В качестве извинения за долгое молчание, я выложил две главы, как одну)
День не задался с самого утра. После почти бессонной ночи, заполненной невнятными и оттого еще более пугающими кошмарами, Максим едва не прорезал себе второй рот, когда пытался, сдерживая зевки, совладать с новой бритвой, а пятнадцать минут спустя обжег пальцы о турку, стараясь удержать своевольный кофе от тотального выкипания. Но его радость была бы неполной, если бы он в довершение ко всем прочим злоключениям не опоздал на пересменку, забывшись беспокойным сном в уютном кресле. И вот теперь, получив устный выговор от начальника, Лесков с мрачным видом рассматривал лежавший перед ним вахтенный журнал, обязательный для заполнения каждым сотрудником охраны. Настенные часы показывали начало десятого, и торговый центр уже закончил принимать в свои гостеприимные недра пестрое разнообразие покупателей. Обслуживающий заведения «Миллениума» персонал в спешном порядке покинул свои рабочие места, весело переговариваясь и делясь впечатлениями от еще одного трудового дня. Двери центра были закрыты, но пока не опечатаны, так как задержавшийся по какому-то служебному поводу Ларский воспользовался случаем и заглянул на пост к своему старому боевому товарищу. И теперь Максим с зудящим под кожей нетерпением ожидал, когда же Семеныч всласть натреплется с Ковригиным, чтобы он мог со спокойной душой опечатать за ним главный вход и поставить сигнализацию. Раздраженно теребя в руках шариковую ручку, он еще раз бросил мрачный взгляд на девственно-чистый лист с сегодняшней датой и своей фамилией, решительно захлопнул увесистый журнал и порывисто поднялся на ноги. Окинув внимательным взглядом каждый из размещенных на столе мониторов от камер, Лесков пристегнул связку ключей к ремню и вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Очередной жаркий майский день, прогревший асфальт на дорогах до расплывающегося марева, подходил к концу, высвечивая окна первого этажа яркими кроваво-оранжевыми бликами. Размеренным шагом Максим прошелся по длинным коридорам своего крыла, больше по привычке поглядывая по сторонам, проверяя, не остался ли кто запертым в бутике или магазинчике. А что? Бывали на его памяти и такие каверзные случаи, которые заканчивались не всегда в пользу пострадавшего, ведь порой его обнаруживали далеко не сразу после консервации здания изнутри. Невольно улыбнувшись в чем-то действительно комичным воспоминаниям, Лесков преодолел последний поворот и оказался в центральном зале. Тихо журчавший фонтан, разрисованный всеми оттенками последних солнечных лучей, стоял как раз напротив массивных двустворчатых дверей главного входа. Вода била невысоким прозрачным куполом из самой верхней и самой маленькой чаши, наполняла ее и искала выход за краями тесного круга, переливчатой волной спускаясь в объятия следующей чаши, более просторной по своему диаметру, потом еще одной и, наконец, красивым кольцевым водопадом ниспадала вниз, в шестиугольный бассейн примерно в метр глубиной. Подойдя к ближайшему бортику, выложенному благородной неброской мозаикой, Максим остановился и устремил задумчивый взгляд на умиротворенные переливы водных струй, на какое-то время замирая всем телом и дополняя экспозицию статуей во весь рост.
Раздражение, с самого утра донимавшее его, и всячески поддерживаемое в течение дня разными спонтанного характера неудачами, незаметной легкой дымкой растворялось в одном из лучших способов вечного покоя. Сморгнув, Максим очнулся и тут же с тихим стоном принялся разминать пальцами правой руки успевшую затечь шею, поворачивая голову из стороны в сторону. Прояснившийся за время своеобразной медитации взгляд остановился на дверях, через большие стекла которых был виден догорающий над городом закат. За стоянкой, начиная свой путь от выезда, между высотками и зданиями бизнес-класса уходила прямо вперед дорога, переполненная, как и почти в любой другой вечер, машинами и маршрутками. Благодаря холмистому ландшафту, на котором раскинулся мегаполис, асфальтовая лента мягко изгибалась вниз вместе с обросшими по ее краям строениями, открывая замечательный вид на далекую полоску вечнозеленого парка и пылающий над ней оранжевый диск. Повернувшись всем корпусом к двери, Лесков прикипел пристальным немигающим взглядом к неспешно утопающему за чертой солнечному кругу, щуря чувствительные к яркому свету глаза, и с необъяснимой жадной тоской впитывал в себя такое обыденное явление, как закат. Шальная мысль, остро скребнувшая где-то внутри, неприятным осадком заполнила всю его суть — впервые за многие годы он опасался наступления сумерек. Первым порывом Максима была попытка малодушно обвинить в этом злосчастное любопытство молодого помощника патологоанатома, давешний разговор с которым ни под каким предлогом не хотел терять в его голове даже толику ясности. Жуков настолько же красочно бледнел при его рассказе об обстоятельствах смерти Саши, насколько он сам от тех факторов, что побудили самого Дениса пойти на должностное правонарушение и отдать ему документы судмедэкспертизы, снабдив их более чем эмоциональным пояснением. Может быть, это и послужило причиной. Может быть. Вот только самому Лескову от подобной логики было мало проку. Он, как завороженный, не отрывал глаз от уже наполовину скрывшегося из виду оранжевого диска, чувствуя, как вместе с последним теплом тот забирает с собой нечто столь важное для его самообладания, что Максим невольно, с каким-то суеверным страхом сделал шаг вперед, чтобы снова оказаться в полоске солнечного света. Потом еще один, и еще, догоняя с каждой минутой неумолимо ускользающий спасительный прямоугольник, пока не уперся носом в стекло двери, с трудом подавив почти животный порыв взвыть от паники и злости.
- Максим, ты что там делаешь?
Зычный голос Ларского заставил очнуться от наваждения, вздрогнуть и затравленно глянуть через плечо. Начальник охраны широкими шагами выходил из ведущего на территорию Ковригина коридора, хмуря густые брови и одновременно с усмешкой разглядывая своего сотрудника. Предприняв стратегически важную попытку взять себя в руки, Лесков неловко приподнял уголки губ в намеке на улыбку:
- Тебя ждал, Семеныч. Все гадал, когда ж у вас с Андрюхой языки отвалятся кости знакомым перемывать.
Осознав, что несколько переборщил с панибратством, Максим состроил самую дружелюбную мину, на какую только был сейчас способен, и шагнул навстречу мужчине, извиняющимся тоном поспешно добавляя:
- Извини, Семеныч, что-то нервы не к черту в последнее время, ляпнул лишнее, — после чего природа его задиристого характера взяла свое, и рот неудержимо расплылся в хитрой ухмылке, — Но, ей-богу, даже кумушки так долго не шушукаются за бутылкой водки, как вы с Ковригиным.
