Спасатели, вперёд!

Хидан вынес Дейдару с поля сражения, а Какузу пришил ему оторванные руки. Но если вы хоть на минуточку подумали, будто они сделали это бескорыстно, из человеколюбия, милосердия или из желания помочь напарнику-Акацки, то вы наивны, как овечка. Сам Дейдара наивнячком отнюдь не был. Сидя в луже собственной крови, стискивая зубы и из последних сил стараясь не потерять сознания, он слышал над собой радостный безумный хохот Хидана и свирепый свист его смертоносной косы. Но он знал, по какой такой причине Хидан спасает ему жизнь, отгоняя прочь коноховских шиноби, а потом подхватывая его с окровавленной земли. Знал наверняка и не хуже самого Хидана, как знал и то, что в ближайшее время будет беспомощнее куклы. Сломанной разбитой куклы Данны. И он понимал, что с ним, с такой вот куклой, можно будет делать всё что угодно, причём совершенно безнаказанно. А уж что будет угодно Хидану, сучаре белобрысому, Дейдара тоже знал давно и абсолютно точно. Однажды он едва не оторвал Хидану его грёбаную лапу, посмевшую огладить его по заднице, и с тех пор Хидан его руками не задевал. Только словами, и перебрехивались они практически постоянно, едва завидев друг друга. Хидан именовал Дейдару не иначе как шлюшкой и блондой, интересовался, кому тот успел дать за время его, Хидана, отсутствия, а Дейдара в ответ посылал спрашивающего на хуй к его распрекрасному Джашину. Это стало прямо каким-то ритуалом, и остальных Акацки только смешило. Да и самого Дейдару уже не бесило, а забавляло: Хидан был вспыльчивее пороха, контролировать себя не умел и не хотел, и дразнить его было подлинным удовольствием. Почти таким же, как взрыв. Но сейчас Дейдаре было не до смеха. Он висел вниз головой на широком твёрдом плече Хидана, и ладонь этого мудилы удобно держала его как раз за задницу. Дейдара мог бы поклясться, что сквозь звон в ушах, тоненький мерзкий звон от кровопотери, он слышал, как Хидан напевает — то ли молитву своему поганому Джашину, то ли какой-то похабный куплетик. Белобрысый откровенно и беззастенчиво радовался, и Дейдаре следовало бы с этим смириться, чтобы всё ёбаное гадство, которое вздумает учинить над ним Хидан, принять максимально равнодушно. А потом, конечно, отомстить. Решив так, Дейдара только выдохнул, когда Хидан, влетев наконец в какую-то пещеру, опустил его полубезжизненное тело на землю. Весьма осторожно опустил, между прочим, не швырнул небрежно, как это сделал бы на его месте сам Дейдара. И руки, стискивавшие раненого поперёк бёдер, Хидан разжал с некоторым сожалением. А потом заорал: — Какузу! Ты чего, урод старый, тут расселся, пока нас там убивают, а?! Проморгавшись, Дейдара и вправду различил в полумраке пещеры огромный тёмный силуэт и узнал казначея Акацки — с неимоверным облегчением узнал. Какузу он уважал. Однажды тот уже пришил ему оторванные в бою руки, ничего не потребовав взамен. И вообще, этот высокий нелюдимый человек, чьё лицо всегда было скрыто полумаской, вызывал у Дейдары лёгкую оторопь. Он смутно чувствовал в нём такую силу, какая немногим смертным дана, силу, которая (и это он тоже чувствовал) сделала Какузу практически бессмертным. — Ты и без меня справился, — невозмутимо отозвался казначей, задёргивая завязки на сумке с деньгами. Он, видимо, пересчитывал здесь свою казну — медитативно, ловя от этого занятия кайф. Взгляд его странных зелёных глаз почти равнодушно скользнул по изувеченному телу Дейдары и на миг скрестился с его взглядом. — Что, опять? — проворчал Какузу, подымаясь с места и подходя к Дейдаре, который кое-как, превозмогая боль и обморочную дурноту, приподнялся и сел. Своды пещеры завертелись перед ним гигантской каруселью, но и сквозь эту круговерть он различал нависшую над ним, как башня, чёрную фигуру Какузу и его мерцавшие в полумраке глаза. — Ты руки-то его прихватил, придурок? — казначей полуобернулся к Хидану. Тот тем временем поднял с земли походный мешок и, достав оттуда что-то съестное, принялся энергично жевать. — Мог бы и не брать, но прихватил, да, — осклабился Хидан, как ни странно, пропустив «придурка» мимо ушей. Очевидно, у него было на редкость хорошее настроение, и Дейдара даже знал, почему. — Пришпандоришь ему лапки прямо сейчас или, может, чуток погодишь? Не хочу, чтобы он заполучил