Запретные чувства

POV Антон. Я просыпаюсь, за окном едва занимается рассвет, она спит на моём плече и это самое счастливое утро за всю мою жизнь. Я могу часами смотреть вот так на неё спящую, милую, беззаботную, невинную… И, возможно, всё это растворится, как дым, как только она проснётся, я всё равно буду счастлив. Счастлив просто потому, что она есть. Так же, как был счастлив позапрошлой ночью на берегу озера. Подумать только, а ещё неделю назад я и мечтать не смел о том, о чём мечтаю сейчас. Ведь, забирая Куклу к себе в гости, я поклялся, что всё изменю. Что попытаюсь вернуть прежние отношения между нами, закрою то, что чувствую, глубоко в себе и не буду портить жизнь сестре. Но я сдался уже в первую ночь, когда мы ехали в автобусе. У меня до сих пор в голове эхом отдаются её слова: «Его будущая жена!» Жена! Я знаю, я кретин! Но в тот миг я понял, что хочу этого. Больше всего на свете я желал видеть её в подвенечном платье у алтаря рядом со мной, и большие ни с кем. На какой-то миг я решил, что, возможно, мы могли бы попробовать. Может быть, пока она здесь, мы могли бы забыть, кто мы друг другу, и просто попытаться. И я уже было хотел сказать ей об этом в первый день у озера. Долго решался, подбирал слова, но так и не сказал. Она отскочила от меня, как от огня, и меня понесло совсем в другую сторону. Не хотелось причинять ей боль, и я начал говорить, что у нас всё хорошо, хорошо как у брата с сестрой, что всё будет как раньше, нужно просто забыть инцидент, и она согласилась. Согласилась так легко, будто бы это не она мне пару недель ранее признавалась в любви, будто не она подставила свои губки для поцелуя, будто ничего не чувствует. Она казалась такой спокойной, такой, как раньше, в то время как мою душу выворачивало наизнанку от одного её взгляда. Я подумал, если у неё получилось, быть может, получится и у меня. Но вновь сорвался в эту же чертову ночь. Я долго не мог уснуть, ворочался с бока на бок, много думал, но ничего не мог сделать с тем, что вырывалось из моей груди. Я вспоминал последнюю ночь, когда мы спали вместе в её постели. Это была одна из лучших моих ночей до того, как Ника всё не испортила. Мне катастрофически не хватало Куклы рядом. Её улыбки, тепла её тела, её запаха. Она нужна была мне, и я пошёл в зал… Я тихо стоял в ту ночь в комнате, боясь пошевелиться, боясь быть замеченным, боясь её разбудить. Её сон вовсе не был мирным: она вертелась во сне, что-то бормотала, была чем-то встревожена. Я не мог смотреть на неё такую, моё сердце разрывало на куски, мне хотелось обнять её, коснуться губами, успокоить, заслонить ото всех бед. Но я не смел. Следующее утро давалось ещё сложнее. Я физически не мог находиться так близко к сестре. Мне было невыносимо видеть её безразличие. Мне просто нужно было выплеснуть всё, что жило у меня внутри. Нужно было проветрить мозги, поговорить с кем-нибудь. И я пошел к Димону и рассказал ему всё. Просто сил уже не было молчать! И он, как ни странно, понял меня. Промыл мозги и вернулся со мной домой, стойко вытерпел разыгравшуюся на его глазах сцену обработки ожога и не сказал ни слова. Разве что заметил, что Оля выросла. Конечно, он видел её в последний раз чёрт знает сколько лет назад, смазливой девчонкой, которая приходила со школы растрёпанная и зарёванная и просила научить её драться. А потом вдруг всё резко перевернулось, я даже не уловил этот момент, просто в один миг Димон стал другим, шуточки у него стали пошлыми, он начал флиртовать с моей сестрой, распускать свои руки, делать ей непристойные замечания. Меня выворачивало наизнанку, я не мог поверить ни своим ушам, ни своим глазам, я просто не узнавал своего друга! Он обидел её, она выскочила из кухни буквально в слезах, а я ничего не мог с этим сделать. Я даже не попытался его остановить, всё было как в тумане. Лишь когда сестра ушла, мой мозг стал работать в нормальном режиме. Это было как озарение, я вдруг посмотрел на всё ясным взглядом. Злость разлилась по телу, и я врезал ему, что есть силы. Он не ожидал, он был настолько уверен в своей правоте, утверждал, что это всё ради меня, что это для моего же блага, что он не хотел обижать Олю. Но его бред не входил ни в какие рамки, тогда я просто вышвырнул его за двери и попросил забыть дорогу в мой дом. Кукла закрылась в зале и мне нужно было бы пойти к ней, успокоить, сказать, что ни её поведение, ни её внешность тут совершенно не при чём, что она не заслуживает к себе такого