Ороборо: Изгоняющий кошмары

Часть 10

Кёнсу вернулся позже Чонина. Его отсутствие не особенно Чонина удивило, раз уж он ничего не сказал, даже не вышел встретить, а спокойно занимался себе в зеркальной комнате. Кёнсу обогнул Чипа по широкой дуге, поднял плеер и решительно нажал на кнопку. В воцарившейся тишине Чонин остановился, смахнул тыльной стороной ладони пот со лба и медленно повернул голову к Кёнсу. — Я хочу кое-что тебе сказать. Послушаешь? Не дождавшись ответа, Кёнсу поймал Чонина за руку, потянул, чтобы они вместе опустились на пол и сели напротив друг друга. Горячую руку он так и не отпустил. Наоборот, ещё и вторую сжал в собственной ладони. Сидел и смотрел Чонину в лицо, пытаясь различить оттенки чувств в неподвижных чертах. У него самого в горле мгновенно пересохло из-за волнения. — Хочешь спросить, где я был? Молчание в ответ и спокойный взгляд без фокуса. Словно стена — глухая и непроницаемая. — Я пошёл за тобой. В лице — ноль эмоций, но Кёнсу пришлось крепче сжать пальцы Чонина, чтобы не позволить отдёрнуть руки. Говорить правду оказалось невыразимо трудным занятием. Вся сущность Кёнсу восставала против этого, потому что он никому и никогда не должен был говорить подобных вещей, но прямо сейчас речь шла о Чонине. — Я слышал всё, что сказал тебе доктор Юн. Ни звука, лишь твёрдо сомкнутые губы и жёсткость в каждой чёрточке. — И теперь я знаю, что ты скоро не сможешь танцевать. И понимаю, почему ты это сделал. — Ты ошибаешься, — очень тихо ответил Чонин. — Во многом. — Не думаю. Я здесь, чтобы убить тебя. Проблема в том, что я не хочу это делать. Тебе достаточно отменить заказ. Хону я сделаю откат. — И всё-таки ты ошибаешься. — Чонин слабо улыбнулся. — Если ты здесь для того, чтобы убить меня, то почему бы тебе просто не сделать это? Не думаю, что это так уж трудно. Да и вряд ли кто-то тебя осудит за убийство человека, которого все давно уже не считают полноценным. — Ты сам себе противоречишь, знаешь? — Кёнсу с силой сжал пальцы Чонина — до боли. — Неважно, кто я и что мне поручили. Важно, кто ты. Или это не ты говорил, что будешь танцевать даже тогда, когда от тебя ничего не останется? Чонин закусил губу и нахмурился, заодно попытался высвободить руки, но Кёнсу не позволил, а потом и вовсе притянул Чонина к себе, обнял и потёрся губами о гибкую шею. — Ты сам так сказал. Ты сказал, что будешь танцевать. Тогда почему ты сдаёшься? Каждый день ты только и делаешь, что танцуешь. Тратишь уйму времени на каждое движение, а после готов позволить кому-то убить себя? Так просто? — Я уже сказал — ты ошибаешься. — Чонин решительно вывернулся из его объятий и упёрся ладонью в грудь, заставив отодвинуться. — Хочешь убедить меня, что не в курсе заказа Хон Сончжина? — В курсе. — Кривая усмешка на полных губах. — А ты хочешь убедить меня, что прямо сейчас не пытаешься завоевать моё доверие, чтобы после предать и убить? — Прямо сейчас я предлагаю тебе убить Хон Сончжина, — выдержав паузу, ответил Кёнсу. — У нас это называют откатом. Я достану нужную сумму и убью заказчика вместо мишени. Деньги и жизнь — никаких претензий, всё согласно контракту. Чья это будет жизнь, конторе всё равно, если контракт закрыт, а смета сходится. Чонин обхватил колени руками и задумчиво опустил голову. Длинная чёлка завесила глаза. Кёнсу разглядывал ямочку на его подбородке и терпеливо ждал. — И что потом? — едва слышно уточнил Чонин. — Ты будешь танцевать в собственное удовольствие. — Всего год. От силы. — Дольше. Я помогу тебе. — Как? И зачем? — Я буду твоими глазами, Чонин. Буду твоими глазами так долго, как ты пожелаешь. Потому что я хочу этого. Мне это нужно. И, чёрт возьми, ты что же, даже не даёшь мне попытаться? Чонин внезапно уткнулся лбом в скрещенные запястья и негромко засмеялся, потом запрокинул голову и захохотал в голос. — Что? Что смешного я сказал? Всё