Запретные чувства

Вещи никак не складывались в правильные, ровные стопки. Времени оставалось совсем немного, а я была абсолютно не готова. Чемодан не собирался. Я то и дело перекладывала вещи и предметы обихода из одного отдела в другой, вышвыривая всё и складывая вновь. Я не знала, что мне брать с собой и нужно ли брать что-то вообще. Ведь дома осталось очень много вещей. Их ведь не выбросили? Да и вообще, нужно ли мне ехать… Стоит ли... Только сейчас, зная, что меньше, чем через сутки, я лицом к лицу встречусь со своим прошлым, понимаю, как на самом деле обманывала себя все эти годы. – Страшно? – тихо спрашивает Андрей, присев сзади на краешек кровати и аккуратно приобняв за плечи. Его поддержка сейчас нужна как никогда. Она придаёт уверенности и вселяет спокойствие. – Не то слово, – тяжело выдыхаю, оборачиваясь к парню. – Всё будет хорошо, – успокаивает он, – ты просто едешь погостить, показать нам свою родину. Если будет совсем тяжело, мы сразу же уедем. Обещаю. – Я понимаю… – шепчу одними губами, и парень уходит, оставив меня один на один с чемоданом и мыслями. С горем пополам я собираю вещи и документы и сообщаю маме номер рейса и время прилёта. О своём намерении погостить с друзьями я сообщила им заранее, в тот же день, когда мы решили ехать, чтобы дать время подготовиться морально. Я хорошо понимала, что мой приезд дастся нелегко всем членам семьи, не только мне. Я вообще думала, что они откажутся нас принять, но мама была рада и заверила, что они все готовятся ехать встречать меня и моих друзей. Скорее всего, ключевым в сложившийся ситуации был именно приезд моих друзей. Ведь при них никто не решиться выяснять семейные отношения и ударять в грязь лицом. А рассвет нового дня я уже встречала в небе, где не было никаких мыслей, тревог и переживаний. Дашка была вся в предвкушении. За всё время нашей дружбы она не знала о моём прошлом на самом деле ничего. Я никогда не рассказывала, а она никогда не спрашивала, хоть и призналась, что ей безумно интересно наконец-то обо всём узнать. А Андрей был воплощением спокойствия. Он точно знал, что им понравится в моём городе, точно знал, что мы успеем побывать в самых интересных местах, мы поедем в город у озера и они познакомятся с моими старыми друзьями. Он точно знал, что всё будет хорошо и эта поездка поможет мне разобраться в себе. Мне бы хотя бы долю его уверенности. У меня захватывало дыхание, трепетало сердце и тряслись руки, когда самолёт катился по посадочной полосе. Подкашивались ноги и так больно стучало в висках, что начинало мутить, когда мы втроём выходили в зал ожидания. Андрей крепко сжимал мою руку, уверенно чеканя шаг рядом, а с другой стороны от меня шла Даша, без устали щебеча о том, чтобы я не волновалась, и переспрашивая каждую секунду, вижу ли я родственников. Без них я бы точно не вышла сюда. Никогда. Я искала взглядом тех, кого так давно не видела, но когда нашла, просто встала на месте не в силах дыхнуть, чувствуя, как предательские слёзы больно жгут глаза. Заметив моё замешательство, Андрей ещё крепче сжал мою руку. – Это они, да? – спрашивает Даша, глядя точно в направлении стоящих в метрах двадцати от нас моих родителей и родителей Антона. – А его нет? – тихо уточняет, боясь собственного вопроса, аккуратно коснувшись моей холодной руки тёплыми пальцами. На самом деле каждый из нас догадывался, что едем мы не просто отдыхать. Хоть я и пыталась убедить в этом саму себя и всех остальных. Глупо было врать самой себе. Я ничего не забыла. Я, наверное, никогда не забуду. Я помню каждый миг и все свои чувства, которые все эти годы прятала так глубоко. – Глупо было надеяться, – всхлипываю, из последних сил сдерживая чёртовы слёзы, – он не приедет. – Приедет, – просто говорит Андрей, по-прежнему держа меня за руку. – А, может, уже… – улыбаясь, произносит друг и смотрит куда-то вправо от моих родных. Я перевожу взгляд, затаив дыхание, но никого не вижу. Я отчаянно бегаю взглядом по ходящим туда-сюда людям, но не вижу. Сглотнув тяжелый ком, громко выдыхаю, чуть ли не взвывая от отчаяния, как вдруг замечаю выкатывающееся из толпы кресло каталку, в котором восседает моя бабушка. Я смотрю на бабушку, на два букета роз на её коленях, смотрю на спинку коляски позади, на пальцы, крепко сжимающие ручки кресла, медленно скольжу взглядом по рукам, вверх, задержав взгляд на гладко выбритом подбородке с