отношения, но я не мог. Я был зол. Так зол, что боялся сделать ещё хуже. Боялся причинить ей боль… В тот момент как раз позвонила Ника, и я ответил. Ответил только потому, что мне нужно было чем-то занять мысли. Но разговор со своей якобы девушкой не приносил ничего хорошего. Она ныла в трубку, что я уделяю ей мало времени, что совсем забыл ей звонить, стал холодным, но ведь я всегда таким был. Мне пришлось оправдываться за себя, за забавные шалости Куклы, за её разговоры с Никой по телефону. Меня это всё раздражало, Ника меня напрягала. Я понимаю, что с моей стороны это подло. Я воспользовался ей, чтобы отвлечься от Куклы, а теперь не знаю, как отделаться. Это свинство, я понимаю и ни в коем случае себя не оправдываю, мне ещё предстоит сложный разговор с Вероникой, но быть с ней я не смогу. Быть с ней значит продолжать обманывать её чувства, ведь, будучи с ней, я представляю Куклу. В один момент разговора напряжение ушло, стало так легко и разговор принял другое русло, мне захотелось побыстрее закончить с Никой, придумать что-нибудь такое, чтобы звонки её сократились и обернуться. Обернуться и увидеть Куклу. Я говорил Нике, что нахожусь в командировке, и чувствовал присутствие, поддержку, понимание сестры за своей спиной. А когда разговор закончился и я обернулся, вся моя злость, всё напряжение вмиг исчезло. Она мой бальзам на душу, моя волшебная таблетка, моё личное счастье. И я никому не позволю вести себя с ней неподобающе и никому не отдам, никогда. Остаток того дня был на удивление лёгким и каким-то другим, мы сходили и поздравили бабушку Димона с днём рождения, а вечер провели дома вдвоем. Мы смотрели киношку, ели мороженое, разговаривали обо всём и ни о чём, и это был прекрасный вечер. Мы спали на пуфах в зале, и я мог наблюдать за ней спящей. Она прекрасна, когда спит, её сон был безмятежным и она не бредила. Это была одна из моих самых прекрасных бессонных ночей. А вот воскресенье стало личным кошмаром: день с семьёй, семейный ужин и Оля… Повсюду… Куда бы я ни пошёл, куда бы ни посмотрел, везде она, её взгляд, запах её духов. Квартира вдруг стала такой невыносимо маленькой, будто пространство сузилось и нас как магнитом притягивало друг к другу. Я устал сопротивляться, больше всего на свете мне хотелось быть рядом с ней, так зачем противостоять этому притяжению… Любое касание друг друга было для меня как капля свежего воздуха. После того, как я перестал сопротивляться этому притяжению, я ощутил себя невероятно счастливым человеком, и ужин прошел на удивление легко. А ночью я вновь пришел в зал, воодушевлённый и окрылённый, но она вновь кричала во сне. Кричала, чтобы на неё не смотрели, не подходили, не трогали. И вот тогда меня подкосило, я почувствовал себя опустошённым, я понял страшную истину: я и есть её кошмар. Я не хотел этого, не хотел причинять ей боль. Мне нужно было видеть улыбку на её лице, нужно было сделать что-то особенное, то, что отвлечет её от кошмаров. Я понимал, что своим поведением я мучаю её и мне нужно было всё исправлять, а времени с каждым днём становилось всё меньше… Начинался сезон парусных регат, и это был отличный шанс подарить Кукле её мечту. Весь следующий день мы ходили под парусом с моими хорошими знакомыми. Я снова видел, как она смеётся, она выглядела такой счастливой, и это делало счастливым меня. И отдаляло от прошедшей ночи и пустоты, которую я чувствовал. Я по-прежнему не пытался противостоять возникающему между нами притяжению, я был рад крошечным шансам побыть с ней рядом, обнять, почувствовать тепло её тела. Я не знал, что чувствует она в эти моменты, но в душе мне очень хотелось, чтобы она чувствовала то же самое. Той ночью я вновь был в зале, но это никак не было похоже на прошлые ночи: я спал в её постели. Я зашёл только одним глазком посмотреть и уйти, но ноги сами понесли меня к дивану, я аккуратно прилёг на край, она обернулась, обняла меня во сне, и я уже не мог ничего с этим сделать. Я и не хотел, это было именно то, чего мне не хватало. Она не плакала, не кричала, не просила уйти. Сладко спала, мурлыча моё имя, а я наслаждался тем, что мог обнимать её, убаюкивать, отгоняя кошмары. Я долго смотрел, как она спит, наслаждался каждым миллиметром её нежного тела под моими пальцами, её улыбкой во сне. И сходил с ума, снова и снова, я уже не принадлежал себе, не мог мыслить ясно. Все эти дни я, как мог, заставлял себя держаться, попытаться подстроиться, забыть, не чувствовать, но