обратно свои культяпки и всё тут ими разнёс к херам до того, как я его оттрахаю. Дейдара с трудом проглотил слюну. Во рту у него пересохло. — Что за интерес трахать какой-то обрубок? — флегматично возразил Какузу. — Успокойся, руки восстановятся у него не раньше, чем через полдня… или полночи, если угодно, — прибавил он, глянув на клонившееся к закату солнце, лучи которого скользили по сводам пещеры. — Надеюсь, за вами никто не увязался и не проследил, куда тебя понесло? — Им не до того было, — небрежно отмахнулся Хидан. — Я у них двоих мудозвонов уложил. — Что ж, тогда повеселимся как следует, — после паузы задумчиво кивнул Какузу, присаживаясь на корточки и аккуратно ощупывая сильными пальцами культи Дейдары. А тот даже не обратил внимания на острую боль от этих прикосновений, вычленив из только что сказанного казначеем кое-что очень для себя интересное. — Повеселимся? Ты сказал, повеселимся? — заинтересовался и опешивший не меньше Дейдары Хидан. — Ты что, тоже хочешь его трахнуть? Ты?! Ну ни хуя ж себе! В его голосе прозвучало неподдельное возмущение. — Каждый труд должен быть оплачен, — всё с той же философской невозмутимостью пояснил Какузу, внимательно вглядываясь в расширившиеся зрачки совершенно опешившего от такого поворота Дейдары. Дейдара чуть не утонул в пронзительной зелени этого взгляда, потряс головой… и вдруг почувствовал, как в груди закипает совершенно неуместный сейчас смех. Это всё и вправду было смешно до уссачки! Какузу, этот бесстрастный каменный истукан, тоже хотел его трахнуть! Хидан ревновал! Труд должен был быть оплачен! Скорчившись на земле, Дей так и зашёлся от хохота, звонкого и совершенно искреннего, эхом раскатившегося под угрюмыми сводами пещеры. — Ещё и ржёт… — озадаченно протянул Хидан за его спиной, тоже присаживаясь на корточки и пытаясь заглянуть ему в лицо. — А чего, плакать, да? — отдышавшись, кое-как выдавил Дейдара. — Не дождёшься, мудила! Он сморгнул навернувшиеся от смеха слёзы и вызывающе уставился теперь уже в малиновые глаза вытаращившегося на него Хидана. — Было бы кайфово, если б ты, к примеру, ревел, звал мамочку, просил пощады и всё такое… — мечтательно фыркнул Хидан и тут же подскочил, выматерившись сквозь смех: Дейдара, изловчившись, с удовольствием впился зубами в его плечо, на котором не так давно висел. — С-сука зубастая! — Хватит придуриваться, идиоты, — посоветовал Какузу, подбирая обрубки рук Дейдары и примеряя, какая из них правая, а какая — левая. Дейдара от души понадеялся, что тот не перепутает. — Подержи его лучше, чтобы не дёргался, — обратился Какузу к Хидану. Дейдара хотел было заявить, что и не собирается дёргаться, но невольно зажмурился. Он не хотел ничего видеть. Уже достаточно насмотрелся и натерпелся в предыдущий раз, чтобы знать, как всё это будет. Больно, вот как. Впрочем, разница с прошлой «операцией» очень даже была. Разница заключалась в присутствии Хидана, мудака Хидана, который одной рукой крепко-накрепко удерживал Дейдару, обхватив его за плечи, а вторую руку запустил ему в штаны и вовсю там шуровал. Дейдара попробовал отбрыкнуться, но не тут-то было. Хидан держал его мёртвой хваткой. — Какого хуя? — сквозь стиснутые зубы процедил Дейдара, не открывая глаз. Наглая лапа Хидана как раз уверенно понянчила ему хуй, а потом так же уверенно перекочевала на задницу, раздвигая ягодицы. — Это типа наркоз, — весело пояснил Хидан. — Я тебя отвлекаю, куколка. И развлекаю! Спасибо бы лучше сказал, мудак ты неблагодарный. Его голос заметно вздрагивал — от возбуждения, понял Дейдара, и, как ни странно, эта мысль отвращения в нём не вызвала. И боль, которую причинял ему Какузу, проворно пришивая обрубки рук к культям своими волшебными нитями — эта боль и вправду отступала. Стало как-то... не до неё! — Вот блядь, — прохрипел он с мрачным смешком и невольно заёрзал, когда палец Хидана проник ему в задницу. — Да чтоб ты сдох! — Не дождёшься! — Хидан откровенно заржал ему в ухо, повторив его собственные слова. — А ты те-есный, а, блонда? Я что, первым у тебя буду? Ух ты, вот это подарочек! Судя по звуку, он даже облизнулся. — А почему именно ты? — подал свой низкий неспешный голос Какузу. Он тем временем колдовал теперь уже над другой рукой Дейдары. — Работаю-то я. — Я его у Конохи