Мститель с чёрным зонтом

Когда незнакомый галантный мужчина, улыбаясь горько и немного виновато, приходит в их дом, принося с собой тёмный тревожный туман, Эггзи ещё слишком мал. Он рассматривает восхищённо полученную в подарок тяжёлую медаль с непонятным символом в центре и совершенно не понимает, что означают витающие вокруг строгие шепотки, призывающие Мишель жить дальше. Мама ведь и так живёт, только смотрит печальнее, и в уголках губ у неё залегли глубокие морщины, которых раньше точно не было. Мальчик замечает только одно: когда в доме появляется грохочущий, грузный, насквозь пропитавшийся вонью дешёвых сигарет и терпкого пива Дин - его теперь надо называть папой или же благодетелем - улыбка на лице матери всё такая же блеклая, и эти дурацкие морщинки никуда не пропадают. С Дином, правда, ещё можно мириться. Он никогда не зовёт Эггзи по имени да и вообще старается замечать только, когда заканчиваются все запасы пива в доме. Порой, пребывая в особенно хорошем настроении, треплет по макушке и учит сворачивать косячок. Хотя по мнению Эггзи, это совсем не то, что нужно знать детям в его возрасте, но в школе никто не умеет крутить косяк лучше юного Анвина, и это всё-таки что-то значит среди малышни. Главная проблема заключается в том, что за Дином - как собачки на крепких поводочках, склонив подобострастно узколобые головы и высунув мокрые языки, - притаскивается его свора. У них у всех одинаковые односложные имена, срывающиеся с языка, как крепкие круглые булыжники: Тодд, Недд, Том, Хэнк. И есть ещё один Джейсон. И - что совсем смешно, Эггзи не может сдержать хмыканье каждый раз, - какой-то вычурный Эдуардо. Все эти Тодды-Недды-Томы, длиннорукие, с пивными животиками и волосами в ушах, отчего-то сразу же избирают Эггзи своей жертвой. Первый раз мальчик доверчиво идёт на зов - почему-то они кличут его "мальчишка Дина" - но когда обнажённой шеи касается раскалённый кончик сигареты, отпрыгивает, заскулив, как щенок, смотрит исподлобья непонимающими, полными крупных слёз глазами. Его мучители хохочут сипло и так громко, что в комнату тяжело вваливается потревоженный Дин. И от него Эггзи всё-таки ещё ждёт защиты. Дин же любит его маму, верно? И значит приёмного сына в обиду не даст... Но отчим, узнав в чём дело, только хмыкает и небрежно треплет Эггзи по волосам. Толстые заскорузлые пальцы задевают свежий ожог, и мальчик вздрагивает. - Глупости, - грохочет Дин хрипло, и голос вырывается откуда-то из самого его желудка, не из горла. - Мужчина должен молча терпеть все невзгоды. - Хорошо сказал, Дин, - визгливо восхищается тощий длинноносый Тодд. - Хей, малой, ты же мужик? Мужик, вижу. Вот и терпи. Папка плохого не посоветует. Сгонял бы за пивом, горло промочить охота. Эггзи смотрит на Дина неверяще, так и не дождавшись защиты. Отчим кивает благосклонно, и лицо у него, как у того толстого божка, который стоит у мамы в комнате за стеклом. И у Эггзи нет выбора - приходится послушно плестись в магазин. Когда о его шею тушат сигарету во второй раз, Эггзи уже не ждёт помощи. Ни от матери, нервной, с трудом натягивающей на лицо жалкую улыбку, ни от отчима, сытого и ленивого борова, который, оказывается, тоже может крепко вдарить кулаком. Просто нужно переждать этот период, просто нужно не попадаться до тех пор, пока он не станет достаточно большим, чтобы дать отпор. Это ведь не так сложно, верно? *** Первый раз, когда Тодд серьёзно избивает Эггзи, врезается мальчишке в память, словно вычерченный иглой циркуля рисунок. Это его день рождения, пятнадцать лет, мать на отложенные деньги покупает торт с черничным