ямочкой и, пропустив выдох, останавливаю взор на пухлых губах и едва сдерживаю порыв закусить свои, зажмурившись что есть силы, переведя дыхание, взяв себя в руки, чтобы посмотреть в глаза. Он совсем не изменился, ни капельки, всё такой же, каким его помню. Такой родной, такой любимый. Стоит и смотрит, не отводя взгляд, а я борюсь сама с собой, крепче цепляясь за Андрея, буквально впиваясь ногтями в его кожу, дрожа всем телом. Я не думала, что будет так невыносимо больно даже спустя годы и не представляла, что же теперь делать. Хотелось сорваться с места и бежать к нему, обнять, коснуться губами губ, но я понимала, что не могу себе этого позволить, что не имею права даже вида подать, что думаю об этом. Это окончательно всё испортит. К тому же он женат. Я не вправе подавать виду, не вправе совершать одну и ту же ошибку, он счастлив, как я и хотела, только почему же это так невыносимо больно? Его ладонь опускается на плечо бабушки, и та легонько похлопывает её своей. Он делает шаг нам навстречу, один, и ещё один. А я не могу решиться на то, чего хочу больше всего на свете, копаясь в своих смешанных мыслях и чувствах. И в реальность меня возвращает громкий возглас отца: – Я ведь запрещал ему говорить! Кто ему сказал? – Антон, не смей! – вырывается вперёд дядя, но Антон не обращает на это никакого внимания, а дорогу дяде перекрывает выехавшая бабушка. – Это я сказала ему! – говорит она громко и решительно, выставив руку так, что никто не смеет ей перечить. А он идёт ко мне, и я не могу в это поверить, всё ещё цепляясь за руку Андрея, всё ещё разрываясь в клочья, не дыша. Я боюсь. Я очень сильно боюсь обжечься снова. Возможно, он приехал сюда лишь как брат. Даже, скорее всего, не возможно, а точно. В памяти мелькают свадебные фото и фото из роддома, на которые я наткнулась совсем недавно, перебирая почту, которые тормозят меня, не дают рушить чужое. Он всматривается мне в лицо, оглядывает меня, оглядывает моих друзей, задерживает взгляд на наших с Андреем руках и останавливается на полпути. Недолго думая, Андрей отпускает мою руку, тихо шепча: «Иди», – и я остаюсь один на один с выбором. Слёзы льются из глаз, и я больше не могу сопротивляться этому порыву и бегу что есть силы в объятия брата. Пусть как сестра, я хочу быть рядом. Пусть я буду страдать от этого, я не могу игнорировать это. Я отчаянно жмусь к нему, сжимая ткань футболки на его груди, утыкаясь лицом ему в шею и вдыхая такой родной запах, сводящий с ума. А он обнимает так крепко, укрывая, защищая от всего мира. – Кууукла, – шепчет в волосы, вдыхая их аромат, издавая тихий стон. – Тоша, – отвечаю сдавленным хрипом, не веря в происходящее. Боюсь шелохнуться, вернуться в реальность. Боюсь потерять его снова. Объятия ослабевают, он нежно проводит кончиками пальцев вверх по моей спине, и по телу пробегает такая знакомая и так давно забытая дрожь, он смотрит прямо в глаза, затем отстраняется и неожиданно для всех опускается на одно колено, протягивая мне открытую коробочку, в котором блестит изящное кольцо из белого золота. – Оля, родная моя, – говорит он взволнованно, и его голос дрожит, а я дрожу вместе с ним, покрываясь мелкими холодными мурашками, – эти годы, они дали понять, что я не могу без тебя жить, что мне нужна только ты. Видит Бог, я пытался с этим бороться. Но это выше моих сил. Против всех законов, против всех правил, я прошу тебя, выходи за меня замуж. И я вздрагиваю от ужаса, едва устояв на ватных ногах, потому что по залу звенящим эхом разносится свирепый крик отца «убью, щенка», отчаянный вскрик тёти и удар тростью бабушки о кафельный пол. – Держите себя в руках, вы не дома, – громко командует бабушка, когда Антон поднимается на ноги и закрывает меня собой. – Я всегда знала, всегда чувствовала, что всё повторится снова, и я счастлива, что случилось это именно с ними, – уже более мягко продолжала бабушка, обратив на себя всеобщее внимание. – О чем ты, мама, Бог с тобой, – недоумевает дядя. – Ваш покойный отец, пусть земля ему будет пухом, был моим двоюродным братом, – спокойно поясняет бабушка, а я не верю в услышанное. – Мы пошли против родителей, сбежали вдвоём из своей родной страны и мы были счастливы столько лет. И я не позволю вам рушить счастье своих внуков! Навредите им – потеряете мать! Это моё последнее слово, – ставит точку бабушка, и папа опускает руки, разжимая кулаки, уходя