***
Гилору казалось, будто все его желания разом сбылись: магия больше не металась в теле, а только ласково покалывала кончики пальцев, было очень спокойно, словно он и вправду оказался в собственной спальне рядом с любимым супругом. Но ведь такого не могло быть в посмертии, не правда ли? Постепенно пришло ощущение собственного тела, а с ним — и руки, крепко прижимающие его к другому, теплому, почти горячему. Несколько минут усилий, и открылись глаза, чуть подернутые поволокой минувшего нездоровья. Гилор сморгнул, чтобы прогнать из глаз неприятную муть, и аккуратно повернулся на кровати, рассматривая обстановку. Приглушенный свет тускло освещал комнату, будто опасаясь разбудить спящих, а полупрозрачный балдахин не уменьшал его яркости, скорее был призван скрыть мягкую постель от чужих случайных глаз. Светлые тканевые обои на стенах — сейчас не рассмотреть их точный цвет, но… Гилор понял, где он находится. Это была спальня Тарлина во дворце дроу, а сам ее хозяин сопел совсем рядом, и это его рука так надежно обнимала эрилиона, словно нарочно закрывая живот. Облегчение захлестнуло его — всё же нашел, всё же придумал как, всё же спас, не захотел воспользоваться таким удобным случаем избавиться от неугодного мужа. Чуть всхлипнув, Гилор уткнулся в волосы Тарлина, счастливо вдыхая чуть слышный запах, и закрыл глаза, а потому не заметил, как неяркое свечение на несколько секунд окутало его тело. Рука на животе прижала чуть сильнее, и хриплый сонный голос невнятно произнес: — Гилли… Очнулся?.. Тарлин спал чутко, и заволновавшееся рядом тело его разбудило. Гилор не приходил в себя уже около трех суток, и принц, забросив дела, проводил всё время с ним, боясь хоть на минуту отпустить его руку. Наконец, сон сморил его, и Тарлин прилег рядом с супругом, обняв его и прижав к себе. — Доброе утро, — поздоровался Гилор. Его голос был тихим, почти шепотным, но совсем не таким, как раньше — ясным, а не надтреснутым. — Ага, доброе, — хрипло ото сна проговорил Тарлин. — Как ты себя чувствуешь? — Нормально, — чуть пожав плечами, отозвался тот. — И счастлив вернуться домой. Тарлин согласно угукнул, крепче прижимая к себе супруга и проходясь ладонью по его телу, будто проверяя, всё ли цело. На мгновение рука застыла, а потом огладила вновь, медленно и вдумчиво. Он приподнялся, окинул Гилора взглядом и тепло, хоть и всё еще немного сонно улыбнулся: — У меня получилось. — А? — непонимающе взглянул на него Гилор. Тарлин чуть подвинулся, нависнув над ним, и аккуратно, изучающе провел пальцами по его лицу. — Ты рассказывал мне легенду, что эрилион может стать прекрасным существом, если найдет того, кому сможет доверять. Посмотри. — Он переплел свои пальцы и Гилора и приподнял руку, чтобы тому было видно. Издав невнятный звук, Гилор резко сел, не обращая внимания на тут же появившееся головокружение, рассматривая собственные узкие ладони с длинными ровными пальчиками и гладкой кожей, сияющей здоровьем. А потом порывисто бросился мужу на шею, тыкаясь солеными губами в губы Тарлина и не замечая текущих слез. Вскоре Гилору принесли легкий завтрак, сказав, что истощенному организму нельзя принимать грубую и жирную пищу, и заставили поесть прямо в постели. После его посетил лекарь, внимательно просканировал всё тело, немного задержавшись на животе, и слегка кивнул, взглянув эрилиону в глаза, тот облегченно выдохнул — несмотря на произошедшее, с ребенком было всё в порядке. От глаз прислуги Гилора успешно скрывал балдахин, а вот лекарь сильно удивился, увидев вместо страшненького младшего принца существо, затмевающее своей красотой даже кичащихся ею светлых эльфов, несмотря на то, что тот был сильно изможден. Но первый же пасс со сканирующим заклятием убедил лекаря, что перед ним именно тот самый