***
Вопреки ожиданиям Иваки, с каждой очередной порцией алкоголя чувство непоправимости случившего с ним несчастья только усиливалось. Жестокие и несправедливые обвинения, брошенные ему сегодня в лицо единственным человеком, чьё мнение было для него важно, беспощадно перечёркивали любые мечты о примирении. И, что самое обидное, Иваки никак не мог понять причину, спровоцировавшую Като на столь бурную вспышку агрессии. В тысячный раз "прогоняя" перед глазами произошедшие события, он не находил ответа. Да, денёк сегодня для него явно не задался! Сначала Мартин со своими откровениями, потом "сцена" с Като, его попытка ударить… И, как апофеоз, ледяной "душ" презрения, выплеснутый на него любимым. Стоп! В уже порядком охмелевшем мозгу неожиданно щёлкнуло. В памяти вспыхнула, почему-то начисто забытая до этого момента, картинка. Звонок. Разговор. Като, почти по пятам за ним влетающий в студию. Но если так… Если тот стал свидетелем их беседы с Мартином, то это всё объясняет! Не важно, что он сумел понять из обрывочных фраз. Главное — у него не могло остаться сомнений, с кем именно разговаривал Иваки. И какой вывод он должен был сделать из услышанного? Правильно, только один — что их связь с Мартином продолжается! Теперь становилась понятна и необъяснимая ярость, и желание причинить боль, и ненависть, обернувшаяся словесными оскорблениями! Кёске глухо застонал, уткнувшись в ладони. Мартин, Мартин… Даже находясь за тысячи километров, ты умудряешься разрушать мою жизнь! Неожиданный звонок в дверь прервал череду невесёлых мыслей. Отставив недопитый бокал, Иваки, не совсем уверенной походкой, направился навстречу незваному визитеру. Предмет его душевных терзаний стоял на пороге собственной персоной. Воинственно вздёрнутый подбородок странным образом сочетался с неуверенностью и раскаянием в золотистых глазах.***
Иваки, казалось, даже не удивившись, молча посторонился, пропуская Като в квартиру, когда-то бывшую и его домом. Разуваясь, тот украдкой изучал хозяина, радуясь, что спаивать сегодня ему никого не придётся. Кёске уже сам хорошо "поработал" в этом направлении! Он был явно нетрезв и откровенно несчастен. И то, и другое вселяло в Ёдзи надежду на счастливое завершение его миссии. Полупустая бутылка виски на стеклянном столике кольнула неприятной ассоциацией. Но молодой человек решительно отогнал мрачные воспоминания. Не спрашивая, извлёк из бара дополнительный бокал и щедро плеснул себе алкоголя. Опустившись на мягкую кожу дивана, вопросительно взглянул на застывшего в дверях Иваки. Тот напряжённо следил за ним, явно не ожидая ничего хорошего. Наконец, "отлепившись" от косяка, обогнул столик с другой стороны и опустился на максимальном расстоянии от своего гостя. Утопив взгляд в бокале, он спросил почти без выражения: — Ещё что-то сказать решил? — Да! — Като решительно тряхнул головой. Времени сомневаться не было. — Прости мне, пожалуйста, все те гадости, что я наговорил тебе сегодня. На самом деле, я не думаю ничего подобного! Просто… Произошло кое-что, из-за чего я… — Ты слышал разговор? — скорее утвердительно, чем вопросом, перебил его Кёске, по-прежнему не поднимая глаз. Ёдзи не стал отнекиваться. — Это вышло случайно! Немного помолчав, собираясь с духом, Като решился всё-таки спросить бывшего возлюбленного о том, что мучило его больше всего: — Значит, вы не расстались? Молодой человек замер, со страхом ожидая ответа, от которого зависело всё их будущее. Черноволосая голова отрицательно качнулась, обрывая сердце. Однако последовавшие слова поставили Като в тупик. — Узника просто отпустили на свободу. По окончании срока заключения. Янтарные глаза удивлённо распахнулись. — Как это? Разве ты не был его… — Был! — Вновь прервал Иваки, не давая произнести слово "любовник". Теперь Ёдзи был полностью обескуражен. В немой растерянности вглядывался он в замерший профиль возлюбленного, пытаясь совместить эти взаимоисключающие высказывания. Повинуясь внезапному порыву, Като скользнул вниз с диванной поверхности и опустился на ковёр у коленей Иваки. Чуть подрагивающая от волнения ладонь почти невесомо накрыла руку, заставляя мужчин взглянуть, наконец, друг другу в лицо. — Поговори со мной, Иваки, пожалуйста. Прошу, не молчи больше! — очень тихо, словно убеждающе, попросил Като, не отрывая