шаг. И с этим фактом ничего не могли поделать ни медперсонал, ни мой лечащий врач – Константин Викторович, ни Танька с Богданом и уж тем более ни папа с бабушкой, которые приходили ко мне каждый день. А я… А что я? Я просто была рада, что он со мной. Его присутствие было для меня безумно важно. Слышать его голос, ощущать его прикосновения, засыпать в кольце его рук и просто быть уверенной в том, что он решит все проблемы. Знаю, что я превратилась в кисель, размякла как опущенная в воду булка, но мне было откровенно плевать на мнения окружающих по этому поводу. Также за два дня произошли кардинальные изменения. Во-первых, угол моей палаты всё больше напоминал мне гигантскую пёструю клумбу из пышных букетов и разноцветных открыток самых различных форм и размеров, которыми меня спешили завалить Танька с Богданом, богатыри, вовкулаки, ведьмы и, конечно же, папа с бабушкой. Во-вторых, мне не терпелось увидеть дочурку и потому я уже три раза (это только за вчерашний день) нарушала запреты врачей и супруга, спускалось этажом ниже в отделение новорождённых, проходила по небольшому коридорчику, который вёл в палаты интенсивной терапии и как завороженная стояла у стеклянной выемки в стене, через которую я могла видеть Катеньку, находящуюся в прозрачном кувезе. В итоге минут через десять я оказывалась на руках супруга и уже в сопровождении Константина Викторовича, который весь оставшийся путь читал мне лекцию о том, что мне нельзя вставать с постели ещё целую неделю и что это опасно для моей матки, возвращалась обратно в палату. Так и сейчас, например. Осторожно приняла сидячее положение, облокотилась спиной о подушки и, пользуясь тем, что Айт уснул впервые за семь дней, аккуратно спрыгнула на пол и босыми ногами прошлёпала в коридор. На моё счастье в коридоре в восемь утра никого не было и я спокойно покинула отделение, вышла на лестничную площадку (всё это время я подпирала стену плечом с таким упорством, будто боялась, что та без моей поддержки свалится), а как только ступила на холодные грязные порожки, мёртвой хваткой вцепилась в перила и, молясь о том, чтобы кубарем не скатится вниз, направилась уже известным путем. Проковыляла по коридорчику и уже привычно прижалась к «окошку» в стене. Катенька лежала в кувезе утыканная всевозможными трубочками и проводками. Крохотные ладошки сжаты в кулачки, немного припухшее личико сморщено, а ножки поджаты к животику. Хочу прикоснуться к ней, обнять, прижать к себе и никому-никому не отдавать, но пальцы натыкаются на преграду – стекло. Бессилие вновь завладевает сознанием, а я уже в сотый раз сползаю вниз по стене на холодный пол, зажимая ладонями рот, из которого уже рвутся рыдания. Начинаю мысленно проклинать себя, винить в том, что поставила дочку на границу жизни и смерти. Валюсь на пол, подтягиваю колени к груди, впиваюсь короткими ногтями в ладони, думая, что физическая боль сумеет отрезвить разум. Чувствую, как родные сильные руки поднимают меня со злосчастного пола, заключают в объятия. Нету никаких сил на сопротивление, да и желания, кстати, тоже. Помните, я говорила про здравый ум и сознание? Так вот я соврала. Я свихнулась. Стала сумасшедшей. Вся эта ситуация не просто скосила меня, а скорее выкосила, вывернула наизнанку и превратила в ходячую тень, у которой по ошибке оказалось имя и личная жизнь. Когда я увидела себя в зеркало, то поняла, что оттуда на меня смотрит обтянутый сухой синюшной кожей скелет… Сломленная. Раздавленная. Жалкая. Бьюсь в немой истерики, до хруста в собственных пальцах сжимаю плечи Айта, умоляю спасти мою девочку. Слышу тяжёлые стремительно приближающиеся шаги, чувствую, как уже чужие руки задирают рукав моей кофты, Айт сильнее прижимает к себе, а затем укол где-то в районе локтя. Врачу всё же удалось ввести мне успокоительное, не сломав при этом иглу. Слышу хриплый шёпот супруга и ругань врача, который настоятельно советует ему показать меня психотерапевту. Адская усталость наваливается против моей воли, затуманивая сознание и лишая сил. Мотаю головой, продолжаю цепляться за плечи Айта и тем самым бороться, но действие лекарства сильнее. Вскоре я уже привычно наблюдаю всполохи света перед глазами, с абсолютным безразличием понимаю, что звуки вокруг меня пропадают, а тело, больше неспособное к сопротивлению, беспомощно обмякает…***
