Ороборо: Изгоняющий кошмары

Часть 7

Джунсу попросил о встрече, чем несказанно удивил Кёнсу. Но он настаивал, так что Кёнсу вновь убрался утром по «личным делам», предупредив Чонина, что скоро вернётся. По счастью, Чонин снова не собирался никуда дальше танцкласса с зеркалами в собственной квартире. Кёнсу приехал к месту встречи традиционно чуть раньше, машинально выбрал самую выгодную позицию и сел спиной к стене. В этом кафе он никогда раньше не был и Джунсу в лицо не знал, но Джунсу заверил, что прекрасно знает, как выглядит Кёнсу. Откуда? А вот чёрт знает. В Таиланде и позднее они общались по телефону или с помощью сети, и Кёнсу никогда не спрашивал, откуда Джунсу знает о конторе и почему вообще согласился сотрудничать с ним. Яркий рыжий парень под тридцать жизнерадостно помахал Кёнсу от двери. Он опоздал на семь минут и вёл себя совершенно не профессионально. Кёнсу успел двадцать раз пожалеть о своём согласии на встречу, пока Джунсу протискивался между столиками, выдавая несерьёзные реплики направо и налево. Полный кретин! Разве можно так привлекать к себе внимание? — Приветик! — Джунсу добрался до столика Кёнсу и шлёпнулся на стул, развалившись в вальяжной позе. Тут же засыпал подскочившего официанта пожеланиями. Одним кофе он явно не собирался ограничиваться. Пришлось подождать, пока Джунсу принесут заказ. — Чем порадуешь? — довольно холодно поинтересовался Кёнсу, едва заказ принесли и оставили их вдвоём. — Да как тебе сказать… — Джунсу подпёр щеку ладонью, сжал пальцами другой руки ложку и помешал ею кофе в чашке. — Выяснить личность второго заказчика мне пока не удалось, как и отследить денежку. Для начала. А у тебя есть подвижки? — Мне хотя бы удалось выяснить, что у Чонина определённо есть опыт отношений с парнями. — Да? Надо же. Мне ничего такого выяснить не удалось. Только интрижки с женщинами. Да он и не похож на человека, которому горит присесть на чужой член. Но если ты уверен… — Уверен, — отрезал Кёнсу, с осуждением глядя на коробочку с пирожными перед Джунсу. — Он предпочитает вертеть парней на собственном члене. — Хм… Думаешь, твоя мишень неплохо оттянулась на Хон Сончжине, потому Хон мечтает ему отомстить? Кёнсу едва не захлебнулся кофе от такого предположения. — Ты шутишь, хён? Ему же было всего тринадцать, когда они впервые встретились. Если. Потом ему было шестнадцать-семнадцать. А Хон старше Чонина лет на пять где-то! Как ты себе представляешь изнасилование подростком взрослого мужчины? Он же… — Напомнить тебе, что этот подросток сутками торчал в танцклассе? Это не тренажёрный зал, конечно, но это — постоянное движение. Попробуй сам оценить выносливость этого подростка. Хон старше его, кстати, на шесть с половиной лет. И вот как раз Хон — любитель тренажёрного зала. Короткие и выпуклые мышцы против длинных и гибких. При длительном поединке на кого поставишь, а? — Джунсу хитро прищурился, потом потянулся за пирожным и испачкал кремом кончик носа. — Чем больше шкаф, тем громче будет падать, в курсе? И крепышам обычно нравится, когда им «открывают дверцы». Кёнсу был в курсе. Ещё как. Видел не раз во время обучения, как худой и гибкий Шивон укладывал на лопатки других наставников с рельефной и выпуклой мускулатурой. Поначалу Кёнсу не понимал, как Шивон это делает, ведь по логике тот, кто выглядит более мощным и сильным, должен играючи побеждать тех, кто кажется тоньше и слабее. Но на практике получалось иначе. Потом Шивон объяснил ему, что короткие и выпуклые мышцы идеально приспособлены для мощного выплеска силы. Например, поднять