***
Марде Гир не чувствовал себя так плохо… да пожалуй, никогда за всю свою долгую жизнь. Такая слабость, что не шевельнуться; тело — бесполезный мешок мяса и костей с несколькими сгустками боли внутри. Снаружи он мало что ощущал. Что-то ровное, мягкое, прохладное под спиной и повязка, стягивающая грудь. Дышать трудно, но не из-за неё. Через некоторое время он открыл глаза — хотя бы это мог сделать. Увидел только кирпичную стену и потолок, которые, к тому же, слегка расплывались: зрение подводило. Когда он скосил глаза влево, заметил сперва источник света — желтоватую лампу, — потом разглядел маленькую, скудно обставленную комнату и тёмный силуэт рядом со столом и лампой. — Что… — губы еле шевельнулись, выталкивая шипящий шепот. «Что произошло?» — наверное, Марде Гир хотел спросить именно это. Он помнил достаточно, чтобы понимать, что сейчас не должен лежать и смотреть в потолок какой-то полутёмной каморки. Но воспоминания обрывались чернотой, и он не мог связать одно и другое. В ответ раздался тихий смешок. — Я украл тебя у Зерефа. Голос был незнакомый. Или, может быть, смутно знакомый, но Марде Гир не сомневался: это не кто-то из Тартароса. Он не мог повернуть голову, чтобы внимательнее посмотреть на говорящего, но через пару секунд тот сам появился рядом: остановился у лежанки, глядя вниз с непонятным выражением на лице. У Марде Гира хорошая память, так что он вспомнил одного из магов, с которыми сражался. Которые явились в его Куб, разгромили всё, имели наглость вмешаться в его планы. Отвратительно. В груди рядом со сгустком боли вспыхнул бесполезный, беспомощный гнев — Ты не смеешь… вставать между мной и Создателем, жалкий человечек… Удивительно, как ему хватило дыхания выговорить такую длинную фразу. Удивительно и бессмысленно. — Он собирался тебя уничтожить, если ты не заметил, — спокойно и, кажется, даже сочувственно ответил драгонслеер. — Ты так сильно хочешь умереть? Если действительно хочешь — я не буду тебе мешать. Есть множество способов оборвать свою жизнь. Конечно, заметил. Конечно, понимал. Хотел ли умереть… а это не важно. Сейчас — не хотел жить, но и «оборвать свою жизнь» был не в силах. Не просить же человека? Нет, он, Король Преисподней, никогда ни о чём не попросит человека — даже теперь, когда вся энергия вытекла из тела, оставив его слабым, как полудохлый котёнок. Он не смог пошевелиться, даже когда кто-то ухватил его за руку, которая свешивалась с лежанки. Маленькие плюшевые лапки обхватили пальцы. Он плотно сжал губы, пытаясь подчинить непослушное тело и убрать руку от назойливых прикосновений, но безуспешно. — Фро, не трогай его, ладно? — попросил человек непонятно кого. — Он болеет. Неизвестное существо пискнуло и оставило его в покое. Слабое утешение на фоне всего остального. Сознание постепенно уплывало обратно в темноту.***
Мало кто знает, что под гильдейским зданием «Саблезубых» кроме обычных подвалов находятся тюремные камеры — здание много старше самой гильдии, и его прежние хозяева нуждались не только в погребах. Частично их переоборудовали, частично — забыли про них. В некоторых даже не имелось дверей: войти или выйти можно, только зная магический ключ. Эти ключи никто в гильдии не знал и узнать не стремился. Роуг обходился без ключей. Во времена мастера Дженмы он использовал случайно найденную комнатку как убежище — место, где его никто не найдёт и не достанет. Сюда невозможно попасть, не используя специфическую магию вроде его теней. Или через вентиляцию — если ты кот. Он пару раз приводил сюда Стинга, но тому не нравилось помещение без окон; а вот Фрошу отсутствие дневного света ничуть не мешало, и вентиляцию он оценил. Теперь Роуг притащил сюда бесчувственного этериаса, уложил на кушетку, перевязал и задумался, что делать дальше. Короткий разговор почти ничего не прояснил. Он и так догадывался, что Король Преисподней не будет рад его видеть, а благодарности ждать бесполезно. Честно говоря, Роуг и не считал, что заслуживает благодарности. То, что он сделал, вряд ли могло считаться хорошим поступком — скорее глупой выходкой. Технически — он спас демону жизнь, но что с того? К тому же не факт, что это надолго. Когда Роуг раздевал и осматривал