отбил и сюда припёр! — оскорблённо огрызнулся Хидан и мгновенно напрягся. — И потом, ты же его нахер всего раскурочишь своим дрыном! — Ну да, у тебя-то поменьше будет, — не остался в долгу Какузу. — Раза в два. — Чего?! — заорал Хидан, от возмущения даже бросив растягивать Дейдару. — Ты говори, да не заговаривайся, урод хуев! Слушая, как они препираются, Дейдара снова так и затрясся от смеха. Сука-Хидан оказался прав — опыта ебли с мужиками у Дейдары не было вовсе, но если уж начинать… если уж начинать, то для угару невозможно было придумать никого лучше, чем эта чумовая парочка! Риск, мать его, Дейдара любил! — А он опять прётся, — вновь развеселившись, констатировал Хидан. — Эй, слушай, Какузу, ты скоро? У меня уже штаны лопаются! — Всё, — коротко отозвался тот, и Дейдара облегчённо открыл глаза. Острая боль схлынула, хотя культи ещё отчаянно ныли и мир вокруг покачивался. Но руки хотя бы были на месте! Дей попробовал пошевелить ими — безуспешно. В прошлый раз было именно так, как предсказал его добровольный лекарь — чувствительность рук, и, соответственно, все способности Дейдары восстановились примерно через шесть часов после «операции». Так что ему оставалось только сидеть, привалившись к тёплому твёрдому плечу Хидана, и ждать, что же будет дальше. Ждать с невольным страхом и с таким же невольным любопытством. Всё опять завертелось у него перед глазами, когда Хидан одним быстрым движением перевернул его, ставя на карачки и почти утыкая носом в землю. Одновременно он небрежным рывком содрал с Дейдары затрещавшие штаны, и тот лишь беспомощно ругнулся, когда его голые коленки проехались по камням. — Что, уже не так смешно, а, куколка? — возбужденно и злорадно пропыхтел Хидан, ожесточённо возясь с собственными штанами, развязать которые ему, очевидно, мешал стояк. — Какузу, смазку дай! — Раскомандовался, — предсказуемо пробурчал казначей и чем-то зашуршал. — Герой-любовник. На. — Почему же не смешно… — роняя голову и изо всех сил упираясь бесчувственными руками в землю, пробормотал Дейдара. — Ещё как смешно, да! Он и врал, и не врал. Ему хотелось отбрить мудилу Хидана, упоённо шарившего у него в заднице, как в собственном кармане. Приятных ощущений от этого Дейдара вовсе не испытывал, а мазохистом никогда себя не считал. Но возбуждение от этой грёбаной возни жарким приливом возникло у него в паху! Хидан, наверно, тоже это заметил, потому что, цапнув Дейдару за член, довольным голосом завопил: — Да я ж тебе нравлюсь, куколка! — Иди на хуй, — машинально огрызнулся Дейдара, обречённо понимая, что сам сейчас находится на полпути к указанному месту. Он весь сжался, когда упругий, горячий и здоровенный, мать его за ногу, член Хидана уткнулся ему промеж раздвинутых ягодиц. Если у Какузу елдак вдвое больше, заднице пиздец, порвут, — мелькнуло у него в голове. Хидан тем временем содрал с него ещё и майку. И, будто угадав его мысли, на редкость лаконично прохрипел: — Расслабься, дурак… И, намотав на кулак растрепанные волосы Дейдары, постанывая и даже поскуливая, стал беспощадно пробиваться внутрь его тела. Дейдара прикусил щёку до крови и сильнее упёрся в землю локтями и коленками. «Блядь, блядь, блядь», — только одно это слово тоскливо вертелось на языке, но он не смел раскрыть рот, чтобы не заорать от режущей боли. Хиданов хуй просто обдирал его изнутри, распирал и выворачивал наизнанку. Если это всё, что ощущают пидарасы, то какого же… Он не успел ничего толком додумать. Хидан последним рывком вдвинулся в него до конца и сразу же дёрнулся обратно. Снова и снова, сука. Он радостно рычал и урчал. Хлюпала смазка. Колени у Дейдары неумолимо разъезжались, и он невольно прогнулся в спине. Это помогло терпеть боль. Как и мысль о том, что Какузу сейчас рядом и смотрит на эту сатанинскую еблю. Продолжая одной рукой стискивать пряди волос Дейдары, Хидан обхватил свободной ладонью его шею и, наклонившись, неожиданно провёл по его голому плечу горячим мокрым языком, Дейдара дернулся от неожиданности. А Хидан продолжил вылизывать его, чуть ли не мурлыча, как огромный кот, разнежившийся такой здоровенный котяра, и Дей вдруг с изумлением обнаружил, что в паху у него опять горячо потянуло. — Блядь! — всё-таки выдохнул он, и нутро его непроизвольно сжалось, когда