Сказка про принца

Здесь никогда не жилось легко – каменистая холодная почва была скупа на урожай, горы облюбовали орки, не редкостью были разбойники, старики вспоминали и о драконах. Но осенью до Олехвы докатилась война, какой никогда здесь не видели. Солдаты королевской армии забрали и без того скудные запасы. Встали на защиту родного края мужчины, которые могли держать оружие. И полегли почти все, бросив на голодную смерть жен и детей. Только Сэйнэн Рибс бросил волкодавов. Двенадцатилетний Дозор был слишком стар, чтобы следовать за хозяином. Звеза, худенькая высоконогая серая собачка с забавной отметиной, здорово пострадала в бою с медведем. Черно–белая Тана кормила двух щенков необычного окраса. Кобелек был удивительным, крепким, солнечно–рыжим, а вот сука… Сука была дурным предзнаменованием. Баллир, старший брат, хотел было утопить щенка, отец не дал. - Смерть моя уже пришла в этот мир с черной собакой, - сказал Сэйнэн, с тяжелым вздохом добавив: - Не жди меня, дочь. - Она перелиняет, - убеждала его Ами. И ждала. В ту же ночь, когда отец с братом ушли, она увела всех собак в подвал. Опасалась, что их съедят, если от голода перестали бояться проклятия, то и смерти не убоятся. И теперь хрупкая с виду девчонка защищала пять свирепых сильных зверей, каждый из которых весил как взрослый мужчина. Ждала не то брата, не то конца войны, не то конца света. И отца хотела бы ждать. Собака росла – само совершенство, ладная, сильная, необычайно умная, лишь один был недостаток – она была чернее ночи, той самой, в которую Ами осталась одна в деревне.

