Приступ

— Штейн... Громче. Ну же. Давай, Албарн. Громче. Спирит сжимает руку в кулак и молчит. Безумию подвластны все, и Шинигами, конечно же, предупреждал Спирита о том, что надо следить за Штейном. Но до сих пор это ограничивалось тем, что Албарну приходилось ходить за напарником по пятам, вовремя отбирать скальпель и успокаивать "подопытных". Сейчас всё было не так. Сейчас всё было совсем не так, вся сложившаяся ситуация была одним большим «не так». Так не должно было быть, и в принципе не могло случиться — Спирит знает, Спирит уверен, но мир почему-то с ним в корне не согласен. Пятнадцать минут. Пятнадцать чёртовых минут — больше ему и не надо было, чтобы поговорить с восхитительной милашкой и наконец, спустя месяцы игнорирования, добиться согласия на свидание. Всего. Пятнадцать. Чёртовых. Минут. Но, оказывается, за жалких пятнадцать минут можно сделать гораздо больше – и в этом Штейн его оставил далеко позади. Когда Албарн зашёл к напарнику, насвистывая себе под нос, дом уже стоял на ушах. Мелодия прервалась, как и приподнятое настроение, как и дыхание. Кавардак – как будто тут в агонии умирал здоровый кишин. Но Спирит не растерялся; в конце концов, он ученик Шибусена, давно не новичок – он тут же сорвался с места и выбежал в коридор, быстрым шагом дошёл до комнаты и... ...уже минут десять стоял, прислонившись к двери спиной, слушал и ничего, ничего не делал. Там, за дверью, кто-то хрипит, смеётся, бубнит себе под нос и что-то и бьёт. Х-ха. Кто-то. Легко, когда этот кто-то — очередной кишин, потерявший человеческий облик. Легко, когда это что-то определённо мерзкое и злое. А когда это что-то — твой напарник, становится страшно. Слишком страшно — он стоял, ежеминутно превращая свою руку в лезвие и боясь, боясь, боясь. Оказывается, ещё за пятнадцать минут можно не сделать ни-че-го. Албарн закусил губу. Может быть, оно само прекратится?.. Спирит вздрогнул — за дверью что-то громко разбилось и Штейн оглушительно расхохотался. Ч-чёрт, этот ублюдок — конченый. Ненормальный. С таким нельзя работать — что за идиотизм? Кто вообще берёт в академию потенциальных кишинов? Это хорошо — так думать. От этого становишься злым, а злость вытесняет страх. И Спирит был очень зол. Слишком зол — и совершенно несогласен со своей тяжкой долей напарника психа. Он прямо сейчас пойдёт к Шинигами и выскажет ему всё, что думает о подобного рода экспериментах. Сейчас он... Спирит резко разворачивается и открывает дверь. И мир будто замер — после этого отчаянного рывка в совершенно другую сторону. Штейн лежал посреди комнаты, отрешённо смотря в потолок, в окружении кучи мусора, поваленной мебели, осколков. Штейн лежал и улыбался. — Твою мать, Франкен... — Спирит запнулся; это странно, он никогда не называл Штейна по имени. Но более странно, что это гораздо больше выбило его из колеи. Франкен медленно перевёл на него взгляд и сощурился. — Семпа-ай? Это вы? Ха, простите, я плохо вижу без очков. Ох, сейчас, где же они... ха-ха! И куда пропали очки?.. Спирит видит их — они разбитые и погнутые лежат на полу. Они совсем недавно вместе ходили с Штейном за этими очками. Спирит ворчал про подслеповатых напарников, которые машут косами мимо кишинов, про идиотов, которые с минус три ходят на опасные задания, про странных повелителей, которых надо по магазинам за ручку водить. Спирит отчётливо помнит, как удивился, когда Штейн купил самые потрёпанные, некачественные и дешёвые. Почему? Штейн тогда ответил «мало ли что». Штейн вообще очень часто отвечал так, и только теперь от этой фразы Спириту становилось жутко. — Штейн... — Да? — напарник поднял на Албарна лихорадочный взгляд. А Спирит стоял в дверях, и даже не знал, что сказать. Что сделать. Нет, нет... Спирит вдруг понял, что вообще не знает, как за ним надо было следить, как за ним сейчас следить и что вообще такое это следить, какой алгоритм действий заключается в этом слове? В чём теперь заключается это задание? Следить, как он сходит с ума? Следить, как он, смеясь, ползает по осколкам, ещё больше себя увеча? Следить, как он крушит дом? Следит, как он, к чёртовой матери, загибается? Или надо было следить, чтобы этого не произошло?.. Спириту стало плохо. Он не знал сейчас, кого больше ненавидит — Штейна, Шинигами, себя или весь этот чёртов мир. Но ненависть — это не страх. Ненависть всегда провоцирует на действия — какими бы дурными или странными они не были. Поэтому Албарн в два быстрых шага подходит к Штейну и крепко хватает его за предплечье, рывком поднимая