Кровный слуга

Первое, что бросилось в глаза — причёска отсутствующего недолгое время Эша Юэла. Длинные локоны его отсутствовали, и на голове красовалась короткостриженая модная причёска. Ярко-розовый цвет волос сменился на цвет крепкого кофе. В остальном он никак не изменился. Всё такие же слегка нахмуренные брови и серьёзный взгляд тёмно-бежевых глаз. Я на минуту застыл в дверном проёме, очень удивившись. Эша не было несколько дней, его господин ходил в академию без него. Что с ним было, и почему он… так резко сменил имидж? Сам Юэл, казалось, не замечал направленного на него моего (и не то только моего) взгляда и преспокойно сидел за первой партой. Но как только Кайл, поздоровавшись, начал новое занятие, мой интерес к Эшу быстро иссяк. Что бы с ним не случилось, меня это не касалось. Я не ошибся, думая, что Кайл снова попросит меня задержаться после нового занятия. Чарли подождёт, всегда ведь ждёт, решил я. Но на этот раз мы не остались в аудитории, а пошли прогуляться по коридорам. Эш остался там собирать бумаги и учебники Кайла. — Ты, наверное, не в курсе, что послезавтра в большом зале ученики устраивают небольшое представление по случаю скорого юбилея академии? — искоса поглядывая на меня, спросил Кайл, пока мы не спеша шли по почти пустому коридору. — Правда? — изумился я. — В первый раз слышу. — Это секрет, — усмехнулся кареглазый. — К тому же, участвуют далеко не все классы. Видимо ваш не попал в этот список, иначе ваш классный сказал бы тебе, ты ведь староста. — А ты откуда знаешь? — опять удивился я. Заметил, как сверкнули его жгучие глаза и понял, что обратился к нему на «ты». Вот чёрт, с Чарли я совсем растерял свои вежливые манеры. — О вас с принцем, если не помнишь, шепчутся. До сих пор. Естественно, все ученики знают, что ты добровольно вызвался на эту должность, чему принц, кстати, не обрадовался, — Кайл шутливо закатил глаза. — А я считаю, что должность старосты очень сложна и важна, ею надо гордиться. Сам был старостой, когда времени хватало, — парень печально вздохнул и снова улыбнулся мне. — Оу, — я со всем произошедшим со мной за последние несколько дней совсем позабыл о слухах. Вездесущие сплетники! И как они только умудряются собирать все новости подряд? — Ладно, не обращай на это внимания, — отмахнулся Лорпэнгтон. — Так ты придёшь? Это будет послезавтра после уроков, хотя явка не обязательна. Но я тоже буду выступать, как один из выпускников, — мы завернули за угол. Кайл шутливо положил свою руку мне на плечи. — Мне бы хотелось, чтобы ты пришёл поддержать меня, как своего друга. Мы же ведь друзья, правда, Майк? Я слегка дёрнулся потому, что имя моё он произнёс над самым ухом, как-то полушёпотом. В первый раз он позвал меня по уменьшительно-ласкательному имени. Я взглянул в его живые, тёмные глаза. Кто Кайл мне? Учитель? Едва ли, он просто… как самый умный ученик в классе, который без проблем может объяснить непонятную тему. Знакомый? Да…, но Кайл знает меня лучше обычного знакомого. Значит друг всё-таки? — Да, — ответил я, улыбаясь уголком рта. — Замечательно! — весело воскликнул Кайл, похлопывая меня по плечу. Мы остановились около лестницы. Лорпэнгтон молча обнимал меня, сжимая плечо пальцами. И нам бы вот разойтись сейчас как нормальные люди, но мы стояли и молча обменивались взглядами. Я смотрел на Кайла спокойно, даже не обращая внимания на его руку, обнимающую меня за плечи. Однако в душе было странное двоякое чувство. Взгляд парня же был загадочным и задумчивым, он смотрел прямо на меня. Глаза в глаза. — И долго это будет продолжаться? — услышал я голос со стороны лестницы. Я повернул голову на звук и встретился со знакомыми синими глазами, которые смотрели сейчас так донельзя холодно и подозрительно. Чарли стоял, скрестив руки на груди, и снизу вверх смотрел на нас двоих по очереди. — Извините, Ваше Высочество, что задержал Майкла дольше положенного, — загадочно улыбнувшись, извинился Кайл. Он смотрел уже на Чарли, и этот взгляд был абсолютно другим. Жгучие карие глаза неистово искрились. Руку с моего плеча он так и не убрал. — Зачем извиняешься, если ни о чём не жалеешь? — Чарльз говорил безразличным тоном, но я-то знал, что у него на уме. Принц не не доверяет