Затерянные в песках

Адель быстро шагала, но ее ноги вязли в отяжелевшем после дождя песке, а сама она продрогла в прохладе, которая спустилась вечером на пустыню. Она знала, что ничего не стоит замерзнуть насмерть в подобных условиях — в такую погоду температура может опуститься ниже нуля, и тогда не позавидуешь тому, кто не сидит рядом с костром. Но у неё не было времени, чтобы остановиться и развести огонь, — тем более, по нему бы ее быстро нашли, — поэтому приходилось бодро шагать, чтоб согреться. Решение оставить Гийома у туарегов и вернуться за ним позже, когда она найдёт помощь, далось ей нелегко. Уходить, зная, что ее близкий человек остаётся в рабстве у этих дикарей, было тяжело, но по-другому она не могла. В прошлый раз они пытались бежать вдвоём и у них ничего не вышло. В этот раз у Адель было катастрофически мало времени, она боялась привлечь к себе внимание, пойди она будить Гийома, поэтому ей пришлось сделать непростой выбор и бежать самой, пока есть шанс. Она знала, что не бросает его, ведь она вернулась бы за ним — ей нужно было только найти помощь в цивилизации. Девушка сама с трудом осознавала, как ей удалось так легко сбежать. Она просто проснулась ночью из-за мучившей ее жажды, прошла к бурдюку, которые висел на перегородке и обнаружила, что Амессан отсутствует. Выглянув из хаймы и осторожно осмотревшись поблизости, Адель поняла, что его нет и в амазаре, его верблюд тоже куда-то делся. Конечно же, он мог быть где-то поблизости, но в тот момент ее это совершенно не остановило, потому что лагерь никем не охранялся. Ни Амессана, ни Фату, ни какого-либо стерегущего лагерь туарега, никого — казалось, судьба дала ей прекрасный шанс на побег, и Адель не преминула им воспользоваться. Спустя почти четыре месяца после первой неудачной попытки Адель снова бежала прочь. Адель шла на север или хотя бы примерно в ту сторону — ориентируясь по звёздам, она надеялась всё-таки достичь цивилизованного уголка Алжира. Она смутно представляла, где находится этот Ахаггар, поэтому надеялась, что ее знания не подведут ее и помогут выйти из пустыни. Эта часть Тенере была ей неизвестна. Хотя, она в принципе была мало кому известна — все, кто пытался перейти ее так или иначе навеки остались там, навсегда сгинув в песках. Одни только туареги могли выживать среди бесплодных песков, без источников воды и под палящим солнцем. Смутно Адель представляла, что может ждать ее на пути: соляные озёра, бесконечные миражи оазисов, отсутствие колодцев или каких-то сел на ее пути. Но сейчас это все казалось не столь страшным, как то, что она просто могла насмерть замёрзнуть через пару часов. Ночь в пустыне была не менее опасна, чем день. Пустыня таила в себе смертельную опасность каждое мгновение. Адель смутно догадывалась, что идет на верную смерть, ведь с собой у нее не было ничего, ни фляги с водой, ни даже единственного засушенного финика, но эта мысль ее совершенно не страшила. Страх приводит к отчаянию и безумию, а безумие толкает на нелепые поступки и приводит к смерти, поэтому Адель запретила себе бояться. Она смело и уверенно шла вперед, надеясь, что судьба, случай или Бог помогут ей и выведут из пустыни живой. Ей казалось, что невозможно пересечь Сахару без воды и питья на своих двоих, но также она понимала, что если это никому не удалось, еще не значит, что этого нельзя сделать. Она продолжала уверенно идти вперед, запретив себе останавливаться и оглядываться назад. Девушка не знала, как долго она брела, сверяясь по звездам, когда произошло то, чего она ожидала меньше всего. — Стой! — раздался знакомый голос позади неё. Адель поняла, что самые неприятные ее ожидания оправдались, поняла, что за все время пути она ушла не очень далеко от амазара, из-за чего разозлись на свою собственную медлительность, и, не послушавшись приказа, лишь торопливее зашагала по песку, а потом перешла на бег. Она пыталась отсрочить неизбежную встречу с окликнувшим ее человеком и лихорадочно пыталась придумать как скрыться от него. Но это было не так-то просто сделать в пустыне, где в любую сторону открывался обзор на пару километров вперёд. Позади неё кто-то чертыхнулся на тамашек, пришпорил мехари, и тот безмолвно зашуршал песком, бегом приближаясь к