с пола. — Семпай, вы чего так грубо? Я не нашёл свои очки. Погодите, они же были где-то... Но Спирит уже тащит его из комнаты — прочь, подальше от острого, пожароопасного и... а в доме есть такое место?.. *** Маленькая кухонька пострадала меньше всего, поэтому Штейн был буквально затащен туда и кинут на стул. — Семпай? — Штейн, щурясь, смотрел ему в глаза. А семпай стоял и в который раз уже не знал, что ему делать. Оставлять его одного и бежать к Шинигами? Ага, чтобы он ещё и парочку людей ко всему прочему убил? Может, тащить его в Академию?.. Разумно — но не в таком состоянии точно. Надо бы его привести в себя... или хотя бы в порядок. Вроде не агрессивный же. Просто — идиот идиотом, что с него взять? Сейчас бы его умыть и вот точно так же протащить до Академии — и пусть они там сами с ним разбираются. Спирит бродил туда-сюда, бормоча себе всё это под нос (так спокойнее) и пытаясь найти нужный сосуд под воду. Он откопал какое-то вроде чистое ведро и поставил его в раковину, открывая кран. Не очень-то и мощная холодная струя приятно заглушала тишину и даже успокаивала немного. Это лучшее, что он мог сейчас делать — стоять спиной к Штейну и просто смотреть, как набирается вода. И он бы этим всё время и занимался, если бы... Ох уж это чёртово «если бы». — Семпай... а когда вы смотрите в зеркало, кто в нём отражается?.. Спирит думал, что привык к таким странным вопросам-из-ниоткуда. А теперь, ощутив, что есть всё-таки место, где они все появляются, ощутив, что это за место, почувствовал странный холод и понял: не привыкнет никогда. — Или, быть может... что?.. Голос у Штейна тихий и сиплый, но почему-то Спирит отчётливо слышит каждое слово, несмотря на шум набирающейся воды. — Я всё время вижу разных людей... существ? А иногда — их сразу несколько. Спирит больше не смотрел в ведро – Спирит смотрел в разбитое зеркало, висящее над раковиной, в котором отражалось его бледное лицо и Штейн, сидящий на стуле. — Я не люблю зеркала. Наверное, я боюсь их... Страх — это же нормально для человека? Но он его разрушает. Тот, кто много боится – может запутаться в своём страхе и потерять себя. Поэтому я боюсь бояться. Ха, — Штейн медленно поднялся со стула. — Я вообще боязливый, и это меня очень нервирует. Но... иногда... иногда бывает так, что я ничего не боюсь. Спирит не отрываясь смотрел в зеркало. На кухне слишком много ножей. — А с вами такое когда-нибудь бывало, семпай?.. Спирит обернулся. Штейн стоял прямо перед ним. — Франкен. Иди умойся. Я сейчас только твоей рожи боюсь. Штейн улыбнулся — и на миг Албарну показалось, что это и есть его дурацкая повседневная и беззаботная улыбка. На единый миг — пока она не стала шире, и не оборвалась скрипучим сиплым смехом. Штейн запрокинул голову и снова начал смотреть в потолок. А потом он посмотрел Албарну прямо в глаза, и, честное слово, Спириту ещё не раз приснится этот взгляд — квинтэссенция безумного ужаса и пугающей решимости. Ещё не раз Спирит будет в ужасе находить это в глазах кишинов. Спирит, раньше чем успел опомниться (выучка!), скрестил перед собой руки-лезвия, и тут же чертыхнулся: Штейн использовал весь свой потенциал, поэтому по одному лезвию глухо скребнул нож, а в другое упиралась его ладонь. Поэтому Спирит превратил руки обратно — сам-то как-нибудь перебьётся, да и ножи на кухне явно тупее его лезвий (хотя это не делает их неопасными, больно, ч-чёрт!), и покалечат его всяко меньше, чем может покалечить живое оружие. Тут главное — напарнику не навредить, думает Спирит и со всей дури бьёт Штейна локтём в лицо. Штейн зажимает лицо руками, роняя нож и почти беззвучно шипит. Спирит едва успевает опомниться, как Штейн тут же набрасывается на него — отчаянно, что-то воя и почему-то плача. Спирит хватает его за руку, со всей силы встряхивает, даёт звонкую оплеуху и кидает на пол. Вот тебе и закалённый в боях повелитель, думает Спирит, и почти по инерции бьёт Штейна ногой в грудь, когда тот пытается подняться. Спирит облокачивается на стойку и чувствует рукой что-то ледяное и мокрое. Вода! — уже давно набралось ведро, и теперь она вытекает из него — в раковину и на столешницу. Спирит почти бездумно хватает ведро и выливает десять литров ледяной воды на своего только что оклемавшегося напарника. Сидящий на полу посреди огромной лужи Штейн выглядит подавленным и разбитым. — Это... было уже лишним, семпай, — выдыхает Франкен, смотря куда-то вбок. А Спирит смеётся — беззаботно и легко, внутри чуть ли не сламываясь пополам. Это от нервов, определённо