Запретные чувства

Я давно проснулась, но не решалась открыть глаза, пока за братом не захлопнулась дверь. Я снова спала в его постели, и с этим срочно нужно что-то делать. Вчера, когда мы пришли от Димы, всё, что мне хотелось, – это скрыться в зале и проплакать всю ночь. Тётя сказала, что там Герда и ей приспичило окотиться, не стоит её тревожить, и мне лучше переночевать в комнате брата. Я даже спорить не стала, скрылась в комнате и зарылась под одеяло. Так и заснула, свернувшись клубочком, спиной к брату, а проснулась в его тёплых объятиях, закинув на него ногу, но, закрыв глаза, ждала, когда он уйдёт. Такой опустошённой я себя ещё никогда не чувствовала. Я чувствовала себя ненужной… А хуже всего, на меня наконец нашло озарение. Что я себе напридумала?! С чего взяла, что у нас что-то может получиться, ведь сдерживалась раньше, почему сломалась?! Мы не прошли даже самого простого испытания – публики! И о чём можно здесь говорить? Мы никогда не сможем быть вместе. Между нами стена. Огромная, непробиваемая стена под названием РОДСТВО! Чертово РОДСТВО!!! Мы для всех брат и сестра, несмотря на приставку двоюродные. Двоюродные, и это ничего не меняет. Эту стену нам не разрушить, что бы мы ни делали. И вчера, отвергнув мой поцелуй, опешив перед первой же преградой, Тоша раскрыл мне глаза. Так будет всегда. Люди не примут, будут осуждать. Да что там люди! Что скажут родственники, родители? Да их приступ хватит от такой новости, они никогда не простят нам этого и никогда не поймут. А если даже на это закрыть глаза, то что дальше, семья? Мы уже и есть семья! Мы брат и сестра… И разве могут брат с сестрой жениться, разве могут заводить детей?! Нет… И вчера я это осознала, будто сняв с себя розовые очки… Нет, это ни в коем случае не говорит о том, что с прозрением исчезли чувства. Нет… Просто Антону о них знать не нужно. Прошли. Да, пусть он думает, что чувства прошли, а я уеду, сегодня же, и больше никогда сюда не вернусь. Решившись, я вышла из своего убежища. Рано или поздно это надо будет сделать. И пусть я сама выйду, чем он придёт меня будить. Он стоял на кухне у плиты, и я могла бы тихо наблюдать за игрой мышц на его спине, за тем, как он энергично готовит сырники, как отправляет апельсины в соковыжималку, наслаждаясь сладким чувством, зарождающимся в моём теле. Но я этого не сделала. Вместо этого я скрылась в душе, по пути перевернув табличку. Прохладный утренний душ помогал привести мысли в порядок, но не улучшал положение. А после душа мне всё равно пришлось столкнуться с тем, с чем я боялась столкнуться именно сейчас. Присутствие Тоши в одной комнате со мной на данный момент крайне нежелательно. Я боюсь. Я боюсь, что я сломаюсь, опять… И потом уже ничего не смогу изменить. Я тихо прошла на кухню и, собрав волю в кулак, прошептала, едва не задохнувшись: – Привет… Он обернулся, и я замерла на месте, будто меня пригвоздили к полу, а грудную клетку сдавило так, будто из меня выкачали весь воздух. Я слабачка, и это гораздо сложнее, чем я думала. Только бы не заплакать. Только бы не сломаться. Стоять в двери ведь нельзя, нужно что-то делать: если я буду вот так стоять, это вызовет подозрение. Я заметила стакан сока, и в горле пересохло, а Антон тут же уловил мой взгляд и потянулся к стакану. – Доброе утро! – воодушевлённо проговорил брат, протянув мне стакан. Стоять бессмысленно, нужно подойти. Шаг, второй, третий, и я, окаменев в шаге от брата, трясущейся рукой тянусь за стаканом, и наши пальцы соприкасаются. Миллиард иголочек пронзают мою руку и с невероятной скоростью распространяются