ней. По звуку девушка легко поняла, что ее вот-вот нагонят. — Постой! — вновь окликнули ее, но уже значительно ближе. Верблюд заворчал почти за спиной у Адель. Девушка вскрикнула, когда обогнавший ее верблюд резко остановился прямо перед ней, и Амессан вытянул руку вперед, пытаясь ухватить ее за руку и втащить на дромадера. Но его пальцы сомкнулись на пустом месте, потому что Адель отскочила и побежала в противоположную от верблюда сторону. — Постой! Она услышала, как туарег спрыгнул с мехари и поспешил за ней. Девушка собиралась ещё прибавить ходу, чтобы не дать себя догнать, но оступилась, споткнувшись о свою собственную ногу, и едва не потеряла равновесие, сумев удержать его в последний момент. Но удержалась она не только благодаря своей силе, но и благодаря мужской руке, что надежно поддержала ее, подхватив под лопатки, не дав упасть на спину. Другая мужская рука держала ее за локоть. Поджав губы, Адель попыталась высвободиться из его захвата, но стоявший позади нее Амессан крепко держал ее руку. — Куда ты собралась идти? — будто бы с укором спрашивал мужчина, пытаясь усмирить разбушевавшуюся девушку. — Там днем прошёл дождь, ты бы насмерть замёрзла ночью. — Отпусти меня! — У тебя даже нет воды, это верная смерть! В одиночку ты не… — Пусти! Адель сама не понимала, что с ней происходило в тот момент. Ее душили слезы обиды на саму себя, хотелось разрыдаться в голос. Тут же ее раздирала изнутри злость на Амессана, который пытался ее остановить. И из-за этого странного смешения противоположных эмоций она просто не знала, как себя вести, лишь механически отбивалась от удерживающего ее мужчины. В какой-то момент Адель дёрнулась назад, нога ее подвернулась на песке, что так не вовремя утёк из-под ее ступни, ко всему прочему ещё и зацепилась за ногу Амессана, который непонятно зачем выставил ее вперёд. Оба они не удержали равновесие и повалились на песок, где и продолжили свою борьбу. Пытаясь отбиться, Адель слепо наносила удары, не видя за балахоном, куда она бьет. Вскоре костяшки ее пальцев стали синеватого оттенка — из-за осыпавшейся с его одежды краски цвета индиго. — Прекрати! — воскликнул Амессан, и Адель краем глаза увидела, как в ночи блеснул занесённый над ней телек. В эту же секунду в ней сработал какой-то первобытный инстинкт самосохранения. Вот только вместо того, чтобы присмиреть при виде кинжала, Адель начала ещё сильнее извиваться под туарегом, пытаясь оттолкнуть его от себя. Хаотичный полет рук, столкновение, одна ее ладонь оказалась пришпиленной к песку его свободной рукой, а вторая уже летела куда-то вверх, пока над ней все также блестел кинжал… Она лишь почувствовала, как кончики ее пальцев едва задели мягкую хлопковую ткань, но этого хватило, чтобы неплотный крепёж этой конструкции пал вниз. Адель лежала под мужчиной и со страхом смотрела на его лицо, такое неожиданно красивое и молодое. Занесённый над нею кинжал больше не пугал ее. За почти целый год, что она провела у него, Адель ни разу не видела его лица, даже мельком. Другие туареги как-то обвыклись с нею, но только один Амессан ревностно чтил традицию и не спешил показывать ей свое лицо — неизвестно, было ли это проявлением уважения или все-таки недоверия. Все это время, будучи его гостьей-таклит, которая провела с ним не один час душевных разговоров, она все ещё оставалась для него чужой незнакомкой, перед которой он прятался за покрывалом. Почти целый год она видела одни лишь темно-карие глаза, которые глядели на неё почти всегда безэмоционально, пробуждая в ней фантазии о том, как может выглядеть их обладатель. Сейчас же из-под верхнего края тагельмуста на неё смотрел молодой и довольно-таки привлекательный мужчина. У него была смуглая кожа цвета потертой медной монеты. Уже знакомые ей карие глаза смотрели на неё так, будто видели в первый раз. Над глазами хмурились черные брови, похожие на крылья какой-то хищной птицы. Нос его был прямой, но острый и с едва заметной горбинкой. Тонкая верхняя и пухлая нижняя губы были плотно сжаты в одну напряженную линию. Лицо мужчины обрамляла небольшая, но ухоженная клиновидная борода. Из-под верхнего края тагельмуста на лоб спадали пару темных прядей, а из-под нижнего края вылазили обстриженные почти до плеч