Подошедший тем временем вплотную к нему Ларский с самой доброй и даже отеческой улыбкой наградил скалящегося охальника полноценным подзатыльником, с напускной серьезностью проворчав:
- Это тебе за кумушек презент, Лесков. Исключительно в воспитательных целях, так сказать, чтобы впредь неповадно было свое прямое начальство не иначе как Иван Семенович именовать. Ты что тут делаешь? Почему не на рабочем месте?
Повторив свой вопрос, мужчина выжидательно приподнял брови, а Максим смог, наконец, вернуться на привычную колею жизни, ничуть не обманутый ни нарочито строгим тоном, ни показательной экзекуцией.
- Ну, я уже ответил. Буквально минуту назад подошел к двери, — не моргнув глазом, солгал он и, пожав плечами, поправил ремень брюк, мелодично звякнув связкой ключей. – Мне же надо будет после твоего ухода на сигнализацию вход поставить. Зато проверил, нет ли нежданных ночлежников в рядах на моей половине.
Усмехнувшись, Ларский одобрительно покивал и направился к выходу из торгового центра, по пути берясь за ворот перекинутого через руку пиджака, встряхивая его и натягивая на плечи. Когда Максим, покопавшись, отыскал нужный ключ и открыл перед ним дверь, Семеныч покосился на него с озорным блеском в глазах, отчего их уголки разукрасились россыпью морщинок, и все с той же добродушной интонацией если не отца, то заботливого дядюшки, хлопнув парня по плечу, назидательно сообщил:
- Между прочим, Максим, портвейн и добротная перемывка костей случается со мной исключительно в твоем обществе. Андрюха ни в том ни в другом не знает меры и толку. Так что делай выводы, кумушка!
И с гордым видом прошествовал мимо онемевшего от изумления охранника на стоянку, направляясь к своей видавшей лучшие годы, но по-прежнему трепетно любимой «Волге». Лесков же, справившись с первоначальным ступором, не без труда вернул отвисшую челюсть на положенное ей место, после чего закрыл дверь на замок, провернув три оборота для приведения в нужное положение вертикальных ригелей, и аккуратно, помня строгую инструкцию наизусть, произвел опечатывание здания на ночь.
По возвращении на свое рабочее место Максим обнаружил на сотовом один пропущенный звонок от неизвестного абонента и смс сообщение, а после того, как прочел текст, забил в список контактов номер телефона, принадлежавший, как оказалось, Денису Жукову. Сверив время звонка с настенными часами, Лесков, немного поколебавшись, нажал кнопку вызова напротив имени патологоанатома и замер, вслушиваясь в длинные гудки. После четвертого по счету динамик ожил:
- Привет, Максим. Я тебя своим звонком не разбудил?
Улыбнувшись, Лесков качнул головой в знак отрицания, потом спохватился, поняв, что его собеседник этого движения увидеть никак не может, и уже словесно успокоил его:
- Нет, у меня смена сегодня. Я был на обходе, потому и трубку не взял. Надеюсь, перезваниваю не слишком поздно, — вернув в конце ответную любезность, Максим опустился в вертящееся кресло и откинулся на его спинку.
- Сейчас всего десять вечера, я так рано обычно не ложусь, если только на работе не было аврала.
- Да, поменьше бы аврала на работах, — согласно кивнул Лесков, не удержав нервного подергивания брови при воспоминании, кем именно работает его новый знакомый. – Ты, кстати, зачем звонил-то? Еще что-то серьезное нашел?
Поняв, о чем именно его спрашивают, Денис с поспешностью ответил:
- Нет, нет! По делу твоего друга у меня нет пока никаких новых фактов, — сказал и с недовольством поморщился, услышав явственный оттенок разочарования в собственном голосе, что сподвигло его тут же окрестить себя по меньшей мере каменным болваном, напрочь игнорирующим чужие чувства в угоду своим интересам.
Распознал этот оттенок и Максим, но к приятному удивлению виновато притихшего Дениса, он с тихим смешком проговорил:
- А ты, видать, действительно любишь свою работу, раз так к ней относишься.
При этом в его голосе явственно прозвучали одобрительные нотки, и открещиваться дальше Жукову показалось, как минимум, глупо. В сущности, он совершенно не понимал, почему для него стало очень важно создать о себе хорошее впечатление в глазах этого малознакомого парня. Раньше подобная сентиментальная чушь его не волновала, а вот сейчас он с немым изумлением распознал в себе радостное удовлетворение просто от того, что Лесков не стал осуждать его пристрастие, хотя, по совести сказать, имел на это полное право. Так что именно в этот самый момент ожидавший его ответа на том конце связи человек перестал быть встреченным дважды в жизни незнакомцем, приобретая в глазах Жукова весьма почетный статус соучастника.
- Да, ты прав, я люблю свою работу, как бы ужасно ни звучала эта фраза для большинства обывателей, — с улыбкой признался Денис, наконец-то расслабляя напряженные до этого плечи. – Я с детства спал и видел себя врачом, но, по мере взросления, в моей буйной голове зародилась ужасная мысль — разбирать мне нравиться куда больше, чем собирать. Доказано на примере нескольких сотен игрушек разного типа и масштаба!
Если бы не шутливое замечание в конце, это заявление прозвучало бы по меньшей мере как признание социально-опасного типа, имеющего закоренелую тягу к расчленению, а так Максим лишь прыснул негромким смешком, представляя себе внушительную гору непоправимо испорченных игрушек и праведный гнев родителей.
- Вот это ты выдал! Караул! Менты пригрели под своим боком настоящего маньяка!
В трубке послышался смех. Дениса явно забавлял сделанный из его короткого рассказа вывод, и он не преминул подлить масла в огонь:
- Не поверишь, но в институте ко мне накрепко прицепилась именно эта кличка. Даже профессора по практическим занятиям так называли, особенно когда я во главе единомышленников возмущался отсутствием свежатинки.
- Фу-у, — наигранно ужаснулся Лесков, — я понимаю твоих бывших преподавателей и искренне им сочувствую. Тогда ты и правда маньяк. Хорошо, что мы учились не в одном ВУЗе, а то я б тебя за три километра обходил, что, как сам понимаешь, чрезвычайно мешало бы моей успеваемости, да и душевному спокойствию заодно.