ещё смеясь, Чонин упал на спину и закинул руки за голову, потянулся беспечно и вздохнул, успокоившись наконец. — Ничего, если не думать о том, кто ты такой. — А ты понятия не имеешь, кто я такой, — мрачно буркнул Кёнсу, невольно любуясь удобно устроившимся на полу Чонином. Тот как раз приподнялся на локтях и весело хмыкнул. — Ты снова ошибаешься, если думаешь, что я ничего о тебе не знаю, как и о твоей пресловутой конторе. Ладно. Ты спросил, хочу ли я смерти Хон Сончжина. А если хочу? Но где ты возьмёшь нужную сумму для отката? — Моё дело. Хотя я не отказался бы узнать, почему ты... — Потому что сейчас я в аду по его милости. И в этом аду Сончжин — дьявол. Если я скоро не смогу танцевать... это будет на его совести. Или я чего-то не знаю? Или ты хочешь убедить меня, что его смерть не вернёт мне зрение? Я это знаю. Не вернёт. Но он хотя бы заплатит. — Месть? — Если угодно. Я не ангел всепрощения, Кёнсу. Так где ты возьмёшь деньги для отката? Это не праздное любопытство. Просто не люблю людей, которые дают невыполнимые обещания. Вместо ответа Кёнсу вытянул из кармана телефон и набрал до боли знакомый номер. Три гудка и короткое "Слушаю вас". — Мастер Шивон, могу я попросить у вас в долг двойной тариф? Верну в течение месяца. Мне нужна сразу вся сумма. Снимать с моих разбросанных счетов будет прямо сейчас долго... Спасибо. — Кёнсу убрал телефон обратно в карман. — Как видишь, вопрос с деньгами решён. Так что? Чонин сел и плотно сжал губы. Тёмные брови сошлись на переносице, а лицо стало пугающе серьёзным. — Сегодня и при мне. — Что? — Я хочу присутствовать при этом. Хочу, чтобы он сам... сказал мне. — Чонин провёл ладонью по лицу и вздохнул. — Хочу, чтобы он знал... — Что проиграл тебе? — предположил Кёнсу. Его сомнения вновь напомнили о себе. И он вновь подумал, что знает далеко не всё о Чонине и Сончжине, и о том, что между ними происходит. А возможно, не узнает всю правду никогда. Хотя прямо сейчас ему было всё равно. Прямо сейчас он просто хотел, чтобы прошлое Чонина навеки осталось в прошлом. Чонин сплёл пальцы и провёл кончиком языка по нижней губе. — Я знаю, где он живёт. Вечером он будет один дома. Нам точно никто не помешает. Мы просто придём к нему. Я с ним поговорю, а дальше ты можешь делать всё, что пожелаешь. И как пожелаешь. В конце концов, если ты даже передумаешь его убивать, он уж точно убьёт меня сам. Но хотя бы это наконец закончится. Как-нибудь, но закончится. Я либо буду уверен, что он мёртв, либо умру сам. Так будет лучше для всех, кого всё это так или иначе коснулось. Или, быть может, я просто устал... Кёнсу, склонив голову, рассматривал побелевшие от напряжения пальцы Чонина, потом накрыл их ладонью и погладил. Неважно, что и как, он не хотел убивать Чонина, а вечером... вечером он в любом случае узнает больше, чем сейчас. — Мне нужно забрать деньги и оплатить откат. Вернусь через пару часов. Только не уходи никуда, ладно? Чонин не ответил ему, но позволил себя поцеловать. И даже проводил до двери. На пороге помедлил, затем сжал пальцами рукав Кёнсу. — Я подожду тебя, но кое в чём ты всё-таки... — Это неважно, — перебил его Кёнсу, ещё раз поцеловал и выскочил из квартиры. Он спешил и не желал давать Чонину возможность передумать. Он хотел покончить с Хоном как можно быстрее, потому что сейчас именно Хон стоял между ними и мешал им. Всё остальное... потом. Всё это походило на туго скрученную пружину, и пришло время ей сработать. — Кёнсу! — Потом! Скоро вернусь! — Кёнсу влетел в кабину лифта и успел увидеть напоследок застывшего в дверях квартиры Чонина. Даже прочитал собственное имя по губам. — ... ты ошибаешься, — тихо договорил Чонин, опустился на корточки и потрепал подбежавшего к нему Чипа по загривку. *** Хон Сончжин озадаченно смотрел на них. На всех. На Чонина, на Кёнсу и на настороженного и недовольного Чипа. — Однако... Какой