Вуаль эрилиона

Первое, что, очнувшись, почувствовал Гилор — Тарлина нет рядом. Эрилион уже давно ощущал его, даже несмотря на почти исчезнувшую магию, как продолжение себя, и оттого ярче сейчас было ощущение потери. Воспоминания о произошедшем возвращались медленно и неохотно: неожиданное нападение, Тарлин, вскинувший меч, воины, рубящие клинками и натягивающие тетиву; дальше в памяти была лишь чернота. Не открывая глаз, Гилор прижал ладони к полу, надеясь, что оставшейся магии хватит на короткий толчок, чтобы хотя бы определить, где он находится, но земля не откликнулась — ни малейшей вибрации, ни шороха прорастающих трав. Значит, одно из двух: или нападение еще сильнее ослабило его, или рядом с ним нет ни единого клочка земли. Эрилион распахнул глаза и внутренне простонал — его опасения подтвердились, он был заперт в настоящем каменном мешке. Ему было абсолютно бессмысленно рассчитывать на помощь магии — ни связаться с Тарлином, ни попытаться защититься он не сможет. Конечно, Гилор умел обращаться с мечом, и довольно неплохо, но… для этого мечом нужно было завладеть. Гилор понимал, что его похитители не могли оставить достаточно следов, чтобы их можно было обнаружить, и потому не ждал помощи Тарлина. Очень хотелось надеяться и верить, но эрилион, загнав эти бесполезные сейчас чувства поглубже в душу, готовился встретить свою судьбу с гордостью и дерзостью, как и подобает ему, принцу по рождению и по браку. Единственное, чего он отчаянно желал — чтобы Тарлин и остальные ребята не пострадали во время похищения. Спустя какое-то время внизу одной из стен вдруг появилась ниша, в которую впихнули краюху хлеба и маленькую жестяную кружку с водой. Голод, ранее не замеченный Гилором из-за беспокойства, развернулся в полную силу, и эрилион задался вопросом, сколько же он провел без сознания, если сейчас так сильно хочется есть. Тускло блеснули в свете маленькой лампы под самым потолком плотные металлические браслеты, сковывающие его запястья и соединенные недлинной цепью. Откусив от принесенного хлеба маленький кусочек и отпив еще меньший глоток, Гилор решил припрятать остальное — неизвестно, сколько его намереваются здесь держать и как часто кормить. Удивительно, но холодно не было, несмотря на то, что эти самые браслеты были его единственной одеждой. Какой смысл был его раздевать, Гилор не знал, но, возможно, похитители опасались, что он может удавиться на собственной одежде или применить ее против них. Собственная нагота сильно смущала, он не привык видеть свое тело обнаженным, не спрятанным в привычный панцирь свободной одежды, но приходилось терпеть. Присев в углу камеры, эрилион закрыл глаза, но спасительный в его ситуации сон не шел, только неотступно преследовали мысли о Тарлине. Хотелось хоть на мгновение почувствовать касание его магии, чтобы быть уверенным — жив. Та ночь во дворце светлых, что они провели, нежа друг друга во взаимных ласках, стала самым дорогим его воспоминанием за всё время вне родных земель. Гилор не знал, сколько прошло дней с тех пор, как он очнулся — в камере не было окон, а внутренний хронометр катастрофически сбился. Было слишком страшно чего-то ждать, о чем-то думать, и потому он старался держать себя в состоянии, близком к медитативному самосозерцанию. В какой-то момент из этого состояния его вывело яркое мерцание стены, которое прекратилось через минуту, но создало в стене довольно низкую и узкую каменную дверь без ручки — понятно, что она не была рассчитана открываться изнутри. Дверь плавно распахнулась, явив пленнику дроу аристократического происхождения и двух огромных охранников, облаченных в доспехи так, если бы они сию секунду были готовы принять бой. Впрочем, возможно, это так и было — никто из них и понятия не имел, чего можно ждать от