- А ты где и на кого учился? – тут же полюбопытствовал Денис, прекращая посмеиваться над шутливым испугом собеседника, но улыбка на лице обосновалась прочнее некуда.
Максим нахмурился, когда разговор коснулся неприятной для него темы, все еще отравлявшей воспоминания болезненным привкусом. Почувствовав заминку и вкравшуюся в беседу неловкость, Жуков осторожно спросил:
- Я задал какой-то запретный вопрос? Извини, я не знал…
- Да нет, — Максим раздраженно передернул плечом и с горечью продолжил, — я сам во всем виноват.
И он сухо и кратко поведал медику, что в свое время имел счастье учиться на архитектурном факультете, поступив в университет сразу по возвращении из армии. И он бы с удовольствием получил и степень бакалавра, и пошел бы дальше за знаниями, если бы не устроенная после одной из сессий пирушка. Быстро набрав обороты, пьяная вечеринка затянулась, и как следствие, захотела выйти дальше пределов скромной комнатушки университетского общежития. В силу своего веселого зачастую необузданного характера Максим, не слушая доводов еще не окончательно погребенного под алкогольными парами рассудка, поддался на горячие уговоры и сел за руль, приняв на борт четверых сокурсников. Зима, скорость, адреналин, чувство, когда тебе море по колено – опасный коктейль. Лесков и по сей день не знал, каким чудом они разминулись с рейсовым автобусом, пока ехали к загородному дому одного из парней, но на этом их удача умыла руки. Машину на одном из виражей круто занесло, а не сумевший вовремя выровнять траекторию Максим, от осознания неизбежного моментально трезвея, слишком поздно заметил едущий по встречной полосе легковой автомобиль, который, благодаря маневру неизвестного водителя, они зацепили только боком в уже неуправляемом заносе. Разогнанная до сотни километров в час Ауди Лескова выскочила за ограждение и, переворачиваясь с крыши на колеса, устремилась вниз по откосу, оказавшемуся, по счастью, не особенно крутым. Когда все было кончено, водитель легковушки, отделавшийся только сильным испугом и изрядно помятым левым крылом своего транспорта, принялся истерично названивать во все положенные инстанции, а сам спустился в овраг, чтобы проверить, есть ли в Ауди кто-либо живой. Как ни странно, живыми остались все участники аварии, видимо, пьяным действительно везет. Прибывшая команда ГИБДД вместе с медиками одного за другим извлекла из покореженной машины слабо постанывающих от боли студентов, и если у друзей обнаружились тяжелые ушибы, громадные синяки, один перелом руки и одно сотрясение мозга средней степени тяжести, то к Максиму по первой не знали даже, как подступиться. Рулевая панель, смятая при падении, намертво придавила парня к креслу. В конце концов, после тяжких трудов и применения автогена, его извлекли наружу и в срочном порядке отправили на операцию. Лескову в награду за свою смертельную неосмотрительность достался перелом верхнего конца бедренной кости, перелом кисти левой руки и лучевой кости правой, а также пара сильно смятых рулевым колесом ребер. Операцию по внедрению в шейку бедра металлического стержня, скрепившего пострадавшие вследствие аварии суставы, в медицинских кругах известную как остеосинтез, ему провели сразу, после чего, надежно закрепив гипсом все нуждавшиеся в этом участки тела, уложили на вытяжку. Но молодой организм оказался отменно живучим, и Максим избавился от данной конструкции над своей кроватью уже через каких-то шесть недель. Все это время он раз за разом переживал трагическое событие, и хотя в нем никто серьезно не пострадал, кроме самого Лескова, он не мог простить себе случившееся. Друзья, по несколько раз перебывав в его палате, один за другим выписались и больше не радовали парня своими визитами, что еще острее сказалось на степени самобичевания. Вскоре осунувшийся за время пребывания Максима в больнице отец сообщил ему об уплате всех штрафов, и сын с глубоким чувством стыда смотрел на мрачное выражение лица единственного родителя. Как вскоре выяснилось, из-за отсутствия смертельных исходов при аварии ему приписали административное нарушение, лишение прав сроком до трех лет и выплату оговоренной судом материальной компенсации. Из университета Максима исключили, а после выписки из больницы у него попросту не хватило духу подать заявление о восстановлении на курс. История за время его отсутствия обросла шумихой и неведомыми ранее подробностями и с удовольствием обсуждалась в кругу как студентов, так и преподавателей. Лесков прекрасно понимал и с горечью признавал, что его вины в случившемся гораздо больше, чем у всех остальных, но малодушие бывших товарищей, открестившихся от всякого участия в инциденте, подкосило его так же сильно, как появившаяся в волосах отца изрядная седина. По их словам выходило, что это именно он настаивал на немедленной смене места дислокации, едва ли не силком затащив ребят в свою машину, а горестно вздыхавшая общественность, попеняв покаявшимся студентам за пьянку, яро им сочувствовала. С этой поры в терзавшемся виной Максиме что-то надломилось. Он стал тише, избегал любых компаний и давал выход своему характеру исключительно в словесной форме. За руль он больше не садился, даже когда истек срок, на который его лишили водительских прав. Еще одним неприятным сюрпризом стало с виду незаметное отдаление от него собственного отца, и тогда Лесков, сглотнув обиду, преисполнился мрачной решимости, поставив себе цель – вернуть ему потраченные на штрафы деньги, несмотря на обеспеченное положение семьи. Часть их была, игнорируя поспешные отказы отца, отдана из денежного фонда, заведенного для Максима еще матерью, вторую часть он честно отработал. Оставшийся на счету финансовый запас позволил приобрести небольшую однокомнатную квартирку на окраине города, куда парень и переехал после окончания курса реабилитации.
Выложив как на духу свою историю, Лесков, почувствовав неловкость из-за своей откровенности, сконфуженно замолчал, прислушиваясь к тишине в трубке. Наверное, правду говорят мыслители, утверждающие, что малознакомым людям проще открыть душу, чем ближайшим товарищам и коллегам. Вот только сам Максим никак не ожидал, что ему предстоит проверить это утверждение на собственной шкуре. Он и Саше-то про эту больную мозоль поведал только в качестве ответного откровения. Денис ни разу его не перебил, не засыпал уточняющими вопросами, он просто внимательно выслушал рассказ, только спустя минуту негромко проговорив:
- Да, паршивая история, Макс.
Максим, ожидавший всего, чего угодно, вплоть до повторного осуждения за старые грехи, с облегчением незаметно перевел дыхание, услышав в этой короткой фразе только сухую констатацию факта. История-то и правда паршивая.
