Грани равновесия

      Траун снова пребывал в некоторой растерянности, на этот раз причиной был младший Скайуокер, который, несмотря на все дипломатические усилия чисса, на переговоры никак не соглашался, всячески демонстрируя обречённую апатию.       Когда в очередной — четвёртый или пятый! — раз он вошёл в камеру к юному дарованию, изображающему из себя страдающую жертву имперского беспредела, на попытку заговорить увидел спину отвернувшегося к стене упрямого мальчишки и услышал равнодушно-решительное: «Я не скажу вам ни слова», то самообладание наконец оставило гранд-адмирала и он, стащив мальчишку с койки за шиворот и весьма грубо встряхнув, развернул к себе, сжимая плечи и заглядывая в глаза. Холодные и синие, так похожие на глаза отца. Сердце невозмутимого чисса пропустило удар, а потом заколотилось в груди, словно пытаясь наверстать ритм и явно навёрстывая его даже с избытком. На короткое мгновение ему показалось, будто он шагнул сквозь годы в прошлое и сейчас взглянул в лицо Энакина Скайуокера, а не Люка. В глубине чёрных зрачков плескалась жгучая ненависть и… страх. Было очевидно, что Скайуокер его боится, и это открытие вдруг обнадёжило и обрадовало Трауна. Надежд на успешное взаимодействие было бы гораздо меньше, если бы он увидел в глазах мальчишки ледяное равнодушие.       — Нравится тебе это или нет, но тебе придётся со мной поговорить, — угрожающе прошипел чисс, глядя вейдеровскому отпрыску в глаза. — Я хочу знать: за что ты ненавидишь своего отца? Почему так яростно отказываешься от него?       Мальчишка сделал попытку вырваться, но Траун держал его крепко, и сейчас, когда, благодаря присутствию исаламири, новоиспечённый адепт Светлой стороны Силы не мог воспользоваться своими навыками, преимущество было явно на стороне более рослого и физически развитого Трауна.       — Вейдер мне не отец! — отрезал мальчишка, вздёргивая подбородок. Выглядело комично, особенно когда Траун держал его за плечи, не оставляя возможности пошевелиться или отстраниться и угрожающе нависая над ним благодаря ощутимой разнице в росте.       — Чем тебя не устраивают результаты генетической экспертизы? — вкрадчиво спросил Траун, резко меняя тон и немного ослабляя хватку. — Как думаешь, какая мне польза от подлога? Если бы Вейдер не был твоим отцом, ты бы даже на планету не прибыл — оказался бы в открытом космосе, как случайный, никому не нужный балласт, джедай, — последнее слово он намеренно произнёс с едким насмешливым презрением, и удар достиг своей цели — мальчишка побледнел и зло сжал губы.       — Вы хотите, чтобы я перешёл на Тёмную сторону, но этого не будет. Я скорее умру, чем…       — Чем что? — перебил его Траун. — Чем попытаешься поговорить с отцом?       — Мой отец — Энакин Скайуокер! А…       — А Вейдер убил твоего отца, — Траун резко отпустил Скайуокера, отчего тот потерял равновесие и чуть не упал, повернулся к мальчишке спиной и сделал несколько шагов. Упёршись в противоположную стену, он развернулся на каблуках, краем сознания отметив манеру, перенятую у Вейдера — именно Тёмный Лорд любил размашисто шагать во время разговора, меряя шагами помещение, — и снова приблизился к неподвижно стоящему юноше. Вложив в интонации тот максимум тепла и участия, на который вообще был способен, Траун вполголоса поинтересовался: — Люк, ты сам-то в это веришь? — и, не давая времени ответить, продолжил: — Возможно, я чего-то не понимаю в теории… Силы, ведь я не форсьюзер… Объясни мне, пожалуйста, в чём отличие Тёмной и Светлой сторон? Ты так убеждённо говоришь о Тёмной стороне и невозможности твоего перехода туда, что меня искренне заинтересовал этот вопрос. Присядь, — он миролюбиво кивнул Скайуокеру и, сделав шаг назад, опустился на стул, всем своим видом выражая готовность слушать разъяснения.       