эрилион. Списав волшебное преображение на еще одну причуду этого полного тайн тела, он удалился из покоев, чуть задержавшись у выхода и шепнув Тарлину: — Ваше высочество, будет много тех, кто не поверит, что ваш супруг внезапно превратился в прекрасного лебедя. Вам следует позаботиться о том, как объяснить его преображение и убедить всех тех, кто видел лицо принца Гилора ранее, что это действительно он. Учитывая возраст лекаря и то, что тот помнил Тарлина еще грудным, дроу старался прислушиваться к его советам, особенно, если это касалось того, о чем сам принц в радости за супруга и думать забыл. — Тарлин! — звонко окликнул его супруг, тут же, впрочем, растеряв всю свою решительность. — Есть вещь, о которой тебе нужно узнать. Если ты не поверишь мне, поверь лекарю, он знает и видел сам. — Гилор растерянно кусал губы и метался взглядом по комнате, пытаясь подобрать правильные слова. — Понимаешь, тело эрилиона, оно может… Ну, то есть... Тогда, во дворце светлых… И мы… Тарлин подошел к нему и аккуратно поднял лицо супруга за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза и прерывая его бессвязный лепет. — Гилли, просто скажи мне, что случилось. — Я жду от тебя ребенка, — выпалил тот и зажмурился, опасаясь реакции на свои слова. И оказался совершенно не готов к тому, что его спустя пару секунд снова повалят на кровать, целуя и лихорадочно лаская.***
По залу прошел шепот, когда Тарлин вывел под руку впервые не закрывшего своего лица капюшоном Гилора. Советники лишь качали головами, про себя соглашаясь, что до поры до времени такого прелестного супруга действительно стоило прятать, опасаясь завистников и недоброжелателей. За несколько дней пришедший в себя и посвежевший, эрилион легкой поступью шел рядом с мужем, чуть опираясь на его руку, хотя по правилам его место как младшего было на шаг позади принца. Но еще более поразил советников жест, который обычно появлялся лишь у обремененных женщин — рука, обхватывающая живот, защищая его. — У меня есть для вас прекрасная новость, господа, — поднялся со своего места Тарлин, когда аперитив был уже выпит, но еще не успел разжечь сильный голод. — Ни для кого не секрет, что раса эрилионов является практически неизвестной для нас, — начал он, оглядывая внимательных слушателей, — а потому то, что я скажу, пусть звучит невероятно, но, тем не менее, является правдой. Мой супруг, принц Гилор, — продолжил он, снова намеренно не подчеркивая распределение ролей в их союзе, — ожидает наследника. Тишину, воцарившуюся в зале, можно было бы разрезать ножом. Для дроу ожидание реакции присутствующих не было томительным — он в любом случае не собирался отказываться от мужа, которого любил на самом деле — теперь он был в этом уверен, так как времени со дня ранения проходило всё больше, а чувства не ослабевали. О том целительском фолианте, что был им найден у светлых, Тарлин решил благоразумно промолчать. Гилор же, напротив, сильно волновался о том, как на подобное заявление отреагируют присутствующие. Он бы с удовольствием свернулся сейчас в излюбленную позу — закрыв лицо ладонями, но можно было лишь опустить взгляд в свою почти пустую тарелку и в который раз уже закусить губу. И давящая тишина, наконец, была взрезана, но не презрительным смехом советников, как думалось Гилору, а медленными отчетливыми аплодисментами поднявшегося со своего места его величества. Следом послышались неуверенные хлопки одного советника, затем второго, и вот уже весь стол радостно рукоплескал им, поздравляя со столь неожиданным событием. «Кто бы мог подумать, — размышлял Кронимар, глядя на счастливого сына и донельзя смущенного зятя, — что все так выиграют от этой безобидной авантюры?» В его голове уже начал зарождаться план о расширении торговли с Хертоном и