- Знаешь, у меня до сих пор есть одна фобия, — нерешительно начал Жуков, прочистил горло и уже более уверенно продолжил. – Она появилась еще на втором курсе института, когда у нас начались практические занятия. Соседней группе привезли на показательное вскрытие какую-то престарелую женщину, все собрались вокруг стола с конспектами в руках, выжидательно глядя на профессора, а когда тот начал делать первый надрез у плеча, женщина очнулась и закричала от боли. Оказывается, она впала в тяжелую форму летаргического сна, поэтому ей ошибочно засвидетельствовали смерть. Это очень редкое явление.
Не ожидавший такого поворота разговора Лесков, заинтересованно прислушивался, начиная понимать, к чему все идет, но даже с наличием у него такой проницательности было сложно спокойно отреагировать на слова Дениса и не передернуть плечами от жути ситуации.
- Визг, испуг, в глубоком обмороке почти вся группа, включая старичка-профессора, а мы, когда заскочили в аудиторию, чуть не свихнулись, оценив все происходящее. Бросились оказывать женщине помощь, кто-то побежал за ректором. Так вот с тех пор я всегда боюсь, что со мной может приключиться что-то подобное или ко мне на стол попадет человек, по всем показателям кажущийся умершим, но на деле впавший в летаргический сон. Поэтому я всегда очень тщательно проверяю поступающих в морг людей.
Денис перевел дыхание, а Лесков, по достоинству оценив степень мужества парня, признавшегося в такой боязни и все равно продолжавшего заниматься любимым делом, решил, что пришла пора разрядить нагнетенную обоюдными признаниями обстановку:
- И это моя-то история паршивая? Да куда ей! Только такой маньяк, как ты, после всего мог пойти зарабатывать хлеб помощником патологоанатома! – со смешком выдал Максим, а после уважительно добавил, — Ты молодец, Денис, несмотря на происшедшее, не бросил учиться и работу под стать нашел, не отступил от своих принципов.
Несколько опешив от первого эмоционального вопроса, Денис неуверенно хмыкнул, но услышав свое давнее прозвище, облегченно рассмеялся вслед за собеседником, а уж когда вторая часть речи здорово ублажила чувство собственного достоинства, Жуков окончательно развеселился.
Они проговорили еще где-то с полчаса, пока Максим не спохватился, что ему требовалось заполнить журнал еще в начале смены, да и первый обход не за горами, поэтому дальнейшую беседу на отвлеченные темы, знатно развлекавшую обоих участников, пришлось отложить. Испещрив мелким печатным почерком полстраницы стандартными записями о начале очередного рабочего периода, Лесков поднялся со стула и с хрустом в суставах потянулся, зажмурившись от удовольствия. Отправляться в путешествие по коридорам было еще рановато, так что идея о горячем кофе пришлась ему по вкусу, вот только воду следовало набрать. Беззлобно обругав дневных охранников, частенько оставлявших после себя нагревательный прибор абсолютно пустым, он добавил к мату красок, обнаружив, что общий запас сахара подъеден начисто, и с мученическим вздохом шагнул за порог сторожевой, несмотря ни на что пребывая в отличном настроении.
Внушительный кулер был расположен в одном из подсобных помещений дальше по коридору, в этом же застенке присутствовала туалетная комната для персонала и личные шкафчики для верхней одежды и сменной обуви. Напольный агрегат, снабженный сверху внушительной бутылью, что была подключена к двум разным кранам, радовал ленивых горячей питьевой водой, пригодной для заваривания пакетированной гадости в виде чая или широко известного в кругу охранников кофе типа «3 в 1», и заслуживал одобрения у гурманов, использовавших холодную фильтрованную жидкость для подогрева. Нетерпеливо барабаня пальцами по стене, Максим дождался, когда уровень льющейся внутрь чайника воды дойдет до отметки двух литров, хлопнул крышкой и направился к своему рабочему месту, что-то негромко насвистывая себе под нос. Когда до цели осталось шагов десять, он осекся и замер. Из-за продолжительной болтовни с Денисом он совершенно не заметил того, что чуть раньше вызвало в нем необъяснимый страх - закат, давно отгорев, уступил свои права сумеркам. И теперь парень пристально всматривался в тени, еще более сгустившиеся, чем перед его уходом в подсобку. Пост с открытой дверью, видимый насквозь через большие стекла, белел холодным светом ламп как несуразное пятно, которое со всех сторон обступала темнота, показавшаяся нервно сглотнувшему Максиму глубже обычного. Она начиналась где-то за его спиной, бесшумно скользила мимо по полу и растекалась в холле вместе с окончанием стен коридора. Лесков явственно ощутил, как зашевелились волосы на голове, а вдоль хребта потянуло холодком. Острое чувство, что позади больше нет ни коридора, ни стен, ничего, кроме этой поглотившей все звуки живой темноты, стукнуло в ребра гулким ударом сердца, заставляя рывком двинуться с места и поспешить к спасительному прямоугольнику света. В какой-то момент ему явственно почудилось, что ноги преодолевают какую-то вязкую субстанцию, задерживая шаг, и он, окончательно поддаваясь суеверной панике, ускорил темп, громче, чем надо, хлопнув дверью, как бы отрезая себя от всего остального мира. Стараясь не поднимать взгляд выше края стоявших перед ним мониторов, Максим судорожно перевел дух, оперся ладонями о столешницу и прикрыл глаза, заставляя собственные легкие делать равномерные вдохи и выдохи. Вот так, глубокий вдох, затем выдох. Еще раз. И еще. Сухой щелчок, раздавшийся с левой стороны, вздернул нервы, и Лесков незамедлительно повернул голову на звук, хватаясь рукой за дубинку на поясе, а уже через пару секунду, идентифицировав источник, громко и с чувством обкладывал всеми известными матами так несвоевременно отщелкнувший вверх переключатель чайника, который он так и не разместил на подставку. Со стареньким аппаратом такое частенько случалось, и этот обыденный факт в значительной степени успокоил парня, однако, дыхательную гимнастику пришлось совершить еще раз. Справившись с настойчивым желанием запереть дверь изнутри на замок, Максим утвердил чайник на предназначенном ему месте и нарочито увлеченно закопошился по выдвижным ящикам стола в надежде обнаружить среди различного барахла его коллег неожиданно затерявшийся сахар рафинад. Через пару минут этого высокоинтеллектуального занятия удача улыбнулась ему, и Максим с торжествующим видом водрузил на стол помятую картонную коробку, в которой сохранился нижний слой плотно утрамбованных белых кубиков. Сделав себе крепкий кофе, он снова уселся в вертящееся кресло и обратил свое внимание на мониторы, проверяя их показатели. Встроенный ночной режим камер раскрашивал коридоры и прилегающие друг к другу боками магазинчики всеми оттенками серого цвета, на которой Максиму всегда было приятно смотреть, хотя в самом начале карьеры охранника ТЦ его порой смущала красная точка детектора на движущейся аппаратуре слежения, что отражалась от зеркальных поверхностей некоторых бутиков. Потягивая кофе мелкими глотками, Лесков отметил в журнале, что все камеры работают исправно, записал время и с сожалением отставил опустевшую чашку – дольше оттягивать неизбежный плановый обход было нельзя. Встав с кресла, парень поправил ремень, проверил наличие батареек в фонарике, кинул затравленный взгляд на дверь, после чего сжал губы в напряженную тонкую линию и, тряхнув головой, потянул ее на себя.