Люк ещё секунду стоял, удивлённо приоткрыв рот, и Трауну подумалось, насколько права была Даала, назвав Люка запутавшимся одиноким ребёнком. Тогда ему захотелось напомнить о том, что на самом деле руки у «ребёнка» в крови не то что по локоть, а как минимум по плечо, но сейчас он был вынужден признать, что Натаси дала исчерпывающую характеристику сыну Вейдера. Именно таким и был младший Скайуокер.       Мальчишка с удивительной точностью повторял путь отца, делая ошибки и принимая неправильные решения, воспринимая как истину чуждые, навязанные постулаты и благодаря этому становясь послушной марионеткой в чужих руках, при этом его собственные интересы не учитывались умелыми и более опытными манипуляторами. «Как они похожи, — с некоторой грустью подумал Траун. — Одиноки и от этого уязвимы. В вечном поиске признания».       — Ну, — поторопил он Скайуокера. Мальчик был озадачен, что без труда читалось на открытом и в самом деле совершенно детском лице. — Я слушаю, начинай. Ты ведь джедай, тебя обучали основным догматам, наверняка ты сможешь рассказать мне много интересного и познавательного. — Снова взглянув на растерянное лицо Люка, Траун понял, что вопрос следует повторить: — Расскажи мне о различиях Тёмной и Светлой сторон Силы.       Люк неуверенно сел на краешек койки и, немного помедлив, забубнил, словно заученный назубок текст:       — Светлая сторона Силы призывает к самосовершенствованию и совершенствованию мира вокруг, к борьбе против пороков, таких как ненависть, эгоизм, страх, алчность. Отречение от страстей и познание покоя даёт джедаю возможность объективно видеть действительность и стремиться к восстановлению гармонии, тогда как философия ситхов призывает к жажде власти, алчности, подчинению своей жизни эгоистическим мотивам…       — Стоп, стоп, — Траун замахал руками, призывая Скайуокера остановиться. Тот замолчал и уставился на чисса немного расфокусированным взглядом, и лишь спустя несколько секунд распахнутые широко глаза прояснились, словно только что произнесённый речитатив поверг юношу в подобие транса. «Очевидно, он подвергся довольно интенсивной идеологической накачке, — отметил Траун. — Ну что ж, это даже к лучшему. Гораздо хуже было бы, если он транслирует собственные убеждения. А так — всё излечимо». — Ты же джедай, Люк. Ответь на один вопрос: как в концепцию гармонии, мира, самосовершенствования и всеобщей любви вписываются твои подвиги во имя Альянса, уничтожившие миллионы людей, и твоя ненависть к родному отцу?       — Вы — имперец, — выплюнул Люк, сверля Трауна злым взглядом, и чиссу не нужно было обладать даром телепатии, чтобы в его глазах прочесть яростное: «Ты специально пытаешься меня запутать!». — Империя уничтожила Альдераан, мирную планету с многомиллионным населением!       — «Мирная планета Альдераан»? — усмехнулся Траун. — Эта, как ты называешь, «мирная планета» являлась огромной и мощной базой Альянса, а с точки зрения легитимной действующей власти, ставящей перед собой задачу обеспечивать порядок и мир на подконтрольных территориях, Альянс — опасная террористическая организация, деятельность которой направлена на свержение этой самой власти, то есть на осуществление государственного переворота. Напомню, что Император Палпатин занял трон абсолютно законным путём. Впрочем, мы не о политике, юноша, а о Силе и её сторонах. Давай допустим, хоть и немного покривив душой, что именно Империя уничтожила Альдераан, а не несчастный случай в лице спятившего командира боевой станции. Ты, в свою очередь, уничтожил Звезду Смерти, и именно твой меткий выстрел унёс жизни более миллиона людей, оставив множество семей по всей галактике без кормильцев. Дети лишились отцов, матери — сыновей. Да, это война, а война всегда — кровавое и безжалостное действо. Но, согласись, это выглядит как восстановление гармонии лишь с точки зрения весьма примитивных мировоззренческих теорий, типа вукийской или эвокской, призывающих к позиции «око за око».       — Имперская ксенофобия! — презрительно фыркнул Люк, приготовившись оседлать любимого идеологического таунтауна, и тут же запнулся, остановив взгляд на нагрудной планке гранд-адмирала.       Траун чуть не расхохотался, глядя, как сын наследника Империи беспомощно открывает и закрывает рот, не в силах найти хоть сколько-нибудь убедительные аргументы. Не дожидаясь, пока Скайуокер вернёт себе нарочитую уверенность, чисс продолжил атаку:       — Хорошо, с подвигами мне всё более или менее ясно. Думаю, ты не будешь отрицать, что разница здесь исключительно в том, какую сторону занимаешь лично ты. А что насчёт ненависти к отцу? И, пожалуйста, воздержись от убеждения меня в том, что Энакин Скайуокер и Дарт Вейдер — разные люди. Мы оба прекрасно знаем, что это не так, поэтому мистические теории с подменой личностей предлагаю оставить для тех, кого можно убедить таким безыскусным способом. Попробуй объяснить это мне, используя более разумные доводы.       На этот раз Скайуокер погрузился в себя надолго, словно взвешивая и анализируя собственные мотивы. Траун даже дыхание затаил и замер, как ледяное изваяние, опасаясь резким движением отвлечь мальчишку от мыслительного процесса. Судя по всему, Скайуокер был не особенно склонен к размышлениям, потому Траун боялся, что любой отвлекающий фактор может помешать внезапному проблеску интенсивной работы неокрепшего мозга. Наконец мальчишка поднял пронзительный синий взгляд на Трауна и произнёс с каким-то обречённым сожалением:       — Мне жаль, что всё так сложилось.       — Как — так? — поинтересовался гранд-адмирал, внимательно вглядываясь в глаза юноши.       Ему нравилось то, что он видел в огромных, несмотря на яркое освещение, зрачках. Там была тоска. Ни капли бушующих ещё несколько минут назад ненависти и страха, а лишь глубокая тоска одинокого человека. «Как всё-таки забавны люди, — мысленно усмехнулся Траун. — Сколько всяческих бед они придумывают самим себе».       Скайуокер пожевал губу, оглядел стены и потолок камеры, словно ища там правильный ответ, и наконец, тяжело вздохнув, ответил:       — Что я и мой отец оказались по разные стороны Силы. Я никогда не встану на сторону Тьмы. И я никогда не стану поддерживать кровавый имперский режим. Можете отдать приказ о моём уничтожении, гранд-адмирал, но этого никогда не случится.       Траун хохотнул и поймал озадаченный взгляд Люка. Мальчишка вскинулся, словно некрупный, но агрессивный зверёк поднял шерсть на загривке, и холодно спросил, снова пытаясь вложить в интонации вызов:       — Я сказал что-то смешное, гранд-адмирал?       — Да, — честно признался чисс и улыбнулся широкой обезоруживающей улыбкой.       Мальчишка молчал, но смотрел на Митт’рау’нуруодо вопросительно и в некоторой степени даже заинтересованно.       — Я не предлагал тебе ни переходить на Тёмную сторону, ни поддерживать «кровавый имперский режим». Я лишь задал вопрос о разнице между Тёмной и Светлой сторонами Силы. Ты не убедил меня, юноша, более того: ты усомнился сам, а так ли всё просто, как говорили тебе твои учителя, которые, очевидно, преследовали собственные эгоистические мотивы. Я не уверен, что в числе их целей было восстановление мира и гармонии, хотя бы по той причине, что не понятно, каким образом этому могло помочь убийство твоего отца, тогда как «кровавым диктатором», если уж на то пошло, был не Вейдер, а Палпатин. Не вижу принципиальной разницы, за что бороться — за Империю или за Республику, — если результат один: смерти, разрушения, сломанные судьбы и разъединённые семьи. Враждующие стороны зачастую забывают или предпочитают не думать о том, что лучшая война — это та война, которая не началась, — Траун на секунду замолчал и, взяв со стола портативный голопроектор, активировал его. — Пожалуй, я расскажу тебе одну очень занимательную историю.       