контактов вообще, раз уж никто, похоже, через отведенные пять лет разводиться не собирается. Его величеству было бесконечно любопытно, действительно ли Тарлин успел полюбить этого юношу и отважится ли предложить ему магический брак или же удовлетворится гражданским, который при желании можно в любой момент расторгнуть. После обеда Тарлин увлек супруга в свои комнаты отдыхать — пусть Гилору и были положены личные покои, отпускать туда своего любимого эрилиона он не собирался. Сразу после того, как юноша пришел в себя, к ним зачастили дознаватели, которых его величество обязал выяснить, кто стоял за похищением и при необходимости поймать преступников и доставить в королевскую тюрьму. Тарлин бесился и едва не рычал на навязчивых посетителей, которые смели отрывать его от наконец обретенного супруга, хотя и понимал, что это необходимо. Единственное, что примиряло дроу с их присутствием — это накидка с капюшоном, которая по-прежнему скрывала черты Гилора от посторонних. До спальни эрилиона пришлось буквально нести на руках — так сильно его вымотал обед с советниками. Аккуратно раздев супруга, Тарлин укрыл его легким покрывалом и аккуратно поцеловал в уголок губ, хотя, видят боги, хотелось совсем иного. — Отдыхай, — прошептал он, ложась рядом и прижимая Гилора к себе, собираясь полежать рядом с ним несколько минут и уйти, наконец, в кабинет — его непосредственные обязанности как наследного принца никто другой выполнять не станет, — но незаметно для себя уснул. Проснулся Тарлин от ощущения того, что его кто-то гладил, нежно и осторожно, будто бы перышком или кошачьей лапкой. Приоткрыв глаза, он увидел Гилора, который аккуратно водил по его лицу самыми кончиками пальцев. Заметив, что дроу уже проснулся, он попытался было отдернуть руку, но тут же был пойман за кисть, притянут ближе и практически уложен на грудь супруга. — Продолжай, — хрипло со сна прошептал тот, прижимая ладонь эрилиона к своей щеке, и Гилор вновь заскользил пальцами по лицу, изучая его и спускаясь на шею, а Тарлин разве что не мурлыкал от осторожных ненавязчивых ласк, снова закрыв глаза, чтобы не смущать юношу еще больше. На миг пальцы исчезли, но тут же губы дроу тронули мягкие губы Гилора, сразу отстранились, снова прижались, поцеловали чуть увереннее, а потом их сменил осторожный язык, чуть лизнувший их и упрашивающий раскрыться. Тарлин с удовольствием подчинился, мягко отвечая на поцелуй и не пытаясь перехватить инициативу или перевести его во что-то большее. Тонкие пальцы зарылись в темные волосы, и эрилион, не сдержавшись, что-то поощрительно простонал, почувствовав горячие ладони, гладящие его спину. В прошлый раз он лишь принимал ласки Тарлина, и сейчас было очень страшно делать что-то самому — Гилор опасался сделать что-нибудь не так, показаться смешным, а сильнее всего — что его оттолкнут. Но дроу не смеялся и нежил в ответ, поощряя быть чуть смелее, и лишь довольно выдохнул, когда он принялся немного неловко расстегивать пуговицы рубашки. Справившись, Гилор распахнул ее на груди и, едва касаясь, погладил кончиками пальцев сильные мышцы, ощущая, как сильно и быстро бьется сердце дроу. Тронул губами солоноватую от пота шею и тихо всхлипнул, когда ладонь Тарлина прошлась по его спине снизу вверх, задирая короткую нижнюю сорочку. Напряженный член эрилиона уперся в бедро принца, давая понять, что, как бы ни был тот смущен своими действиями, происходящее сильно завело его. Сжав руками узкие бедра, Тарлин слегка потерся о них, давая почувствовать и свое возбуждение, стащил сорочку полностью, а потом ловко перевернулся на постели, оказываясь сверху. Он заглянул в глаза Гилора, готовый увидеть в них неудовольствие от явной смены ролей, но разглядел лишь призыв и предвкушение. Длинные совершенные ноги