по всему телу. Дыхание учащается, сердце переходит на галоп, и мыслить ясно в таком положении просто нереально. Так хочется прижаться к нему, расслабиться, забыть о своих мыслях. Когда я рядом с ним так близко, все мои мысли кажутся такими пустыми, такими смешными, что хочется просто забыть… Но нет, нельзя. – Доброе, – бормочу я, забрав стакан сока, и разворачиваюсь, чтобы скорее отойти на нейтральное расстояние. Подальше от тепла его тела, его запаха… Но он останавливает меня, ухватив за талию, и не успеваю я вдохнуть, как уже оказываюсь прижатой спиной к его груди. Я чувствую учащённое биение его сердца, чувствую его прерывистое дыхание на своей шее и понимаю, что едва стою на ногах. Тело пронзает ледяная дрожь, и колени подкашиваются. – Прости, Кукла, – тихий, хриплый шёпот доводит до изнеможения, остатки чистого разума, не поддающиеся его чарам, отчаянно борются с этим сумасшедшим магнетизмом. Меня разрывает на части в буквальном смысле этого слова. – Не надо, – господи, как же тяжело. Взяв за плечи, он разворачивает меня к себе, и у меня не остаётся никакого выхода, кроме как посмотреть в его глаза. Это Ад! Ад в раю! – Нет, надо. Кукла, я вчера просто… Это было так неожиданно, но это не означает что я… Что мы… Я вырываюсь, очень резко и неожиданно для Антона. Не хочу, не хочу ничего знать, ничего слышать. – Замолчи, – выпаливаю я на грани истерики, – не нужно, хватит! Выражение его лица меняется с такой скоростью, что я не успеваю понять его чувства. Непонимание, осознание, шок, боль… Затем что? Решимость, надежда? – Кукла, – умоляюще просит брат, делая шаг ко мне, но я пячусь назад. – Тоша, не надо, – мотаю я головой, – ничего не получилось, ничего не выйдет, этого не должно быть и это неправильно, я ошибалась, я поняла это. – Что это значит?! – Непонимающе спросил брат, смотря на меня таким взглядом, что сердце кровью обливалось. За спиной послышалась шаги, должно быть, дядя пошёл в ванную, у него сегодня выходной. Тоша перевёл взгляд в коридор лишь на секунду, но мне хватило этого времени, чтобы отойти подальше. Чем дальше от него я буду находиться, тем лучше. – Я уеду, – твёрдо говорю я, а сама чувствую себя раздавленной, будто танком переехали. – Нет, – выкрикивает брат, делая отчаянный жест рукой, пытаясь дотянуться до меня, а я вновь отступаю, – не уедешь, ты не можешь. – Могу и сегодня же! – меня начинает трясти, я больше не могу этого вынести, я хочу уехать, слёзы обжигают глаза и душат, – я прошу тебя, купи мне этот чёртов билет и отпусти. – Ты ведь не хочешь этого, – столько отчаяния в его голосе я не слышала никогда. Да, не хочу, нет, хочу… Я хочу этого, хочу, хочу, хочу! Не хочу… Но должна… – Что случилось? Оля, что? – умоляюще тараторил брат. – Ты случился! А не должен был! Ты мой брат! Всё, Антон, не надо, я приняла решение, всё было ошибкой! Он схватил меня и прижал к себе, но я стала вырываться, удивляясь своей решимости. Я била кулаками по его плечам, по груди, по лицу, кричала, чтобы он отпустил, и он отпустил, когда в ванной открылась дверь. Пристально посмотрел на меня, дрожащую, растрёпанную и в слезах, а потом сорвался и, ударяя кулаками о стены со словами «Чёрт» и «Чёрти знает что», выскочил из дома, чуть не сбив с ног своего отца и громко хлопнув входной дверью. А я рухнула на стул, уткнувшись лицом в ладони, и почувствовала себя ещё более опустошённой, чем раньше. Через минуту на мои плечи легли тяжёлые мужские руки и стали успокаивающе поглаживать. – Сейчас вернётся, попсихует и вернётся, – успокаивал дядя, – чего поругались-то? Небось опять кровать