наполненного мольбой взгляда от угольно-чёрных глаз, в которых плескались горечь и недоверие. — Объясни мне, что произошло с тобой, с нами, с нашей любовью? Я устал жить в плену своих собственных сумасшедших догадок. Я хочу знать правду, какой бы болезненной она не была! И разве я не имею на это права?! Иваки вслушивался в жаркий, умоляющий полушёпот и чувствовал, как и без того ослабленный парами спиртного самоконтроль испаряется под воздействием этого проникающего в душу голоса, нежного касания, самого присутствия рядом самого близкого и дорого ему существа. Как уползает в нору трусливый страх быть осмеянным, заклеймённым, "бессовестным лжецом", пытающимся бездарной уловкой прикрыть собственные неблаговидные поступки. Горячее желание открыться, рассказать, наконец, все причины и подробности его "американской эпопеи" с каждой минутой становилось всё нестерпимей! Излить накопившиеся за этот год боль, обиды и жалобы. Получить хоть толику сочувствия и понимания. Оправдаться и быть оправданным! Но проклятое "самобичевание" не собиралось так просто сдавать свои позиции. Ты собираешься взвалить на него бремя ответственности за свой выбор? Привязать к себе навсегда благодарностью? Сделать заложником чувства долга по отношению к тебе? А что ты будешь делать, когда его благодарность иссякнет, а чувство долга превратится в раздражающую зависимость? Ты сможешь пережить разрыв ещё раз? Не лучше ли поставить точку сейчас, когда и так всё почти уже кончено? Но рвущееся на части сердце тотчас восставало против таких аргументов. Нет, нет, нет! Это же твой Като! Даже там, в Аду, вера в его любовь спасала тебя на пиках самого чёрного отчаяния. Это она помогла тебе выжить и не сойти с ума. Почему же сейчас ты сомневаешься в нём? Из-за нескольких слов, произнесённых "в запале"? Но что такое слова по сравнению с той болью, что причинил ему ты? Посмотри — он здесь, у твоих ног. И это он, а не ты, просит прощения! И ты смеешь колебаться? Чего ты боишься, Кёске? Ты уже и так потерял его! И это, может, твой единственный и последний шанс исправить всё, что случилось. Ты сам возвёл эту стену между вами. Так разрушь её, или разбей об неё голову, но только не молчи из малодушного страха перед будущим! Като затих, прижавшись к коленям напряжённо застывшего Иваки, буквально кожей ощущая происходившую в том борьбу с самим собой. Поглаживая длинные, тонкие пальцы, к которым так хотелось прижаться губами, он не отрывал взгляда от искажённого мучительными сомнениями лица, пытаясь проникнуть в мечущиеся мысли. Что же так тревожит тебя, любовь моя? Что такого порочащего или унизительного случилось в твоей жизни, что ты не решаешься доверить это мне? Какой страх, стыд или жалость удерживают тебя от откровенности? Глупый! Неужели ты не понимаешь, что я смогу вынести всё, кроме разлуки с тобой, кроме твоей нелюбви! Как мне помочь тебе, любимый? Как не дать вновь скрыться в раковине своего одиночества? — Иваки-сан! — тихий и мягкий, словно проникнутый нежной мелодией голос ворвался в хаос раздираемых противоречиями мыслей. В глазах, устремлённых вверх, сияли звёзды. — Ты просто помни, что ничто и никогда не изменит мою любовь к тебе! До предела натянутые струны измученной души лопнули все одновременно, наполняя голову феерическим звоном. Молчать стало совершенно невозможно…***
Сначала медленно, слегка запинаясь, затем всё быстрее и быстрее, Иваки рассказывал о том "Миниатюрном Аде", что был его жизнью в течении последнего года. Он не пропускал подробностей, не утаивал деталей, не щадил себя, пытаясь "обелить" собственные слабости и покорность обстоятельствам. Он не хотел никакой лжи и недомолвок. Не желал, чтобы хоть малейшее сомнение или неуверенность омрачили в будущем их с Като отношения, если им суждено всё же быть вместе. Он жаждал полного и абсолютного прощения, ещё не веря, что оно для него возможно! Ни на секунду не разрывая зрительного контакта, пытался уловить момент, когда на любимом лице мелькнёт выражение неверия, брезгливости или отвращения. Но в жадно внимающих ему золотистых глазах, сменяясь по ходу повествования, вспыхивали лишь потрясение, гнев, сострадание и… любовь! Безоговорочная, всепрощающая и всеоправдывающая. Като слушал, не перебивая, ни на секунду не усомнившись ни в едином произнесённом слове. Внутренне холодея от ужаса, представляя все выпавшие на долю возлюбленного испытания, он содрогался при мысли, что всё это было сделано ради него. Он уже даже не замечал, как судорожно стискивает руку рассказчика, наверняка причиняя боль. Впрочем, Иваки, явно, тоже этого не чувствовал. Тихие слёзы, струившиеся по его застывшему лицу, были следствием совсем другой боли.***