сюрприз. — Зайти можно? Или вы в принципе гостей в дом не приглашаете? — осведомился Кёнсу с нарочито надменным видом. Хон испепелил его взглядом и посторонился. Кёнсу двинулся внутрь первым, Чонин держался за его плечо, а Чип замыкал маленькую процессию. Судя по виду Хона, он бы предпочёл оставить собаку снаружи, но ещё не до конца оклемался от удивления, чтобы диктовать свои условия. Впрочем, оклематься не мешало бы им всем, но Кёнсу намеренно спешил. Гостей Хон провёл в просторную комнату. Мебели в ней почти не было, только вычурные фигурные подставки с тяжёлыми тёмными статуэтками или канделябрами с вполне обычными свечами. Впрочем, присесть им Хон так и не предложил. Сам он подошёл к столу с включенным ноутбуком и всё теми же статуэтками, присел на край и провёл пальцем по одной из статуэток. — Чем обязан? Или ты решил показать мне исправленный танец? Кёнсу отступил от Чонина и сдвинулся немного левее, лениво отсчитывая отпущенное Хону время и выбирая идеальную позицию. Чип нервно жался к ноге Чонина и недобро смотрел на Хона. — Да нет, решил, что тебе может понравиться идея убить меня собственными руками. — Чонин разжал пальцы и отпустил поводок, слегка повёл ладонью. — Это кабинет? — Ты был здесь всего раз. Неужели ещё что-то помнишь? — Хон скрестил руки на груди и мрачно усмехнулся. — Когда нет новых зрительных впечатлений, остаётся вспоминать старые. Так что насчёт того, чтобы убить меня самому? Или тебе смелости не хватает? — Придурок, — тихо подытожил Хон. — Дело не в смелости. — А в чём же? Кёнсу с трудом отвёл глаза от Чонина — тот звучал сейчас слишком соблазнительно. Особенно для Кёнсу, всегда питавшего слабость к его голосу. Даже понимание, что это игра, и Чонину что-то нужно от Хона, не помогали. — В любви, наверное, — пожал плечами Хон. — А ты знаешь, что это такое? — Хотел спросить тебя о том же. Ещё не надоело, Чонин? Ты ведь не просто так любишь сцену. Тебе нравится, когда тобой восхищаются. Ты пьянеешь от этого. И тебе нравится сводить с ума. Дразнить. Но стоит кому-то пожелать большего, пожелать тебя — и ты... Ты вообще хоть что-нибудь чувствуешь? Или только и умеешь, что играть чувства? Показывать, но не чувствовать на самом деле... — Хон внезапно сорвался на крик: — Чёрт, что я сделал не так?! Что?! Ладно, тебе было тринадцать, а я не сдержался. Пускай. Но потом? Что тебе помешало принять мои чувства? Красивые вещи должны принадлежать кому-то! Красивые вещи — переходящий приз всего лишь! Чем я хуже любого другого? Ты мог бы принадлежать мне и купаться в славе и роскоши. Любая прихоть, Чонин! Я бы исполнил любую твою прихоть! Зачем тебе понадобилось, чтобы я тебя ломал? Чтобы ты не был нужен никому, кроме меня? Посмотри на себя! Ах, да, бедняжка, ты ж не можешь... Ты сейчас просто жалкое ничтожество. Сколько тебе ещё светит до того, как тебя выкинут за кулисы раз и навсегда? Мало, верно? Ну и кому ты будешь нужен? Такой — слепой и беспомощный? Кому? Никому. Может быть, даже мне не будешь нужен. Вот чего ты добился. Сам. Тебе всего лишь следовало выучить элементарный урок. Ты — красивая вещь, и всё. Глупый ребёнок — и только. И тебе нужен хозяин, который будет присматривать за тобой и баловать тебя. Хоть сейчас это до тебя дошло наконец? Кёнсу облизнул пересохшие губы и перевёл взгляд с Хона на Чонина. Отметил стиснутые кулаки и едва заметную дрожь ярости. Эти двое... Хон — больной на голову, с ним всё ясно, но Чонин хоть отдавал себе отчёт, куда идёт и к кому? О чём он хотел поговорить с Хоном, если с Хоном говорить попросту невозможно? Хон вообще в каком-то собственном мире живёт. — Боюсь, придётся тебя разочаровать, — тихо произнёс Чонин. — Я просто люблю танцевать и не считаю себя ни вещью, ни красивым. Я вполне обычный. Единственное чувство, которое я к тебе испытываю, называется ненавистью. Хотя это слово