от нервов — так и до Штейновского состояния дойти недалеко. Ха. Супер-команда психов. *** Штейн молчит — молчит всё это время и просто делает то, что говорит ему Спирит, а он отдаёт свои приказания кратко и тихо. Их обоих трясёт, и чёрт уже пойми от чего — страха, холода, безумия или ещё чего — неважно. Разгребать дом в данный момент было бы бессмысленно, сейчас первостепенной задачей надо было оказать самим себе медицинскую помощь и прийти в себя, в конце концов. С чем они, чёрт бы его, вроде как почти справились. Спирит подсаживается к Штейну на старый диван, чопорно и нелепо стоящий посреди полнейшего кавардака. Ни к какому Шинигами он сейчас не пойдёт — хватит ему приключений на сегодня. Штейн сидит рядом в полотенце и с косо перебинтованными руками и также молчит. В принципе, он почти всегда молчит. Только вот теперь Спирит в полной мере разделяет ужас его молчания, и, кажется, это навсегда. — Мне жаль, что так вышло, — говорит Штейн сипло и тихо, но его голос кажется до ужаса громким после этой звенящей тишины. Спириту становится ещё хуже, потому что за извинения да ещё и после приступа подзатыльник давать как-то не то, да и ругаться тоже, а как ещё со Штейном можно говорить — Спирит понятия не имеет; слишком много у этого парня тараканов в голове. Слишком много — только теперь Албарн испытывает абсолютно иные эмоции. Если раньше они вызывали у него страх и злость, то сейчас — сочувствие и ужас. — Да ничего. Бывает, — равнодушно замечает Спирит, дёрнув плечом, и, только услышав тихий смех Франкена, понимает, как это забавно прозвучало в данном контексте. Как это забавно прозвучало из его уст. И Спирит улыбается — то ли это правда так смешно, то ли легче от того, что Штейн больше не молчит и, вроде бы, с ним всё в порядке. — Я думал, что это уже прошло, — Франкен аккуратно ощупывает свой разбитый нос и бросает косые взгляды на Спирита. — Правда, как-то глупо получилось. Глупо?.. Приступ из-за неуравновешенного состояния, самое настоящее безумие, подрастающий у тебя под боком потенциальный кишин, раны, самоувечья, введение своего напарника в состояния белого каления, драка чуть ли не насмерть — да, слово «глупо» сюда подходит просто идеально, и в этом, чёрт побери, был весь Штейн. Спирита даже разрывает от всего того, что хочется сказать, а сказать действительно хочется ой как много: поворчать о том, что он вообще мог пойти к Шинигами, и что это за дела такие — с безумием; сказать, что, чёрт бы его, какое нахрен «глупо», почему он должен с ним нянчится и всё такое; покричать немного — сколько выйдет, потому что о таких вещах надо хотя бы предупреждать. Да хочется даже это как-то обсудить, в конце концов, понять, что с этим делать, как им быть дальше. Спирит открывает рот, вздыхает, и просто кладёт Штейну руку на плечо, смотря куда-то в пол. Что-то Спириту подсказывает, что он сейчас поступает крайне правильно — ничего более важного и нужного он в этой жизни не делал. И на душе становится как-то спокойнее И резонанс у них завтра точно выйдет. — А, семпай... – Штейн улыбается, и Спирит с облегчением понимает, что это та самая его улыбка, когда всё хорошо; точнее, которой он всегда улыбается, какой бы аврал вокруг не творился. — Вы опять подкатывали к той девице, я не прав? И как оно? У Спирита внутри что-то щёлкает, и он смотрит на часы. Твою. Мать. Через пятнадцать минут на место встречи придёт та отчаянная милашка. За пятнадцать минут сегодня чего только не делалось, да и кажется, девочки любят опасных парней — растрёпанных, помятых и вечно с какими-то царапинами. А потом Спирит смотрит на Штейна — сгорбленного, сломленного, одинокого и улыбающегося. — Отказала, — фыркает Спирит почти не думая и, отвернувшись, поднимается с дивана, неровно вышагивая по обломкам. — В этом тебе крайне повезло — так бы я вернулся с утра, пьяный и счастливый, и даже бы не обратил внимания на твой похолодевший труп. Спирит раздражённо (нервно) вертит в руках первый попавшийся предмет, и, наверное, впервые в жизни чувствует ответственность. Странно, это чувство почему-то до ужаса спокойное. А он, пожалуй, останется. Ну. Мало ли что. — Спасибо, семпай. Спирит вздрагивает и оборачивается. Штейн смотрит серьёзно (серьёзно!) ему в глаза, даже не щурясь. И как будто видит его насквозь. Да и какая уже, к чёрту, разница. Албарн криво улыбается. — Да ну. В конце концов, мы же напарники. Штейн зачем-то трёт свой покалеченный нос и улыбается в ответ. Спирит знает — завтра к Шинигами он тоже не пойдёт.