Ковригин отреагировал на его появление резким восклицанием:
- Блядь, Максим, ты меня когда-нибудь точно до инфаркта доведешь! На кой черт тебе фонарик, если ты им один хер не пользуешься?!
Лесков криво улыбнулся в ответ, не имея ни малейшего желания рассказывать грузному охраннику, в каком состоянии он вышагивал по коридорам до его поста, сжимая в мокрой руке пресловутый фонарь и борясь с насущной потребностью щелкнуть переключателем. Удержала его одна простая причина: за полгода он настолько привык совершать обходы в неясном тусклом свете, идущем от множества окон, что задействуй он иной источник освещения и количество пугающих теней, не попадающих в яркий конус, не только стократно возрастет, но и заставит шарахаться от каждой подозрительной грани. Войдя в комнату, Максим со вздохом опустился на диванчик и поднял глаза на все еще угрюмо бурчащего коллегу:
- Вот же взял моду! Отвернешься на секунду шнурок подвязать, поднимаешь голову и бац! Стоит он, видите ли, прямо перед окном, пырится во все глаза! Я чуть не обделался, между прочим! Ты хоть какие-то звуки издавай, когда подходишь. Свисти там, шаркай, - выпустив пар и посчитав отповедь завершенной, Андрей махнул на него рукой, как на безнадежно больного, и ворчливо поинтересовался - Кофе будешь, Черный плащ доморощенный?
Максим, стараясь продлить свое пребывание в безопасном месте, не стал упоминать, что несколько минут назад вылакал большую чашку этого благословенного напитка, с благодарностью кивнул и язвительно заметил:
- Окей, буду шаркать. Представь себе, сидишь ты тут, и вдруг приближающийся шаркающий звук в темноте. Думаю, пока я таким макаром до поста доберусь, кирпичей твоего фирменного производства мне как раз хватит на отстройку загородной дачи. А что? Это мысль!
В моменты душевного дискомфорта Лесков всегда чрезмерно сочился ядом в словесных баталиях, за что частенько, особенно в юности, наживал кучу неприятностей на свою пятую точку. Это был своего рода безусловный защитный рефлекс и способ сбросить напряжение, когда других средств под рукой не имелось. Занятый нехитрой возней по приготовлению сублимированного кофе Ковригин медленно повернулся к нему, багровея лицом:
- Значит, так, Лесков, скажи спасибо, что я еще кипяток сюда не залил, иначе тут же опрокинул бы всю чашку на твою безмозглую башку, а так только продукт зря переведу. Следи за своим языком, пока не укоротили, придурок! Усек?
С неподдельным восхищением внимавший ему Максим тихонько прыснул, даже не подумав обидеться на малоприятное обращение, а мужчина, удовлетворенный выражением его лица, вернулся к прерванному занятию. Это мелкая грызня тоже была сродни своеобразному ритуалу, так как повторялась с завидной регулярностью от смены к смене и почему-то только с Андреем. Друг начальника, простой и бесхитростный мужик, всегда умудрялся сказать нечто такое, мимо чего Максим ну никак не мог пройти спокойно, тут же получал экспрессивный словесный нагоняй и очередное описание плана его будущего убийства, один мрачнее другого. Разве ж можно обижаться на подобное развлечение, тем более, если боги не обидели вас здоровым чувством юмора? Протянув парню дымящуюся чашку, Ковригин грузно опустился в жалобно скрипнувшее кресло, пригубил напиток и крякнул от удовольствия:
- Хороший сорт. Решил разнообразить ночное меню и прикупил вместо «Nescafe» приглянувшийся этот… как его… — повернувшись и вынув из ящика пузатую банку, мужчина подслеповато прищурился и прочел, — …«JacobsMonarch», во! Дорогой, падла, так что цени мою доброту, Лесков.
- Ценю и преклоняюсь, — насмешливо откликнулся Максим, делая первый глоток. Кофе и впрямь оказался хорош, но привычный «Nescafe» все же был милее его сердцу.
- Вот скажи мне, почему все, что бы ты ни говорил, сразу наводит меня на мысли о мордобое, а? – с усталым вздохом поинтересовался Андрей, театрально массируя висок пальцами. – Вроде неплохой парень, компанейский, а как рот откроешь, сразу хочется его чем-нибудь заткнуть. Да хоть твоим же носком!
- Экие мысли я у тебя вызываю, однако! – развеселился парень, щуря наглые глаза. – Мне уже начинать бояться за носки?
- Ну вот, опять, — с досадой проворчал Ковригин, смерив его оценивающим взглядом,— только слово сказал, а руки уже так и чешутся.
Расхохотавшись, Лесков едва не выплеснул на себя содержимое сжимаемой в руке посудины, чем вызвал довольную улыбку мужчины, которая непременно стала бы гораздо шире и благодушнее, если бы это все-таки произошло. Беззлобно обменявшись еще парой фраз, каждый уткнулся в свою чашку, молча отдавая дань заполнявшему ее напитку, а к концу небольшого затишья Ковригин, первым прикончивший свою порцию, поднялся на ноги и проговорил:
- Посиди минутку за меня, я в сортир сбегаю и чашку заодно ополосну.
- Прямо в сортире? – невинным тоном поинтересовался Лесков, со смехом уворачиваясь от тяжелой руки.
- Вот же гаденыш! – буркнул охранник и, качая головой и что-то бубня под нос, вышел из комнаты.