Лорпэнгтону, он его ненавидит. — Идём. Последнее было адресовано уже мне, и я не счёл нужным спорить. Кивнув Кайлу на прощание, я начал спускаться вслед за удаляющимся Чарльзом. Рука Кайла до последнего сжимала ткань моего пиджака. *** — Кому я говорил быть осторожнее с этим типом? КОМУ, чёрт возьми? — Чарли раздражённо размахивал руками, пока мы ехали домой. Водитель невозмутимо вёл машину, я устало слушал принца, который уже битых полчаса возмущался. — Кайл ничего не сделал, — повторил я уже в который раз. На меня разом навалилась вся усталость, которая накопилась за двое суток бодрствования. Ругаться с Чарли так не хотелось, но я должен был доказать ему в конце концов, что Кайл Лорпэнгтон обычный человек, ничем не угрожающий мне. — Прекратите подозревать его в том, в чём бы Вы его не подозревали. — А ты вообще заметил, как он обнимал тебя? — Чарли посмотрел на меня так, как будто я не понимал самых очевидных на свете вещей. — И это Вы говорите, господин? — вспомнив его многочисленные порывы нежности, спросил. — Именно! — он всплеснул руками, а потом закрыл ими лицо, сгорбившись и покачиваясь вместе с машиной на небольших кочках. — Меня просто тревожит он. Ты прав, я не знаю его и верю тебе, что он… кхем… хороший человек, — принц повернул голову в мою сторону и посмотрел своими тёмно-синими, пронзающими меня насквозь, глазами. — Но легче мне от этого не становится. — Вы что, ревнуете? — сама эта мысль вызвала у меня улыбку. Это же бред полный. Как он мог меня ревновать? Чушь. — Да не ревность это! — с каким-то отчаянием произнёс Чарльз, уже явно поняв, что не сможет объяснить мне свои чувства. — Когда я вижу тебя с ним, во мне что-то бьёт тревогу. Какое-то непонятное чувство захватывает меня с головой. Ещё у Кайла такие взгляды, как будто он задумал что-то. И не понятно, приятное ли это что-то или нет. Почему он задерживает тебя? Что, чёрт меня дери, ему от тебя надо?! — принц выпрямился. — Ещё эти сволочи-бунтовщики… Я удивлённо взглянул на покрасневшего от злости Чарльза. Это была не такая злость, как вчера. Не бешенство. Это было сильное-сильное беспокойство, которое терзало его. Я сглотнул, наблюдая за принцем, который сидел прямо и, задумчиво хмурясь, смотрел себе под ноги. Пару раз Чарли, после совместных заданий вечером, уходил на встречу в кабинет отца. Возвращался он в обычном своём настроении, чтобы пожелать мне спокойной ночи. Я понимал, что встречи хоть как касались не так давно появившихся бунтовщиков… Но Чарли ведь вёл себя так непринуждённо, словно всё в порядке. По крайней мере, я так думал. Чарльз всё ещё молчал и я, не найдя другого варианта, потянулся к его руке. Я сжал его пальцы своими и тихо, чтобы водитель нас не слышал, шепнул: — Хватит волноваться, возьми себя в руки, — я немного подумал и, смутившись, добавил, — пожалуйста. Принц перевёл на меня взгляд полуприкрытых глаз. Его сухие губы растянулись в знакомой ухмылке, и он перехватил мою руку, сжав намного крепче. — Не ожидал от тебя таких искренних просьб, — в тон мне шепнул Чарли. — Впрочем, я уже спокоен. Принц наклонился, его губы коснулись моего лба, оставляя едва ощутимый поцелуй. За этим последовали привычные уже, бесцеремонные крепкие объятия. Я обречённо выдохнул в его плечо, осознавая, что вырваться не смогу. Это насмешило Чарльза, и он затрясся в беззвучном смехе. Под напором принца я больше не мог сидеть прямо, и нас потянуло вниз. Теперь мы полулежали на сиденьях. Я смотрел на смеющегося Чарльза как на сумасшедшего. Что это его так насмешило? То, что мы упали? А принц и не думал выпускать меня из кольца своих рук. — Только я могу обнимать своего слугу, — со всей серьёзностью, но, всё ещё не переставая весело улыбаться, сказал Чарли, сдувая с глаза огненную прядь. А я, смотря в такие знакомые, синие, как море, глаза, внезапно понял, что за чувства терзают его. Внезапно понял и отвёл глаза на его шею, потому что внезапно не смог выдержать этот взгляд. Потому что всё так же внезапно кончики ушей моих вспыхнули. Потому что я понял, что он жуткий. Жуткий-жуткий собственник. *** Следующий день прошёл спокойно и обыденно. Даже Чарли не выкинул никакие свои штучки. Занятие по японскому было отменено, поскольку