Хидан, содрогаясь и подвывая от восторга, принялся изливаться внутрь его несчастной задницы. Ками-сама, неужто всё? Он сам не знал, что ощутил при этой мысли — облегчение или разочарование. — Слезай, — распорядился у него над головой невозмутимый голос Какузу. — Ты его всего обкончал, придурок, а сам-то пацан у тебя не кончил. Слезай. Хидан в последний раз, уже лениво и не торопясь, лизнул плечо Дейдары и нехотя отстранился, разжав хватку. Какузу легко подхватил готового рухнуть Дейдару, разворачивая его лицом к себе. — Вот и оприходуй его как надо, а я погляжу, получится ли, — поднявшись и блаженно потянувшись всем телом, пробурчал Хидан. — Ух, хорошо-о… «Провались ты», — мысленно пожелал ему Дейдара, зачарованно глядя в мерцающие зелёные глаза Какузу. — Хера ж себе… — так же заворожённо прошептал он, видя, что казначей аккуратно снимает полумаску, всегда прикрывавшую нижнюю половину его чеканного смуглого лица. Шрам, перечёркнутый чёрными стежками, тянулся от одного уха Какузу к другому, и это было так страшно и так завораживающе-притягательно, что Дей сглотнул. И подумал о том, почему это вдруг Какузу захотел снять маску? Штаны-то он не стал снимать, только приспустил, высвобождая член. Дей глянул вниз и тут же поспешно отвёл глаза. И снова сглотнул. — Ну, ну, ну, — негромко проговорил Какузу, вздёргивая его бёдра повыше и разводя ему коленки в стороны так широко, что Дейдара почувствовал себя растопыренным в жаровне цыплёнком, которого вот-вот проткнёт насквозь раскалённый вертел. — Не бойся, примешь как надо. — Конечно, я же постарался, — самодовольно ввернул позади них засранец Хидан, смачно похрустывая яблоком. Дейдара закрыл глаза. Сейчас ему уж точно стало не до смеха. Шершавые горячие ладони Какузу неторопливо мяли его задницу, в то время как громадный, как у жеребца, член так же неторопливо ввинчивался внутрь неё. О том, что Какузу вошёл до конца, Дей понял по длинному блаженному выдоху, который тот не сумел сдержать. Было больно, но эта боль медленно притуплялась, оставляя после себя лишь жар и жжение, особенно когда Какузу начал равномерно двигаться внутри — не отчаянными рывками, как Хидан, а плавными мощными толчками. Потеряв счёт времени, Дейдара вдруг в какой-то момент уловил этот ритм. Неспешный, неумолимый, истомный, пробиравший его тело крупной дрожью внутри и снаружи — вдоль позвоночника и до самой макушки… И тело послушно отзывалось! — Ох ты ж, ебать мой хуй, да он тебе уже подмахивает! — восхищённо констатировал рядом Хидан, и его бесцеремонные пальцы сомкнулись вокруг вставшего торчком члена Дейдары. — Не дёргайся, долбоёб, — весело и почти ласково посоветовал он, когда Дейдара, ахнув, раскрыл глаза. — Я как лучше делаю. — Конечно… как же без тебя-то… без тебя никак… — продолжая ритмично двигаться, съязвил Какузу. Дейдаре уже было всё равно. Судорога надвигавшейся разрядки остро и сладко выворачивала его изнутри, и он не сумел удержаться от крика, даже не крика, а хриплого вопля, щедро измочив семенем уверенную ладонь Хидана. Рванув Дейдару к себе, Какузу и сам кончил через пару мгновений после него с утробным тихим рыком. Дейдара заметил это краем совершенно помутившегося сознания. Как и то, что его опять подымают и переворачивают. Его нутро всё ещё сладко подёргивалось, хотя развороченная задница саднила нестерпимо. Он намеревался было запротестовать, но потом сообразил, что его просто-напросто заворачивают в одеяло и укладывают в углу пещеры, где уже стало совершенно темно. Он ещё услышал, как Какузу велит Хидану набрать снаружи хворосту и развести костёр, а тот возмущённо орёт, что он, мол, не ёбаная сова и в темноте нихуя не видит. Услышал и понял, что улыбается. Оставалось, наверно, каких-то четыре-пять часов до того, как придут в норму его непослушные руки. Вот тогда он и покажет этим мудозвонам что-то по-настоящему смешное! Или нет? Дейдара решил, что успеет подумать об этом, и устало потянулся. Его отымели, да и поебать. Он ведь такой же конченый отморозок, как эти двое — бешеный пёс с засохшим дерьмом на лапах и кровавой пеной на морде. Бешеный пёс, обречённый на смерть. Он свернулся калачиком, подтягивая колени к животу, и зарылся носом в одеяло, ещё хранившее запах Какузу. А потом безмятежно и спокойно уснул.