не поделили?! – усмехнулся дядя, заставив меня засмеяться. Ох, дядя, если бы всё было так просто, как в детстве… – Как там Герда? – поинтересовалась я, обтерев заплаканное лицо рукавом. – Ещё мучается, бедняжка, – вздохнул дядя и принялся за свой завтрак. Это плохо, плохо потому, что я не могу собрать свои вещи. Тётя так трепетно относится к своей любимице, что просто не простит мне, если что-то пойдет не так, не хочется огорчать ещё и её. Есть не хотелось, поэтому, извинившись, я ушла в комнату Антона и совершенно не знала, чем себя занять. Лёжа и пялясь в потолок, я думала. И чем больше я думала, тем хуже мне становилось. А ближе к обеду я уже жалела, что была так резка, а потом от безделья села за компьютер Тоши и совершенно случайно залезла в закладки. Ну я всегда знала, что у него в закладках есть куча разных фильмов и сайтов, мне нужно было как-то прекратить поток своих мыслей, и я решила что-нибудь посмотреть. Но вместо сайтов с фильмами в закладках была целая вереница сайтов на одну единственную тему. На нашу с ним тему... Бесконечные заголовки сайтов гласили: «я влюбился в свою двоюродную сестру», «люблю двоюродного», «что делать, если влюбился в сестру», «любовь между родственниками», «брак между двоюродными», и т.д. Я тыкала на ссылки, переходила с сайта на сайт и читала, читала, читала… Читала мнения разных людей, научные факты, истории из жизни тех, кто когда-то любил двоюродных, у кого когда-то был роман с двоюродными, но быстро закончился. И истории тех, кто счастлив в браке с двоюродными, и у многих даже есть дети. Что многих поначалу осуждали, но потом приняли их союз. И чем дальше я читала, тем паршивее мне становилось. Если ещё утром у меня была куча доводов, по которым мы с Тошей не можем быть вместе, не можем любить друг друга, то теперь все они летели к чертям. И остался лишь мой страх. И теперь я понимала, что все мои проблемы в моей голове, это мои страхи и мои мысли. И мне так хотелось сказать об этом брату. Попросить его развеять все мои страхи, помочь мне. Но его не было… Ближе к вечеру дядя позвал меня на кухню помочь с ужином, и я была несказанно этому рада, иначе бы просто сошла с ума от своих мыслей. Поначалу мы готовили молча, а потом потихоньку разговорились, и дядя попросил меня не злиться на Антона. Он отчего-то был убеждён, что это Антон виноват в нашей ссоре. А ещё дядя сообщил, что Антон вчера расстался с Никой якобы потому, что она ему изменяла с Димоном. И, по его мнению, он переживает по этому поводу. От таких известий в голове стало ещё больше мыслей, и, казалось, ещё одна новость, и моя голова лопнет. Я ничего не знала про Веронику. Ничего не знала про неё с Димоном. Когда он про них узнал, и неужели правда переживает по этому поводу?! Где он сейчас, у неё или всё-таки порвал с ней?! А с Димой?! Он что снова поругался с Димой?! Боже, как же гудит голова… Дядя сказал, что звонил Тошке, и где-то на двадцатом звонке он даже ответил. Сказал, что у него «всё, сука, прекрасно» и отключил мобильник. Я, в принципе, так и думала, именно поэтому и не звонила, прекрасно зная, что сейчас его лучше не трогать. И в то же время я боялась. Сейчас я уже не была так уверенна в своих действиях, как утром, и мне казалось, теперь он меня не простит. К ужину подоспела тётя, мясо на гриле получилось просто великолепное, сочное и с превосходным ароматом. Но мне, кроме стакана апельсинового сока, кусок в горло не лез. К счастью, дядя понял меня и не обиделся. Антона всё не было и не было. И я места себе не находила, а тётя, поселившись в прихожей, неустанно обзванивала