Лорпэнгтону нужно было репетировать. Следующий день — последний день рабочей недели — был наполнен слухами о предстоящем концерте. Да, вчера это перестало быть секретом. Концерт по идее не был чем-то грандиозным, но разговаривали о нём на каждом углу. Может потому, что шептаться было больше не о чем с момента церемонии. И вот теперь мы с принцем шли в потоке учеников в направлении большого зала на этот самый концерт. Я специально не сказал Чарльзу, что хочу посмотреть на игру Кайла. На моё «Может, стоит посмотреть?» принц лениво ответил «Давай». — Сколько же людей, это ведь простое необязательное представление, — оглядываясь по сторонам, заметил принц. — Надо же чем-то разнообразить жизнь учеников. А то мы все тухнем в этой академии как испорченные сардины в заплесневелой банке, вы так не думаете? — послышалось где-то справа. Мы с Чарли повернулись к Джессике и Джеймсу, которые стояли вместе со своими слугами. Сапфировые волосы Джесс были красиво зачёсаны и закреплены заколками так, что густая копна полностью лежала на левом плече. Ни прядки не выбивалось. Жёлтые глаза тонко подведены чёрным. На голове красовалась замысловатая шляпка белого цвета с брошью в виде крыла, сверкающая всеми цветами радуги, которая очень подходила под не менее замысловатое атласное платье. Очень-очень в духе Джесс. Джеймс же в обычных джинсах и рубашке с неизменными ядовитыми волосами и скучающим взглядом. Его слуга Гэри, ставший мне хорошим знакомым, прямо держался возле господина, с гордым видом смотря на снующих туда-сюда учеников. А вот со слугой Джессики мне так и не довелось познакомиться. Я помню только её имя — Элизабет. Скромная девушка стояла возле Джесс, сложив тонкие пальцы в замок перед собой. Девушка робко улыбалась нам, слегка краснея. — Я не думала, что доживу до того дня, когда Чарльз Хилл станет ходить на необязательные мероприятия, — ехидно улыбнувшись, вскинула брови Джесс, подходя ближе. — Это была идея Майки, — пожал плечами Чарли и быстрым привычным жестом обнял Джессику, затем Джеймса и пожал руки слугам своих друзей. — Да ты кардинально на него влияешь, Майкл, — одобрительно кивнула мне девушка. — Скоро, глядишь, он и учиться лучше начнёт. — Ну-у-у, — в притворной задумчивости потянул Чарли. — Смотря, какую выгоду я от этого получу. — Хорошие отметки? — предложила Джесс. — Нет, — принц махнул рукой. — Это не главное, — Тут он хитро посмотрел на меня. — Что ты можешь мне предложить, чтобы я начал хорошо учиться и вести себя как настоящий джентльмен? — Рабочий стол, заставленный учебниками, — не задумываясь, ответил я. Джеймс хмыкнул, а Джесс прыснула, хотя шутить я и не думал. — Не сомневаюсь, — весело подмигнул Чарли. — Так мы пойдём уже, нет? Скоро начнётся, — напомнил между тем Джеймс, ткнув пальцем в редеющий поток учеников. Мы направились вслед за всеми, и у самого входа я заметил знакомую долговязую фигуру. Саймон. Друг тоже заметил меня, смотря поверх голов и ухмыльнулся. Его рот был набит и он энергично жевал что-то. Оглянувшись по сторонам, Саймон решительно направился ко мне. Я немного отстал от Чарли и других, чтобы подождать друга. — Приуэт, — с набитым ртом поздоровался он. В ту же секунду я понял, что он ел. — Конфэтку? — друг протянул мне сладость, я взял и по привычке положил в карман. — Спасибо. Тоже идёшь посмотреть? — спросил я, краем глаза заметил недоумённые взгляды Джеймса и Джесс. Чарли же смотрел нетерпеливо. — Хочешь пойти с нами? — Можно, — друг, наконец, прожевал и заговорил нормально. Его зелёные глаза посмотрели вперёд и в этот же миг застыли. Зрачки расширились, чуть ли не полностью перекрывая радужку, а челюсть даже отвиснуть от сильного удивления забыла. Не трудно было догадаться, что он заметил объект своего вожделения. Мой друг — любитель противоположного пола — по-прежнему сильнее всех обожал одну Джессику Уильямс. И никто не может разрушить эти его нереальные чувства. Саймон, пуская слюни, что-то неразборчиво бормотал. — Дж… Дж…Чт…А-а… — Да, да, — я схватил его за локоть и повёл к компании. – Ты, наконец, с ней познакомишься. Мы подошли к компании, и мой друг предстал перед всеми в очень странном виде. Не в испуганном, нет. Эмоции смешались на его