В воздухе развернулось голоизображение с портретом девушки, и Люк сразу узнал её, а узнав, стыдливо отвёл глаза и сглотнул невольно подступивший к горлу комок. С голограммы улыбалась Шира Бри, с которой в недавнем прошлом у него был головокружительный и страстный роман, первое серьёзное, взрослое увлечение, если не считать глупую мальчишескую влюблённость в Лею. Люку тогда казалось, что всё это — по-настоящему, ему невероятно нравилась сильная и отважная девушка, отличный пилот и верный боевой товарищ, и в то же время невероятно притягательная женщина. Ему казалось, что всё, что происходило между ними, — искренне и всерьёз.       Ту битву, обернувшуюся для Альянса потерей многих бойцов, а для Люка — возлюбленной, он не забыл и сомневался, что когда-нибудь сможет забыть. Они напали на имперский конвой на купленных на чёрном рынке ДИшках, а в разгар сражения повстанческие корабли лишились системы распознавания «свой-чужой», и бой обернулся настоящим кошмаром. Когда Люк вернулся на базу Альянса, его встретили напряжённо и Лея, глядя пристально, с еле скрываемой неприязнью сообщила шокирующую новость, от которой пол буквально ушёл из-под ног Люка. За штурвалом сбитого им вражеского истребителя была Шира. Его Шира.       Боль потери смешалась с горечью разочарования, когда позже он узнал, что Шира никогда не была с ним искренней. Она лгала ему и работала на Империю. Люк убедил себя в том, что излечился от чувства вины, но сейчас, при виде голограммы, сердце заныло, а воспоминания всколыхнулись, будто лишь ждали момента, когда можно будет напомнить о себе. В груди жгло, словно кто-то щедрой рукой плеснул кипятка. Ему показалось, будто сидящий напротив экзот смотрит на него с сочувствием, и от этого на душе стало ещё гаже.       — Вижу, ты узнал эту юную леди.       В мелодичном голосе имперца прозвучало удовлетворение, и Люку захотелось плюнуть в самодовольное лицо, однако спустя мгновение он понял, что не испытывает злости по отношению к имперскому гранд-адмиралу. Тем временем экзот расслабленно откинулся на спинку стула и до тошноты участливо спросил:       — Так что же произошло в тот день, Люк? Система распознавания была блокирована, и ты воспользовался Силой, так?       Люк просто кивнул. Возражать не было желания, да и смысла он не видел: гранд-адмирал говорил правду, и Люк понимал, к чему клонит имперец.       — И что же тебе подсказала Светлая сторона Силы?       — Что у пилота истребителя враждебные намерения, — после секундной задержки ответил Люк, не в силах поднять глаза.       — Враждебные намерения? Ты уверен?       Люк всё же посмотрел в лицо экзота и заметил, что тот улыбается, почти незаметно, краешками губ, и эта лёгкая полуулыбка делала гранд-адмирала Трауна очень… человечным. Люк почти не мог сопротивляться растущему в душе противоестественному, но такому сильному желанию довериться этому странному имперцу. И он понял, что не был уверен во враждебных намерениях пилота. Он ощутил нечто иное. Чувства в Силе в принципе было сложно описать, пользуясь словами, но… в тот день он скорее ощутил различие идеологий. Другая сторона Силы.       — Другая сторона Силы, — повторил Люк вслух, и Траун нарочито удивлённо приподнял бровь.       — Неужели? И ты уничтожил свою возлюбленную, которая пыталась вывести твой корабль из-под обстрела и прикрывала тебя в том бою, потому что почувствовал, что она принадлежит другой стороне Силы?       