Все еще негромко посмеиваясь, Максим допил оставшийся кофе одним глотком и встал с диванчика, намереваясь, как всегда, плеснуть на дно немного воды из чайника, поболтать ее по стенкам и, ничтоже сумняшеся, вылить в горшок с разросшимся кактусом. Блестяще справившись с поставленной задачей, он разместил кружку на тумбочке возле книжного шкафа и скучающим взглядом пробежался по стоявшим там журналам, обратив внимание только на выбивавшуюся из общего строя черную папку. Вынув ее, парень с любопытством заглянул внутрь и с недоумением воззрился на целую коллекцию газетных вырезок, аккуратно наклеенных на листы бумаги от принтера, засунутых в скрепленные в центре зажимом файлы и подписанные с обратной стороны незнакомым мелким почерком. Быстро пролистав пару страниц и пробежав глазами по тексту, Максим выяснил, что статьи эти принадлежали разным газетным изданиям его города, известным и не очень, а в них самих упоминались несчастные случаи, произошедшие в торговом центре «Миллениум». Он как раз углубился в более детальное изучение одной из вырезок, когда Ковригин вернулся из своего Крестового похода по злачным заведениям. Вскинув на него недоумевающий взгляд, Лесков захлопнул папку и показал ее мужчине:
- Это что вообще такое?
- А, — махнул рукой Андрей, — работал тут у нас года два с лишним назад странный парень. Как же его звали? Семенов Боря, кажется. Так вот, как-то раз он, ни с того ни с сего, начал газеты на работу таскать, да вот это непотребство делать. Хрен поймешь что. Ребята на него коситься начали, а он на все вопросы отмалчивался, как партизан на допросе. А чего ты так переполошился-то?
Внимательно выслушав, Максим опустил глаза на сжимаемую рукой папку и снова вскинул их на собеседника:
- Могу я ее взять?
- Бери, если надо, — безразлично пожал плечами Ковригин, бряцая ложкой о края своей чашки и убирая посуду в тумбочку. – Я давно ее выкинуть хотел, да все руки не доходили.
Поблагодарив, Лесков сунул папку под мышку и уже засобирался к двери, но встрепенулся, вспомнив, о чем изначально намеревался спросить старшего коллегу:
- Слушай, Андрей, а у тебя нет, случаем, книжонки какой-нибудь интересной? Скука смертная.
Тут Максим, конечно, покривил душой, ибо скучно ему в последнее время отнюдь не было, зато увесистый томик желательно неизвестного автора с не читанным ранее текстом мог стать серьезным подспорьем для навязчивой идеи скоротать эту ночь, не оглядываясь по сторонам. Усевшийся обратно в кресло Ковригин расплылся в предвкушающей ухмылке, и Лесков с подозрительным прищуром приготовился к неприятному, как пить дать, сюрпризу. Сохраняя прежний оскал, мужчина отодвинул верхний ящик стола, не глядя, запустил туда руку и вынул на свет божий томик Стивена Кинга с мрачным названием «Оно».
- Это все, что есть из нового, — елейным голосом едва ли не пропел Андрей.
Одарив сперва его, потом книгу выразительным пасмурным взглядом, Максим задумчиво проговорил:
- Знаешь, я был бы не прочь кое-что перечитать из той мини-библиотеки, что рассована у вас тут по всему столу.
- Нет, Лесков, так дело не пойдет. Нельзя останавливаться на достигнутом, нужно двигаться дальше, развиваться, — нравоучительно, воздев палец к потолку, вещал Ковригин, искрясь злорадством. – Ты, главное, памперс надеть не забудь, когда читать начнешь, и все будет хорошо.
Отчетливо поняв, что этот раунд он проиграл, Максим взял книгу, с горестным вздохом изучил ее красочную обложку и двинулся к выходу, буркнув через плечо:
- Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие. Смотри, чтобы морда от ухмылки не треснула.
Смех Ковригина сопровождал его через холл вплоть до первого поворота, постепенно затихая, но морозной гордости ни за что оскорбленного героя и высоко поднятой головы хватило ненадолго. Быстрым шагом, ни на чем не заостряя внимания, Лесков пересек центральный зал и уже едва ли не бегом припустил к своему посту, с неприятной дрожью обнаружив дверь, словно в приглашающем жесте, вновь открытой. Напряженный, как струна на колках, пристально всматриваясь, как и полчаса назад, он крадучись преодолел разделяющие его и сторожку метры, сжимая в руке вытащенную из петли на поясе эбонитовую дубинку, прижался спиной к стене, с опаской заглянул внутрь. Пусто. Но как раз именно этот факт скорее еще больше настораживал Максима, нежели успокаивал, пугая до колик в боку. И именно это вконец обозлило его, распаляя в душе с ревом взвившееся пламя раздражения. Что за тупые шутки? Кто-то явно желает сделать из него шарахающегося от собственной тени идиота! Ну уж нет, голубчик, хрен тебе! Ощерив в яростном оскале зубы, Лесков перешагнул через порог и со злостью пнул ногой дверь, которая с протестующим треском грохнула о коробку так, что аж стекла зазвенели. Кипя праведным гневом, он таким же резким движением опустился на диван, скидывая свою ношу рядом на сидение, проигнорировал папку и, дернув к себе на колени книгу, решительно открыл ее на первой странице.
Старательно вчитываясь в строки романа, Максим стойко не замечал ничего вокруг, еще долго продолжая внутренне кипеть, так что первый взгляд за окно он кинул, только вознамерившись проверить и записать показания камер. Точнее, глаза, мазнув по стройному ряду мониторов, непроизвольно скользнули выше, впиваясь в однотонную пустоту за стеклом, так резко контрастирующую с серыми оттенками видеозаписей. Она притягивала взгляд как магнитом, словно растягиваясь по контуру сторожевого поста без единого шороха, навязчиво впивалась в расширившиеся зрачки и проникала вглубь тела, заставляя цепенеть, неумолимо подчиняя своему завораживающему опасному ритму, все чаще и чаще пульсируя жилкой под кожей на шее. Мельтешение на одном из мониторов ворвалось в его сознание и спугнуло прянувшее назад наваждение, а Лесков судорожно втянул прохладный воздух комнаты горящими от нехватки кислорода легкими, оглушенный гулким перестуком собственного сердца в барабанных перепонках. Сморгнув слезящимися глазами и проведя дрожащей рукой по мокрому лбу, Максим спохватился и вскинулся на ноги, подлетая к столу и выискивая так вовремя приключившиеся помехи на одной из камер. Но их не было ни на одном мониторе, только по стене ближайшего из коридоров, ведущих к его рабочему месту, скакал в разные стороны белый луч света, и парень не сдержал стона облегчения, при других обстоятельствах непременно бы посчитав его постыдным, едва узнал следующую за сумасшедшим оптическим явлением грузную фигуру Ковригина.