желе. Эггзи ненавидит и чернику, и желе - как мама могла забыть? - но улыбается храбро. Подарков он не ждёт, но Дин почему-то швыряет ему небрежно свой старый телефон: - С вступлением во взрослую жизнь, парень! Тодд и его компания отчего-то необычайно добры в этот день, сияют щербатыми улыбками и зовут Эггзи в бар, выпить в честь его пятнадцатилетия. Все вместе они раскуривают какую-то знатную дрянь, и остаток вечера расплывается для Эггзи в вязком тумане. Он помнит смутно, как крепкая рука окунает его голову в унитаз, а потом ему холодно и ещё больно, очень больно. Эггзи оказывается дома каким-то чудом - совершенно не помнит, как дошёл, - долго нависает над раковиной, ожидая, что его всё же стошнит, потому что голова кружится, ноет и давит на плечи, словно чужая, не ему принадлежит. Мать находит его в ванной под утро, свернувшегося жалким клубочком у стиральной машины, глотающего злые слёзы и почти поверившего в свою скорую смерть. Врач в больнице отмечает два сломанных ребра, вывихнутую руку, лёгкое сотрясение мозга и долго, нудно ругает мать за вопиющее невнимание к ребёнку. Эггзи ждёт в коридоре, когда ловит на себе чужой внимательный взгляд. У Эггзи синяк под глазом - отвратительный в своей синеве - поэтому он и под страхом смерти не собирается поднимать голову, напротив, опускает ещё ниже и глубоко вздыхает, стараясь сдержать непрошенные слёзы. Мимо проходит кто-то высокий, в длинном тёмном пальто, очень бережно отодвигает Эггзи с дороги: - Извините. - Ничего, - бурчит парень, когда острый кончик чёрного зонтика задевает его колени. В тот же вечер Дин находит Тодда валяющимся под деревом, растущим у дома. У Тодда живописно разукрашено фиолетовыми синяками и багровыми потёками лицо, и в глазах стоят мутные слёзы. В ответ на возмущённый рёв Дина он рыдает, как ребёнок, бормочет, что помнит лишь чёрную тень, шагнувшую из-за угла и - "что за хрень, Дин?!" - длинный зонтик. Эггзи пару дней всё же прячется по углам в целях профилактики, но его никто не ищет, а Тодд, кажется, собирается умереть во цвете лет, поэтому парнишка справедливо чувствует себя отомщённым. *** День, когда Эггзи оканчивает школу, по какой-то неизвестной причине кажется Тодду весьма подходящим для того, чтобы "научить мальчишку уважать старших". На выпускном балу Эггзи танцует с девочкой, которую жестокие подростки вообще-то считают "белой вороной". Из-за излишней полноты и постоянного груза книг в руках. Эггзи никто не заставляет выбирать себе именно эту партнёршу, но он принимает решение сам, а на Салли в тот вечер светлое воздушное платье, она выглядит, как мягкое облачко, и смеётся счастливо. Эггзи провожает довольную девушку домой, когда Тодд решает эпично - в лучших традициях боевиков - выйти из-за угла. Салли с забавной решимостью собирается сражаться спиной к спине с Эггзи, и пока тот отчаянно старается убедить её бежать, девочка ухитряется зарядить кулачком в нос Недду...или Тому. Кому-то из них. И весьма удачно - добивается сдавленного писка. Эггзи - несмотря на всю вопиющую серьёзность ситуации - не может сдержать смешок. - Я занималась карате, - довольно заявляет Салли, и даже не потирает костяшки пальцев. - Четыре года. Времени на разговоры не остаётся, и отбиваются от разъярённой банды Тодда они уже вдвоём. Те не гнушаются наскакивать с кулаками на девушку, а Эггзи совершенно забывает про себя, всё время порываясь закрыть подругу собой, несмотря на то, что та сражается вполне достойно. В итоге он всё же пропускает удар в солнечное сплетение и валится на землю, задыхаясь от нестерпимой боли. Добивать их Тодд не