Обессилев, Кёске замолк, прикрыв, наконец, воспалённые, измученные глаза. Исповедь полностью опустошила его, вывернула наизнанку, разорвала в клочья. Выжженная калёным железом искренности душа словно очистилась от слоя грязи, пошлости, груза самоистязания, подобно рже, разъедающего её с того самого рокового дня, когда он подписал свой "смертный приговор". Сквозь охватившее его оцепенение, Иваки почувствовал, как разжимаются пальцы Като, переворачивая его "спрессованную" кисть. Горячие, трепещущие губы прижались к ладони, обжигая горячим дыханием и ощущением влаги на прильнувшем лице. Като порывисто вскинул голову, заставляя взглянуть на него. — Ты не должен, не должен был так поступать! В расплавленном янтаре дрожали бриллианты слёз. Иваки внимательно всмотрелся в полыхающее любовью и гневом лицо. — На моём месте, ты бы сделал другой выбор? — очень серьёзно спросил он. Ёдзи осёкся. Затем отчаянно затряс золотистыми прядями. — Ты достоин любых жертв! Нет ничего, что я не сделал бы ради тебя! Но я… Кёске мягко "запечатал" его губы пальцами. — Почему же ты отказываешь мне в праве любить столь же сильно? Като замер, поражённый и этими словами, и невыразимой нежностью, светившейся во взгляде, и теплом кожи, источавшей такой знакомый, родной, любимый аромат. Все сдерживающие барьеры рухнули. Завладев и второй кистью, осторожно, словно они хрустальные, перецеловав хрупкие пальцы, попробовал на вкус мягкость чуть подрагивающих холмиков ладони, "считал" губами биение маленькой жилки на шёлковом запястье. Не пропуская ни сантиметра, поднялся к чувствительной впадинке локтевого сгиба. Следуя за губами, весь перетёк туда, куда давно стремились все его помыслы, сердце и тело. Одновременный стон утонул в яростном, неутолимом поцелуе, где губы спорили, сминали и сминались, дарили и отбирали дыхание, насыщали и насыщались, не в силах отпустить друг друга. Одежды сходили, как ненужные покровы, позволяя телам ощущать взаимную страсть и возбуждение друг друга. И руки, жадно ищущие и ненасытные… И узнавание, и восторг, и эйфория — на грани реальности! И сводящая с ума твёрдость сосков, тающая под жарким языком… И терпкий, ни с чем несравнимый вкус изнывающей плоти… И нетерпение пальцев, потому что "ждать уже смерти подобно"… И слияние… До хрипа, до боли, до Млечного пути… Минута… Пусть минута, но она стоит жизни! Желание… Нет! Жажда? Больше! Исступление! Очищающее, исцеляющее… И вот оно — Эдем и Нирвана! Одно на двоих! Только для них! И только с ними! И пусть весь мир подождет… Зарывшись лицом в смоляные пряди, Като с упоением вдыхал такой родной, неповторимый аромат его, и только его, Иваки, ощущая "миллионный" прилив неимоверного, умопомрачительного счастья, какого не испытывал никогда прежде. Каждой клеточкой кожи впитывая жар прижатого к нему тела любимого, он переживал момент удивительного единения, подобного сплетению двух сущностей, гораздо более интимного, чем секс. Впервые, с того момента, как несколько часов назад он переступил порог этой квартиры, на него снизошло состояние умиротворения и покоя. Всё кончилось. Он вернулся домой. Вернулся к самому себе и к тому, что было главным в его жизни. Мысли невольно перекинулись к потрясшей его исповеди Иваки. Сердце болезненно кольнуло. На минуту представив себе ужас, боль, одиночество, беззащитность… В чужой стране, без денег, документов, друзей, под неусыпным надзором влюблённого маньяка! Жуть накатила удушающей волной, пробегая ледяными мурашками по позвоночнику. Руки Като судорожно сжались, теснее прижимая к себе возлюбленного, словно пытались защитить от рождённого в его голове кошмара. Усилием воли молодой человек отогнал от себя гнетущие образы. Он не даст им омрачить эти мгновения ни с чем несравнимого блаженства, к которому и он, и Кёске шли так долго и мучительно! Он подумает об этом позже и много, много раз, но не сейчас… Единственным, что не желало уходить