Жги огонь, поджидай гостей

      Флейта была исследована до дыр, в переносном смысле, конечно. Я знала её настолько хорошо, что, прикоснувшись пальцем, легко могла бы отличить именно этот инструмент от всех других. Не знаю точно, как — меня будто тянуло к этой штуке из странного металла-не-металла, и я ничего не могла с этим поделать. Тупик. Везде с ней ходила, таскала с собой, хотя длинная флейта мешалась, да и серьёзные опасения сломать её делали меня дёрганой и нервной. Ну а вдруг сломаю? И как мне прикажете быть тогда? Я же ничего без неё не смогу… наверное.       Несколько раз я пробовала играть, и тогда мальчишки, с которыми по какому-то нелепому замыслу я жила в одной комнате, сразу же убегали прочь. Хотя в последний месяц начало получаться не так уж и плохо — и чего они хмурятся? По привычке, не иначе. Всё же, шесть месяцев упорных тренировок позволят что-то сыграть даже такому неучу, как я. Пальцы, тем не менее, всё ещё легко путались в нужных и ненужных отверстиях, а дыхание иногда сбивалось, выдёргивая из инструмента рваные некрасивые звуки. И ещё воздуха часто не хватало.       Несколько раз парни, любопытства ради, просили меня дать им мою флейту, но выдавить из неё хоть сколько-то приемлемые звуки смог лишь Укон. И опять начиналось то, с чего всё и началось: злые взгляды, насмешки, шальной блеск в глазах. Мы не могли ужиться, и причиной, к моей постоянной ярости, был именно Кидомару. Вздорный, самовлюблённый эгоист! Даже у меня, сравнительно взрослого человека, лопалось терпение. О зажёгшейся тогда приязни говорить даже не стоило — она потухла на третий же день нашего общения, когда мальчишка смог довести до тихой истерики Джиробо.       Кидомару меня жутко бесил, но я вздыхала, шла утешать ребят, за что они на меня смотрели волком, и пыталась разъяснить шестирукому ситуацию. Он только пытался вывести меня на гнев или наоборот обидеть. Я на подначки не велась, и уже этим бесила Кидомару. Замечательные отношения у нас в команде, верно?       Тем не менее, я неплохо сошлась с Джиробо. Конфликты случались, не без этого — слишком мы разные были, да и уживаться в одной комнате… ммм, это было несколько проблематично, пусть комната и была большой, а кровати находились на достаточном друг от друга расстоянии. Я попробовала было подружиться с близнецами, но тем, похоже, было достаточно общества друг друга, и даже та самая ниточка, что заставила Укона первого представиться мне, спешно увяла.       А ещё всё это происходило на фоне тренировок. Очень изматывающих тренировок, от которых мне хотелось волком выть. Учителя почти каждый раз были разные, и часто на них можно было разглядеть перечёркнутые хитай-ате, а не протекторы с нотой, но мне, честно говоря, было наплевать. Разные, не разные… Выжить бы в этой череде бега, приседаний, отжиманий и драк — как один на одного, так и двое на трое, четверо на одного… Иногда двое на двое или другие комбинации — у нас всегда был сенсей, который не прочь побить детишек. Я ворчала, но упрямо заматывала бинтами истерзанные в кровь костяшки пальцев — как и у любой девочки, кожа у меня была нежная. Да и вообще, физические нагрузки я воспринимала лишь чуть лучше, чем Укон, который после таких тренировок часа по три отлёживался, совершенно не двигаясь.       Я пыталась ему как-то помочь, но не знала как. Медицинские техники? Не смешите меня, я ещё чакру чувствовать не могла. Лекарства? А где их взять, спрашивается? Да и помогут ли лекарства Укону?.. Был ещё вариант найти медика, который нас всех лечит, если совсем уж плохо, но я упрямилась. Мало ли что он сделает. Может, Орочимару сообщит, и тот сделает из Сакона и Укона одно существо. Нет-нет-нет! Они же так мечтают отличиться друг от друга, носят совершенно неодинаковую одежду, зачёсывают волосы в разные стороны, стараются делать всё по-разному. Я решительно не понимала, как они смогли бы согласиться стать одним целым.       