Люк вспомнил, сколько раз Шира помогала ему. Да что там помогала — она спасала его неоднократно, рискуя собой, не ведая ни страха, ни сомнений.       — Но она работала на Империю… — промямлил Люк, чувствуя, что язык с трудом ворочается.       — Она работала на твоего отца. Не на Империю, а лично на твоего отца. Шира Бри — ученица Вейдера. Он искал тебя, он хотел, чтобы ты был с ним рядом. И он боялся, что тебя подстрелят в очередной битве идеологий, в войне за власть и влияние. Он не хотел снова потерять тебя. Не находишь, что это вполне ожидаемое желание родителя по отношению к своему ребёнку? Впрочем, полагаю, что твой отец и сам мог бы рассказать тебе о многом. Если бы ты захотел его выслушать. Как видишь, не такие уж они и разные, эти стороны Силы. Полагаю, что история с Широй Бри — вполне наглядное тому доказательство.       Люк не выдержал, закрыл лицо ладонями и глухо застонал.       — Мне жаль, — хрипло произнёс он. — Мне жаль, что с Широй всё так вышло.       — Сожаления, юноша, не облегчат твоей вины, — задумчиво ответил Траун. — Точно так же Вейдер сожалеет о многом. О том, что не мог стать тебе хорошим отцом тогда, когда тебе это было больше всего необходимо. О том, что произошло на Беспине, когда он покалечил тебя в пылу боя. Поверь, он сожалеет о многом.       Экзот резко выпрямился, и Люк вздрогнул.       — Смотри.       Голоизображение изменилось, картинка теперь двигалась. На изображении был ангар, в котором дроиды разрезали искорёженную ДИшку, затем картинка вздрогнула и пошла рябью, и ангар сменился на медицинский блок. Внутри прозрачной капсулы, установленной по центру помещения, опутанное проводами и трубками, лежало нечто, что лишь с высокой долей домыслов можно было принять за человеческое тело. Люк выдохнул, и звук получился свистящим, сдавленным. Он, кажется, догадывался, кто внутри стерильной капсулы, но это было невероятным.       — Шира Бри, — безжалостно сообщил Траун, — проходит лечение после твоего меткого выстрела, — и, отвечая на не заданный Люком вопрос, добавил: — Да, Скайуокер, она выжила. Правда, не полностью — как минимум сорок пять процентов живой плоти было заменено кибернетикой.       Люк не отрываясь смотрел на мелькающие голоизображения, и ужас сменился глухой апатией. Чудовищность собственной ошибки он осознал лишь сейчас. Кошмарные картинки были яркой иллюстрацией последствий его самонадеянности и слепой веры в возможности Силы. Он знал, что экзот не лжёт, — даже не имея возможности воспользоваться Силой, он понимал это интуитивно, шестым чувством. Сердцем, если можно так сказать.       — Люк!       Траун повысил голос, и Люк понял, что гранд-адмирал окликнул его уже не в первый раз, но он так погрузился в тягостные мысли, что совершенно потерял связь с реальностью. Стряхивая остатки болезненного оцепенения, он вздохнул. Сказать было нечего — все слова остались где-то в другой жизни, в которой было всё легко и просто. Джедаи были светлыми, а значит, правыми, а ситхи — тёмными, и с ними следовало бороться. Альянс олицетворял демократию и свободу, а Империя — кровавую диктатуру. Всё было очевидно: здесь свои, а здесь чужие.       Сейчас Люк чувствовал, что запутался окончательно, а синекожий экзот в белоснежном гранд-адмиральском мундире снова смотрел тепло и сочувственно. Некстати вспомнилась Натаси Даала и её нежные прохладные ладони. И запах детства, исходящий от женщины. Люк обессиленно улёгся на койку и уставился в потолок. Траун поднялся.       — Думаю, тебе необходимо некоторое время, чтобы обдумать наш разговор. Когда будешь готов, сообщи охране. — Он сделал шаг по направлению к выходу, но, будто вспомнив что-то, снова повернулся к Люку и указал на голопроектор, оставленный на столе: — Здесь есть ещё одна запись, думаю, тебе будет интересно её просмотреть. Это касается Ширы Бри.       