Твои леденцы этой весной

«Осенний вечер. Идет дождь. На кладбище тихо. Мертвецы собираются петь. Мертвые щенки танцуют. Мертвые кошечки едят. Мертвые птички больше не летают. Работники морга смотрят в окно. Хороший вечер». Босс медленно выдыхает и, отрываясь от тетрадки, смотрит на меня. Я бледнею и, кажется, сейчас хлопнусь в обморок. А если и не хлопнусь, то босс меня туда сам отправит. Кирилл переводит тяжелый взгляд на шестилетнюю девочку с каштановыми косичками и огромными невинными глазами. - Эля, это что? – шелковым голосом спрашивает босс. От его тона я коченею, словно все мои внутренности внезапно покрылись инеем. - Мое домашнее задание, - скромно отвечает Эля. - Кир, послушай… - слабым голосом начинаю я, но он кладет руку мне на плечо. - Эля, я кому говорил, никаких больше покойников! – Кирилл взлохмачивает волосы, делает недовольную гримасу. – Твоя последняя репетиторша отказалась работать из-за этих сочинений. Ты понимаешь, что так испанский не выучишь? Надо учить про кошечек и собачек, Эля! Девочка хмурится и упрямо отворачивается. - Я не хочу учить про собачек, - твердо произносит она. - Ну технически, - осторожно говорю я. – Мы и учим про собачек. Просто они у нас мертвые. Эля весело смеется. Удивительно жизнерадостный ребенок. - И чего, типа грамматику по учебнику проходите? – Кирилл недоверчиво прищуривается. - Да Кирюш, там без разницы, – ну написано в учебнике «Человек ест курицу», а у нас «Курица ест мертвого человека». Для грамматики вреда никакого, правда, для психики…. - С этим ты уже ничего не поделаешь, - Кирилл хлопает меня по плечу. – Все, ребенок, собирайся, едем к маме. - Не едем. Мы еще не посмотрели фильм. - Эля! Одевайся. - Нет. - Мимо кладбища поедем. - И печенье купим? - Не слипнется от счастья? - Нет. Эля бежит в прихожую обуваться, Кирилл кладет ее учебники в розовый портфель со скелетами феечек. Я подворачиваю джинсы у щиколоток, тянусь к своему рюкзаку. - Кир, я тоже пойду. - Куда ты собрался? Сиди. Я буду через час. - Но мне бы домой… - Бл…. Кхм, вы сговорились что ли? Тебя тоже на кладбище свозить? - Я третий день у тебя, мне переодеться надо. Кирилл закатывает глаза, бормочет что-то про «доконают» и уходит в спальню. Возвращаясь, кидает в меня новенькую пачку боксеров, серые джинсы и футболку «хард-рок кафе» из Монреаля. - На мне штаны висеть будут, - жалуюсь я. - Значит, без штанов ходи, Тема. В его взгляде угроза напополам с отчаянием. Я смеюсь, взъерошиваю волосы на затылке. Эля зависает перед зеркалом. - Я позвоню, как буду подъезжать, - Кирилл нахлобучивает на нос черные рэйбены, накидывает на плечи синий блейзер. - Поставишь кофе, ладно? - Как скажешь, босс. Он улыбается, одними губами произносит «спасибо» и, забрав Элю, оставляет меня одного. Почему-то очень долго стою в душе, прислушиваясь к стуку воды о мои плечи, о фаянсовый пол. Не сушу волосы, потому что лето – и хотя оно совсем не теплое, все равно не хочу обижать его. Прочитав смс от босса, ставлю на плиту кофе – в хорошей, антикварной турке. Я жду, но он все не возвращается – наливаю себе, иначе ведь остынет, и будет невкусно. Через спальню выхожу на террасу – долго уговаривал босса освободить ее от барахла, чтобы курить на ней, а не в комнате. Вечернее лето кажется прохладным, сжимаю в руках горячую кружку. Кофейный дым мягкой спиралью тянется вверх, смешиваясь с сигаретным. Зажимаю за щеку манговый леденец – дурацкая манера Кирилла бросать курить. Меня с головой накрывает неутолимая потребность в тепле рядом, чуть не сгибаюсь от внезапного желания. Босс отсутствует меньше двух часов, а я скучаю, словно не чувствовал его прикосновения несколько космических лет. Июньские сумерки не оставляют ночи ни единого шанса. Вечернее небо – словно надкусываешь нектарины, сидя у кромки бассейна – густой желто-розовый сок течет по руке, а голубизна воды едва касается ступней. Краем уха слышу звук открываемой двери. В упрямом молчании пью кофе на террасе, не иду его встречать. И вот пусть сам меня по всей квартире ищет. Через полминуты не выдерживаю – выбрасываю недокуренную сигарету, разгрызая леденец, ставлю полупустую кружку на столик террасы. И отчего-то чувствую себя страшно виноватым – а вдруг он на секунду подумал, что я ушел? Я ведь пообещал себе, очень торжественно, что никогда больше не позволю ему почувствовать себя так. Теплые руки обнимают сзади, разрывая холодный уличный воздух. Босс утыкается носом мне в затылок, вдыхая запах едва высохших на ветру волос. - Твой кофе остыл, - говорю я. – Пойдем, сварю новый. И мы идем варить новый.