***

Ами отлично ориентировалась в темноте провонявшего сыростью и мертвечиной подвала. - Шель! – рявкнула она, не видела, но точно знала, рыжий кобель в дальнем углу перестал рычать, и, разочарованно звякнув цепью, улегся в ожидании. Голод сводил с ума, но Ами видела, как уродовало проклятие вкусивших человечину. Сегодняшняя добыча для собак. Отложив топор, она тяжело разогнулась, смахнула прилипшую ко лбу прядь темных волос, еще раз проверила в кармане снятое с добычи золотое кольцо, по-прежнему недоумевая, откуда оно у простого солдата. И пошла раздавать мясо собакам. Первая свою порцию получила верная помощница Эй, смущенно прижав черные ушки, ласково ткнулась носом в хозяйкину руку, словно говоря спасибо. Хотя это она сама сопровождала хозяйку в ночном лесу и сама тащила добычу домой. Серый кудлатый Дозор тяжело лег и начал рвать кишки сточившимися зубами. Кости были уже не для него. Они достались Звезе, которая сунула покрытую шрамами морду в руки хозяйки, требуя ласки. Ами запустила руку в густую темную шерсть, потрепала собаку за ухом и практически силой запихала еду ей в пасть. Звеза продолжала растерянно вилять хвостом вслед хозяйке. Черно-белая Тана от радости запуталась в цепи и не успела поймать свой кусок, который шлепнулся на пол. Ами потянулась за ним. Руку обожгло укусом. - Гад! – получив пинок, Шель так и не успел схватить мясо. Ами стояла между ним и желанным куском, темной тенью нависнув над псом. Она не чувствовала ни усталости, ни боли от укуса, лишь злобу и затаившийся в глубине страх. «Он почти щенок, пусть даже весит вдвое больше меня», - повторяла Ами про себя, пока буря в душе не улеглась, и в холодной голове не осталось ничего, кроме плана действий. Боятся щенки и дети. Пушистый комок, покусывающий детские пальцы, вырос, беззаботной девочке пришлось повзрослеть, а полянку, на которой они играли, вытоптала конница. Бесстрашный охотник и разъяренный волкодав застыли в темном промерзшем подвале, напряженные, как камни над обрывом, готовые в любой миг сорваться. Мир стал взрослее и жестче. Он замер, растаял, оставив лишь взгляд, прожигающий яростью, чудовищный оскал, глухой рык. Во взрослом мире слабый – мертвый. Война объявлена, в следующий раз прокушенной кистью это уже не кончится. Шель прыжком сбил Ами с ног, но укусить не смог. Девушка, ухватившись за ошейник, намотала его на кулак в надежде придушить зверя. Пес не мог дотянуться, лишь обдирал зубами держащую его руку с яростным хрипом. Свободной рукой Ами пыталась спихнуть с себя переднюю лапу, ногой пинала по задним. Когда пес наконец упал, придавив хозяйку, она, не отпуская ошейник, ухватилась за толстую шкуру на спине, ногой обхватила пса и попыталась залезть на него. С трудом вскарабкалась на спину. Ами сотни раз видела, как одна собака прижимала другую к земле и держала, пока та не успокоится. С человеческим весом это было куда сложнее, Шель начал вставать, пришлось хватать его за переднюю лапу, не давая ее разогнуть. Пес застыл в поклоне, Ами, сидя верхом, из последних сил держала ошейник раненой рукой и понимала, что увалить его никогда не сможет, поэтому всем весом прижала к земле собачью голову. Поняв, что проигрывает, Шель рванулся и щелкнул пастью, чудом Ами увернулась, зубы лишь оцарапали щеку. - Ты больше не посмеешь, - сказала Ами голосом низким и грозным, как собачий рык, еще крепче сквозь боль наматывая на руку ошейник. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем хищно оскаленные челюсти сомкнулись, а огонь ярости в собачьих глазах угас. Ами слезла с Шеля, пес с подавленным видом тут же убрался к стене. Девушке хотелось подняться в дом, взять со стола кнут и хорошенько отлупить им рыжего зверя. Или вслед дать пинка. Но она сдержалась, вожак так не делает. Рассерженно выбросив в гору мяса предназначавшийся для Шеля кусок, Ами прихватила с полки заранее завернутое в ветхие тряпки сердце и вышла из подвала. Вслед ей жалобно повизгивала Звеза, собака, когда-то в одиночку напавшая на медведя и убившая его, боялась оставаться в темноте. В остывшем доме не горел очаг, Ами на ощупь нашла бутылку ситта, морщась и ругаясь, протерла следы от собачьих зубов. Рука была изорвана, но крови было мало, повезло. Долго не могла придумать, чем не жалко перевязать, что больше не пригодится. Оторвала от отцовской рубахи полосу ткани и туго перемотала руку, накинула плащ, спрятав под ним сверток с сердцем, и вышла из дома. Противно скрипнула дверь в тишине ночной деревни. Привычно-бесшумно, но вместе с тем быстро, Ами двинулась к дому шаманки по пустынным улицам, держа наготове отцовский кинжал. Собаки не лаяли, всех съели, да и за покосившимися заборами нечего было охранять. Прошмыгнув мимо обгорелого скелета трактира, Ами свернула с дороги и шла по сугробу. Раньше здесь была тропинка, ведущая до мельницы, но когда королевская армия забрала с собой все запасы, ходить туда смысла не было. Теперь мельница обозначала негласную границу между людьми и нелюдями, хотя твари не боялись нарушать ее и частенько ночами бродили по деревне. За мельницей жила шаманка. За мельницей бродили логды, проклятые твари, в которых постепенно превращались все людоеды, движимые лишь голодом. За мельницей была Бездна. Иначе, почему под плащом испуганно колотятся два сердца? Ами оглянулась на покосившуюся мельницу, оставшуюся за спиной, с досадой заметила, что крыша провалилась, теперь в случае чего от логдов можно было спастись только в доме шаманки. Они боятся входить под навес. Девушка поежилась и крепче сжала кинжал, хоть и знала, что людоеда можно прикончить лишь разрубив на множество кусков и закопав порознь. Она двигалась почти бегом, осторожно, боясь завязнуть и упасть, словно за ней гнались. Но на поле была только Ами и ветер, яростно треплющий одежду. Девушка чуть не вырвала дверь, ветхую, едва держащуюся в дверном проеме. Запах трав, гари и плесени резко ударил в нос. Сваленные горами невесть чьи кости были обглоданы добела, не пахли ничем. - Это ты, Ами? – шаманка вынырнула с кухни, слепо шаря перед собой рукой, похожей на куриную лапу. Ами брезгливо отшатнулась от скрюченной сморщенной старухи, растрепанной и облезлой. Все россказни о шаманке были выдумкой, по большей части. Поговаривали, она сама вырвала себе карий глаз, которым смотрела на мир людей, и могла видеть только мир духов. Его действительно не было, но человек не мог оставить такой шрам, никакой зверь не способен был оставить после себя такую отметину. В давно затянувшейся ране белели нетронутые кости, так, словно вырезали толстую полосу кожи. Ами не хотела спрашивать о том, кто это сделал, как не хотела знать, зачем шаманке нужны человечьи сердца. - Спасибо, - старуха прижала к себе сверток. Ами не разговаривала с ней, но рассказы о том, что шаманка спятила, были чистейшей правдой. Но какой бы страшной ни была та магия - она хоть как-то защищала деревню.