С этими словами гранд-адмирал покинул каюту, а Люк ещё некоторое время неподвижно лежал, уставившись в потолок. Наконец любопытство взяло верх над предельной опустошённостью и растерянностью, и он, тяжело поднявшись с койки, подошёл к столу и нажал кнопку включения устройства.       Кадры снова замелькали, сменяя друг друга, словно раскрывая новую историю Ширы Бри. Шира, изменившаяся до неузнаваемости, с лицом, закрытым замысловатой то ли повязкой, то ли маской, плачущая в объятьях мужчины, в котором Люк без труда узнал Трауна. Вот Шира снова в медицинском блоке, глаза закрыты, и на записи видно, насколько изуродовано её лицо и тело, а вокруг операционного стола стоит группа медиков в форме, которую он уже видел здесь, на Нирауане. Вот девушка уже без повязки на лице, но со свежими рубцами, местами пугающе-багровыми, местами почти незаметными. Шира на репульсорном кресле, склонившаяся над человеком с дыхательной маской на лице… Люк не сразу, но узнал своего отца, и сердце сжалось, когда он увидел, с какой заботой и любовью Шира прикасается к лицу Вейдера. И, наконец, последняя запись. На ней Шира со свойственной ей решимостью безапелляционно произнесла: «Адмирал Даала, зная, как Скайуокер нужен живым Мастеру, я скорее убью того, кто осмелится причинить вред этому ублюдку. Я не собираюсь мстить, адмирал, вы можете не беспокоиться». Сказав это, девушка закрыла лицо ладонями, и по вздрагивающим плечам Люк понял, что она или беззвучно плачет, или сдерживает рыдания.       Запись закончилась, а Люк ещё долго смотрел в пространство невидящим взглядом.       Она назвала его ублюдком.       Сейчас он признал, что сполна заслужил это нелицеприятное звание.

***

      — Как тебе удалось? — поинтересовался Вейдер, пытаясь казаться невозмутимым, но слыша, как предательски подрагивает голос. — Впрочем, можешь не отвечать. Было бы странно, если бы у тебя не вышло.       Траун только что сообщил ему, что, спустя две недели безуспешных попыток переговорить с Люком, миссия наконец увенчалась успехом и сын не только выслушал чисса, но и изъявил желание увидеться с отцом. С одной стороны, Вейдер был, несомненно, рад, а с другой — его почему-то беспокоило слишком деятельное участие Трауна в его жизни вообще и в отношениях с сыном в частности.       Тёмный Лорд признавал, что в вопросах взаимоотношений и человеческой психологии его любовник, бесспорно, был более опытен и эффективен, обладая удивительным даром за короткое время очаровать практически любого, кто попадал в круг его интересов. Жертвами этой способности стали многие, начиная от его, Вейдера, ученицы Ширы и заканчивая самим Палпатином. То, что Траун сумел вызвать доверие у подверженного внушению Люка, Вейдера ничуть не удивляло.       — Тебя что-то беспокоит? — Траун прервал молчание, с интересом глядя на Вейдера.       Вейдер неопределённо мотнул головой, задумчиво рассматривая собственную ладонь, сгибая и разгибая живые пальцы. Ещё совсем недавно на их месте был бионический протез. С тех пор как с кисти сняли высокотехнологичное подобие бандажа, благодаря которому восстанавливались ткани, полностью идентичные его собственным, Вейдер, чувствуя себя глупо, но не в силах ничего с собой поделать, то и дело возвращался к недоверчивому созерцанию живого свидетельства чуда, сотворённого медиками.       Временами ему казалось, что всё это происходит не с ним, слишком невероятными были возможности нирауанской медицины. За столько лет, проведённых в полной зависимости от многочисленных систем жизнеобеспечения, он смирился и даже научился находить в собственном положении — положении пугающего монстра-киборга — свои преимущества. Сейчас же он чувствовал себя слишком уязвимым, а присутствие Трауна, который фактически изолировал его от остального мира, заперев в собственной крепости, добавляло интенсивности неприятному ощущению подконтрольности.       — Какие новости от Айсард? — поинтересовался Вейдер, тщетно пытаясь подавить растущее внутри недовольство.       Траун сделал неопределённый жест, словно отмахиваясь от ненужного вопроса, и у Вейдера от накатившей волны гнева потемнело в глазах.       — Ничего нового. Исанн справляется, но с нетерпением ожидает, когда можно будет передать полномочия законному наследнику. Она отличный исполнитель, однако… — Траун подался немного вперёд и коснулся щеки Вейдера, словно не замечая опасности. — Вейдер, что происходит?       — Что? — сдавленно переспросил Вейдер, отчаянно жалея, что Траун явился без своей пушистой ящерицы.       Сейчас Вейдер был бы рад присутствию обычно раздражающего животного. Чувствуя, как неконтролируемо закручивается внутри Сила, смешиваясь с душной яростью, он всерьёз опасался за безопасность чисса.       Вместо ответа Траун встал с кресла и пересел на край кровати, осторожно касаясь кончиками горячих пальцев лица Тёмного Лорда, исследуя, ощупывая каждый квадратный сантиметр кожи. Это было невыносимо, и Вейдер, прикрыв глаза, несколько раз глубоко вздохнул, попытался успокоиться, а когда осознал безуспешность этих попыток, сгрёб чисса и притянул к себе, удерживая за затылок. Запустил ладонь в жёсткие волосы, почти на ощупь нашёл горячие мягкие губы и, не встретив сопротивления, грубо втолкнул в рот любовника язык. В поцелуе не было нежности, лишь попытка усмирить гнев, направить в другое русло.       Словно сквозь туман он услышал, как Траун глухо застонал, прижимаясь теснее и устраиваясь удобнее. Движения чисса казались скованными, и Вейдер не успел ещё больше разозлиться, быстро осознав, что Траун лишь боится причинить ему вред.       — Я не хрустальная ваза, — прорычал Вейдер. — Иди сюда…       Он перевернулся, подминая под себя любовника, и, не обращая внимания на болезненные ощущения в восстановленных, но ещё не полностью работоспособных мышцах, распахнул рубашку на груди чисса. На пол с тихим позвякиванием полетели оторванные резким движением пуговицы, и Вейдер жёстко, с нажимом провёл по голубоватой коже, с удовлетворением чувствуя, как окончательно сбивается дыхание Трауна и как он выгибается навстречу всем телом, безмолвно требуя большего. За рубашкой последовали брюки, и, когда полностью обнажённый Траун раскинулся перед Тёмным Лордом на жёсткой больничной кровати, Вейдер окончательно понял, насколько сильно соскучился.       Чисс положил ладонь на его грудь, призывая остановиться, и прошептал, с явным трудом выговаривая слова общегала:       — Подожди ещё несколько дней. Тебе нежелательно…       — Заткнись, — оборвал Вейдер заботливые нравоучения и снова накрыл губы чисса поцелуем, сминая и прикусывая, сдавливая плечи любовника то ли Силой, то ли руками и грубо раздвигая коленом бёдра.       Он мысленно взмолился Великой Силе, чтобы хватило терпения хоть немного подготовить чисса, не покалечить, не причинить вреда.       Судя по почти побелевшим губам и сдавленному вскрику, вырвавшемуся из горла Трауна, когда Вейдер резко, напористо вошёл в горячее тело, беспомощно распластанное под ним, терпения ему всё же не хватило. Собрав остатки самообладания, он замер неподвижно, давая любовнику возможность привыкнуть, и, лишь когда чисс приоткрыл зажмуренные глаза и кивнул, давая разрешение продолжать, начал осторожно двигаться, ощущая пульсацию внутри желанного тела, обхватив ладонью напряжённый член любовника и жадно вглядываясь в такое родное лицо с поблёскивающими меж прикрытых век алыми искрами глаз, особенно ярко выделяющимися на фоне синей кожи. Частью разума, которая осталась не охваченной сжигающим пламенем страсти, Вейдер удивился, как легко захлёстывающие гнев и ярость сменились нежностью и ощущением бесконечной близости.       