смоляного цвета, чуть вьющиеся волосы. Почему-то Адель подумалось, что такие лица должны печатать на монетах. И теперь это лицо было непростительное близко к ее. Настолько близко, что наклонись он немного ближе, то они бы столкнулись носами, а если ещё чуть ниже, то соприкоснулись бы их губы. Кожей девушка ощущала, как его неспокойное дыхание опаляет ей щеку. Амессан, держа одной рукой ее запястье, а другую занеся с кинжалом над ней, глядел ей в глаза, медленно осознавая, что она натворила. Пальцы на ее запястье дрогнули, выдавая его чувства. Секунды шли, а они оба все ещё не могли принять произошедшего. По его собственным рассказам и словам Фату Адель знала, что, согласно древней традиции, туарег не должен показывать своего лица тем, кому он не доверяет, — а она, по всей видимости, не относилась к этим людям, — и в случае, когда это нарушалось, он должен был покарать несчастного. Если же убить этого человека не представлялось возможным, то туарег должен был убить себя. Поэтому сейчас они оба понимали, что один из них умрет. Первым пришёл в себя Амессан. Он резко отпрянул, отпустил ее руку и, выпрямившись, медленно сел рядом с ней на песке, отвернувшись. На замершую девушку он старался не смотреть. Он был в явном замешательстве. Лезвие кинжала снова блеснуло в темноте, и сердце девушки на мгновение замерло. Но Амессан просто удобнее перехватил кинжал и начал чертить им какие-то узоры на песке, чтобы хоть как-то занять руки, пока он размышлял о чём-то. Хотя сейчас он не мог сосредоточиться ни на чем; его прежние хладнокровие, спокойствие и рассудительность покинули его. Амессан знал, что ненависть, как и тоска, страх, любовь или любое другое глубокое чувство, — неважный спутник для обитателя пустыни. Чтобы выжить в краю, где ему выпало родиться, необходимо сохранять великое спокойствие. Хладнокровие и самообладание всегда должны быть выше любого другого чувства, способного подтолкнуть к совершению ошибки — здесь их редко когда удается исправить. И только что Амессан совершил самую большую ошибку в своей жизни. Адель последовала его примеру и осторожно села рядом, не стряхивая с себя налипший к одежде и набившийся в волосы песок. Подтянув к себе колени, она настороженно следила за его сосредоточенно-задумчивым лицом, которое он так и не прикрыл платком. — И что теперь будет? — чуть дрожащим от волнения голосом спросила Адель, наблюдая за тем, как на тёмном песке лезвие кинжала оставляет бессмысленные узоры. Амессан как будто и не услышал ее вопроса. Он так и продолжил сидеть и рисовать по песку, даже не взглянув на неё. — Это же ведь обычай, ты сам мне рассказывал, — прошептала девушка. — А я к тому же хотела сбежать… — Но не сбежала ведь. — Потому что ты меня остановил. Во второй раз, причем. — Ты ведь всегда хотела сбежать? — неожиданно раздался его тихий и спокойный голос. — Так беги. Сердце ее пропустило удар, и Адель неверяще уставилась на него, услышав его ответ. На мгновение ей даже показалось, что туарег уже убил ее и это ее умирающий мозг создал эту нелепую ситуацию. Она даже незаметно сжала пальцы в кулак, врезаясь ногтями в ладонь, чтобы проверить, не спит ли она и не находится ли в бреду — почувствовав неприятное покалывание на коже, Адель убедилась, что все реально. — Для туарега положение становится действительно трудным в тот момент, — продолжал он, все также зачарованно глядя на темнеющий в ночи песок, на котором оставлял следы телек, — когда он теряет свободу. Наша жизнь сурова, но зато мы свободны. Если мы теряем эту свободу — теряем смысл жизни. — Он обернулся и взглянул на нее. — Ты свободна. Адель едва заметно вздрогнула, когда они встретились взглядами. Наверняка ей это показалось, наверняка это просто звезды отразились в его глазах, но Адель привиделось, что в его взгляде она заметила печаль, и еще что-то такое, что сама не могла описать. — Ты не?.. — начала спрашивать она, но Амессан перебил ее. — Беги, пока я даю тебе шанс, — сказал он, поднявшись рывком с земли, и направился к верблюду, который все это время стоял молча. — Другого шанса не будет, я не буду вечно милостив к тебе. Или беги, или я убью тебя. Адель медленно встала вслед за ним, но осталась стоять на прежнем месте, слабо отряхивая песок с