собирается, сплёвывает, ухмыляясь гнусно, и уходит вразвалочку. У Салли разбит нос, и она всхлипывает растерянно, поднимая Эггзи с земли, размазывает по светлому платью, по оторванным кружевным оборкам кровь. - Хороши... - сдавленно бормочет Эггзи, ощупывая рёбра. - Ты не ранена? Салли гневно мотает головой: - Да нет же! Придурок. Зачем ты лез мне помогать? - Я должен был позволить Тодду с его скотами избить девушку? - Эггзи хрипит, и горло у него саднит, дерёт нещадно. - Хорошенького же ты обо мне мнения... - Это я их била, - Салли хмурится забавно, а потом не выдерживает, рыдает ему в плечо, и ссадину на шее Эггзи щиплет от её солёных слёз. - Я... Эггзи, идиот... Они плетутся, поддерживая друг друга к дому Салли - к счастью, там никого, - и Эггзи наконец позволяет себе провалиться в спокойную темноту, пока подруга промывает и перевязывает его раны. У Салли Эггзи обретается несколько дней, спит на диване в гостиной и питается по утрам вкусными до непривычки завтраками. А когда отваживается всё-таки прийти домой, на него обращает внимание только мама, набрасывается с объятиями, заливает слезами. Тодд лежит на своей кушетке в кухне, как неловко сваленный мешок картошки, и Дин смачно матерится над его безжизненным телом: - Какой ещё мужик с зонтом, Тодд! Ты спятил что ли, приятель? Какого чёрта ему было от тебя надо?! Эггзи жадно прислушивается из-за угла и, чувствуя себя отомщённым, по-детски горячо боготворит неизвестного мстителя с чёрным зонтом. *** Эггзи собирается идти в морскую пехоту. Мать уже высказала ему в лицо всё, что думает по этому поводу, и теперь просто избегает встречаться с сыном глазами. Тодду же идея нравится. Нравится настолько, что он даже не старается придумать предлог для новой драки. Просто - сходу - бьёт Эггзи в челюсть, едва тот выходит из дома. На этот раз они дерутся один на один, но Эггзи знает, что Дин и его шайка следят за каждым его движением внимательнейшим образом, как цепные псы, и это порядочно мешает юноше сосредоточиться. Тодд пользуется этим бесстыдно, сбивает парня с ног, но на этот раз почему-то щадит, бьёт вполсилы. И это выглядит ещё более унизительным. Особенно для парня, который собирается идти в морскую пехоту. Подавая заявление, Эггзи шмыгает разбитым носом с ужасной громкостью и то и дело ловит на себе подозрительные взгляды. Распухшая рука отказывается двигаться, и её приходиться неловко прижимать к телу, а многострадальные рёбра, кажется, уже смирились со своей вечной участью и стараются ныть не слишком сильно. Возвращаясь домой - он хромает, как побитый пёс, но стискивает зубы упорно, - Эггзи у самого порога спотыкается о чьё-то тихо подвывающее тело. Тодд сердито и жалко моргает на него круглыми и глупыми, как у рыбы, глазами и выплёвывает разбитыми губами отборную брань. Дин тоже здесь, меланхолично курит, сидя на корточках рядом, и даже не обращает внимание на испуганно скатившегося с крыльца, даже забывшего о своих рёбрах пасынка: - Опять эта тварь с зонтом, Тодд? Обзаведись ты уже что ли своим... Смешно даже. *** Элегантный джентельмен, вытащивший Эггзи из тюрьмы и зачем-то пригласивший его в бар, раскидывает шайку Дина так легко, словно это не люди, а кегли. Эггзи с испуганным удивлением вжимается в спинку кресла, пялится на зонт Гарри, как придурок, даже не моргая, и Харт, наверное, уже считает, что сын его старого друга - откровенный фетишист. Посматривает во всяком случае довольно удивлённо. - Это вы, - бормочет Эггзи. Безжизненный Тодд на полу судорожно дёргает ногой, а парнишке неудержимо хочется смеяться. - Какого чёрта? Это вы тот загадочный мститель с зонтом! Я вас раскусил, Гарри! С маскировкой вам ещё поработать стоит, серьёзно говорю. Гарри на удивление качественно притворяется удивлённым, но острие его зонта поблёскивает так опасно, что Эггзи радостно мотает головой на попытку своего спасителя задать какой-то вопрос и лепечет с детским восхищением: - Чёрт, я же вас обожал...