И, да, мы действительно были не одни. Кроме нас в Звуке было ещё пять команд из детей разных возрастов — шесть, семь, восемь, девять и десять лет соответственно. Так легко определилось, что мне, как и остальным ребятам, пять лет. День рождения я выбрала легко — попросила Джиробо считать от одного до двенадцати, и останавливала. Он называл цифру, и это становилось месяцем. Потом то же самое повторила с числами от одного до тридцати одного. Мальчик ничего не заподозрил, а я стала счастливой обладательницей дня рождения. Девятнадцатое октября.       С остальными детьми наша команда пересекалась только во время еды, больше и времени-то не было. Ели все, когда сами того хотели, и то, что было. Правда, мальчишки быстро нарекли меня поваром… Еды было чаще всего не так уж много, но хватало — деревня набирала обороты и, несмотря на своё полулегальное состояние, вела торговлю с остальными странами. Да и, как я подозревала, даймё страны Рисовых полей пляшет под дудочку Орочимару. Это, скажем так, даже не подозрение было, а железная уверенность. Иначе бы откуда на нижних уровнях то и дело появлялись новые люди? Ужасные, честно говоря, люди… Вот на таких смотришь и сразу понимаешь — эксперимент. Даже когда я смотрела на вторую и третью пару рук у Кидомару, такие мысли в голову не попадали.       Среди других «команд» были довольно разные личности. И состав тоже был разный — иногда только девчонки, только мальчишки, равное количество и этих, и этих… Да и число всех детей было различным. Видимо, наш Змеиный саннин мечтает вывести формулу «идеальной команды». Ну что же… удачи ему. Мне оставалось только надеяться, что «идеальными» окажемся именно мы, наша четвёрка-пятёрка.       Я лениво скрестила ноги в позе лотоса, растрепала собственные волосы и продолжила мозговой штурм. Иногда полезно, не всё же время сидеть и пытаться выдавить из флейты что-то прекрасное. А то более-менее приятное уху получается, но вот дальше дело не шло.       Моя волшебная шкатулочка реагировала на меня, а точнее — на мою чакру, это ещё отец говорил. Я так и не поняла, как это, «посылать чакру», так что она пылилась где-то под кроватью в рюкзаке. Вот научусь — тогда и посмотрим. Только, похоже, учить нас и не собираются… Семилетки увлечённо гоняют листики по коже, тренируя контроль, а те, кто старше, уже и техниками бросаются — когда они тренируются, стены рядом с полигонами чуть дрожат. Наша команда и шестилетки просто вздыхают. Похоже, учить чему-то, предварительно не потренировав как следует, нас не собираются… Или старшие уже просто всё знали? Если подумать, стены сотрясаются чуть ли не с того момента, как я притопала в Отогакуре. И собрали всех, судя по разговорам, лишь на недельку раньше, чем я пришла.       Одни вопросы, и никаких ответов. Мне оставалось лишь вздыхать и искать себе учителя по музыке. Ну хоть кто-то же должен уметь! Как-то же Таюя научилась. А она образцом послушания и усидчивости ни на йоту не является. От предположений пухла голова, а бездействие заставляло нервничать. И Орочимару… о, про него стоит сказать отдельное слово. Появляется он нечасто, но всегда в чёрном плаще с красными облаками. Или оставляет его где-то, но недалеко от себя. А на руке — кольцо, я это ещё тогда, в первый день заметила. В общем — всё слишком странно и страшно, а дальше становится всё страннее и страннее…       Я откинулась на подушку и тихо засвистела. Укон очень намекающе кашлянул, и я смущённо остановилась, чувствуя, что краснею. Вроде бы раньше не было такой потребности в музыке, а сейчас она появилась, всё свободное время на неё трачу. А вот парни, проявляя в этом просто удивительное единодушие, исследовали коридоры. Не раз, кстати, приходили поздно ночью или рано утром, и я понимала — потерялись. Тут же накатывало раздражение и беспокойство. Всё же я к ним привыкла, а сумасшедшие эксперименты сбегали не раз и не два. Одну девочку-десятилетку даже убили, и ребят стало трое. Учителя лишь пожимали плечами — естественный отбор. К своему ужасу, я начала с ними соглашаться.       — Ками, сколько времени? — внезапно простонал всё тот же Укон. Я пожала плечами. Чёрт его знает, сколько времени. В этих подземельях любые часы собьются, что уж говорить о биологических. «Хотя встали мы довольно давно…» — прикинула я и, подхватив свою флейту, потопала в сторону выхода. Укон вяло выругался и потащился следом. Чутьё на тренировки выработалось у всех, тем более что за опоздания могли и наказать. Дополнительной нагрузкой, к примеру. Ни мне, ни Укону это нужно не было. А вот все остальные неплохо так себя показывали, а Джиробо — вообще блистал. Даже завидую ему немного.       Почему-то почти перед самим полигоном внутренние часы завопили, и я ускорила шаг. В голове вертелись слова одного из сенсеев, мол, опоздания не потерпит ни на секунду. Если сегодня будет Ники-сан, я просто не знаю, что буду делать. Не нравится мне он, мутный какой-то… Хотя, смотря в зеркало, я признаю, что сама не менее «мутная». Личико характерное, стервозное такое, даже несмотря на то, что я вроде бы на стерву по своему поведению похожу мало.       Полигоны в Звуке были одинаковыми до невозможности — огромная коробка из камня. Высокий потолок, длина и ширина тоже не подкачали. Так как шиноби со стихией Земли у нас много, видоизменить этот ровный полигон до полосы препятствий — дело пары минут и нескольких техник. Техник, которые мы ещё делать не умеем… Я мгновенно приуныла.       — Успели, — протянул Ники-сан, и меня перекосило. Ну не нравится его лицо мне, не нравится! — И хорошо. Орочимару-сама объявил, что с сегодняшнего дня вас будут обучать углублённо, каждому давая своё. Теперь я — ваш постоянный сенсей.       Я еле слышно застонала. Судьба, как всегда, ласково напомнила мне, что я — её любимица. Впрочем, отчаиваться рано. Вдруг он хороший учитель? Судя по прошлому опыту общения с ним это, конечно, не такая уж и правда, но вдруг талант проснётся? Всякое же случается.       — Итак, Джиробо, ты будешь отрабатывать приёмы тайдзюцу. Кидомару — развивай скорость и метание оружия, будем пользоваться преимуществом в руках, — мальчишка высокомерно усмехнулся. Я вздохнула. Преимущество, как же… — Сакон, Укон, я слышал, что вы можете проникать в тела друг друга. Почему вы этим совершенно не пользуетесь?       Наступила гробовая тишина. Укон сжал губы в тонкую полоску, а Сакон застыл с неловкой улыбкой на лице. Я сделала фэйспалм, и звук ударившейся о лоб руки неожиданно звонко и гулко разнёсся по всему полигону. Ники медленно повернулся ко мне и улыбнулся настолько недоброжелательно, что я ласково оскалилась в ответ. Тварей, которые давят на больное, я очень не люблю. Повторюсь, я их очень не люблю. А Ники предстал сейчас именно в таком свете.       — У тебя есть предположения, Таюя? Говори, не стесняйся, — оу, так он считает, что я стесняюсь? Это так мило, особенно учитывая то, что я всегда удерживаю себя от неосторожных слов, опасаясь выдать себя. Гениальность, взрослое мышление — это всё прекрасно, но вот как быть с теми выражениями, что понятны только моему миру? Особенно в логове исследователя-энтузиаста? — Сакон с Уконом ведь молчат.       — Они просто хотят быть отдельно, разве не понятно? Будто это не было очевидно! — внезапно взорвалась я, рассержено махнув флейтой. Воздух лихо свистнул, забираясь в многочисленные отверстия и дырочки. — Какой вы учитель, а?! Взрослый человек, называется! Давите на больное, да ещё и специально! Мудак, вот вы кто! — зло закончила я, скрещивая руки на груди и нервно поигрывая флейтой. В отличие от прошлой Таюи, не люблю ругаться, но сейчас — особый случай. Зато как-то резко стало легче, будто камень с души свалился.       «Узнала, как они объединяться будут, называется», — мысленно проворчала я, буравя взглядом учителя. Злость прошла, но просто так сдаваться я не собиралась. Посверлить же хмурым взглядом — это я всегда могу, это я с радостью. Особенно после шести месяцев пребывания в этих пещерах. Да я теперь белее любого аристократа!       — Вот оно как… — протянул Ники, и я фыркнула. Извиняться за свои слова я не собиралась, считая, что произнесла всё правильно. Нечего задирать тех, кто младше. Особенно, когда это дети! А если это какая-то далеко идущая интрига, что очень сомнительно, то я рада ещё больше. Интриги — зло. Хочешь что-то сказать — говори, сделать — делай, но, блин, детей в покое оставь и плети свой шарфик где-нибудь в сторонке! — А что ты сделаешь, если я скажу, что за такое могу отправить тебя к Орочимару-сама?       Я задумалась. Орочимару — нагоняющий жуть, но, в общем-то, вполне терпимый человек. Умный, я умных людей видеть умею, да и легко их выделить из толпы. Глаза, опять же, очень интересные. А ещё он хоть и учёный, но не псих. И даже не фанатик этих исследований. Просто человек, который хочет жить вечно и не просто ноет о том, что жизнь коротка, а ещё и делает так, чтобы она была как можно длиннее. Уважаю его. И боюсь, но меньше.       — Я сначала спрошу, что же тренировать мне. А то вы уйдёте, и где вас потом искать? — я пожала плечами. — А потом пойду к Орочимару-сама. Как раз хотела спросить, не знает ли он человека, который умеет играть на флейте. Да и вообще, у меня есть одна вещь, может, ему интересно будет, — поражаясь собственной наглости, продолжала я. «Ой, нарываешься… — пропищало что-то в моей голове. Не удивлюсь, если это были остатки разума. Или Таюи. Хотя та претендовать на разум уж никак не может. — Ой, попадёт…»       — Интересно?       Я застыла. Кидомару, показывающий мне большой палец, — тоже. Как и растерянный и немного рассерженный Джиробо, как и опустившие голову близнецы. Последние ну очень ощутимо напряглись — похоже, подумали, что сейчас будет взбучка. Но я-то видела, что Орочимару смотрел именно на меня. Чуть скучающе, прислонившись боком к стене, но он прямо смотрел на меня, хотя раньше одаривал лишь мимолётным взглядом. Насколько я могла вспомнить, все более-менее обычные дети получали такую реакцию. А вот те же Кидомару или близнецы…       Сглотнув, я опустила голову. Шкатулка с печатью пришла в голову очень спонтанно, и теперь я даже жалела, что упомянула о ней. А вдруг Орочимару не понравится, что я так долго скрывала эту вещь? В любом случае, тут уже ничего не поделаешь. Я вздохнула и двинулась в его сторону, в сторону выхода.       — В комнате, — проговорила я и поняла, что в горле внезапно пересохло. А потом меня понесло. — Так у вас есть знакомый человек, который умеет играть на флейте?       Меня наградили таким взглядом, что я проглотила язык и прошмыгнула в коридор, тут же быстрым шагом направляясь в собственную комнату. Орочимару умеет нагонять жуть не только своим видом, но и взглядом, и это мне не нравится. Не хочется выглядеть, как перепуганная девчонка, но… что делать, если это так и есть? Только смириться. Вздохнула и нервно огляделась. Путь от полигона до комнаты никогда ещё не казался мне настолько длинным. А Орочимару шёл чуть сзади и сбоку, почти неслышимо, только шелестела ткань плаща Акацуки. Мне казалось, что за мной ползёт змея, и от этого становилось ещё страшнее.       