лице. Там было и удивление, и обожание (направленное исключительно на Джесс) и лёгкое смущение и что-то ещё непонятное даже мне. Парень рассеяно поправил иссиня-чёрные волосы, явно нервничая. — П-привет, я Саймон — неуверенно поздоровался парень. Он старался смотреть на всех, но взгляд его зелёных глаз то и дело останавливался на Джессике. Сама же Джесс смотрела с лёгким интересом, не более. — Ещё раз здравствуй, — бодро поздоровался Чарли и пожал Саймону руку. Я, сам не ожидая, облегчённо выдохнул. Хоть от Саймона принц не ждёт подвоха, это радует. — Расслабься, парень, — лениво протянул Джеймс. Улыбка такая же ленивая, но не натянутая, а искренняя. Тей тоже пожал руку Саймону. Гэри лишь кивнул моему другу в знак приветствия и метнул на своего господина быстрый взгляд. А в нём промелькнула секундная злость, но тут же, как огонёк, погасла. Я знал, что Гэри Брэтт страдает каким-то недостатком внимания от Джеймса. Он ведь следил за каждым его движением, разговором, жестом. Парень казался мне слишком впечатлительным. Смотрел на всех вокруг так, будто подозревает в чём-то. На всех, кроме Джеймса, конечно же. Но спросить Гэри я не мог, дабы не разозлить его нечаянно. Брэтт был даже вспыльчивее меня. Элизабет скромно подала руку, и Саймон аккуратно и приветливо потряс её. Ему явно было легче от того, что не одному ему неудобно. Изящной руки самой Джессики Уильямс, его любви, мой друг едва касался. В этот момент на его лице сменили одна другую тысячи эмоций. Словно путник по бесконечной пустыне, он держался за неё, как за спасительную капельку воды. Смотрел на неё, как на королеву, как на ангела, спустившегося с небес. Друг обомлел и с таким сожалением отпустил нежную руку. Саймон только что пережил то, чего ждал, как он говорил сам, всю свою жизнь. А на лице Джесс не дрогнул ни один мускул. Почти. Она только слегка прищурилась, сверкая жёлтыми глазами, и приветливо ухмыльнулась уголком рта. — Здравствуй, Саймон, — произнесла девушка неожиданно мягким, словно перина, голосом. Я стоял рядом с Саймоном, поэтому ощутил, как по телу друга прошла мелка дрожь. Но Саймон держался, улыбаясь, как полный кретин. Закончив знакомство, мы всё-таки попали в зал. Большая сцена была украшена необычными навесами и огоньками, в три ряда расставили стулья, чтобы ученики не стояли весь концерт. Мы заняли места среднего ряда. В начале вышел запомнившийся мне ещё с церемонии маленький ведущий с раздражающим до жути голосом. Что-то восторженно объявил, поскакал по сцене и скрылся, сказав напоследок «Наслаждаемся!». Свет погас в большом зале. Занавес медленно поднялся, явив зрителям навесной ночной фон с красивыми домами. А в некоторых ещё горел свет. Деревья и аккуратная улица, освещённая в свете фонарей. На переднем плане — на сцене — стояла одна скамейка под таким же фонарём и небольшой искусственный куст сирени рядом. Тут зазвучала тихая романтическая мелодия, под которую на сцену вышла девушка. У неё была светлая коса толстых волос и лишь одно лёгкое длинное платье, которое плавно развевалось, пока она медленно кружила по сцене. Вслед за ней выбежал смеющийся парень в строгих штанах и растрёпанной белой рубашке. В руках он нёс пиджак. Девушка метнула на него задорный взгляд и закружила быстрее вместе с музыкой. Юноша по всей сцене следовал за ней, пытаясь поймать, но она ускользала от него, как вода сквозь пальцы. — Погоди, постой, очнись! На улице давно стемнело! Не хочешь же ты замёрзнуть в эту прекрасную ночь? — слегка нараспев восклицал юноша, безрезультатно пытаясь накинуть на девушку пиджак. — Я никогда не замёрзну, ведь твоя забота греет меня, — сладко ухмыльнувшись, девушка остановилась и позволила накинуть пиджак на свои худые плечи. Молодые люди присели на скамейку, любовно глядя друг на друга. Они минуту или две болтали что-то слащавое о любви и прекрасной ночи, в которую они решились сбежать из дома. Лишь бы побыть вместе, увидеть улыбки друг друга ещё немного подольше. — Ничто не испортит нам эту ночь, сама луна нам благоволит, — вдохновленно заметил юноша, поднимая голову и смотря на воображаемую луну. Мелодичную музыку, как по заказу, нарушили громкие звуки стрельбы. Такие реалистичные, что многие