обвили его талию, тонкие пальцы обхватили шею, нежные губы прижались ко рту, и Тарлин с тихим рыком скользнул языком внутрь, лаская и всё сильнее распаляя своего смущающегося любовника. Чуть пощекотав языком ушко, спустился поцелуями по нежной шейке с едва заметным кадыком и заскользил кончиками пальцев по телу, легко оглаживая ключицы и плоский напрягшийся живот, вызывая дрожь. Вновь поднялся наверх, обласкал соски, осторожно сжимая и чуть оттягивая, вырывая у расслабленного эрилиона тихий стон. Облизав пальцы, Тарлин потянулся рукой вниз, между широко разведенных ног, нащупывая сжатый вход, и принялся аккуратно разминать его снаружи, чуть надавливая и не пытаясь пока проникнуть внутрь. Слегка дернувшись от всё еще непривычной ласки, Гилор широко распахнул глаза, но тут же снова закрыл их и поцеловал супруга, притянув его ближе за шею. Пару минут спустя, повинуясь чужим рукам, он перевернулся на живот, чуть выставляя вверх ягодицы, и громко вскрикнул, когда почувствовал между разведенных половинок влажный упругий язык. — Ты чт?.. Не надо, — попытался он воспротивиться, но ладони, сжавшиеся на бедрах, пресекли попытку отползти в сторону, а язык вновь и вновь продолжал скользить по дырочке, лаская и расслабляя ее. Удовольствие, запретное и оттого еще более сладкое, пьянило не слабее молодого вина, кружило голову, заставляло вздрагивать и громко стонать, заливаясь краской стыда от собственной несдержанности. В какой-то момент вместе с языком внутрь проник смазанный чем-то палец, распирая еще непривычные к такой ласке стенки, скользнул глубже и безошибочно прошелся по простате, вырывая судорожный, с хрипом, вздох и громкий стон. Тарлин сходил с ума от податливости Гилора, от его отзывчивости, от непередаваемого ощущения власти над ним, когда два, а затем и три его пальца растягивали узкий вход обнаженного супруга, в то время как он сам был еще практически одет. — Подожди, маленький, — проговорил он, вынимая пальцы и целуя эрилиона между лопаток, быстро скинул давно мешавшуюся одежду и смазал себя маслом из бутылочки, предусмотрительно оставленной кем-то из слуг. Тарлин снова лег на кровать, устроившись на боку рядом с Гилором, и повернул его спиной к себе, шепча на ухо, что он сладкий, отзывчивый, самый красивый, чуть согнул его ногу в колене, открывая взору чуть вспухшее после вторжения пальцев колечко, и медленно, осторожно вошел. Замерев, он стал широкими движениями оглаживать спину застывшего эрилиона, сбивчиво дышащего и изо всех сил пытающегося расслабиться. Когда Гилору это наконец удалось, дроу начал аккуратно двигаться, лаская одной рукой его грудь и живот, проходясь ладонью по члену и сжимая головку. Шумному дыханию Тарлина вторили тихие, почти застенчивые, но всё же несдержанные стоны, тонкая шейка с родинкой у самой ключицы откидывалась назад, подставляясь языку, и он, чуть сильнее необходимого впившись зубами в открытое плечо, стиснул ладонью бедро и сорвался в быстрый темп. Принц уже не помнил о том, что обещал себе быть нежным, чтобы не напугать и не причинить боль, о том, что первым делом хотел именно ему доставить удовольствие, позабыв о себе — невинная отзывчивость супруга заставляла брать его сильно и резко, практически клеймя собой. Но Гилор и не думал противиться, покорно принимая и новый темп, и возросшую жесткость, лишь сильнее прогибаясь в спине, дрожа и вскрикивая всё громче, царапая ногтями удерживающую его руку. Перед глазами, казалось, вспыхивали мириады солнц, и принцы тонули в них, захлебываясь воздухом, выплескиваясь в жаркую тесноту или на мягкие простыни. Выйдя из расслабленного тела всё еще всхлипывающего Гилора, Тарлин осторожно повернул его лицом к себе и обнял, успокаивающе скользя ладонью по влажной спине. Теперь у него было всё, о