После, не размыкая объятий и выравнивая сбившееся дыхание, Вейдер задумчиво поглаживал Трауна по щеке, наслаждаясь горячей кожей под чувствительными кончинами пальцев. Судя по замедлившемуся дыханию Трауна, чисс дремал. На шее ровно пульсировала жилка, и это зрелище почему-то заставляло сердце Тёмного Лорда замирать от чувства, которое он много лет очень боялся назвать вслух. Очертив линию скулы и коснувшись припухших от грубых поцелуев губ, Вейдер тихо позвал:       — Траун…       — М-м-м? — сонно откликнулся чисс, не открывая глаз.       — Я… не сделал тебе больно?       Митт’рау’нуруодо открыл глаза, и в горящем взгляде читалось недоумение.       — С каких пор ты этим интересуешься?       «Я всегда интересовался, — подумал Вейдер. — Просто спросил впервые».       — Значит, всё-таки…       — Вейдер, — голос Трауна прозвучал с той самой мягкой и успокаивающей интонацией, которая, как подозревал Вейдер, играла немалую роль в его способности очаровывать всех окружающих, — ещё двадцать стандартных минут назад ты был готов меня убить, ты был так восхитительно близок к этому. А сейчас ты спрашиваешь, не причинил ли ты мне боль? Я, наверное, никогда не смогу тебя понять.       «Я тебя тоже», — мысленно ответил Вейдер, а вслух лишь вздохнул и притянул к себе любовника, запуская пальцы в чёрные с синеватым отливом волосы. В такие минуты он искренне и горячо благодарил судьбу и Великую Силу за то, что чисс существовал в его жизни.       — Ты хотел что-то узнать о делах в Центре Империи? — спросил Траун, снова прикрывая глаза и удобнее устраиваясь в объятьях Тёмного Лорда.       На этот раз отмахнулся Вейдер. Меньше всего ему сейчас хотелось думать о политической обстановке на Корусанте. Траун и его планета снова захватили Тёмного Лорда в свой плен, стирая желание что-либо контролировать и решать.       — Если ты говоришь, что Айсард справляется, у меня нет причин для беспокойства, — Вейдер хмыкнул. — Но женщина в большой политике не вызывает у меня доверия.       — О, милорд, никогда не замечал за вами шовинизма. Сначала женщины, а потом? Нелюди? — судя по чуть звенящим ноткам в голосе, Траун веселился, но Вейдер смутился и толкнул чисса в бок, при этом явно не рассчитав силу, отчего Траун охнул. — Молчу-молчу. — Митт’рау’нуруодо открыл глаза и широко улыбнулся. Вейдер улыбнулся в ответ. Сопротивляться этой открытой, обезоруживающей улыбке было невозможно. — Давай, друг мой, приводить себя в порядок, пока сюда не заявились медики или, ещё лучше, твой великовозрастный ребёнок, который сейчас, — Траун взглянул на хронометр, — скорее всего, заканчивает приводить себя в порядок и скоро будет полностью готов к беседе с родителем, то есть с тобой.       Вейдер неохотно пошевелился, отпуская чисса.       — Ты… — Вейдер запнулся, но всё же продолжил: — Ты останешься на время… кхм… беседы?       Траун на секунду задумался, а потом отрицательно качнул головой:       — Не думаю, что это хорошая идея, Вейдер. Вам нужно поговорить один на один. У вас до сих пор толком не было такой возможности.       Вейдер кивнул, понимая, что чисс прав, но почему-то было не по себе. Он действительно не знал, о чём ему разговаривать с совершенно чужим человеком, оказавшимся его сыном, как искать нужные слова и как вести себя. Гоняясь по всей галактике за неуловимым Скайуокером, отправляя Ширу на его поиски, уничтожая Ксизора, который пытался убить Люка, Вейдер считал, что исполняет родительский долг. И лишь сейчас он окончательно понял: ему ещё предстоит привыкнуть к мысли, что у него есть взрослый сын. И именно сейчас это показалось ему очень трудной задачей.