вздрогнули на своих местах, включая меня. Юноша и девушка вскрикнули, вскочили со скамьи и, прижавшись друг к другу, стали испуганно озираться. Где-то за кулисами раздавались грубые нарастающие голоса и через минуту на сцене появились три человека. Они были одеты в костюмы, переливающиеся чёрным и ярко-ярко красным. В руках были автоматы и пистолеты (естественно, не настоящие). Трое надвигались на пару, держа их на прицеле. — Вы с нами или против нас?! — взревел, видимо, главный из них, подходя ближе. — Ч-что? — в один дрожащий голос ответили непонимающие ничего влюблённые. — ВЫ С НАМИ?!!! — громче, с живым гневом, выкрикнул человек. — Послушайте… — юноша выступил вперёд, закрывая собой девушку, но дальше он ничего сказать не успел. Выстрел, затем второй, и наземь упали две фигуры влюблённых, которые так надеялись, что эта ночь станет для них лучшей. Троица оглядела «трупы», злорадно посмеялась и удалилась со сцены, что-то выкрикивая насчёт следующей улицы. Свет на пару минут потушили и я увидел, как двое быстро поднимаются и скрываются со сцены. Затем несколько силуэтов по разным сторонам сцены быстро расставили двери как бы домов. Параллельно с этим задний фон упал вниз с тихим звуком струящейся ткани, являя нам новый. Как только свет включили снова, я увидел, что фон почти не поменялся: всё та же ночная улица, но только уютные дома загорались, превращаясь в массовый жуткий костёр, и по улицам бегали чёрные тени, ломились в двери, стреляли в окна. И я словно слышал крики, режущие слух… Под грозную, тревожную и энергичную музыку на сцену, выкрикивая проклятия и шумя оружием, выбежали те же люди в чёрно-красном одеянии, но только в большем количестве. Они ломились в эти двери, вытаскивали оттуда людей в домашних халатах, плачущих детей, некоторые из которых от стеснения забывали кричать и молча, как шокированные, покорно шли. Я смотрел на сцену не отрываясь и понимал, что мои руки трясутся. Но я не мог ничего с этим поделать. С просто сжал пальцы в кулаки. Эти люди… чёрный… красный… Бунтовщики. Дыхание у меня захватило, но не от восторга, а от… воспоминаний. Перед моими глазами снова мелькнул прощальный голос и взгляд матери. Казалось, уже так давно почти полностью забытый, но сейчас вновь вспыхнувший в моей памяти, врезаясь в сознание острыми шипами. Я на миг прикрыл глаза, дёрнув головой, и опять посмотрел на сцену. А там была толпа из бунтовщиков, взрослых и детей. Где-то послышался отчаянный крик. Я не понимал, зачем они решили показать именно ту ночь. Именно эти события. В передних рядах сидели начальные классы. С диким страхом в детских глазах. На сцене на колени перед бунтовщиком упал парень, изображающий взрослого мужчину. Он прижимал к себе сзади маленькую девочку. — Прошу, — кричал он во всей этой беготне, — не забирай дочь. Я пойду с тобой, только её не трогай! — Так не пойдёт, — наводя дуло пистолета на лоб парня, ответил огненный солдат. — Либо вы оба, либо никто. — Но… — начал умолять парень, но перепуганная девочка истерично перебила его: — Папа, я не хочу идти с ним!!! — Твоя дочь всё решила за тебя, — зубы бунтовщика сверкнули в злобном оскале, и он выстрелил. Девочка закричала, а тело упало на пол. Ещё выстрел и девочка рухнула подле отца. Я выдохнул, и во мне всё содрогнулось от неприятного, такого горького ощущения жгучей боли. По спине потёк холодный пот, тело начало нещадно знобить. В моём животе сжимался комок, отдавая болезненные волны по всему телу. Я покосился на Чарли, но тот лишь тревожно и задумчиво смотрел на сцену. Один я, казалось, готов был закрыть глаза, закричать и потерять сознание одновременно. Я опять посмотрел на сцену, на которой на какое-то мгновение всё стихло. Свет потушили, и мне стало легко в этой темноте, нарушаемой шёпотом учеников. Но они стихли, как только свет вспыхнул вновь. На этот раз фон был утренним. Вместо домов прогоревшие обломки, фонари разбиты, а на асфальте виднеются тёмные пятна крови и всякий отвратительный мусор. Несколько человек в специальных костюмах несут на носилках трупы людей. На сцене по-прежнему стоят две двери. И тут выходят Кайл и Эш. В руках у Кайла записная книжка, а под глазами нарисованные синяки. Вид ужасно