чем он мечтал: невозможно любимый красивый муж, чувственный любовник, ожидание чуда рождения наследника. Не хватало разве что одного… Тарлин опустился на колени перед постелью, забрав руку Гилора в свои, и проговорил: — Гилли… Я прошу тебя разделить вечность со мной, позволить заботиться о тебе и быть оберегаемым тобой. Я прошу о праве дарить тебе каждый день и час каждого дня радость и счастье. Я прошу простить мне все горести и обиды, что причинил тебе, и стать одним целым со мной. Он закончил ритуальную фразу и теперь внимательно следил за реакцией удивленного Гилора, взволнованно кусавшего губы. Но вот тонкие пальцы в ладони дрогнули, и он спросил шепотом — голос изменил ему: — Я должен ответить какой-то конкретной фразой? Тарлин покачал головой и подсказал: — Только то, что согласен… если это и вправду так. — Я согласен, — всё так же тихо, но удивительно твердо проговорил эрилион, и магия теплыми искрами пробежала по соединенным рукам, принимая их обещание.***
Теплым светом сияли глаза эрилиона, что шел сейчас по коридорам дворца королевства дроу. Его узкую ладонь бережно сжимала рука принца, ступающего лишь на полшага впереди — всё же старший муж. Длинное платье шелковой волной обнимало ноги при каждом шаге, а вуаль, традиционно закрывающая лицо, была настолько прозрачной, что не скрывала даже румянец волнения на щеках юноши. Нервная дрожь тронула кончики пальцев, когда пара подошла к ритуальному залу, и дроу обернулся к своему спутнику с ободряющей улыбкой. Сегодняшнее торжество совсем не напоминало тот фарс, что ранее был на их гражданской свадьбе — сейчас же они заключали свой союз по любви и взаимному согласию. В ритуальном зале их встретили лишь несколько человек — только самые близкие люди могли быть посвящены в таинство магического бракосочетания. Для остальных будет и богатое празднество, и бал, ну а сейчас… Его величество как отец и поверенный того, кто просил руки и вечности рядом, снова озвучил Гилору те же самые просьбы, что и Тарлин в тот памятный вечер в спальне, давая шанс одуматься, но по залу взволнованно и оттого звонко разнеслось: — Согласен! И в третий раз теперь уже Старшим магистром ему были высказаны просьбы — последний шанс передумать, переиграть, переиначить свою судьбу, но не заключить брак, который лишь смерти под силу расторгнуть. — Согласен! — всё столь же звонко, но не менее твердо прозвучал окончательный ответ Гилора. Старший магистр принял их переплетенные руки в свои, начиная читать брачное заклинание. Никто вокруг не мог бы сказать, что сейчас чувствовали эти двое юношей — сами они не заключали магический союз, довольствуясь гражданской волей короля. Слишком пугало их слово «никогда», слишком страшно было представить себя навеки скрепленным с человеком, с которым больше не хочется находиться рядом. Между тем, всё сильнее сжимались ладони Старшего магистра на пальцах принцев, голос, начавший с шепота, становился всё громче и оборвался на самой тонкой ноте. Золотым обручем вокруг шей принцев вспыхнуло заклинание, чтобы, рассыпавшись, остаться там тонкой вязью рисунка в знак того, что каждый из них до конца своих дней принадлежит другому. Всё так же, не расплетая рук, они поклонились Старшему, совершившему обряд, затем и его величеству, а после покинули ритуальный зал, чтобы уже в зале приемов принимать поздравления и присоединиться к общему празднеству — фуршету и танцам. У дальней стены в тени колонн, почти никем не замеченный, стоял мужчина, кутавшийся в длинный темный плащ. Бесстрастным взглядом он скользил по кругу танцующих, пытаясь заглянуть в глаза Гилора. Когда же это, наконец, удалось, он медленно склонил голову в одобрении и аккуратно стер покатившуюся по щеке слезу — его сын, как никто другой, заслуживал счастья.