всех его друзей, безрезультатно. Дядя тем временем преспокойно смотрел бокс. Шёл уже одиннадцатый час, и я всё сидела на кухне, когда туда вошли тётя с дядей. – Милая, – начала тётя надломленным голосом, и моё сердце буквально рухнуло вниз. Неужели с ним что-то случилось… Из-за меня… – Что?! Что-то случилось?! – вскочила я на ноги, испугав саму себя своим вскриком. А дядя рассмеялся, мотая головой. – Ну ты вся в отца, ей богу, брат мой в юности, такая же мнительная, ничего не случилось, – он ободряюще похлопал меня по плечу. – Вообще-то случилось, – тяжело продолжила тётя, – Герда, она ведь окотилась прямо на новенький диван, несносное животное! Я смутно понимала, что она хочет мне сказать. И как можно думать о какой-то кошке, когда у неё сын из дома ушёл и неизвестно где ходит. – Диван мы отдадим в химчистку, ничего страшного не случилось, Лара, ночь на дворе, надо идти спать, – устало говорил дядя. И тут до меня дошёл смысл. – Вот именно, спать, но ведь Оле негде спать, – подтвердила мои догадки тётя. – Я могу поспать на пуфах, – поспешила я ободрить её, – мы спали однажды там с Тошкой, очень даже уютненько. Ничего страшного, это же всего одна ночь, а завтра я уеду. – Так, полно вам, – властно приказал дядя, – куда ты уезжать собралась? Никуда не поедешь, мой брат продлил вчера разрешение гостить на все каникулы. Ты очень хорошо влияешь на Антона, а сегодняшний срыв – мелочи, завтра вернётся прежний Тоша. А по поводу ночлега, Лара, – он обнял тётю за плечи, – мы, кажется, всё обсудили: Оля прекрасно может ночевать в комнате Антона, ему это даже на пользу. – Но, – возмутилась тётя, и в её взгляде читалось что-то, очень похожее на ужас, – они ведь уже не дети! – Вот именно, не дети, комнату не разнесут, успокойся, Лара, пойдём, – похоже, дядя даже не представлял, чем может обернуться такое соседство, а тётя была умней. – Но, – хотела было я возразить, но дядя предостерегающее поднял руку: – Никаких «но», никаких пуфов! В зале так воняет, туда войти невозможно, не то, что спать! Всё, вопрос решённый. Девочки, спать, – поставил точку дядя, выключив свет. Делать было нечего, в зале действительно невозможно было бы спать, там и правда стоял специфический кошачий запах, это я поняла, когда пошла туда за пижамой. Я выбрала лёгкий пеньюар, приняла душ, взяла шёлковый халат и ушла в спальню Тоши. Уснуть я не могла, хоть и очень устала, мне нужно было знать, что у Тоши всё хорошо. Просто попросить у него прощения, просто знать, что у меня ещё есть шанс. Какая же я глупая, сейчас я уже не хотела уезжать, сейчас я бы уже не сказала того, что сказала утром. Я много обдумала сегодня. Именно это мне и нужно было, просто подумать хорошенько, побыть одной, решиться… И чем дольше не было брата, тем ощутимее были мои чувства. Я не могу без него, без него никак и всё пустое. Ближе к часу хлопнула входная дверь, а спустя пару минут открылась дверь в комнату. В комнате было темно, я лежала на кровати и смотрела на него. Он долго стоял в дверях и смотрел на меня, такой красивый, сексуальный, немного пьяный. А потом, пошатываясь, пошёл к креслу и рухнул на него прямо в одежде. Я знала, что он пьян, но я не знала, что мною движет. Я была полна решимости и даже не думала о том, что будет завтра. Я медленно встала с кровати, подошла к брату и села на подлокотник. Он молчал, просто смотрел. А я всё никак не решалась… – Я не купил тебе билет, – наконец прошептал брат, и по голосу хорошо можно было понять, что он скорее уставший и слегка подвыпивший, но никак не пьяный. И я засомневалась ещё больше, вряд