Легенды Севера

Зима в этом году долгая, длинная, неласковая. Война длиннее зимы, но зиму Рихард не любит больше. Она суровая и безжалостная, она не дает дышать, потому что воздух ее колюч, а снежинки залетают в рот и царапают еще такое слабое после недавней болезни горло. Рихард часто болеет длинными холодными зимами, и ему на деле не привыкать, но в этот раз заоконная вьюга все же слишком сильно схватила его за грудь. Найра старчески покряхтывает и покашливает, кутаясь в теплую шаль, и смотрит в окно. Сегодня она без своей извечной пряжи, зато со свитком пергамента и писчими принадлежностями. Тем это чуднее, что никогда Рихард ее за написанием писем еще не видел. К тому же, у Найры нет сургуча и печати, с оттиском которой отправляются куда-либо все письма из их замка. Найра не пишет. Пергамент лежит перед ней на столике нетронутым и будто бы даже ненужным. Старуха едва слышно шевелит губами, словно наговор какой-то читает, и покачивает изредка головой как будто в такт своим мыслям. - Зачем тебе нужен пергамент, Найра? – у старухи сухие губы, почти впавшие в рот из-за отсутствия зубов, но Рихард давно привык к ее старости. Она была старухой уже когда он родился. - Я буду писать, тан Рихард, - нянька откликается так быстро, словно только и ждала этого вопроса. Рихард широко зевает и плотнее кутается в плед, одновременно с этим забиваясь поглубже в большое кресло. Он ждет, когда слабость уйдет из его тела, он ждет весны, и ему просто скучно. Ему ужасно интересно, что и кому будет писать нянька, но он мотает головой незаметно и убеждает себя в том, что это глупость, и на это ему плевать. - А ты умеешь? – насмешливо осведомляется он, прекрасно зная, что да. Это Найра учила его писать. Это Найра учила его считать. Рихард чувствует себя спесивым мальчишкой и ничего не может поделать с этим, потому что кто-то когда-то – он даже не помнит кто – вбил ему в голову, что так и должен вести себя с прислугой тан. Этим кем-то точно была не мать. И даже, наверное, не отец. Рихард морщит лоб, силясь припомнить виновника своей высокомерности, но зарабатывает лишь головную боль. Найра не отвечает. Она только качает головой в знак неодобрения, и Рихард ощущает, как горячий стыд заливает румянцем щеки. Много ли чести в насмешках над старой нянькой? - Найра… - Рихард прячет нос в колючих ворсинках пледа. – А расскажи мне сказку, - это лучший способ смягчить старуху. Найра хмурит седые брови и невесело усмехается. - Староват вы для сказок, тан Рихард, вам так не кажется? Юноша морщится, припоминая все свои глупые шуточки, но не сдается. - Тогда расскажи мне быль. Найра смеется своим сухим старческим смехом и складывает руки на животе в замок. - И какую же быль рассказать вам, тан Рихард? Юноша не колеблется. Найра ведь много знает о колдовстве. Пусть даже говорит, что ничего не знает. Не знала – рассказывала бы всем, но она вот рассказывает почему-то только ему. Рихард очень любит ее правдивые страшные сказки, но, наверное, даже себе в этом никогда до конца не признается. - Расскажи про руны. Старуха долго жует губами, словно бы собираясь с мыслями, и Рихард утомленно прикрывает глаза. Ему тепло в коконе из толстого пледа, и он с удовольствием слушает треск пламени. Рихард вообще очень любит пламя – оно отгоняет озноб и страхи. Найра наконец вздыхает и говорит тихо, будто самый большой секрет собралась открыть: - Ну слушайте, тан, раз приказывали… Был на свете бог Один. Был он известен в Миргарде богом колдовства и покровителем воинов. Глаз свой Один отдал когда-то Мимиру, хозяину источника великой мудрости, за один лишь глоток из него, а великое божественное Знание обрел он, совершив над собой ритуал. С этого ритуала Одина история рун, по преданиям, и начинается. Рихард не чувствует холодного дыхания зимы больше. Ему кажется – он снова маленький мальчик, которому не надо беспокоиться ни о чем. Ему кажется – Найра снова рассказывает ему сказку. Руны известны миру стали со времен ритуала Одина. Пронзив себя копьем, провисел бог на ясене Иггдрасиль девять дней вниз головой, лишив себя и воды, и пищи, и движения. На девятый день в награду ему упали с дерева девять палочек, образовав собою замысловатый узор. Это и были руны. Найра тянется к свитку пергамента и щелкает крышкой чернильницы. - Смотрите сюда, тан Рихард, да запоминайте получше. Вот эта руна, - она чертит пером аккуратные палочки, - Феху, рогатый скот. Лесной пожар и мчащееся стадо. Эта, - она чертит новую комбинацию палочек, - Уруз, дикий бык. Бурный поток и острые камни. Рихард против воли вытягивает шею, чтобы рассмотреть получше. Языки пламени отсветами танцуют на свитке пергамента, и палочки рун кажутся странно обугленными, как только что из костра, хотя выписаны чернилами. Они впечатываются в память – как ожогом остаются на белой коже. Руны есть тайна, о них говорить не принято. Один принес руны в Миргард не для шутов, а для избранных только лишь, а потому и знание о них передается от учителя к ученику из уст в уста. Никакая магия не любит, когда о ней попусту говорят вслух, и может от этого не сработать. Многие карлы знают про руны, конечно, но не про все. И хоть сколько-то знают – использовать их все одно опасаются. Найра чертит на пергаменте обугленные тенью огня палочки и бормочет себе под нос. - А это вот, тан Рихард, имя ваше, - на желтоватой плотной бумаге скачут черточки странного алфавита. – Райдо, Иса, Халагаз, Ансуз, снова Райдо и Дагаз. Движение, лед, разрушение, обретение, снова движение и восход. Юноша щурится, глядя на единый черный четкий символ, расползающийся по пергаменту, и кусает губы. - Зачем ты мне все этого говоришь, Найра? Ведь сама же сказала – о рунах рассказывают только шепотом и только ученикам. Старуха сухо смеется и не глядя бросает свиток в огонь. Пламя сыто трещит, поглощая свою добычу, но легче Рихарду не становится. Он смотрит в упор на старуху и ждет ответа. - А кто вы мне как не ученик, тан Рихард? Рихард молчит в ответ и только бросает быстрый взгляд на догорающий в камине свиток, с секунду борясь с желанием броситься вперед и вытащить его из огня. А потом вдруг понимает, что две дюжины обугленных тенью пламени палочек-рун намертво отпечатались в его памяти.