с этим вашим зонтом. Каждый грёбаный раз, когда видел синяки на роже Тодда! Как вы его ловко... Это вы ради меня всё время, да? Звучит глупо, я знаю, но я провёл параллель и... - Эггзи, - голос Гарри звучит так, словно он едва сдерживает смех. - Дыши. Я совершенно не представляю, о чём ты говоришь. Эггзи послушно дышит, так глубоко, как только может. Но Харту он всё равно не верит и смотрит поэтому с молчаливым восхищением, и тихо говорит сам себе, что готов отправиться за этим странным мужиком - джентельменом, конечно же, джентельменом! - хоть на край света. Если Гарри научит его так же потрясающе вырубать противников зонтом, разумеется. *** Единственное развлечение для Эггзи сейчас - раскачиваться туда-сюда на стуле. Есть, правда, одна незначительная проблема - к этому самому стулу он привязан. Зато качаться на импровизированной карусели ему активно помогает какой-то злодей из пресловутого боевика в затасканной по великому множеству фильмов чёрной маске. Помогает посредством тяжёлых ударов пудового кулака. Верёвки режут запястья нещадно, от них немеют ладони, а пальцами уже не пошевелить. К тому же, в этой заварушке незаметный - практически невидимый - наушник, прикреплённый к его уху, кажется, перестал функционировать. Эггзи понемногу теряет оптимизм, да и огрызаться с кляпом во рту немного проблематично. Хоть бы его противник додумался выбрать тряпку почище... От очередного удара в ухо Эггзи всё-таки наворачивается вместе со своим многострадальным, обиженно загудевшим стулом. От удара об пол у него в ушах звенят тысячи крошечных комариков, а потом вдруг собираются в одного, гудящего совсем как...совсем как Мерлин. Наушник не выдерживает грубой силы и самолично что-то перенастраивает в себе, направляя Эггзи на канал Kingsman. - Галахад, Галахад, ты слышишь меня? Ты слышишь меня, чёрт возьми? - встревоженно орёт Мерлин, и Эггзи готов прослезиться растроганно. Но кляп всё ещё у него во рту, и - пока отчаянно матерящиеся мучители силятся поднять пленника вместе со стулом - Эггзи может только радостно мычать в надежде, что его услышат. Мерлин замолкает неожиданно, и Эггзи сбивается на растерянное всхлипывание. Кляп стирает его губы в кровь, на языке уже ощущается солоноватый привкус. - Галахад, - голос Гарри, новоиспечённого Артура Kingsman, - стальной и пугающе ледяной - врезается в его ухо, и Эггзи давится кляпом, собственной слюной и горячей волной нежности. - Галахад, мы определили твои координаты. Жди подмогу. Эггзи пытается промычать всё, что он думает о Гарри, как сильно он обожает его, но стул наконец принимает вертикальное положение, и новый удар выбивает из лёгких молодого Галахада только судорожный вздох. - Галахад, - голос Гарри снова слышен в наушнике, Харт дышит тяжело и очень глубоко. - Галахад, как ты хочешь, чтобы эта тварь, которая сейчас - я не сомневаюсь - силой пытается чего-то от тебя добиться, умерла? Эггзи бы засмеялся - радостно, счастливо - если бы не кляп. Далёкий родной голос Рокси в наушнике чётко командует "Идём на посадку", и Галахад считает своей обязанностью сообщить своим противникам о том, что его великолепный мститель с чёрным зонтом скоро будет здесь и, конечно же, спасёт его. Но они, разумеется, его слов не понимают.