эрилиона, даже ослабленного. Подхватив за скованные руки, эти двое выволокли Гилора из камеры и потащили коридорами. Он судорожно вздохнул, но, наряду с ощущением, как заполошно колотится сердце, чувствовал и облегчение — скоро всё решится. Гилор был изумлен, когда понял, куда его так рьяно тащили — в ритуальный зал, самое сокровенное место любого дома. Здесь всё явно было уже готово к какому-то ритуалу: магический свет погашен, оставлены только свечи, на горелке, испуская пряный запах, плавился красный воск. Но более всего юношу встревожили прочные металлические обручи, прикрепленные к алтарю — такие использовались только во время жертвоприношения. Гадая, что же от него, лишенного магии, может быть нужно, Гилор настороженно следил взглядом за, очевидно, хозяином этого места. Воины, небрежно скинув его на пол, отошли к стене, почти полностью сливаясь с ней и не отвлекая на себя ничье внимание — профессионалы. — Располагайся, будь моим гостем, — радушно произнес хозяин довольно приятным голосом. Он и внешностью был вполне привлекателен, впрочем, так же как и большинство дроу, и, судя по всему, не собирался скрывать от пленника свое лицо. — У нас есть немного времени до того, как придет мой брат, и мы сможем закончить последние приготовления. Дроу заложил руки за спину и принялся прохаживаться от одной стены до другой, напоминая этим Гилору его бывшего наставника. Вот только этот, похоже, одними наставлениями да поучениями не обойдется. — Наверняка ты задаешься вопросом, — между тем продолжил тот, — кто я, где мы и для чего. Что ж, я отвечу на них по порядку. Меня зовут Ниир Таккендар, и находимся мы в моем имении. А вот что здесь делаешь ты… Знаешь, раса эрилионов — настоящая загадка для всех, которую каждый хотел бы разгадать. И я в том числе. С ними связано много сказок, поверий… Сейчас за давностью лет их уже почти никто не помнит, а зря, ой, зря. С детства мы с братом были увлечены сказаниями об этой таинственной расе, хотелось хоть одним глазком когда-нибудь поглядеть… И что я выясняю? Эрилион собственной персоной приезжает в нашу столицу! Увы, первым протянул свои лапы к тебе наш принц, но теперь-то ты мой. Не думай, лично мне ты не нужен, — он помолчал. — Мне нужна сила, которую ты можешь дать. Замерев, Гилор вслушивался в слова Ниира, пытаясь не поддаться панике и понять, что же от него хотят. Дроу же, подойдя чуть ближе, неожиданно ласково посмотрел на него, хотя глаза горели фанатичным огнем, и снова заговорил, но теперь уже вкрадчиво и с нежной улыбкой: — Видишь ли, мальчик… Существует один ритуал, после которого сила, заключенная в эрилионе и умноженная в десять раз, перейдет к тому, кто пожертвует на ритуал свою кровь. Сила же — это власть. И мне несказанно повезло, что мой обожаемый младший братик состоит в Ковене магов. Я знаю о тебе всё… Так что от тебя будет требоваться лишь расслабиться и позволить нам сделать свое дело. Гилор прикрыл глаза, скрывая мелькнувшую усмешку: всё, что говорил этот дроу — лишь его фанатичный бред, не более. Будучи эрилионом, он знал, что его магия, не измененная собственной волей, не приемлет тело иной расы — оно не подойдет даже по своему физическому устройству. Даже если дроу и нашел где-то в книгах подобный ритуал, он мог бы сработать только при передаче магии другому эрилиону, и то сила бы не смогла увеличиться в десять раз — это против всех существующих законов. Но сейчас эти знания ничего не стоили, и переубедить Ниира и его брата не представлялось возможным. — Всё, что нужно для ритуала, — тихо и еще более проникновенно сказал дроу, — принести в жертву эрилиона. Беременного эрилиона, мальчик. Вот и всё, теперь были раскрыты все карты. Тихо звякнула цепь браслетов, когда Гилор инстинктивным движением закрыл ладонью живот, будто