У каждого своя правда

      Меня трясло, как в лихорадке: убить, убить, убить… Как же я хотел убить эту сволочь, что отправила на верную смерть два батальона под Белохаткой и Новомихайловкой. Как я хотел плюнуть в глаза этому высокомерному сухарю Иверзеву, которого никто из офицеров не уважал в дивизии. Конечно, где-то в глубине души я понимал, что совершить глупость мне, скорее всего не дадут, но высказаться никто не помешает.       Я видел гибель батальонов, глупую смерть Жорки… И это когда мы с ним почти добрались до спасительного берега, но Жорка наделся, что кто-то ещё прорвался сквозь оборону гитлеровцев и попался на уловку немцев. До сих пор перед глазами стояли удивлённые глаза Жорки, когда он, сражённый выстрелом, упал в озерцо. Едва войдя в избу, где квартировался Гуляев, я готов был его разорвать. Где, где, где была поддержка артиллерийским огнём наших батальонов?.. Гуляев ответил, что был приказ сверху об отмене огневой поддержки. Врезать бы роже тому, кто отдал такой приказ. Какие люди погибли!       Когда эмоции слегка поутихли, я вспомнил, что перебраться на левый берег Днепра мне и четверым солдатам помогла единственная за эти сутки огневая поддержка из двух орудий. И стреляли, кажется, как раз оттуда, где размещалась с двумя артиллерийскими пушками моя батарея, которой теперь командовал лейтенант Кондратьев. Когда всё уляжется – найду его и обниму за всё.       Но на данный момент мне совершенно не хотелось слушать дурацких объяснений Гуляева, поскольку только сейчас, почувствовав смертельную усталость от того, что всё закончилось и, не смотря на гибель Бульбанюка, Орлова, Максимова, Жорки и остальных, я – жив. Жив, чёрт возьми! И смогу хотя бы высказать комдиву в лицо всё, что у меня накопилось за эти сутки. Знаю, Гуляев не одобрит, но смогу ответить за свои слова или поступки, которые возможно скажу и совершу. Моя ярость сменилось холодной решимостью, когда полковник Гуляев повёз меня на машине в штаб дивизии. Он что-то ещё говорил мне по дороге, а я молчал в ответ. Слишком много эмоций было за последние время.       Я почти не видел и не слышал, как Гуляев велел адъютанту комдива, лейтенанту Каткову, позвать Иверзева сюда. Катков, едва меня завидев, бегом бросился за комдивом. Списали уже, сволочи! Думали, все полегли и смотреть в глаза будет некому?       А вот и цель нашего визита в штаб дивизии – полковник Иверзев. Он вышел так стремительно, что адъютант едва поспевал за ним. В моей душе вновь поднялась волна гнева, туман застил глаза и в этом тумане проступали лица погибших у Белохатки и Новомихайловки. А этот хлыщ в новенькой форме с погонами, торопливо застёгивающий ворот и смотрящий на меня холодными голубыми глазами, сидит себе тут в тепле и в ус не дует.       - Капитан Ермаков? – удивляется ещё, гад. – Привели батальоны?       Очень хотелось рявкнуть в ответ, но я, сжав волю в кулак, ответил как можно чётче:       - Я привёл батальон, товарищ полковник. Я привёл батальон в составе пяти человек, один из которых офицер.       У Иверзева после моих слов был такой вид, будто его наотмашь ударили. Но мне было всё равно.       Краем глаза я увидел, как адъютант Иверзева выскользнул за дверь, а затем в неё вошёл замполит дивизии Алексеев. Лично мне в тот момент стало не до окружающих. Я полностью сосредоточился на высокой худощавой фигуре комдива. Не верил я его потерянному виду, не верил.       А этот змей вдруг взял себя в руки и начал говорить о взятии Днепрова и новых батальонах. Ну конечно, Россия большая – бабы ещё нарожают.       Я пока себя сдерживал, но при словах Иверзева «напишите подробную докладную об обстоятельствах гибели батальона» едва не бросился на эту мразь. Докладную?! А докладная воскресит погибших людей?! А мы, когда там сражались, думали о дивизии и о нём тоже, кстати. Кажется, я это проорал вслух, напоследок добавив:       - Вы – сухарь, товарищ полковник. Я не могу считать вас офицером и человеком. Проговорив это, я увидел, как пелена падает с глаз. Сбитый с толку моей яростью, Иверзев повернулся к полковнику Алексееву, который успокаивающе положил свою руку на его плечо. Интересно, что комдив сейчас скажет?       Хех, хватило его только на одну фразу:       - Извинитесь, капитан Ермаков, немедленно извинитесь, - видно было, что он едва себя сдерживает.       Ага, два раза! Меня уже несло:       - Я не чувствую за собой вины, товарищ полковник.       - Что ты? Что ты? – испуганный голос Гуляева слегка отрезвляет меня и я замолкаю.       И тот же Гуляев буквально выталкивает меня взашей из комнаты, идя следом. А мою спину прожигает взгляд Иверзева.