потрёпанный, а выражение лица донельзя хмурое. Они постучали в первую дверь, и открыла им испуганная, дрожащая девушка. — Здравствуйте. Вы одна дома? Есть ли раненые? Дети? — мягким, но печальным голосом спросил Кайл. Девушка медленно покачала головой. — Тогда, пожалуйста, продиктуйте свою фамилию, и кто здесь проживает… или проживал. Девушка растерянно ответила, и Кайл с Эшом, посоветовав не выходить из дома некоторое время, подошли к другой двери. Открыли им не сразу, на пороге оказался перемазанный сажей мальчик. Они спросили у него то же самое, он тихо ответил: — Я и мама. Мама спит, она давно спит, и просыпаться не хочет. Я звал её, правда, но она очень расстроилась приходом плохих гостей и поэтому спит, — мальчик говорил с каким-то безразличием, каким-то безжизненным тоном. Кайл опустился перед ним на корточки и погладил по голове. — Идём-ка с нами, дружок. — А мама? — слабо изумился мальчик. — Она и не заметит, что тебя не было. Мама не скоро проснётся, — ответил Кайл и повёл удивлённого и покорного мальчика за кулисы. Я прикрыл рот рукой, чтобы не выдать своего судорожного дыхания. Я знаю, что за человека играет Кайл. Зачем они ходят по домам. Мальчик. Я был таким. Я был там. Я был одним из этих детей. Свет тушить не стали. Фон упал, сменившись другим: серо-белые стены, стулья, стол и маленькая группа ободранных, грязных, плачущих детей. На сцену вышли около семи младшеклассников в похожей одежде. Они дрожали и жались друг к другу, пытаясь согреться и перестать бояться хоть немного. Там были как и маленькие, так и дети лет четырнадцати-пятнадцати. Кайл вышел с другой стороны, тотчас привлекая внимание детей. Без Эша, всё с той же записной книжкой. Мои руки похолодели, и я вжался в спинку стула, пытаясь успокоиться. Ведь это простой спектакль. Просто… — Вы здесь оказались не по своей воле, — заговорил Кайл таким мягким, на который был способен его персонаж, тоном. — Вы лишились самого дорогого, что у вас есть. Но у большинства остались родственники и друзья, которые готовы позаботиться о вас, — дети молчали, а Кайл, нервно вздыхая, продолжал. — Мы говорили со многими организациями, школами и с Академией. Наверняка знаете, такое большое известное здание, — Кайл развел руками, пытаясь объяснить самым маленьким. Старшие лишь кивали. — Эти заведения готовы помочь вам отучиться и помочь с деньгами, — Кайл подошёл ближе, сжимая в руках записную книжку. — Если вы не против, я бы хотел побеседовать с каждым из вас насчёт этого… Он поманил пальцем одного из старших детей, и тот без споров пошёл за Кайлом. Они скрылись за кулисами, как и остальные дети. Какое-то время поиграла печальная музыка, которая постепенно сменялась более светлой, более радостной. Старый фон снова упал, и на этот раз на новом фоне была изображена убранная улица и заменённые фонари. Силуэты людей, помогающих друг другу отстраивать дома заново. На сцене снова появился Кайл, теперь один и без книжки: — Спустя много времени после огромного пожара люди с новыми силами начали жить, — заговорил он, встал перед зрителями лицом. — Многим на восстановление домов и улиц пожертвовала наша Академия «Имени Летовской». Она бесплатно помогала детям-сиротам и приёмными родителям. Большинство из них отказались от бесплатной учёбы в Академии. Многие уехали в другие города. В итоге все они смогли жить счастливо и даже иногда навещать Каралис. Гулять по когда-то дотла выжженным улицам, — Кайл сложил руки за спиной и улыбнулся. — В Академию поступили всего два человека. Мальчик и девочка. Имена их засекречены, и директор не позволил нам знать. Но мы верим, что Академия очень помогла им обоим обрести новую жизнь. Тут на сцену вышли все актёры спектакля, все они мило улыбались, будто бы только что не кричали от притворного страха, надрывая горло с хриплым плачем. Будто не падали с искусственной кровью на коже навзничь. Будто заново, на своём опыте, не пережили эту чудовищную огненную ночь… — Скоро нашей любимой Академии исполняется семьдесят пять лет. В честь этого события мы и напомнили вам ту жестокую ночь, хоть и далеко не всю, — Кайл печально улыбнулся, голос его звенел над затихшим залом, — За что простите нас, если мы вас сильно напугали. Но