теперь всё это летело к чертям. Я попал в омут, и мне уже не выбраться. Я презирал себя за свои мысли, но их уже было не остановить. Я чокнутый кретин, я хочу свою сестру… На рассвете я ушёл, и она даже не догадывалась, что ночью я спал рядом. Я был счастлив до безумия и в то же время подавлен, истерзан самим собой и своими мыслями. Но я уже точно знал, что, как бы я себя ни упрекал, следующей ночью я всё равно приду в её комнату. Но разве мог я предположить, что эту ночь мы проведём вместе, в моей постели?! Разве мог подумать, что мои пальцы будут касаться её обнажённой кожи, что мне посчастливится её переодеть?! Нет! Это был изначально не самый обычный день. Мы ходили с Куклой за покупками, не ново для нас с ней, если не считать того, что, кроме вещей, нам пришлось покупать продукты. Это было необычно, непривычно, но настолько увлекательно, что мне не хотелось, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. Выбирая с ней молоко, рис, сметану и прочее, я чувствовал себя по-особенному, мои мысли были далеко не о процентах жирности и производителях, мои мысли смотрели на нас со стороны. И то, что они видели, нужно было мне больше всего на свете. Мы выглядели такой домашней, семейной парой. И я мечтал об этом. Я хотел провести жизнь с этой девушкой, засыпать и просыпаться с ней рядом, смотреть, как она готовит ужин, идёт в душ, покачивая бедрами, поёт колыбельные нашим детям… Вечером мы были на пляже. Расслабляться помогал алкоголь, и, к моему большому сожалению, не только мне. Я чувствовал это и видел, но не смел запрещать Кукле злоупотреблять коктейлями. Мы расслабились, напряжение дня ушло, как и сам день. Мы много смеялись, танцевали, купались, дурачились. Ближе к ночи я стал ловить себя на мысли, что весь вечер я ищу любой предлог, любую возможность прикоснуться к сестре, обнять её, поцеловать в щеку, ущипнуть, встретиться взглядом, и осознал то, что она не противилась этому и не шарахалась от меня. Эта мысль грела душу. А потом и вовсе произошло то, чего я не ожидал. Мы не были пьяны в тот момент, чтобы можно было списать всё на алкоголь, я видел её ясный взгляд, полный решимости, и эта решимость передавались мне. Мы по пояс стояли в воде, она была близко-близко, пристально вглядывалась в мои глаза, а чувство было такое, будто она видит мою душу насквозь. И не было никакого желания сопротивляться этому, прятать то, что не хотелось прятать. Вот он я, весь, какой есть, смотри. И она смотрела, долго, и я не смел шелохнуться, а потом она вдруг потянулась на носочках, и я пропал. Всё, что было для меня в тот миг, это она, лёгкое прикосновение её ладони к моей щеке и её губы на моих губах. Смешанный вкус «клубничного мохито», «маргариты», Балхаша и её. И я потерял голову… Сейчас уже и не вспомнить, когда я в последний раз так кого-нибудь целовал, до боли в губах, страстно, неистово, отдавая всего себя и получая взамен её всю. Пожалуй, никогда. Мы стояли в воде, одни, уединённые от береговой суеты, и больше мне ничего не было нужно. Дыхание перехватывало, но я не желал прерывать поцелуй. Он был так необходим и мне, и ей… Спустя мгновение, прерывисто дыша, Кукла прервала поцелуй, смущённо опустив глаза, но не отступив ни на шаг. Я держал её в объятиях так, как держат парни своих девушек, вовсе не как брат. Наши тела в тот миг казались одним целым, я каждым миллиметром своего тела чувствовал её… Это было высшее счастье. А потом она взглянула в мои глаза из-под опущенных ресниц. В её взгляде было и смущение, и решимость. Её слегка припухшие губы приоткрылись так, будто она хотела что-то сказать, но снова сомкнулись. Я чувствовал, как она боролась сама с собой, её тело буквально кричало об этом… Сжатые кулаки, напряжение во всем теле, учащённое дыхание, взгляд, полный решимости, но что-то ей мешало сделать то, что хотело её тело. И я ждал, ждал, когда она победит сама себя или проиграет. Разжав кулаки и выдохнув, она выскользнула из моих объятий, отошла и вновь посмотрела на меня из-под ресниц взглядом, в котором больше не было решимости, в котором читались что-то смешанное, отчаяние, поражение? Смирение? И вдруг прошептала: – Я люблю тебя... Этот едва слышный шёпот эхом звенел в моих ушах. Я не мог в это поверить, спустя столько всего, когда я уже и не надеялся, она вновь говорит, что любит меня. Не по-сестрински, как говорила, к примеру, вчера, по-настоящему… Господи… – Я знаю, – прошептал я, делая шаг, чтобы сократить расстояние