***
Вымотанный сверх всякой меры морально и физически, Лесков вывалился из битком набитой маршрутки на свежий утренний воздух, вдохнул его полной грудью и направился в супермаркет, располагавшийся в одном квартале от его дома. В голове царствовала пустота, ни одна докучливая мысль не посягала на этот блаженный чертог, и Максим распугивал уже редких в этот час, хмуро спешащих по своим делам прохожих глупой полуулыбкой и красными от недосыпа глазами. Будь его воля, он бы незамедлительно отправился в свою квартирку и, не раздеваясь, завалился на кровать, но сиротливо пустевшие полки холодильника вынуждали его совершить над собой подвиг и завернуть в продуктовый отдел. Оставив пакет в камере хранения, он уперся ладонями вытянутых рук на закругленную ручку тележки, и все остальное путешествие старательно обвисал на ней, отрываясь только для того, чтобы скинуть в недра железной сетки необходимые упаковки съестного. Таким усталым он не чувствовал себя уже очень и очень давно, но упрямо, не поддаваясь соблазну, шагал вдоль рядов, надолго притормозив возле стеллажа со спиртным. Крепкий алкоголь он не потреблял со времен аварии, но иногда мог пропустить баночку другую пива особенно в компании Саши за просмотром какой-нибудь телевизионной чуши. Задумчиво осмотрев обширный ассортимент, Максим решительным жестом прибавил к уже имевшимся товарам упаковку туборга и двинулся к кассам.
Войдя в квартиру, он первым делом прошествовал на кухню и педантично рассовал покупки по предназначенным для них местам. Недолгая прогулка от супермаркета до дома под лучами утреннего солнца, еще не набравшими свою палящую силу, здорово взбодрила парня, так что желание незамедлительно принять горизонтальное положение отпало само собой. Зато появилось абсолютно другое, когда Максим, уважавший чистоплотность, стягивал с себя форму охранника, и в ноздри стойким амбре ударил кислый запах пота. Брезгливо поморщившись, он незамедлительно отправил вещи в стиральную машинку, склонился над ванной, настраивая смеситель, и заткнул сливное отверстие пробкой, почти сразу же забираясь в керамическую посудину. Когда уровень воды поднялся достаточно высоко, Лесков перекрыл вентиль и с блаженным вздохом вытянулся, насколько позволяли размеры ванны, опуская голову на сложенное под затылком полотенце, в который раз радуясь раздельному санузлу. По первоначальным проектам эта квартира была двухкомнатной, но к концу девяностых многодетным соседям удалось, наконец, проесть достаточную плешь на головах работников ЖКХ, после чего они с радостью откусили одно из помещений, великодушно оставив в покое более просторное второе под дальнейшее заселение. Зато будущим жильцам досталась громадная лоджия с выходом из спальни, раздельный санузел и просторная прихожая с шикарной кладовой, куда можно было запихнуть абсолютно все ненужное каждодневно барахло. Позже Максим соорудил в ней две полки, отчего она стала еще вместительнее, единственную комнату он обставлял с особым тщанием, не утяжеляя ее громоздкой мебелью, и она, несмотря на свои скромные размеры, выглядела просторной и уютной. За неспешным течением воспоминаний о первых месяцах жизни в своей холостяцкой берлоге, вызывавших в нем слабую улыбку, Лесков сам не заметил, как погрузился в сон, разморенный поднимавшимися к потолку парами.
Проснувшись от звука стучавших как кастаньеты зубов, Максим взъерошенным комком выскочил из ванны, спуская давно остывшую воду, и забрался под горячий душ, чтобы вытравить из окоченевшего тела промозглый осадок. Спустя десять минут он, свежий и даже немного отдохнувший, отправился на кухню, чтобы приготовить себе пристойный по вкусовым качествам обед. Сверившись с электронным циферблатом на микроволновой печи, парень с оторопелым удивлением обнаружил, что умудрился проспать без малого три часа. В распахнутое окно врывался шум бурлящего жизнью города, но особенно услаждали слух вездесущие коты, по официальному случаю весны оравшие денно и нощно. Их замысловатые рулады, изобилуя перепадами на целые октавы, вползали по стенам дома и забирались в любую не законопаченную изоляцией щель, отчетливо доходили до средних ярусов, и, скорее всего, это отнюдь не являлось пределом возможного. По крайней мере, за свой шестой этаж Максим мог смело поручиться – хвостатая братия в изрядной степени донимала его двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Закончив с приготовлением пищи, Лесков нагрузился подносом с расставленными на нем тарелками и плотно обосновался в кресле напротив телевизора, намереваясь там и оставаться вплоть до наступления вечера. Слишком объевшись спагетти, чтобы шлифовать это макаронное чудо еще и пивом, он развалился на мягком сидении, с сытым достоинством лучшего в мире прожигателя свободного времени наблюдая за развитием сюжета замысловатого триллера. Конец фильма его сильно разочаровал, и Максим, называя главного героя по меньшей мере тупоумным качком, вернул поднос на кухню, ополоснул посуда и прихватил из холодильника пару банок пива. Решив не искушать свое капризное настроение новыми несбывшимися ожиданиями, он запустил dvd—проигрыватель и остановил свой выбор на работе Дэвида Линча «Дюна» 1984 года выпуска. Когда вторая банка подходила к концу, юный Пол Атредис до конца осознал заключенную в нем от рождения силу, а глаза Лескова неумолимо закрывались. Он успел еще послать усмешку последней затесавшейся в голове мысли – сегодня ему поразительно везло на коварно подбирающийся раз за разом сон.