защищая свое нутро от посягательств посторонних. Что ж… Первый раз его брали практически по любви, второй и последний же… Гилор не обманывал себя, понимая, что именно будет предшествовать ритуалу. Весть о скором изнасиловании буквально заморозила юношу, сейчас лишь жалевшего, что ему не суждено просто умереть на алтаре. Это после придет ужас, боль, отвращение, стыд, и Гилор был благодарен своему телу за такую отсрочку. — Так вот, — продолжил вещать Ниир, снова начиная ходить из угла в угол. — Мы дождемся моего братца-мага, он мне приготовит настоечку, чтобы встало всё, что нужно, и потом мы с тобой… м-м-м… сольемся телами. Затем часа четыре подождем, чтобы семя усвоилось, — этого времени будет достаточно, о вашей физиологии я тоже читал в книгах — и начнем наш маленький ритуал, который позволит мне, наконец, свергнуть Кронимара и занять его место. Самым лучшим для Гилора было бы снова погрузиться в медитацию, как он постоянно делал в своей камере, но голос дроу ввинчивался в уши, не давая сосредоточиться на собственном дыхании, и учащал сердцебиение. Ниир нес что-то еще, но главное о своей участи эрилион уже услышал и сейчас возносил молитву всем богам, которых знал, чтобы помогли ему встретить боль и унижение достойно и снисходительно даровали скорое беспамятство. Горячо поблагодарив их за мгновения радости рядом с Тарлином, Гилор вновь попытался воззвать к своей магии — вдруг бы получилось хоть как-нибудь защитить себя. Она, чуть подросшая за это время, заметалась в теле эрилиона, не находя выхода, — в ритуальном зале пол также был выстлан толстым камнем, пусть и гладко отполированным, чтобы радовать глаз. Оставив это бесполезное занятие, Гилор прикрыл глаза и попытался отрешиться от всего, что сейчас его окружало, вспоминая глаза смеющегося Тарлина. Жаль, что даже коротких пяти лет он не сможет быть рядом, лишь одно успокаивало — теперь принц будет вправе найти себе супруга по сердцу, а не по слову отца. Тарлин… Его непонятный супруг иной раз так непредсказуемо поступал — то целоваться лез, то как с другом разговаривал; то любовника из постели прогонял, то снова становился равнодушен. Хотя теперь Гилор ему очень благодарен был — не лишился невинности в трактире каком-то с посторонним мужчиной, как сельский мальчишка-крестьянин, а по любви и с законным супругом. Неожиданно по полу потянуло волной прохлады — открылась дверь зала, и на пороге появился мужчина, очень похожий на Ниира, не было никаких сомнений, что это его брат. Он прошел к алтарю, на ходу приветственно кивая дроу и, как ни странно, Гилору, и вынул из-за пазухи небольшой фиал темного стекла. Маг, судя по всему, в отличие от своего брата многословностью не отличался, и тот взялся объяснять эрилиону, что происходит. — Итак, моего брата мы дождались. Теперь, эрилион, он приготовит, точнее, закончит готовить возбуждающий состав для меня, и мы приступим к главному пункту подготовки к ритуалу — осеменению твоего чрева. У Гилора складывалось впечатление, что этому дроу доставляет удовольствие постоянно напоминать ему о том унижении, что вскоре придется пройти. Вполне возможно, что он сам, будучи, судя по всему, сумасшедшим фанатиком, унижением этот процесс не считал и видел в нем лишь способ получить недостающий ингредиент. Тем временем маг, имя которого ему так и не назвали, подошел к Гилору, держа в одной руке принесенный фиал, а в другой — нечто, больше всего похожее на спицу. Взяв почти не сопротивляющегося эрилиона за локоть и подтащив, он довольно глубоко воткнул спицу куда-то в плечо, так, что кровь тут же потекла по ней, оказавшейся внутри полой, прямо в фиал — маг едва успел отщелкнуть крышечку. Гилор знал, что это далеко не самая сильная боль, что ему предстоит вытерпеть, но слезы, не слушая доводов