слишком сильное. Презрение — так лучше. И единственный, кто сейчас жалок, это ты сам. И ты не имеешь никакого представления о любви. Сказать, почему? — Чонин криво усмехнулся и беспечно сунул руки в карманы брюк. Выдержав паузу, столь же беспечно продолжил со снисходительной улыбкой: — Ты так отчаянно пытался разделить меня и танцы, что даже не понял, что без танца меня не существует. В общем-то, это всё, что я хотел тебе сказать — у тебя получилось избавиться от меня. В тот день, когда я последний раз выйду на сцену, ты увидишь, как меня не станет. Нигде. Если это именно то, чего ты хотел. Чонин высвободил правую руку из кармана и повёл ею чуть в сторону, чтобы найти поводок и Чипа. — Кто тебе сказал, что ты вообще хоть раз ещё выйдешь на сцену?! — Бледный как смерть Хон выпрямился у стола и стиснул кулаки почти так же, как недавно Чонин. — Кто тебе сказал, что я позволю тебе уйти так, как тебе хочется? Ну нет! Если ты так хочешь сдохнуть, то сдохнешь ты только так, как я захочу! — Не тешь себя иллюзиями. Это глупо. Ты можешь убить меня, но не можешь изменить мои чувства. Чип... Кёнсу выхватил пистолет одновременно с тем, как Хон смахнул со стола одну из статуэток и потянулся за другой. Кёнсу отклонился, пропустив над плечом тяжёлый снаряд, и выстрелил в тот же миг, как Чип кинулся к Хону. Воротник белой рубашки залило красным. Хон с изумлением на лице потянулся рукой к горлу, но Чип успел раньше — врезался в него, сбил с ног и вцепился зубами в окровавленную шею, раздирая плоть в клочья. И Кёнсу затруднялся определить, что же прикончило Хона раньше — пуля или клыки Чипа. Кёнсу машинально сунул нагревшийся пластиковый пистолет в карман и развернулся к Чонину. И остолбенел на секунду, потом кинулся вперёд и рухнул на колени. Осторожно сжал пальцами плечи, потом рискнул провести пальцами по тёмным волосам. На ладони следов крови не осталось, но рядом на полу валялась чёртова статуэтка Хона. — Чонин... Кёнсу поколебался немного, после коснулся шеи. Это походило на дурной сон. Почти. Потому что пульс был. Громко заскулил Чип, пролез под рукой Кёнсу и лизнул Чонина в щеку. Кёнсу отодвинул собаку, постаравшись не испачкаться кровью Хона, заляпавшей белый мех. Нашарив телефон в кармане, он дрожащими руками сменил карту и набрал номер. Попытался. Набрать нужный номер ему удалось только с пятой попытки. — Я думал, ты всё решил уже, — заявил вместо приветствия Джунсу. — Почти... Мне нужна помощь с заметанием следов. — Как обычно? — Не совсем. У него горло разодрано. Клыками. Не уверен, но пуля могла застрять. Надо проверить. И... чёрт... он швырнул в Чонина статуэтку. Крови нет на голове, но... — Сможешь дотащить его до воды? Намочи ему волосы и вези в клинику. Скажешь, что принимал ванну, поскользнулся и упал, ударился. О Хоне позаботятся. Если что, вы были дома и принимали гостей. Можешь назвать моё имя. Только имя. Дескать, знакомый, работает в магазине видеопроката. Запомнил? — Не учи учёного. Хён, я доплачу тебе позднее, просто сделай всё на совесть. Кёнсу спрятал телефон, прихватил статуэтку и потащил Чонина к выходу. Пятнадцать минут возни, чтобы запихнуть Чонина в машину и сунуть статуэтку в багажник, две минуты на путь до супермаркета, семь минут, чтобы купить бутылку воды, ещё пять, чтобы намочить волосы Чонину, и три минуты до клиники. Чипа пришлось запереть в салоне — не хватило времени, чтобы отмыть его от крови. Кёнсу прождал почти до утра, но ему так ничего и не сказали — отправили домой. Сообщение о смерти Хона появилось в газетах через день. Несчастный случай. В статье говорилось, что Хон коллекционировал статуэтки из металла и держал в гараже специальное оборудование. Отливал некоторые статуэтки сам по авторским формам. В тот день он, вероятно, заработался допоздна, проявил невнимательность и небрежно обращался с оборудованием. Настолько