***
Плотнее закутавшись в одеяло, чтобы гулявший по комнате свежий ветер перестал холодить босые ступни, Максим некоторое время плыл на грани сна и реальности, не желая склоняться ни к одной из сторон, но все когда-нибудь подходит к концу. С чувством потянувшись на простынях, он закинул руки за голову и посмотрел в потолок. Стоп. А когда он успел перебраться на кровать? Последнее, что он помнил, был фильм, кресло и банка с пивом. Нахмурившись, парень закусил губу, пытаясь восстановить события вчерашнего дня. И почему он так уверен, что именно вчерашнего? Повернувшись набок, Лесков несколько секунд безразличным взглядом скользил по окнам лоджии, окрашенным в золотистые отблески то ли рассвета, то ли заката, а потом его чутких ноздрей достиг тонкий, едва уловимый аромат терпких женских духов, струившийся с соседней подушки двуспальной кровати. Мгновенное напряжение, прошившее позвоночник, привело в действие организм эффективнее любых энергетиков, Максим резко сел и еще раз принюхался – запах эфемерным облаком витал над бледно-лимонным прямоугольником. Вскочив с постели и обнаружив себя, в чем мать родила, он, не тратя времени на поиски, выдвинул ящик комода, вынимая оттуда чистые боксеры и поспешно натягивая их на голые ягодицы. Лишь возвращая нишу на место, парень обратил внимание на отраженную в зеркале позади себя комнату и обомлел. Возведенная в абсолют чистота царила на каждом миллиметре спальни: ковер познакомился с пылесосом, пыль – с тряпкой, все горизонтальные поверхности — в идеальном порядке. Максим сфокусировал взгляд на своем растерянном лице, отметил, как отхлынула кровь от смуглых щек, карие глаза округлились от шока, а рука тянется к темным волосам, чтобы привычно взъерошить непокорную со сна шевелюру, только вот сейчас этот жест был исполнен нервозности и затаившегося в сердце смутного, нехорошего предчувствия. Мысленно взвыв, Лесков сжал пальцы в кулак и сипло проговорил своему отражению:
- Так, успокойся. Успокойся, я сказал! Ну, подумаешь, женскими духами воняет, это значит, бабу тебе надо завести, Максим, ба-бу!
Однако, отражение, продолжая сверкать оттенком безумия в глазах, наконец-то хотя бы принявших свою прежнюю миндалевидную форму, не вызывало большого доверия, так что парень отступил на шаг от зеркала и раздосадовано махнул рукой, решив сперва привести себя в порядок со сна, а уж потом разбираться. В туалете его ждал еще один неприятный сюрприз, ясно говоривший о том, что у него проблемы – сидушка на унитазе была опущена, что случалось только тогда, когда в его квартире гостила одна из подружек. С горем пополам справившись и с этим потрясением, Максим наскоро совершил весь утренний моцион, через пять минут вылетел из ванной и принялся обследовать свой дом. Пустых пивных банок и след простыл, зато в мусорном ведре обнаружилась сиротливо высунувшая узкое горлышко бутылка дорогого вина и пара пустых упаковок из-под роллов, на расческе в прихожей его внимание привлекли несколько длинных белокурых волос, а в довершение всего он нашел на своем сотовом телефоне два смс сообщения. Одно являлось краткой выпиской из банка, обслуживающего карту Лескова, где указывалась потраченная прошлым вечером в таком-то магазине сумма, а второе пригвоздило парня к краю кровати: «Спасибо за прекрасную ночь».
Адресатом была девушка по имени Марина, они вместе учились в школе, и Максим был отнюдь не прочь, чтобы их многолетнее знакомство плотно перешло от далекой парты к его постели, но в последнее время у него попросту не находилось свободных дней для свиданий. Нового охранника на место Александра нашли только позавчера, а до этого они сменялись через сутки, работая на убой. Судорожно сглотнув, Лесков потянулся за сумкой с ноутбуком, устроился в кресле за кофейным столиком, размещая компьютер на его поверхности, и включил питание. Спустя пару минут он уже заходил на свою страницу в социальной сети, где они иногда переписывались с Мариной, нашел ее контакт и открыл диалоговое окно. Нервничая и находясь в полном замешательстве относительно того, как началось его утро, Лесков, стараясь отогнать лезущие в голову хаотичные мысли, все же взял себя в руки и, тщательно подбирая слова, написал:
- Привет, Марина. Действительно такая волшебная ночь? После твоей смс было бы глупо спрашивать, но тебе не показалось, что я веду себя как-то странно?
Поставив локти на стол, он скрестил руки и уткнулся в них ртом, закусывая от напряженного ожидания ответа палец, не сводя глаз с мини-чата. Трель сообщения заставила Максима вздрогнуть и порывисто наклониться к экрану.
- Ну, если бы я знала, что ты считаешь не странным, я бы смогла тебе ответить. А что, какая-то проблема?
Испытывая вполне понятные колебания, но, во что бы то ни стало, желая докопаться до истинной причины всего случившегося, Лесков побарабанил пальцами по столешнице, продумывая ответ, и застучал по клавиатуре, решая довериться собеседнице:
- Понимаешь, Марин, я не очень помню, что случилось этой ночью. А если быть точным – в памяти нет вообще ничего. И, если бы не твое смс, я бы даже не знал, кого благодарить за волшебство, которого не помню.
Не обратив внимания на цепляющие глаз повторы слов, не в том он сейчас был состоянии, чтобы составлять литературный эпос, Максим принял ту же позу, застывая лицом, но ответ девушки не заставил себя долго ждать, оказавшись эмоциональным и пропитанным злой обидой:
- Знаешь, Максим, донести до меня информацию о том, что ничего между нами, в общем-то, нет, можно было и менее витиеватым способом!!!
Раздраженно ругнувшись, парень дернул ноутбук к себе, предпринимая очередную попытку связаться с Мариной, но та, видимо, занесла его в игнор лист или вышла из сети, так как при каждой отправке текста выскакивало предупреждение, что этот контакт недоступен или блокирует ваши сообщения.
В голове будто бы перещелкнул невидимый тумблер, приводя в действие какую-то другую программу, и Лесков мгновенно успокоился. Сел на край кресла с неестественно прямой спиной и деревянными руками, аккуратно закрыл крышку ноутбука, так же предельно осторожно упаковал его обратно в сумку, и только после того, как кофейный столик оказался девственно чист, издал глухой дикий рык и со всей силы всадил кулак в полированную поверхность, разбивая костяшки в кровь. Дерево жалобно затрещало, но столик выдержал, а мозг взорвался пульсацией хаотичных мыслей, метавшихся, как ужи на раскаленной сковороде. Если он не помнит вчерашних событий, что это может значить? Не просто не помнит, а будто бы вместо него вчерашний день прожил совершенно другой человек, но проснулся в кровати голым именно он. Есть девушка, утверждающая, что провела с ним прекрасную ночь, о которой свидетельствуют многие вещи в его квартире, но он ни черта не помнит! Совершенно некстати к этому списку неразрешимого прибавились некоторые весьма пугающие кадры того, что происходило с ним на смене.
- У меня что, мать вашу, шизофрения?! Прошу любить и жаловать: доктор Лесков и мистер Макс блядь?
Громкие, полные злости и откровенного ужаса выкрики, да саднящий кулак со стекающими по пальцам алыми струйками только усугубили ситуацию, четче обозначив в его реальности появление чего-то неизвестного, и Максим, стиснув зубы, через которые вырывалось неровное хриплое дыхание, повалился на спинку кресла, прикрывая ладонью глаза.