Мы пришли в комнату, и, открыв дверь, я быстро бросилась за рюкзаком, достала его и вытащила оттуда шкатулку. Орочимару прищурил свои змеиные глаза и протянул руку вперёд, слегка усмехаясь. Я понимала, чему. Наверняка думал о том, какой глупый способ припрятать что-то интересное я выбрала… «Но ведь никто не нашёл!» — буквально крикнула я, с вызовом смотря ему в глаза и кидая вещицу. Саннин легко её поймал и начал вертеть в руках, разглядывать. Добрался до дна и — замер. Обвёл пальцем витьеватые узоры печати.       — Мне сказали, что если я положу туда письмо и направлю чакру, то письмо будет у родителей, — нервно сминая футболку, негромко сообщила я. Раз уж начала, то говорить надо всё. — Думаю, так же будет и с любой другой вещью, если она туда поместится. Но я не умею чувствовать чакру… — я поколебалась, а потом закончила: — Да и не уверена, что отправляла бы, даже если бы умела… Орочимару-сама.       Орочимару всё крутил шкатулку в руках. Открывал, заглядывал в неё, цокал языком. Я знала, что там тоже до ужаса красивые витиеватые линии и давно догадывалась, что это — тоже фуин, но только теперь убедилась окончательно. А судя по взгляду, которым меня одарил саннин, у него есть разговор. И вопросы. И, похоже, шкатулка ему понравилась. Я попыталась вспомнить, владел ли Орочимару фуиндзюцу, и не смогла. Вообще, знания аниме и манги теперь лишь пылились где-то далеко в памяти. Мне пять, почти шесть лет, и я знала только то, что скоро Орочимару уйдёт из Акацуки и приведёт Кимимаро. А потом появится Джуго. И всё, больше я ничего не знала — только то, что будет, когда мне исполнится четырнадцать.       — Очень интерес-сно, — шипяще протянул Орочимару, и я поёжилась. — Кто же тебя надоумил не отдать её сразу мне, а хранить у себя? Эта штука может не только активно, но и пассивно высасывать твою чакру. Её главное предназначение — маяк. Ещё немного, и сюда бы нагрянули шиноби из Конохи. Узнаю Хирузена, — почти нежно проговорил Змеиный саннин, но холодные глаза не оставляли никаких сомнений в том, что он на самом деле чувствует к Хирузену. — Делать всё чужими руками… как это в его стиле.       — Какая дивная случайность, — кисло проговорила я. Хирузен? Это который Сарутоби, Третий Хокаге? Ками, что за хрень?! Я простая девочка Таюя, без фамилии и родни. Сиротка, считай.       — Ты умеешь играть на флейте? — резко спросил Орочимару. Я удивлённо вскинула брови, покосилась на зажатый в руке инструмент и кивнула. О да. По крайней мере, если меня чуть-чуть подучить, я уверена, что развиваться дальше смогу сама. Может, и кособоко, но мне пять лет. Да и флейта, честно говоря, мне «не по размеру» — слишком большая. Не знаю, на что рассчитывала Котоне, даря её мне. — Сыграй что-нибудь. Быстро.       Я буквально подскочила от тона и быстро, как и просили, подняла флейту. Она была прохладной, и губы легко нашли нужное место, чтобы звук был лучше. Уж это-то я смогла найти сама. А вот дыхалка — ни к чёрту. И пальцы надо разрабатывать… Я заметила, что Орочимару что-то бормочет, колдуя над шкатулкой, прикрыла глаза, вдохнула воздух и начала его выдыхать, стараясь делать это одинаковыми порциями. Получалось не всегда.       С музыкой я была знакома плохо, так что выясняла всё опытным путём. Что благозвучнее звучит в связке, то и играем. Очень даже хороший способ, авторитетно говорю. Главное — понять, как вообще играть. А когда у тебя по полтора-два часа каждый день в течение шести месяцев, то всё становится вообще легко. Запомненная комбинация — небольшая, на пару выдохов с перерывами лишь для вдоха — и вот я опять смотрела на Орочимару. Тот уже не разглядывал фуин, а разглядывал меня. Так же задумчиво. А потом перевернул шкатулку.       Из неё высыпались смятые листы бумаги.