небрежно, что включил максимальные обороты и получил травму, в результате которой и скончался. К статье прилагались фотографии того самого оборудования. Кёнсу так и не понял, на что именно списали смерть Хона: то ли на вращающийся диск-пилу, то ли на точильный — опять же вращающийся — диск. Оба идеально подходили для маскировки раны. Кёнсу терпеливо ждал визита полиции, но так и не дождался. К Чонину его по-прежнему не пускали, лишь сообщили, что с ним всё в порядке, и его жизни ничего не угрожает, однако из-за последствий ушиба он пока не может принимать посетителей. Чем дольше тянулось ожидание, тем больше беспокоился Кёнсу. Он даже появился в конторе с отчётом, и результат этого посещения его ничуть не успокоил. — Ты почти провалил задание. И тебе несказанно повезло, что первый заказчик отменил заказ, а ты смог оплатить откат и выполнить его. — Когда отменили заказ? — тихо уточнил Кёнсу. Услышав ответ, он прикрыл глаза. Кусочки мозаики встали на место совсем не так, как он ожидал. День и время не сходились. То есть, Чонин никак не мог отменить заказ, потому что в это время Кёнсу только привёз его в клинику. И это означало... — И кто же этот заказчик? — Кёнсу складывал в голове мозаику заново. И в очередной раз у него ни черта не сходилось. Отменил заказ кто-то другой, и это означало, что Чонин не был заказчиком. Кёнсу устало обмяк на стуле и пришёл к выводу, что он вообще уже ничего не понимает. — Мы не знаем, кто заказчик. Тебе ведь уже говорили — заказчик анонимный. Кёнсу возвращался из конторы в квартиру Чонина, когда ему позвонил Шивон. — И что же ты будешь делать дальше, мой мальчик? — А у меня большой выбор? — огрызнулся Кёнсу, пребывающий не в лучшем расположении духа. — Ну кое-какой выбор есть. — Я останусь, — остановившись на перекрёстке и поразмыслив, решил Кёнсу. — Я нужен ему. — Правда? И что же ты скажешь ему, когда контора обременит тебя новым заданием? — Я могу и отказываться от заданий. Кроме того, у меня достаточный опыт, чтобы перейти в наставники. — Наставничество не избавит тебя от заданий. — Зато здорово уменьшит их количество. — Ты знаешь правила — нельзя долго оставаться на одном месте. — Что-нибудь придумаю. Если не придумаю, приду к вам за советом, вы же знаете, мастер. — Значит, ты уверен, что тебе нужно остаться с ним? — Мастер, он — мои две зелёные точки на часах. Я помню всё, чему вы меня учили, но ещё я помню тот пакет, который вы мне дали холодным вечером. Пакет был тёплым и очень вкусно пах. И сделали вы это потому, что нельзя всё время оставаться во тьме в одиночестве. У вас был я, а у меня есть он. Это очень просто, мастер. Проще не бывает. Рядом с ним мир перестаёт казаться чёрно-белым. И он никогда не боялся меня. Странное довольно-таки чувство, не правда ли? Все боятся — вольно или невольно. Это как инстинкт выживания. Каждая их клеточка кричит, что рядом со мной опасно, что я — волк. А он — не боится, хотя знал наверняка. И я даже не представляю, откуда он знал, если не он заказчик. Но он знал. Шивон долго молчал, но всё же заговорил вновь: — Нельзя долго стоять на пороге, ты знаешь. И сидеть сразу на двух стульях. Ты ведь понимаешь, к чему это в итоге приведёт. Кёнсу крепче вцепился пальцами в руль и на миг зажмурился. — Да, мастер. Я понимаю. Но у конторы пока нет причин для недовольства. Смета сошлась. — В этот раз. — В этот раз, — устало повторил Кёнсу. — Я помню, вы говорили, что уйти нельзя. — Если только... — Шивон не договорил. — Если только? — Кёнсу неохотно тронулся на зелёный и свернул на нужную улицу, затаив дыхание в ожидании продолжения. — Если только он согласится принять тебя таким, какой ты есть. Будет знать, что ты собой представляешь, но не станет требовать перемен. Никак иначе. Ты и сам это понимаешь не хуже меня, ведь так? Кёнсу слабо улыбнулся, припомнив науку Шивона об опасных мишенях. Хотя