одежды. — Но если я уйду, то ты убьешь себя? — голос Адель предательски дрогнул. — Ведь так? Я ведь… видела твоё лицо. Ты сам говорил, что это запрещено. — Надеюсь, Аллах простит мне это. После этих слов Адель догадалась, что этой ночью никто из них не умрет; во всяком случае, не из-за тагельмуста и нарушенных традиций. Амессан, погладив мехари по шее, спрятал телек в ножнах на левом предплечье и принялся приводить в порядок свой тагельмуст. Сначала он полностью стянул с себя покрывало, обнажив голову, и Адель увидела, как по его плечам рассыпалась копна иссиня-черных волос. Но любоваться им она смогла недолго — туарег быстро покрыл голову лисамом и замотал длинную ткань вокруг лица. Пока он возился с покрывалом, он не обращал никакого внимания на Адель и, как ей казалось, вообще забыл о ее существовании. Но когда же он закончил, обернулся в ее сторону и, обнаружив, что она мало того, что не убежала, так ещё и осталась стоять на прежнем месте, не сильно этому обрадовался. — Я же сказал тебе бежать! — прикрикнул он и гневно взглянул на неё. Но Адель оставалась стоять на своём месте, все также растерянно глядя на Амессана. Сердце ее неспокойно стучало, мысли путались в голове, а сама она не могла сдвинуться с места, даже если бы он снова пригрозил убить ее или вовсе занес над ней кинжал. — Ах да, твой друг… Ты не собираешься уходить без него? Амессан расценил это промедление по-своему, сразу же озвучив догадку, а девушка зачем-то кивнула в ответ. Она сама не поняла, зачем кивнула — сейчас она совершенно не думала о Гийоме и даже не вспоминала о том, что обещала вернуться за ним. В этот момент ее волновали совершенно другие вещи. Амессан тяжело вздохнул и отвернулся. Его поражала смелость этой девушки — устроить во второй раз побег, получить долгожданную свободу и теперь требовать, чтобы ей вернули его спутника, зная, что она рискует потерей только что обретенной свободы или даже собственной жизнью. Для него это казалось настоящим безумием. — Ты так преданна своему другу, несмотря на долгую разлуку, что даже ради него готова пожертвовать собственной свободой? Он посмотрел ей прямо в глаза, и по его взгляду Адель догадалась, что он запрещает ей врать. — Да, — снова кивнула Адель скорее машинально, чем осознанно. Амессан никак не отреагировал на эти слова, молча влез на мехари и, пришпорив его пятками, направил в сторону амазара. Оставшаяся стоять одна девушка удивленно смотрела ему в след, пытаясь понять, что задумал туарег. Она была готова к тому, что он вернётся с другими туарегами и она вновь подвергнется тому, через что прошла в первую попытку побега. Была готова к тому, что он бросит ее одну в пустыне ночью, предоставив выбор уйти дальше и умереть от холода и жажды, либо вернуться назад. Но к тому, что произошло, подготовиться было нельзя. В это нужно было только верить. Прошло не более трети часа, как из-за ближайшего бархана показались две фигуры. В одной Адель узнала сидящего на дромадере Амессана, а во второй, идущей рядом — Гийома. Достигнув вершины бархана, Амессан остановил верблюда и подтолкнул Гийома вперёд. Тот, не теряя ни секунды, кинулся к Адели, увязая босыми ногами в холодном песке. Гийом добежал до неё и обнял, буквально повиснув на ее плече, и бессвязно что-то забормотал. Адель же не обратила на него никакого внимания — все это время она стояла и неотрывно смотрела на Амессана. Позади него занимался рассвет, и первые солнечные лучи создавали вокруг туарега слабый ореол бледно-красного цвета. Теперь Адель знала, что чувствовали древние люди, когда видели перед собой Мессию. — Он сказал, что у нас есть время до того момента, как полностью рассветет, — хрипло протараторил Гийом. — Если мы не успеем уйти достаточно далеко, он нас нагонит и… И ничего хорошего нас не ждет. Пойдём же! Скорее! Схватив ее за руку, Гийом потащил ее вслед за собой, шагая куда-то вперёд. Адель хоть и шла за ним, но смотрела все время назад, пытаясь разглядеть одинокую фигуру туарега верхом на дромадере. В этот момент она четко осознала две вещи: никто не отправится за ними в погоню и ничего с ними не сделает, даже если они сейчас усядутся на песок и просидят ещё сутки на одном и том же месте, и что на этом ее приключение закончено.