ли у меня что-то получится. Но я должна попытаться, душа просит этого, тело в этом нуждается. Если не решусь сейчас, вряд ли смогу решиться когда-нибудь ещё. – Я знаю, – тихо прошептала я. – И завтра не куплю, – продолжал брат, и я тихо скользнула рукой так, чтобы ладонь оказалась на кресле, совсем близко к его ногам. – Знаю, – едва шептала я, – я уже не хочу уезжать… – Что так? – Нашла закладки в твоём компьютере, – виновато пролепетала я, – они развеяли все мои сомнения… В комнате повисла тишина, он пристально смотрел мне в глаза, думая о чём-то своём. А я, воспользовавшись моментом, скользнула пальчиками вверх от колена по его ноге. – Ты исследовал эту тему, – сказала я, чтобы хоть как-то прервать молчание. Молчание – это нехорошо. Молчание никогда не приводит ни к чему хорошему. – Ты всерьёз думала, что я позволю себе разрушить твою жизнь? – в его голосе слышалось отчаяние, а мои пальчики тихонько пробирались выше. – Если бы я был уверен в том, что у такого союза нет будущего, я бы никогда не посмел… – Тшш… – тихо прошептала я, резко переместив пальцы с его ноги на губы, – я ошибалась, – мои пальцы скользнули вниз по его подбородку, затем к шее и ниже, – я просто испугалась, ты же знаешь, какая я трусиха, – мои пальцы уже исследовали рельефы его пресса, и чем ниже спускалась моя рука, тем больше напрягалось его тело. – Прости меня, – прошептав, я слегка наклонилась и прикоснулась губами к его губам. Ждать долго не пришлось, он тут же накрыл мои губы своими и углубил поцелуй, очень нежно, очень чувственно. Вкус его губ рассказал мне о том, что он пил виски. И когда он приобнял меня за талию и придвинул ближе к себе, я решилась. Пальчики быстро скользнули вниз к пуговице на его джинсах. Я попыталась её расстегнуть, но он вдруг отстранился и непонимающе посмотрел мне в глаза. – Что ты делаешь? – задыхаясь прошептал Тоша, я отняла руку, но предварительно почувствовала, как под ней содрогнулась плоть. Он хочет того же, это очевидно. Я молча опустила глаза и прижала ладони к его груди. – Кукла, я пьян, – прошептал брат, пытаясь остановить меня, но я уже сидела верхом на его коленях. – Знаю, – мои ладони ползли вниз по его груди, дыхание учащалось и сладкое чувство вновь зарождалось глубоко внутри живота. – Завтра ты будешь жалеть об этом, – уверял брат, и, скорее всего, так и будет, но я не могу больше, я не хочу больше сомневаться, я хочу быть с ним и принадлежать ему. – Не буду, – прохрипела я осипшим от возбуждения голосом и жадно прильнула к его губам. Страсть, нахлынувшая на нас, чувствовалась в этом жадном поцелуе. Мы отдавались друг другу до последней капли, и это было именно то, что мне нужно. Моё тело податливо реагировало на поступающие из глубины сигналы. Соски набухли, губы пересохли, а в низу живота сладко ныло. Его ладони нежно скользили по моим бедрам, приподнимая лёгкую ткань пеньюара. Обхватив за ягодицы, он приподнял меня, усадил выше и неистово целовал до боли в губах. Я стянула с него майку и вновь добралась до пуговицы на джинсах, а он вновь отстранился. – Нет, – прорычал брат, сняв меня с себя и усадив на кровать, – я так не могу! – Но ты ведь тоже хочешь, – пробормотала я, всхлипывая от обиды. – Хочу, очень хочу и давно, – признался брат, – но не так, не сейчас, не когда я пьян! – Тоша, – взмолилась я, но он уже был у двери. – Мне надо в душ, спи! – сказал он и скрылся за дверью. Спать я, конечно же, не собиралась, твёрдо решив, что это именно то, чего я хочу, и завтра я об этом точно не пожалею. Я скинула с себя пеньюар и уверенной походкой направилась в ванную…