тяжёлую штангу и поставить её на место. — Но если ты попросишь эту штангу подержать подольше, как думаешь, каким будет это «подольше»? Правильно, весьма коротким. Потому что такие мышцы годятся только для кратковременного напряжения. Большая сила, но выносливость мала. Такой боец побеждает только тогда, когда мощный удар достигает цели. Минус огромной силы в том, что её хватает всего на несколько ударов, а потом за эти удары приходится расплачиваться слабостью. Да и отправь такого в марш-бросок по пустыне, далеко он не уйдёт. Скопытится только так. В пустыне место тому, у кого с выносливостью хорошо дела обстоят. Такой обычно на вид худосочен и тонок, зато двужильный. С длинными и гибкими мышцами всё складывалось действительно иначе. Их плюс заключался в огромной выносливости. Средняя сила, но на длительное время. Если такой боец был быстрым и ловким, то без особого труда мог завалить крупного и мощного противника, просто долбая долгое время со средней силой по одному и тому же месту, например. И если Шивон и более крупный противник пытались удушить друг друга или удержать, то всегда побеждал Шивон именно за счёт выносливости длинных и гибких мышц. — Удав всегда победит льва, — пробормотал Кёнсу, наблюдая за исчезновением второго пирожного. — Угу. Так что в противостоянии Хона и Ким Чонина я бы поставил на второго. Не только сейчас, но и тогда. — Всё равно не верю, — помотал головой Кёнсу. — Чонин — человек не такого склада. Да и зачем ему это? Хон, конечно, весь из себя, но, мне кажется, Чонин был к нему равнодушен всегда. — По-моему, тебя не должны интересовать такие вещи. Зачем тебе копаться в грязном белье и выяснять причину заказа, если тебе положено просто убить мишень? — Это уже не твоё дело. Так что ты всё же смог узнать? — Да так… Это сложно. Я решил начать сначала и порыться в архиве конторы. Поднял данные на предыдущий заказ. Наверное, тебе будет интересно узнать, что год назад в твою мишень стрелял твой учитель? Вот теперь Джунсу удалось выбить его из колеи — Кёнсу едва опять не захлебнулся кофе. — Что? — Заказ выполнял Шивон. Потому что инструкции. И снова - Хон. Сейчас попробую объяснить… Хон не требовал убить мишень. Хон требовал организовать черепно-мозговую с определёнными последствиями. — Это невозможно! — тут же отрезал Кёнсу. — Даже если есть возможность нанести удар в определённую область головы, то последствия… возможны варианты, предсказать итог нельзя. И это — в случае удара. Но стрелять из винтовки… Нет, это невозможно! — Потому заказ и поручили Шивону. Как лучшему стрелку в конторе. И он справился, как видишь. Хон желал, чтобы после травмы мишень либо оглохла, либо ослепла, либо получила проблемы с двигательными функциями. Нет, не паралич, а именно такие проблемы, из-за которых твой Ким Чонин не смог бы больше танцевать. В предпочтениях фигурировало именно это или глухота, или слуховые нарушения и галлюцинации. Результатом заказчик остался недоволен, к слову, хотя Шивон сработал блестяще. Я пошарил в медицинских отчётах. Травма получилась аккуратной, мишень даже провалялась в клинике не больше недели. В его карте значатся ухудшающееся зрение и расстройства сна. Зрение отказало полностью в течение нескольких недель, в остальном с мишенью всё было хорошо. Насколько я знаю, шанс вернуть зрение есть, но мизерный. И способы весьма сомнительны. Но даже с этими сомнительными способами его зрение никогда не станет идеальным, а после подобной травмы коррекция запрещена. — Значит, Хон не хочет, чтобы Чонин танцевал? — тихо уточнил