Пытаюсь открыть глаза, подняться, но голова, словно налитая свинцом, отзывается глухой болью, вынуждая меня тихо застонать. Хотела дотронуться до неё рукой, но поняла, что не могу этого совершить из-за того, что конечность оказалась привязана к бортику кровати. Распахнула глаза и уставилась на правое запястье, которое действительно было туго привязано мягким бинтом к кровати. Пропутешествовала взглядом выше, замечая у себя наличие капельницы. Видимо специально привязали, дабы я иглу не выбила. - Проснулась? - раздался уставший хриплый голос, заставляя меня от неожиданности вздрогнуть и отвлечься от своих конечностей. - Айт, - тихо выдохнула я, только сейчас замечая на серебряные нити в его волосах. «Эгоистка, - шепнул рассудок. – Неужели ты думаешь, что одна страдаешь?». Замотала головой, дотянулась свободной рукой до его головы, провела пальцами по редким седым прядкам. Заметила глубокую морщинку, пересекающую его лоб чёткой упрямой линией. Сглотнула комок в горле, с ужасающей точностью понимая, сколько лет угробил на меня Айт из-за моих эгоистичных припадков. Идиотка… - Айт, прости меня, - жалко произнесла я, осознавая, насколько далеко зашёл мой эгоизм. Айт, мягко улыбнувшись, переплетает наши пальцы и, не задевая торчащей из моей руки иглы, усаживает к себе на колени и зарывается лицом в мои волосы. Господи, что же я дура-то такая? Обнимаю его шею свободной рукой и поджимаю колени к груди, мысленно сравнивая себя с маленькой беспомощной девочкой. Ночная рубашка, и без того короткая, задирается ещё выше и едва не открывает бёдра. Ёжусь от холода, но не отстраняюсь от Айта ни на миллиметр. Супруг укрывает меня одеялом, целует в висок. Сразу становится теплее. Почему-то только сейчас до меня начинают доходить совершенно простые вещи. За окном белыми хлопушками падает снег, укрывая землю белым пушистым покрывалом. Часы, висящие на стене, указывают на семь часов вечера. Хорошо поспала, ничего не скажешь. В голове возникает мысль о том, что Катюшка родилась первого января. В первый день зимы, в первый день нового года, в первый день чего-то совершенного, волшебного, удивительного… Неожиданно дверь палаты открылась, а тоненькая молоденькая медсестра, подошедшая к нам, шёпотом произнесла: - Забирайте свою Дюймовочку. Оторвала голову от плеча Айта и посмотрела на крохотный, неуверенно шевелящийся свёрток в её руках. Дыхание перехватило, когда в мои трясущиеся руки положили Катюшку. Дочка посмотрела на меня и выдала ёмкое приветственное «уг». Неповторимые изумрудно-синие глазки переключались с моего лица, на лицо Айта, а затем обратно. Не дождавшись с моей стороны приветственных радостных возгласов, дочка обижено закряхтела, сморщила маленький носик и… чихнула, заставляя меня вздрогнуть вместе с ней. На глаза навернулись слёзы, а затем крупными каплями закапали на мои руки и дочкину пелёнку, в которую она была бережно завёрнута. Поняла, что ради этого момента можно было вытерпеть всё. Поняла, что все неудачи, слёзы, истерики, отчаяние, боль – всё это было оправдано. Оправдано этой самой секундой, этим мгновением. Мгновением, когда я смогла, наконец, взять свою дочурку на руки, взглянуть в её крохотное детское личико, увидеть её глазки и понять, что теперь, именно теперь, моя жизнь имеет смысл. Прижалась губами к её головке, рвано вздохнула, пытаясь задушить непрошенные слёзы и попытаться хоть что-нибудь сказать. Айт обнял меня за плечи, поцеловал, помогая успокоиться. - Не плачь, - шепнул он. – Посмотри, какая у нас красавица. Он аккуратно поправил пелёнку, провёл кончиками пальцев по бледной щёчке. Дочка улыбнулась, глазки радостно заблестели. - Ты её под копирку делал? – прошептала я, отмечая абсолютное сходство с супругом. Нет, безусловно, её личико было более добродушным, невинным, искрящимся счастьем, не таким расчётливым и грубым как у Айта, но удивительное, просто стопроцентное сходство было заметно сразу же. От меня ей достался только изумрудный ободок вокруг глаз. Всё остальное – глаза, овал лица, нос, губы, абсолютно всё было скопировано с папы. - Старался, - Айт гордо улыбнулся. Поцеловала Айта в щёку. Чувство безграничного счастья заполнило меня с ног до головы, в душе было тепло-тепло, а в собственных висках слышала тихий, но уверенный стук сердца. Мне хватило знаний понять, что это было не моё сердце, а Катюшки. Это её сердечко билось так робко, но до боли нежно и одновременно звонко. Вспомнила, как ещё девочкой просила у своенравной Судьбы счастья. Просила, нет, скорее умоляла её в будущем подарить мне тех людей, без которых я не смогу существовать, тех, кому не жалко будет отдать всю себя или даже больше… «Я мечтаю о мире, где можно было бы умереть ради запятой». Эта цитата, которую я где-то слышала раньше, заставила меня вновь тихо всхлипнуть. Я получила этот мир. Свой маленький мир, в котором можно умереть ради одной лишь запятой. Спасибо, Судьба…