из сознания, было насилие, которому подвергался любимый им человек. Като не надо было пытаться представить Иваки и Мартина вместе, в постели… Он не раз делал это в те ужасные месяцы, когда старался убить свою любовь. Справедливости ради стоит сказать, что и тогда он позволял себе подобное не часто — слишком больно это было! Но теперь, в свете открывшейся истины, картинка выглядела вдвойне страшнее. И Ёдзи поклялся себе, что никогда, даже мысленно, не оскорбит любимого воспоминанием о том, что тот принадлежал другому мужчине! Он вырвет из своего сердца и памяти сам факт существования этого американского мерзавца. Нет и не было в жизни Иваки никого, кроме него, Като. И никогда не будет, пока он жив! Мягко коснувшись щеки Иваки, он повернул лицо любимого к себе. Всмотрелся в полные смятения и неуверенности чёрные озёра…Внезапно обострившаяся, под действием всех обрушившихся на него сегодня потрясений интуиция сверкнула озарением. Шестым чувством, спинным мозгом, открывшимися чакрами или ещё чёрт знает чем — но в этот момент Като точно знал, о чём думает Кёске! Глядя в такие родные, самые прекрасные в мире бездонные глаза, он тихо, но с глубоким внутренним убеждением, словно принося обет, произнёс: — Мы никогда не будем вспоминать об этом! Просто сотрём этот год из нашей памяти. Никого и ничего не было. Только ты и я! Всегда! Обещаю! Облегчение и благодарность, засиявшие во вмиг увлажнившемся взоре, подсказали Ёдзи, что он угадал верно. Долгое, нежное слияние губ постепенно наполнялось неистовством. Руки, ласкающие тело, становились всё бесстыднее, начиная прелюдию к новой страсти. На секунду разорвав поцелуй, Иваки притворно возмутился… — Като! Опять! Когда ты уже насытишься?! — Тобой — никогда! Лукавый взгляд из-под золотистой чёлки. Жаркая улыбка чувственных губ… И обладатель всего этого медленно скользит, как змей-искуситель вниз по влажному телу, оставляя на нём ожоги своих поцелуев. Туда, где всё уже горит и изнывает в ожидании его прикосновений… Погружаясь в сводящее с ума наслаждение, даримое ему любимым, Кёске успел подумать: "К чему лукавить перед собой? Именно этот ответ мне было необходимо услышать!"***
ВМЕСТО ЭПИЛОГА "Более полугода прошло с момента триумфального возвращения на родину одного из самых любимых и востребованных японских актёров — Иваки Кёске. За это время он успел побаловать почитателей своего таланта несколькими новыми, как всегда яркими и незабываемыми, работами в отечественном кинематографе. Но ещё большую радость и восторг миллионам фанатов подарило известие о вновь вспыхнувшем романе между Иваки и его давним партнёром и любовником Като Ёдзи. В своё время их разрыв, инициатором которого считали Кёске, вызвал шок и бурю негодования у поклонников "звёздной пары". Общественное возмущение широко освещалось и в прессе, и на ТV, и на голову актёра пролилось тогда немало нелицеприятных эпитетов. Сейчас же, судя по всему, тучи над влюблёнными рассеялись, и на их небосклоне сияет ничем не омрачаемое счастье, о чём неоднократно заявляли, как в совместных интервью, так и по отдельности, оба актёра. Недавно Като Ёдзи признался, что испытания, через которые им пришлось пройти, заставили по-новому осознать и переосмыслить их любовь. И теперь они вдвойне дорожат и друг другом, и их отношениями. Сегодня гость нашего номера, Иваки Кёске, согласился поговорить…" Крупный белокурый мужчина с разочарованным вздохом захлопнул таблоид. Холёные длинные пальцы, лаская, погладили лицо черноволосого молодого человека на обложке. В синих глазах, пристально всматривающихся в изображение, легко читались печаль и сожаление. Ну, что же, Иваки… Этот раунд ты выиграл. Я недооценил и тебя, и этого твоего… Но игра не окончена. И не надейся, что я смирюсь! Наслаждайся своей любовью — ты честно заслужил её. Я не буду больше вторгаться в твою жизнь, но это не значит, что меня в ней не будет. Знать о тебе всё уже стало моей потребностью, если хочешь, фетишем. И я не собираюсь отказываться от этого маленького удовольствия. Жизнь — она длинная. И, мало ли что… Если Като совершит хоть один неверный шаг, я не дам ему второго шанса. А впрочем… Если события не происходят сами, их всегда можно "создать"! Но пока не тревожься. Будь счастлив, сколько сумеешь. Я не прощаюсь, любовь моя! See you…