Кёнсу, обдумав всё сказанное. — Похоже на то. Кёнсу припомнил, как Хон смотрел на танцы Чонина, и решил, что в этом есть доля истины. Возможно, Хон считал, что Чонин не желает быть с ним именно из-за танцев. Ревность к танцам… Звучало глупо, но последствия пугали. — Вот ведь сука. Мерзкая сука! — с неожиданным для самого себя чувством высказался Кёнсу. — Гм? — Джунсу с удивлением уставился на него. — Да Хон этот… Не мог получить, так просто убил бы по принципу «если не мне, то никому». Но это всё… Так мучить человека только потому… — Людям нравится ломать то, что они любят, — пожал плечами Джунсу. — Если не можешь получить что-то любимое или кого-то любимого в собственность, то всегда стремишься сломать или причинить боль. Мало кто утруждает себя поисками иных вариантов, а эта схема проста и привычна. «Если ты не со мной, то тебе будет больно. И будет больно до тех пор, пока ты не поймёшь, что только со мной боль пройдёт». — Не пройдёт. Как помнишь, Хон теперь хочет его убить. — Ага. Помню. И чтобы при этом ты ему лодыжки и колени превратил в россыпь обломков. Чем там? Молотом? Дальше почитать инструкции я уже не смог — стало дурно. Я даже рад, что лично никогда с Хоном не пересекался. Больно брезглив. Иногда есть люди, в которых слишком много грязи. И им не место рядом с людьми, в которых слишком много света. Шуточки судьбы, да? Этим двоим стоило бы никогда не видеть друг друга. И никогда не встречаться под этим небом. Тут Джунсу был прав. Кёнсу мог подтвердить при желании, что рядом с Чонином вся грязь Хона становилась заметнее. Например, в тот день, когда Чонин пробовал сцену и танцевал, а Хон смотрел из зала. Вся грязь в одном взгляде и в одной фразе. И Кёнсу не хотелось думать, каким должен выглядеть он сам — рядом с Чонином. — Ты можешь отказаться. — Джунсу пристально смотрел на него. — Я пытался. — Ты можешь сделать откат заказа. Кёнсу чуть не захлебнулся кофе в третий раз — об этом он не думал. В памяти всплыл разговор с Шивоном. Кажется, Шивон тоже имел в виду откат заказа, когда они заканчивали разговор, но Кёнсу не придал этому значения. — Откат заказа имеет неприятные последствия для исполнителя. Контора может не принять это. И я никогда не делал откат. — Думаешь, я не знаю? Я всего лишь напомнил тебе о том, что сказано в правилах. Другое дело, что я не в конторе и не представляю, как всё это проходит, но… Но мой опыт говорит, что дело лишь в цене. — Я слышал, что иногда откаты прокатывают, но при мне откаты делали четыре раза. И все четыре раза провалились. Ещё подумай о том, что там всего по одному заказчику было, а у меня их два. И одного я не знаю. Как тут вообще сделать откат? — Ты можешь сделать откат хотя бы для Хона. Например. На твоём месте я бы так и сделал. Хону — откат, а господину Х… Если он просто хочет убить мишень, то и ладно. Убьёшь — и все дела. В конце концов, он сделал заказ первым, а Хон был вторым. — В случае отката Хону мне придётся заплатить конторе в два раза больше. У меня нет столько на счету. — Возьми у кого-нибудь в долг. Хоть у того же Шивона. Не думаю, что он тебе откажет. Или сделай откат за счёт мишени. Кёнсу устало потёр подбородок и покачал головой. — Нет. Пока не буду думать об этом. Пока мне кажется лучшим вариантом связаться с господином Х и уточнить, чего хочет именно он. Как ты сказал, он сделал заказ раньше. Если я выполню его заказ, то некоторым образом буду в своём праве. Особенно если откажусь от денег Хона и возьму только деньги господина Х. Ладно, неважно. Как думаешь, отсутствие аппетита