разума, сами наворачивались на глаза, будто бы этот неожиданный укол сумел разбить стену отстраненности, которую эрилион старательно выстраивал в душе. Несмотря на то, что он был дважды принцем, на самом деле Гилор оставался даже не молодым мужчиной — еще мальчишкой, которому сейчас было больно и отчаянно страшно. Маг же, не теряя времени, вновь закупорил фиал и принялся интенсивно его встряхивать. Ниир терпеливо ждал, пока афродизиак не будет готов, и, прищурившись, разглядывал эрилиона. — Почистишь его? — обратился он к брату. Гилора просьба не удивила — после нескольких дней, проведенных вдали от возможности хоть как-то омыться, и вынужденный справлять требования тела в небольшом углублении внутри камеры, он был уверен, что пахнет отнюдь не полевыми цветами, и разделять ложе с ним будет категорически неприятно. Маг кивнул, всё так же не говоря ни слова, отставил фиал на столик и, как-то по особенному прищелкнув пальцами, провел ладонью вдоль его тела. Вслед за рукой прокатилась волна едва терпимого жара, очищая его снаружи и даже внутри. Недоуменно моргнув, маг подошел к Гилору ближе и, вновь выбросив ладонь вперед, будто омыл эрилиона струей направленной магии, явственно ощупывая ею всё тело. Закончив, он слегка пожал плечами и обронил: — Нет нужды, он в положении. Гилор резко втянул в себя воздух, практически всхлипнув, — значит, всё-таки та ночь с Тарлином не прошла без последствий, и в нем зреет новая жизнь — маленький полудроу. Едва осознав, что в жертву будет принесен не только он, но и его не рожденное дитя, захотелось тут же свернуться клубком, закрывая руками живот, защищая его от жестоких безумств фанатиков. Погруженный в свои чувства, Гилор не услышал голоса Ниира, скомандовавшего начало ритуала. Воины в четыре крепких руки подняли его с пола и свалили на алтарь, пристегивая лодыжки и запястья. До ужаса хотелось вырваться, но что мог сделать против двух сильных мужчин беззащитный юноша, тем более ослабленный после столь скудной кормежки, едва поддерживающей в нем жизнь? Закончив свое дело, воины-охранники снова отошли к дальней стене, позвякивая доспехами, а маг тем временем начал свои приготовления. Вызвав на ладони небольшой огонек, он зажег от него длинную тонкую свечу белого воска, а от нее — все остальные, что были расставлены вокруг алтаря. Пламя, повинуясь шепоту мага, поднималось всё выше и выше, рисуя на стенах причудливые фигуры теней. После маг снова двинулся к эрилиону, и тот закрыл глаза, чтобы не видеть его действий. Как никогда хотелось жить, теперь не только ради себя, но и ради будущего дитя, и он страстно возносил молитву всем богам, чтобы случилось чудо и его спасли. Надежда, яркая, отчаянная, внезапно загорелась в душе, та самая, которой Гилор всё это время не позволял вырваться на свет. Захотелось сильно-сильно зажмурить глаза, а раскрыв их, оказаться в надежных руках Тарлина или хотя бы в родных стенах собственной спальни. Взяв небольшую миску с носиком, где уже давно бурлил расплавленный воск, маг принялся разливать его тонкой струйкой на живот Гилора, рисуя древний символ — секстаграмму. К счастью, капли воска начинали свой путь достаточно высоко и не обжигали, падая на обнаженную кожу эрилиона. Закончив, он вновь затянул монотонную песню заклинания, зачерпывая кисточкой какие-то смеси, больше всего напоминающие мазь, и рисуя на запястьях, щиколотках и над сердцем еще какие-то знаки. Пение становилось всё громче и яростней, и в сосуд с настойкой редких трав пролилась кровь Ниира, а после маг залил получившийся эликсир в рот эрилиона, заставляя проглотить всё до капли. Гилору казалось, что внутри него разгорается солнце, маленькое, но очень горячее, и когда жар его лучей дошел от макушки до самых пяток, его накрыла, наконец, блаженная темнота.