прочь по направлению к выходу. За ним уходит и ошеломлённый дядя, что-то тихо шепча про себя и качая головой. Я, не веря в происходящее, оборачиваюсь и встречаюсь испуганным взглядом со счастливым братом. Его глаза сверкают, а губ касается лёгкая улыбка. – Ты в это веришь? – растерянно спрашиваю, приводя мысли в порядок. – Я это знаю! – отвечает он, легонько поглаживая кончиками пальцев мои пальцы, задевая кольцо на безымянном и переведя на него взгляд. – Ты до сих пор его носишь? – изумленно спрашивает, покручивая кольцо. – Никогда не снимала… – Господи, Кукла, – он поднимает взгляд кверху, а затем снова смотрит в глаза, так проникновенно, и вмиг становится серьёзным. – Ты не ответила… – Ты женат… – шепчу, и слезы вновь душат. Это не даёт мне покоя. Я не понимаю, как он может просить меня стать его женой, говорить о том, что ему нужна только я и так счастливо улыбаться на свадьбе, так трепетно держать крошечный голубой свёрток у стен роддома. – У тебя ребёнок, Тоша… Как я могу… – Что? – поражённо восклицает Антон, ладонью коснувшись моей щеки, обтирая слёзы подушечками пальцев. – О чём ты, Оля? Он заглядывает мне в глаза, но я отвожу взгляд, не в силах этого вытерпеть, едва ли не плача навзрыд, плотно сжимая губы, не давая отчаянному вою вырваться наружу. – Ника, – тихо шепчу, а в внутри всё разрывается от боли. – Ты серьёзно? – не верит брат, взмахнув руками вверх. – Серьёзно? – вскрикивает, обхватив голову руками, и я впервые вижу его таким обескураженным. – Неужели ты могла подумать, что я с ней? Господи, – он заключает моё лицо в ладони, подвигая ближе к себе. – ОНА. ЖЕНА. ДИМОНА. ЧЁРТ БЫ ИХ ПОДРАЛ! – проговаривая каждое слово, говорит он сквозь сжатые зубы. – Я бы никогда не предал твои, свои чувства, слышишь, Кукла. Тем более с ней. Я люблю и всегда любил только тебя. – Я тоже тебя люблю, – шепчу одними губами. – Скажи, что ты согласна? – умоляет, заглядывая в самую душу. – Я уже говорила тебе, тогда, давно, на твоей кухне, я согласна, – едва ли не выкрикиваю, и пересохших от волнения губ касаются такие родные, такие желанные губы. Я трепетно, дрожа всем телом от волнения, отвечаю на поцелуй, забывая обо всём на свете. Наши языки сплетаются, дыхание сбивается, но я не в силах оторваться, прервать это сладостное мгновение. Это всё, что мне нужно в мире. Только он. Он отстраняется, когда совсем близко слышатся приближающиеся шаги. – А это? – растерянно спрашивает он, разжимая объятия, глядя на уверенно приближающегося к нам Андрея. – Мой друг, – отвечаю, отходя на пару шагов навстречу Андрею, чтобы скорее представить их друг другу. – Мой очень хороший друг. – Ну зачем же ты обманываешь, Кукла, – игриво говорит Дюша приобнимая меня за талию, и с лица Антона мгновенно сходит счастливая улыбка. И я буквально каждой клеточкой тела чувствую то, что он чувствует в этот момент. На его лице читается непонимание, смешанное с отчаянием. Он явно подумал то, что подумал. Но я не понимаю, так же как и он не понимал пятью минутами ранее. Как он мог подумать? А Андрей усмехается, явно добившись того, чего хотел, и продолжает: – Почему не скажешь правду? – улыбается, глядя на меня с нежностью в глазах, смешанной с озорными смешинками. – Или ты уже не считаешь меня своим братом? – Дюшка, – искренне улыбаюсь, легонько чмокая парня в щеку, и перевожу взгляд на облегчённо выдохнувшего, разжавшего кулаки любимого. – Андрей, – представляется друг, протягивая руку, и Антон отвечает на рукопожатие, представившись в ответ. – Слушай, – продолжает Андрей, не разжимая руки Антона, – я хоть и названный брат, но не позволю ей больше страдать! Не для того я возвращал её к жизни! Береги её, брат! – он похлопывает Тошу по плечу и тот отвечает взаимностью: – Всю жизнь, брат! И в этот миг в нас буквально врезается Даша со словами: – Ну, раз уж так, можете считать меня своей сестрёнкой. Даша, – представляется она Тоше. – Очень приятно, – улыбается он в ответ. – Ну уж нет! – выпаливает Андрей, кажется, сам от себя этого не ожидая, – у меня совершенно другие планы на этот счёт. От изумлённого взгляда Даши Андрея спасает очень удачно подъехавшая к нам бабушка. Она поздоровалась и протянула Антону букет розовых роз, который он тут же преподнёс Даше со словами «Добро пожаловать в гости!» Затем взял белые и подарил мне, после чего аккуратно снял моё кольцо и на его месте тут же появилось новое.