могло бы быть одним из последствий травмы? — Возможно, но я не доктор. Кёнсу без остановки крутил в голове последние слова Джунсу, когда торчал в магазине на втором этаже. Сунул в корзину две коробки с какао, выбрал фрукты наугад, расплатился и зашёл в кабину лифта. Дверь в квартиру он отпер собственным ключом и на пороге прислушался. Странно тихо. Оставив на кухонном столе покупки, Кёнсу пробежался по комнатам и даже заглянул в ванную. Везде горел свет, но вот Чонина и Чипа найти не удалось. Кёнсу проверил обувь у двери и на полке, заглянул в обувную тумбочку и определил, что любимые кроссовки Чонина пропали. Мысль, что Чонин отправился на прогулку в одиночестве, казалась дикой. И Чонин сказал, что планы на сегодня обычные, а прогулка в обычность не вписывалась. Кёнсу вообще плохо себе представлял, как слепой человек мог гулять в одиночестве по городу. Чип — умная на редкость собака, но это не человек. Выскочив из дома, Кёнсу огляделся и спустился с крыльца по широким ступеням. Предположений, куда мог пойти Чонин, — ноль. В книжный? Без Кёнсу? Это вряд ли. В агентство, рискуя нарваться на Хона? Тем более вряд ли. Ну и куда же? Кёнсу остановился на тротуаре, окинул растерянным взглядом оживлённую улицу и посмотрел налево. Парк? Тут ведь недалеко. Да и надо же хоть иногда нормально выгуливать Чипа, пусть тот и мог носиться вдоволь по большой квартире. Может быть… Кёнсу прикинул, что немного за полдень, тепло, шумно, а в парке должно быть тихо и не слишком людно в это время. Ладно. До парка он добрался за семь минут и остановился у широких ворот. Парк большой, и где искать Чонина, Кёнсу представлял плохо. Чонин ни разу не говорил, есть ли у него тут любимые места. Но найти Чонина необходимо. Кёнсу выудил из кармана телефон и вывел на дисплей карту парка, запомнил, сунул телефон обратно в карман и отправился исследовать парк. А что ещё ему оставалось делать? В любой миг могли позвонить из агентства. Вряд ли Кёнсу сохранил бы работу, если бы брякнул, что не знает, где Чонин. Его ведь и наняли для того, чтобы он всюду Чонина сопровождал. Чонин тоже хорош! Скотина! Хоть бы словом обмолвился, что пойдёт погулять! И хоть бы намекнул, где именно он будет, если вдруг что. Да вообще! Он же ни черта не видит! Кёнсу сам не заметил, как перешёл на бег. Мчался по узким тропкам и широким аллеям, порой застывал на месте и напряжённо вслушивался в шёпот ветра, затерявшегося в кронах деревьев. Если различал голоса, то нёсся в нужном направлении, чтобы после разочароваться. Спустя двадцать минут беготни различил чуть в стороне собачий лай. Опознал тут же. Чип. А лай слышен хорошо, потому что там небольшая река. Сделал поправку на расстояние — над водой звуки разносятся дальше. И тут лай стих. Чип как будто из вредности заткнулся. Но это уже пустяки — Кёнсу знал приблизительное направление. Да и Чонин не мог теперь сбежать. Не в его состоянии тягаться в скорости со зрячим Кёнсу. Он выбежал к мосту и остановился, уперевшись руками в колени, чтобы отдышаться. Торопиться уже не стоило — Чонин торчал у перил, подставив лицо лёгкому ветру. Чип носился по мосту за бабочкой и плевать хотел на всё вокруг. Вот тебе и умная собака. Чип даже на появление Кёнсу не отреагировал — припал к земле, напряжённо следя за ярким насекомым, потом взвился в прыжке, но поймать бабочку не смог. Раззява. Выровняв дыхание, Кёнсу выпрямился, подошёл к Чонину и остановился рядом, тронул перила пальцами и покосился на строгий профиль. Чонин даже голову не повернул, лишь негромко поинтересовался: — Вернулся? — Откуда ты знаешь, что это именно я? — По звукам. Походка и прочее. Оказывается, такие вещи уникальны, но понимаешь это только тогда, когда уже ничего другого не остаётся. — Ты даже записку не оставил, — укорил его после паузы Кёнсу. — Рассчитывал вернуться раньше тебя. — Чонин повернулся спиной к перилам и коротко свистнул сквозь зубы. Чип тут же забыл о бабочке, белой стрелой пересёк мост и прижался пушистым боком к ноге Чонина. Бег смуглых пальцев по белому меху — до ошейника и жёсткого поводка. — Можем ещё погулять вместе, если хочешь, — предложил Кёнсу. — Нет. Кёнсу остался стоять у перил и смотреть Чонину вслед. Тот шёл уверенно, легко касаясь пальцами поводка. Не спотыкался и не замирал в растерянности — просто шагал за Чипом. Именно такого доверия Кёнсу ждал по отношению к себе, но похвастать им мог пока лишь Чип. Дома Чонин привычно опустился на пол у зеркала, сначала освободил Чипа от поводка и поворошил густой мех на шее, чтобы размять мышцы, потом потянулся к шнуркам на кроссовках. Кёнсу торопливо запер дверь, встал на одно колено рядом с Чонином и поймал его руки своими. Ничего говорить не стал, просто подержал немного пальцы Чонина, отпустил и принялся развязывать шнурки сам. Аккуратно снял кроссовки, отставил в сторону и провёл ладонью по левой ступне Чонина. Узкая и длинная, хорошей формы. Обнажённая ступня, потому что Чонин снова не надел носки. Под смуглой кожей отлично прощупывались косточки. Кёнсу сдвинул ладонь и обхватил тонкую лодыжку. Ту самую, что полагалось разбить тяжёлым молотом. Это будет нетрудно сделать. Вот обратно собрать все осколки костей и воссоздать в первозданном виде — никак. Потому что ломать всегда проще. Он вскинул голову и всмотрелся в спокойное лицо Чонина. Взгляд без фокуса и оттенки равнодушия в резких чертах. Немного запавшие щёки и твёрдые скулы, обветренные губы, едва заметная синева над верхней губой и на подбородке, чёлка до самых глаз и густые ресницы. Кёнсу подался вперёд, коснулся кожи над верхней губой кончиками пальцев, уже смелее погладил ладонью по щеке и мягко тронул сухие губы поцелуем. — Тебе нужно поесть хоть немного. Снова щёки запали, и черты стали такими острыми, что… — Он провёл пальцами от подбородка к уху, обратно, обводя по контуру нижнюю челюсть с одной стороны. — Ещё немного, и кость будто разрежет кожу. Прорвёт, как тонкую бумагу. Чонин крепко сжал его запястье. Удерживал руку Кёнсу, не позволяя ни вновь коснуться смуглого лица, ни отдёрнуть конечность. Кёнсу затаил дыхание в ожидании дальнейших действий Чонина. Тот как будто колебался и решал что-то для себя. Только вот что? Кёнсу ведь правду сказал: Чонин в последние дни вообще ничего не ел, не считая той просьбы приготовить обед, но даже тогда он едва прикоснулся к еде. Маловато, чтобы ослабеть как в прошлый раз, но достаточно, чтобы его худоба вновь стала нездоровой и бросающейся в глаза. Чонин внезапно отпустил его запястье, вытянул руку и наткнулся на грудь, неуверенно повёл к центру груди, вверх и замер, прикоснувшись к горячей коже на шее — над воротником рубашки. — Какого цвета… это? Кёнсу растерялся от неожиданности, покосился на собственную рубашку, сглотнул и тихо ответил: — Серая рубашка. Светло-серая. Это как… — Как пасмурное небо? — Чонин слабо усмехнулся и провёл кончиком языка по нижней губе. Машинально. Он часто так делал — Кёнсу замечал не раз. Чувственные губы. А если у человека чувственные губы, он часто покусывает их и облизывает. Именно поэтому такие губы кажутся обветренными. Или потрескавшимися. И