Пламя

Все произошло очень быстро. Было неясно, когда именно это началось, но закончилось ударом объятого пламенем каркаса о землю. Водород взорвался еще в воздухе – газовый резервуар разорвало, и в небе расцвел огромный огненный цветок. Он стремительно распустился, развернулся, чтобы почти мгновенно выгореть, оставив лишь дымовое облако. Затем дирижабль завалился на нос и резко пошел вниз, словно нырнул. Пламя гудело, пожирая оболочку резервуара, оно окутало каждую ферму – в сгущающихся сумерках можно было разглядеть конструкцию каркаса. Словно сумасшедший инженер вырисовал в небе чертеж в натуральную величину, развернул боком и добавил трассирующий след. С резким щелкающим звуком оторвалась гондола, тросы частично перегорели, и она повисла, подобно маятнику, перетянув тяжесть к корме. Дирижабль кувыркнулся. Горящие обломки разлетелись в стороны. На земле суетились люди. Пока с площади разбегались обыватели, пока торговцы спешно спасали товар, одни прятались под крышами, чтобы не угодить под пылающие обломки, другие выходили на балконы, даже поднимали бинокли, чтобы лучше рассмотреть крушение. Чужая беда всегда притягивала любопытные взгляды. Над городом разносилась сирена – она заглушала рев бушевавшего в небе пожара. Команда огнеборцев должна была примчаться к месту крушения под звон сигнального колокола, но не для того, чтобы спасти дирижабль. Корабль был обречен, он погиб, не достигнув земли, а деревянные крыши городских построек уже тлели, медленно занимаясь. Это сулило большую беду и большие жертвы. Цеппелин упал на площадь, похоронил под собой торговые палатки вместе с товаром. Он рухнул под звук ломающихся ферм. Каркас топливного резервуара накрыл собой гондолу, вмял ее в мостовую. Не успевший стихнуть грохот утонул в оглушительном взрыве. Паровая машина не выдержала – котел разорвало. Дирижабль окутало густым белым облаком, пламя сдуло с ферм. Все стихло внезапно и резко, как и началось. * * * Внутри, в пассажирской гондоле и рубке экипажа, крушение воспринималось иначе. Для нескольких десятков людей, попавших в огненный плен, огромное чудовище не просто рухнуло с шумом на город. Прежде оно убило их, всех до единого. Времени понять, что случилось, было мало. Возможности что-либо сделать не было вовсе. Сначала по верхней палубе прокатился огненный вихрь. Казалось, кто-то разлил по полу жидкое пламя, оно прошло коридором, жадное, ненасытное, затекало в каждую открытую дверь. Кто-то успевал вскрикнуть или хоть закрыться руками, кто-то пробовал обратиться в бегство. Страх сменял собой первое удивление. Жар приближался стремительно – захлестывал огненной лавиной. Волосы вспыхивали мгновенно, с треском скручивались, разбавляли запах гари маслянистой горечью паленой плоти. Потом приходила боль. Окутывала с ног до головы, пока плавилась кожа, становясь жидкой, словно воск. Она рвала из глоток крик, вытягивала миллионами крючков. Кровь проступала из восковых трещин, вскипала. Тела трещали, как влажные ветки, попавшие в костер. Крики обрывались – жестокое пламя выжигало легкие. За болью приходила смерть. До второй палубы огонь добрался не сразу. Сначала клубы густого дыма посеяли среди пассажиров панику. Господа и дамы бросили трапезу и ринулись к выходу – узким дверям, которые совсем недавно открывал для них нарядный лакей. Его задавили первым. Сперва вжали в стену, напирая живой волной так, что сломались, не выдержав, ребра. Потом его сбили с ног и затоптали сапогами и туфлями. Он тщетно пытался закрыться руками, уберечь хотя бы голову, но острый дамский каблучок проломил височную кость, не оставив бедолаге шанса. Не всем удалось выбраться из столовой, но те, кто оказались в коридорах увидели открытое пламя – не огненную волну, как палубой выше, а пожар, стремительно разгорающийся, набирающий силу по мере того, как поглощал деревянную облицовку стен. Бежать было некуда – путь к трапам оказался отрезан огнем, да и трапы вели в пустоту, в смертельную бездну. Дышать становилось все тяжелее. Воздух насквозь пропах гарью – он был тяжелым, царапающим легкие. От него слезились глаза, а в груди рождался лающий кашель. Дамы рвали корсеты, выдирали крючки и застежки вместе с тканью, но это не приносило облегчения. Дым все плотнее заволакивал коридоры. Никто не хотел умирать, медленно и мучительно задыхаться в дюралевой коробке над землей. Люди стекались обратно в столовую, запинались о тела затоптанных, задавленных товарищей, путались в длинных разметавшихся юбках. Здесь еще не было открытого огня, но дым клубился под потолком, заполняя помещение. Кто-то из господ придумал дать доступ свежему воздуху, разбив иллюминаторы. Стекло оказалось крепким – силы быстро покидали пассажиров, но они были упрямы. Когда другой надежды нет – все идет на попытку спасения. Они успели увидеть тонкую трещинку, когда впереди, в стороне рубки управления что-то лопнуло. Звук стонущим эхом прошел по дирижаблю. Мир в буквальном смысле перевернулся, пол ушел из-под ног, людей и незакрепленную мебель с силой бросило к носовой стене. Стекло наконец вылетело, и кислород заполнил комнату. Огненное облако ворвалось в столовую, пожирая все на своем пути, не делая различий между деталями обстановки, мертвой или живой плотью. Когда гондола ударилась о землю, в ней уже не было живых.