мы хотели, чтобы вы увидели, что происходило в те жуткие минуты и часы, чтобы знали, сколько для выживших детей сделала Академия. Как мы все ею гордимся и любим. А теперь минута молчания в память погибшим в ночь Огненного бунта. Кайл замолк и склонил голову. Весь зал молчал. Все молчали. Абсолютно все. И эта звенящая тишина давила на меня. Моё сердце колотилось, а по вискам текли капли пота. Я сжал ткань перчаток, пытаясь выровнять дыхание. Я словно заново пережил всё. Словно я сам играл в спектакле. Я словно опять бежал по горящей мостовой. Запах той гари ударил в нос и меня начало тошнить. Это был непростой спектакль. Для меня это был кошмар. Всё смешалось в голове: и огонь, и крики, разрывающие перепонки, и кровь, хмурое лицо солдата, которого играл Кайл, только настоящего… Я дёрнулся, потому что эту самую тишину внезапно разрезали неторопливые звонкие аплодисменты. Я поднял глаза и вместе со всеми удивлённо уставился на человека, вошедшего в зал. Он шёл в дорожном плаще, хлопая в ладоши. Его бледные губы растянулись в скупой улыбке. Звук каблуков человека отскакивал от стен в ровном ритме, шёл он между средним и левым рядами. Шёл к сцене. Я не мог узнать его, я видел его первый раз в жизни. Но он показался мне солидным человеком, от которого исходило вечное равнодушие. — Что за речь, я в восхищении! — такой же звонкий грубый голос неприятно резал мой слух, но я во все глаза смотрел на человека и не понимал, зачем он нарушил минуту молчания. — Жаль только, что похлопаю вам только я, — человек перестал хлопать и изящным движение засунул руку в карман плаща, — Поскольку остальным будет совсе-е-ем не до этого. Улыбка превратилась в сумасшедший оскал. Человек достал из кармана маленькую книжку, несколько схожую с записной книжкой Кайла. Открыл её, не переставая медленно двигаться вперёд. Вот он уже около сцены, потом он резко свернул и направился к правому окну большого зала. Встав на стул, он забрался на неширокий подоконник большого окна. Никто не мог понять, что происходит. И никто, даже охрана (пара человек) не шевелилась. — Ага! — он нашёл нужную страничку и достал оттуда нечто, напоминающее большую запечатанную в фольге таблетку. Человек торжествующе обвёл глазами зал. — Ваше торжественное открытие Второго Огненного Бунта удалось на славу! Как и ожидалось! — и сжал таблетку. БУМ. Жуткий, громкий, пробирающий до костей звук прокатился по всему залу. Треск дерева и первых тревожных голосов заложил мои уши. Звук взрывающейся сцены. Послышались истерические крики, все быстро подскочили с мест и побежали на выход. Сцена горела ярким огнём. Он окутал её, неистово поглотил, заставляя в страхе и безумном восхищении наблюдать. В зале наступал безумный хаос. Роняя стулья, друг друга, истерично вереща, ученики убегали прочь от горящей и разнесённой в щепки сцены. Всё происходило быстро, яро, так безумно, что это пугало до сильного оцепенения. В толпе обезумевших и перепуганных детей. А я сидел как вкопанный и не мог отвести взгляда от человека на окне, который с довольным видом разбил стекло и, схватившись за непонятно откуда взявшуюся верёвку, молниеносно стал спускаться по ней вниз. Вскоре он исчез, а меня кто-то крепко схватил за рукав и рывком поднял на ноги. Я шокировано уставился в синие нервные глаза Чарльза. — Майкл! Ты что… надо идти… Майкл… — я слышал его как через вату. Принц что-то говорил мне в лицо и размахивал руками, а я не мог ничего разобрать. Чарли, наконец, понял, что я ничего не соображаю и потащил меня к выходу. Всё моё нутро, казалось, дрожало. Всё это было пугающе жутко, но я был в том состоянии, когда хочется и засмеяться и зареветь одновременно. Я уже забыл и про Джесс, и про Саймона, и про Джеймса. Вокруг меня был кошмар. Помещение постепенно заполнялось дымом, запахом гари и пота, забивающимся в лёгкие, вырывающимся в хриплом кашле. Я смотрел на детей, которых поспешно пытались вывести испуганные учителя. Все рвались к выходу, из-за чего образовался затор. Меня толкали взад и вперёд, ходили по ногам, но Чарли намертво вцепился в мой рукав и не отпускал его ни на миг. Открытие второго Огненного бунта… не может этого быть… это просто нереально… Кто-то сильно толкнул меня, а