ещё яркими. Притягательными для взгляда. — Я всё ещё знаю разницу между оттенками. Не надо объяснять мне, что означает тот или иной цвет. Я слепой, а не слабоумный. — Я всего лишь хотел точнее обозначить оттенок. Ничего больше. И слабоумным я точно тебя не считаю. Кёнсу сжал в ладони пальцы Чонина и попытался помочь ему встать. Чонин отдёрнул руку и поднялся сам. — Ну ещё бы, — раздражённо заговорил Кёнсу. — Помощь тебе, конечно же, не нужна. Слушай, кому и что ты пытаешься доказать? Да, ты не видишь больше, но это не повод забиваться в скорлупу и выдерживать дистанцию. Да, ты прав, многие люди ведут себя именно так, как ты говорил. Словно ты прокажённый, а не просто слепой. Но ведь не все. Представь себе — исключения случаются. Ты не видишь, и это нормально, что тебе иногда нужен кто-то, кто будет смотреть за тебя. В этом нет ничего постыдного. И некоторым людям вовсе не обременительно смотреть за тебя. Некоторые люди способны считать это привилегией. Но, как видно, твой мир настолько узок, что исключает таких людей в принципе. Ты даже мысли не допускаешь, сколько народа тобой восторгается. Особенно сейчас, когда ты ни черта не видишь, но всё равно остаёшься Богом Танца. Пусть и слепой, но ты танцуешь так, как не всякий зрячий сможет… У Чонина вдруг дрогнули губы. Он резко оттолкнул Кёнсу, едва не врезался в стену, с некоторым трудом сориентировался в пространстве и влетел в зеркальную комнату, от души приложив дверью напоследок. Кёнсу таращился на захлопнувшуюся дверь и пытался понять, что же могло так на Чонина подействовать. Что такого он сказал? На что именно Чонин так болезненно отреагировал? Чип глухо рыкнул на Кёнсу, подошёл к двери и толкнул лапой. Дверь не поддалась. Кёнсу тоже подошёл к двери, повернул ручку и заглянул внутрь. Чип протиснулся в щель, подбежал к усевшемуся на пол Чонину и пристроил голову у него на плече. Чонин продолжил возиться с плеером. Кёнсу приблизился к нему, сел рядом и коснулся рукой колена. Его руку тут же смахнули. Почти отшвырнули. — Чонин… — Отстань. Ты высказался. И я тебя услышал. Достаточно на сегодня. — Чонин, я просто хотел сказать… — Что знаешь всё обо мне лучше меня самого? Я тебя услышал, не волнуйся. — Да нет же! Я не хотел тебя обидеть, правда. Даже не представляю, чем мог тебя задеть. Я и в мыслях не держал… — Что мне будет несказанно приятно выслушать всё это? — Чёрт… — Кёнсу устало прикрыл глаза. — Ты тоже решил говорить за меня? — То есть, ты признаёшь, что говорил за меня? — Может быть. Не знаю. Не в этом дело. — А в чём? — В том, что я не понимаю некоторых вещей. Например, почему ты довёл себя до истощения? Почему ты настолько безразличен к себе? Почему ты каждый раз воспринимаешь в штыки искренние порывы помочь? Ты ведь отлично чуешь неискренность в людях, но отвергаешь даже искренность. Не понимаю. В самом деле не понимаю. И ведь я откровенно сказал тебе, что ты мне нравишься. Конечно, при таком раскладе мне хочется прикоснуться к тебе, помочь, заботиться о тебе. Сделать что-то такое, чтобы тебе было хорошо. Это ведь нормально, так? Я волнуюсь, беспокоюсь о тебе — это тоже нормально в моём положении. И ты знаешь, почему я всё это делаю. Ты знаешь причину. Если ты отвергаешь это целиком и полностью, то почему тогда согласился на близость? Всё-таки потому, что никто больше не даёт? Или как? — Я не верю в любовь с первого взгляда, — отрезал Чонин с холодной улыбкой. — Может, я тебе и нравлюсь, но много ты знаешь парней, готовых прыгнуть в кровать к слепому? Или ты даже не задумывался о том, что