он не мог говорить и решать за Чонина. — Ты сказал, что он не боится тебя. Пожалуй, у тебя будет возможность проверить это. Его отпустят через неделю, насколько мне известно. Волнуешься? — Нет. Мне достаточно и того, что с ним всё в порядке. Даже если ничего не выйдет, и наши пути разойдутся... я буду спокоен, если у него всё хорошо. *** Кёнсу убил два часа, чтобы отмыть лапы Чипа после прогулки. Он не представлял, как Чонину удавалось провернуть этот трюк всего за несколько минут. Чип вообще ни во что Кёнсу не ставил и вёл себя безобразно. Если у Чонина он послушно делал всё, что ему говорили негромким низким голосом, то у Кёнсу он буянил и своевольничал напропалую. Ещё и всякий раз с азартом встряхивался, обдавая Кёнсу брызгами с головы до ног. Невыносимый пёс. Кёнсу отволок упиравшуюся скотину к кухонному столу, нагрузил миску едой и сунул Чипу под нос. Тот принялся немедленно воротить этот самый нос и пытаться поставить вымытые лапы на стол, чтобы стянуть оттуда початую бутылку с йогуртом. — Собаки не любят йогурт, — с укором заявил Чипу Кёнсу и отодвинул бутылку подальше. Чип посмотрел на него как на личного врага номер один и возмущённо гавкнул. Потом внезапно убрал лапы со стола и белой молнией кинулся к входной двери, громко залаял, мотая хвостом так, словно тот стал пропеллером, и царапая когтями обивку. В замочной скважине щёлкнуло. Чип едва не сбил возникшего на пороге Чонина с ног. Радостно поскуливал и тыкался носом в колени. — Совсем одичал, — пробормотал Чонин, запустив пальцы в белый мех и потрепав Чипа по загривку. Кое-как прикрыл дверь и снова погладил радостно скачущего вокруг него Чипа. Кёнсу торчал на пороге кухни и сжимал в руках смятое полотенце. Просто смотрел на Чонина и не мог заставить себя подойти к нему. Поспешно отмечал лёгкую бледность, заметную худобу и тёмные очки на пол-лица. И встрёпанные волосы, которые вряд ли хоть кто-то озаботился познакомить сегодня с расчёской. Чонин выпрямился, через минуту слабо улыбнулся. — Значит, вот ты какой, До Кёнсу. Кёнсу выпустил полотенце из рук, безотчётно сделал шаг вперёд, ещё один, ещё и ещё, остановился и осторожно снял очки с Чонина. Кончиками пальцев обвёл тёмные ободки вокруг глаз. Белки выглядели красноватыми, словно Чонин долго тёр глаза ладонями или плакал пару дней без перерыва. Последствия удара, как видно. — Наверное, тебе пока стоит ходить в очках — не так жутковато выглядит. — Скоро пройдёт, — небрежно отмахнулся от его слов Чонин, отобрал очки и отправил на полку у зеркала. Горячими пальцами провёл по лицу Кёнсу, словно видеть мало. И Чонин заметно щурился, пока разглядывал его вблизи. — И как? — Так себе. В армию не возьмут, потому что минус двенадцать. Снайпер из меня не получится. Ну и велики шансы, что со временем снова буду видеть хуже. Не так, чтобы совсем, но хуже. — Ничего, я присмотрю, чтобы ты каждый день делал упражнения для глаз. — Ничуть не сомневаюсь. — То есть... — Кёнсу облизнул пересохшие от волнения губы. — Ты не возражаешь, если я останусь? — Я не помню, чтобы увольнял тебя или подписывал похожие бумаги. — Даже если я... Обнимая Чонина, Кёнсу отстранённо размышлял о вероятном ударе камнем по голове на острове. Были бы последствия такими же, как после удара чёртовой статуэткой? Или это проявление высшей справедливости? Хон Сончжин отобрал у Чонина зрение, но сам же и вернул. И теперь уже никогда не узнать, обрадовался бы он этому или нет. Скорее всего, он в тот миг желал Чонину смерти, но получилось по-другому. Это было уже неважно. Как и то, что Чонин вновь видел. Кёнсу обрадовался бы возвращению любого Чонина — хоть зрячего, хоть нет. Просто обнимать — уже более чем достаточно. Просто знать, что всё хорошо, с Чонином — хорошо. Кёнсу так и не спросил, откуда Чонин узнал его настоящее имя. Потому что неважно, кто он. Важно, где его место.