я едва держался на ногах, поэтому отлетел к стене, словно тряпичная кукла, больно ударившись головой. По телу будто ток прошёл. Ткань пиджака выскользнула из пальцев Чарли, и мы потеряли друг друга в этой массе тел и пепла. Я вскрикнул, когда меня вновь толкнули, впечатывая в стену и в прямом смысле слова вдавливая в неё. В глазах опасно потемнело и я начал лихорадочно искать помутневшим взглядом Чарли. Я должен его найти, он должен выйти на воздух, спастись, вдруг произойдёт ещё взрыв! Принц ведь наверняка ищет меня… Перед взором мелькали безумные глаза пробивающихся наружу учеников. И учителя уже не кричали «сохраняйте спокойствие!», понимая, что бесполезно. Я обернулся. Горящую, пусть и не сильным, но ярым пламенем сцену пытались тушить всей жидкостью, которая находилась в зале. На какое-то время меня перестали задевать, и я часто-часто задышал, опираясь о стену. Ноги подкашивались, но я старался держаться в сознании. Я искал Чарли, но мной всё больше овладевал ужас, когда я не мог его найти. Вокруг одни незнакомые испуганные и заплаканные лица. Нет синих глаз. Нет блеска индиговых маяков в этом чёрном море. Сердце больно колотилось в висках. Я не видел рыжей макушки, такой знакомой, такой родной… Тут мимо меня прошли двое парней, помогающие идти раненой девушке со светлой опалённой косой. Я вспомнил, как она кружила по сцене, казалась такой счастливой… В одном из парней я узнал Кайла. Насколько я мог понять, он почти не пострадал. Лорпэнгтон, словно почувствовав, поднял на меня обеспокоенный взгляд. Его жгучие карие глаза наполнились страхом. Кайл остановился и хотел подойти, но я резко мотнул головой, отговаривая его. Тут меня побрал жуткий приступ кашля, который словно вспарывал мне горло. Голова раскалывалась. Я задыхался… — Майкл! — приглушённый моим уходящим сознанием выкрикнул знакомый голос. Чарли, уже не разбирая ничего, толкая всех подряд, рвался ко мне с ужасом в синих глубоких глазах. Я быстро забыл о Кайле и наблюдал за принцем, неосознанно сползая вниз по стенке. Чарли тянул ко мне руки, отпихивая ими людей, ведь путь ему то и дело преграждали. В глазах всё темнело, и я с трудом различал его лицо. Лёгкие забивались дымом, глаза слезились. Голова налилась свинцом, и веки мои отяжелели. Это было противное чувство страха и боли, пронзающее до костей, выбивающее спасительный кислород. Я слабел, и пальцы мои не слушались. Но я тоже тянулся, как мог, к его руке. Несмотря на боль, которая резала всё тело, в груди что-то затрепетало, и я вспомнил его озорной взгляд, когда увидел в первый раз. Я вспомнил его объятия, его улыбки. Вспомнил, как перебирал рыжие пряди под неистовым дождём… Принц выкрикивал моё имя, а я слышал это всё тише и тише. На миг в глазах совсем потухло, но я поморгал, и зрение чуть прояснилось. Голова кружилась, а внутри всё сжимало от нарастающей паники. Я почувствовал, что Чарльз смог пробиться и рухнул на колени рядом со мной, рискуя быть затоптанным беспощадными, ничего не разбирающими, перепуганными людьми. Принц что-то спрашивал, брал моё лицо в свои непривычно похолодевшие ладони. А я не слышал, я почему-то слабо заулыбался, схватившись за его руки. Чарли стал мне столь дорог, что я боялся больше за него, чем за себя. И мне бы послать его вон из помещения, но я так не хотел, чтобы он уходил. Это было так эгоистично, но я не смог ничего с этим сделать. Я такой плохой слуга… Я не хочу, чтобы уходил ты.  Я выдохнул, смотря в искажённое ужасом лицо моего господина, и вдруг так резко ощутил, с какой адской болью пульсирует моя голова. Как давит виски, как ломит. И грудь сдавливает адской болью, и дым застилает мне глаза и лицо. И будто кто-то на миг включил звук, я услышал душераздирающий вопль за спиной Чарли. Дёрнулся как ужаленный. И снова ничего не слышно. Но принц даже не обернулся назад. Он по-прежнему говорил, шевеля губами, но беззвучно для меня. Он, кажется, просил меня держаться и не отключаться. Я опять слабо улыбнулся, радуясь, что он тут, со мной, никуда не отходит. Но держаться я уже просто не мог. Синие озёра индиговых, потемневших испуганных глаз — последнее, что видел я, прежде чем потонуть в долгожданной, но такой жуткой и липкой темноте.