мне полагается что-то чувствовать в ответ? Мне вообще интересно, как ты это себе представляешь. Или ты думаешь, мне плевать, что за человек тот, кого я буду трахать? Мне бы и Сончжин тогда сгодился, не находишь? Или он, по-твоему, мне тоже не даёт? — Я думал об этом, — выдержав паузу, признался Кёнсу. — Если помнишь, я сам настаивал, чтобы ты потрогал моё лицо. Ещё я читал, как воспринимают мир те, кто не может его видеть. Это сложно. Честно. Очень сложно. Я даже не уверен, что правильно понимаю многие вещи… Но мне было бы проще, если бы ты не замыкался в себе, а просто объяснил то, что я понять не могу. — Зачем? Тебе достаточно просто закрыть глаза и не открывать их. Попробуй. Если продержишься хотя бы до вечера, может, что-то и поймёшь. Приблизительно. Потому что ты всё равно будешь знать, что можешь открыть глаза в любой миг и увидеть свет. — Чонин опустил голову и тронул пальцами мех на загривке Чипа. — В моём случае уже не имеет значения, открыты глаза или закрыты. Разницы всё равно никакой. — Давно хотел спросить… После того случая… когда ты очнулся в клинике… ты уже ничего не видел? Чонин пожал плечами, помолчал, но всё же тихо ответил: — У меня и до того зрение было совсем не идеальным. Когда очнулся, разницы не заметил, но потом стало ясно, что зрение стремительно ухудшается. Дошло до того, что я различал свет только тогда, когда смотрел прямо на источник яркого света. Но и это со временем прошло. Пришлось учиться жить в полной темноте. — И что же… это никак нельзя изменить? — Предположительно можно. Похожим ударом по голове. Некоторые из специалистов считают, что нервы не повреждены, а всего лишь смещены или зажаты. Или что-то вроде того. Но я понял это именно так. Равноценная травма может вернуть всё так, как было. Предположительно. Но существует риск, что такой удар вызовет другие эффекты, и моё положение значительно ухудшится. Например, у меня до кучи ещё будут судороги, галлюцинации и эпилепсия, нарушения речи и неконтролируемые сильные эмоциональные вспышки. Поэтому никто не станет брать на себя ответственность и бить меня по голове, чтобы попытаться вернуть зрение. Кёнсу зажмурился, представив себе нечто подобное. И возникшее на миг желание долбануть Чонина по голове тут же пропало. В конце концов, если кто-то и мог снова сделать то же самое, то только Шивон. Быть может. Хотя и в это Кёнсу верилось с трудом. Всё же Шивон стрелял в Чонина, а пуля — это такая непредсказуемая вещь, что шанс выпустить вторую точно так же, как первую, ничтожен. Даже для лучшего стрелка — ничтожен. — Я приготовлю обед. Хочешь что-нибудь определённое? — Всё равно. — Чонин… Он немного повернул голову в сторону Кёнсу. Молчаливое и терпеливое ожидание. Кёнсу легонько провёл пальцами по щеке, придвинулся ближе и потёрся собственными губами о сухие губы Чонина. — Просто не сдавайся, ладно? Так интереснее, — шепнул Кёнсу напоследок, поддавшись минутному порыву, отстранился, поднялся на ноги и отправился готовить обед. Специально ни разу не обернулся, чтобы не разгадывать оттенки эмоций в резких чертах. Он сказал правду и был предельно искренним. Пусть даже ему предстояло жестоко убить этого человека, это не означало, что он не должен им восхищаться. Он восхищался и не хотел, чтобы игра стала проще. Пусть даже ему придётся адски трудно. Всё равно. Кёнсу хотел, чтобы Чонин продолжал быть опасным и умел убивать. Кёнсу хотел, чтобы Чонин и Хон Сончжин выяснили, кто из них всё же победит в итоге. И если Чонин должен умереть так или иначе, то пусть умрёт победителем.