между нами. Мне необходимо быть рядом с ней так же, как воздух нужен человеку. Она мой мир. – Нет, – отчаянно покачала она головой, – ты не понимаешь! Её взгляд вновь скрылся под ресницами. Я больше не мог, я уже был настолько близко, что мог дотронуться до неё, и я хотел этого. Она по-прежнему смотрела на мелкую рябь воды у наших ног. Протянув руку, я коснулся кончиками пальцев её подбородка и заставил посмотреть мне в глаза. – Я всё понимаю, – решимость в моём голосе напрочь перекрывал томный хрип, – я тоже люблю тебя! И её прекрасные глазки наполнились слезами, это буквально выбило почву у меня из-под ног. Прижав её к себе так сильно, я зарылся носом в её волосы, они пахли цитрусовым шампунем, Балхашом и Куклой. Моей Куклой. – Не плачь, умоляю, – я всё на свете готов отдать, лишь бы не видеть её слёз. Она должна улыбаться, всегда, – я люблю тебя, Кукла. – Можно? – спросила она, поведя кончиком пальца по моим губам, и моё тело вмиг отреагировало... – Тебе можно всё, – мой голос был таким томным, насквозь пропитанным желанием, и я был на грани срыва, она потянулась на носочках, и когда я уже был готов вновь почувствовать её вкус, нас обоих накрыло волной от гидроцикла. – Эй, твикс, – заорал Димон сквозь рёв гидроцикла, и я тут же потерял телесный контакт с сестрой. Она буквально отскочила от меня, смотрела вокруг, как потерявшийся ребенок, и я пришёл в замешательство. Неужели всё это было под воздействием алкоголя, а сейчас что, отрезвление?! Нет… – Кукла, прокатимся? – кричал уже слегка захмелевший Дима. – Она тебе не… – Кукла, хотел было продолжить я, но сестра меня перебила. – Да! – запищала она и уверенно пошла к Димону. Дальше и вовсе происходило чёрт знает что, она много пила, совершенно меня не слушая, флиртовала с Димоном, но при этом строила мне глазки, задевала своим телом, облизывала губки, глядя прямо в глаза. Это, конечно же, алкоголь играл в её крови, и мне было даже забавно, забавно было и Димке. Так она нас помирила, а пьяный Димон признался, почему вёл себя так... Вот откуда мне было знать, что он трахал Нику до меня?! И трахал её, когда она уже была со мной? И типа она его кинула из-за меня. В общем, я пожелал ему флаг в руки и удачи! Ника мне была не нужна, а после таких откровений мне даже оправдывать разрыв траха «отношений» не нужно! Перед входом в мою квартиру Кукла пьяно прохихикала и призналась, что этот спектакль играла ради примирения двух баранов! А наутро она ничего не вспомнила, абсолютно… Ни поцелуя, ни признания, ни флирта, ни того, как напросилась в мою постель, ни того, как я её раздевал… Хотя, последнее она и не могла вспомнить, так как сразу же вырубилась, как только плюхнулась на диван. А вот я помню каждую деталь, всё до миллиметра, и не устаю повторять, что я конченый извращенец! Её тело настолько невинно и сексуально, что остаться безразличным просто невозможно. Я её, конечно, и пальцем не тронул, спящую и пьяную, но мысли мои гуляли сами по себе. Весь следующий день она меня изумляла и изводила одновременно. Она была такая игривая и нежная и с похмелья… И я совершенно не понимал своих чувств, и её чувств, и что она почувствует, когда всё вспомнит. Больше всего я боялся, что она вспомнит и не признается… А потом, вечером, у Димона на хате, она сказала, что помнит… Я танцевал весь вечер с какими-то девицами, и мне было по сути всё равно, с кем я танцую, пофиг на любую, кроме неё. А она танцевала с другими, и я не мог этого понять, ведь в машине мы чуть было не поцеловались… А потом, после очередного стакана уж не знаю чего, она вдруг выскочила на танцпол так, что девчонкам пришлось расступиться, схватила меня за руку и увела танцевать. С ней было так... по-особенному. Боже правый, как она танцевала, моё тело пылало от раскалённого желания. А к концу песни она призналась, что помнит вчерашний вечер, помнит, что ей можно всё, и что она хочет всё, и это всё я! А потом поцеловала меня в губы. А когда я растерялся и не ответил на поцелуй, она убежала… Я догнал её уже возле нашего подъезда, но разговаривать она не хотела, твердила, что хочет домой, чтобы я купил ей билет и обо всём забыл, чтобы даже не думал обо всём этом дерьме и что между нами всегда будет стоять наше родство. А вот сейчас я лежу с ней в одной постели по совершенной, но очень подходящей случайности и надеюсь, что сегодня она будет помнить всё… И я очень надеюсь убедить её, что между нами нет больше никаких преград, кроме её мыслей...