Маферат mode on

– Лавина не поможет против Архидемона. Зато мы окажемся заперты в котловине! Вестнику были очевидны недостатки этого плана. Если это вообще можно было назвать планом. Он упрямо склонил лобастую, увенчанную тяжелыми рогами голову, не желая признавать, что самоубийство – единственный выход. В глазах Каллена мелькнула неуверенность, но Адаар судорожно перебирал варианты и не обратил внимание на минутную слабость генерала. И тут рот открыл канцлер Родерик: – Есть проход… Он говорил что-то еще, объяснял, но Адаар уже не слушал, позволив Каллену и Дориану выуживать информацию из предсмертного бреда святого брата, а сам уже прикидывал, сколько человек понадобится оставить, чтобы прикрыть отступление, как быстро организовать колонну из гражданских и есть ли возможность сформировать хоть какой-то обоз. Его наемничье прошлое было отличным подспорьем в таких вопросах – в отличие от храмовничьего опыта генерала. Адаар вообще подумывал со временем, когда его положение будет прочнее, самому занять это место. В конце концов, кто тут воин и солдат, а кто охранник для кучки людей в платьях? И организация отхода – это прекрасный способ показать себя. Вдобавок ко всем прочим. – Нужно отвлечь и задержать Старшего и его дракона, чтобы успеть увести людей из Убежища, – хрипло сообщил Родерик. – Да, я как раз прикинул, трех отрядов храмовников, усиленных парой магов, должно хватить на пару часов… – начал Адаар, но его перебили. – Вестник, – с надрывом произнес Каллен. И посмотрел в упор, словно бы говоря «Ну же!» – Что? Ты думаешь, я должен сдерживать армию врага? Я должен пожертвовать своей шкурой, чтобы толпа бесполезных кметов смогла выбраться? И кто по-твоему станет закрывать разрывы? У вас есть еще один парень с меткой на руке? Адаар очень разозлился. Услышать подобное предложение от одного из основателей Инквизиции было более чем странно. Ему казалось, они достаточно умны, чтобы верно расставлять приоритеты, а от этого предложения сквозило такой глупостью, что просто не было слов. А потом Каллен упрямо склонил голову – как за минуту до этого сам Адаар – и кунари понял, что все с приоритетами у Инквизиции в порядке. Брешь закрыта, и значит такая мощная фигура, как посланник бога на земле – не нужен, опасен и подлежит устранению. А с разрывами они как-нибудь и без него справятся. А может, и справляться не будут, оставят живым напоминанием необходимости Инквизиции. Адаар засопел. Но куча народа, жмущаяся к церковным стенам и лупающая на него белыми от страха глазами – а также приближающаяся вражеская армия – не позволяли просто впасть в боевой раж и забыться в упоении боя. Устранять врагов широкими замахами меча было не время. Сейчас был момент подчиниться обстоятельствам. Вестник выдохнул, выпрямился и тяжелой поступью пошел наружу. Он запомнил выражение облегчения на лице генерала. Когда с ним отправилась Кассандра, он почти решил, что ошибся. Когда после всего – лавины, безнадежного перехода сквозь заснеженные горы и Скайхолда – его нарекли Инквизитором, Адаар понял, что ошиблись они. Они надеялись, что он забудет. Еще раз внимательно присмотревшись к своим «советникам», взвесив все свои наблюдения, все слова и все поступки, он выбрал Каллена. Вызвал на откровенность, надавил, посовестил, обратился к чести… И генерал «поплыл». Признался, что про ходы было известно с самого начала – еще даже до Конклава. Что людей не увели заранее сознательно – мир должен был осознать угрозу, проникнуться страхом, принять необходимость Инквизиции. Что Вестник не должен был выжить в Убежище – слишком независимый, слишком умный, слишком очевидно не-церковный. Еретик, чужак, враг. Нельзя делать символом веры настолько чуждого ей человека. Что от него собирались скрыть знание про туннели – поставить во главе «сопротивления», а самим под шумок вывести народ. Но кающийся перед смертью, стремящийся сгладить грехи канцлер нарушил планы, и Каллену пришлось надавить. А Кассандра, как выяснилось, не знала. Она тоже была не слишком удобной. Адаар сделал вид, что принял это. Сказал, что понимает, не держит зла. Попросил не рассказывать о разговоре остальным советникам. Не хочет ставить дам в неловкое положение, ведь им, если они узнают, что Вестник полностью в курсе, придется извиняться перед ним. Он, Инквизитор, не хотел бы ставить дам в неловкое положение. «Просто забудем об этом, как будто и не было. Я все понимаю». Что ж, он не станет генералом Инквизиции, как собирался. Но кажется, ему повезло даже больше, чем он рассчитывал. А еще – на самом деле – Адаар никогда ничего не забывал. А значит Инквизиция станет такой, какой ее сделает он сам. И его «советники» пожалеют, что не придушили его на подходе к лагерю в сугробах. Очень сильно пожалеют.