Марде Гира, то ужаснулся степени повреждений. Порезы, ожоги, синяки, вывихнутое запястье — это всё могло считаться мелочами; он смыл кровь и грязь, смазал всё, что можно, заживляющим бальзамом, и вправил вывих. И, насколько заметил через пару дней, эти ранения помаленьку заживали. Но оставалась ещё рана от ледяного копья. У неё были холодные края, и вокруг расползалось пятно инея — то больше, то меньше. Роуг не решался до неё дотрагиваться, только счистил сгустки крови и наложил повязку. Сквозная дыра в груди — человек давно умер бы. Демон до сих пор оставался в живых и даже иногда приходил в сознание. В следующий раз он очнулся через пять дней, когда Роуг, сидя на краю кушетки, менял бинты. Есть ли какой-то смысл перевязывать эту рану, он сомневался, но хотел, чтобы она была чем-нибудь прикрыта. И от грязи, и чтобы не выглядела так пугающе. Первое, что сделал Марде Гир, открыв глаза — не слишком разборчиво заявил, что «бесполезный мусор» не должен его трогать. Роуг в ответ объяснил, что перевязку всё равно доделает, и осталось уже недолго, так что советует потерпеть. В идеале — молча. Этериас, как ни странно, промолчал: может, просто потому, что ему трудно было говорить. Роуг затянул последний узел, укрыл неподвижное тело простынёй и перевёл взгляд на лицо Короля Преисподней. Синяк на скуле уже почти сошёл, но тени под глазами стали темнее, а кожа даже в тёплом рыжеватом свете казалась бледной и холодной. И не только казалась — она всё время оставалась прохладной и иногда будто влажной и липкой на ощупь. Роуг сомневался, что такая температура тела для демона нормальна; впрочем, уж каким, а нормальным его состояние точно не назовёшь. Марде Гир отвечал ему столь же пристальным взглядом; расширенные зрачки сливались с беспросветно-чёрной радужкой, и никакие эмоции в глазах не читались. Они играли в гляделки пару минут, и первым, как ни странно, сдался демон. Опустил веки и хриплым полушёпотом спросил: — Зачем ты меня забрал? Хороший вопрос. Просто отличный. Роуг уже думал об этом не меньше десятка раз, и до сих пор сомневался, какой ответ верный. — Не знаю, — он покачал головой. — Наверное, дело в том, что слова Зерефа и его самоуверенность меня разозлили. Хотел сделать что-нибудь поперёк его воли, и не нападать же было на него. Хотя мысль раскрыть тень у него под ногами у меня тоже мелькнула, признаюсь. Зереф напомнил ему мастера Дженму — безжалостного и несправедливого. Этого хватило. Впрочем, Стинг считал, что всё дело в том, что Роуга слишком сильно били головой об пол во время боя. Роуг почти был готов с ним согласиться… но бесчувственный «трофей» всё-таки утащил в гильдию. Вроде как тайком от мастера. Тот догадывался — но не спрашивал. — Но я не настолько храбр и безрассуден, — подвёл итог Роуг. — Потому сделал то, что сделал. Если у тебя есть какие-то претензии — пожалуйста, в письменной форме. Нехорошо так дразнить существо, которое от слабости не может пошевелиться, не то, что взять в руки карандаш… но первая после пробуждения реплика этериаса Роугу очень не понравилась. За неё стоило щёлкнуть его по носу. Хотя бы метафорически. Физически, пожалуй, не стоит — а вдруг укусит? — Можешь жалобу моему мастеру составить, — добавил он, снова вспомнив про Стинга и «любовь» того к бумагам. — Фро тоже так думает! — сообщил из-за вентиляционной решётки Фрош и тут же выпихнул её на стол. Путь через вентиляцию он освоил на ура — а вот снимать решётку нормально так и не научился. Она грохнулась ровно на оставленный Роугом стакан, стекло треснуло, и на разворот тетради с заметками выплеснулась вода. Котёнок слетел следом и печально пробормотал: — Фро не специально… — Я знаю, — вздохнул Роуг и пошёл наводить порядок. Когда через несколько минут он закончил и снова обратил внимание на этериаса — тот уже спал.***
Роуг старался заглядывать к Марде Гиру каждый день хоть на пару минут: проверить его самочувствие, в том числе то, не стало ли ему лучше и не натворил ли он что-нибудь по этому поводу. Хотя трудно натворить что-то серьёзное в комнатке размером три на четыре шага, в которой нет окон, из мебели – только лежанка, стол и табуретка, а единственная дверь ведёт в закуток-санузел. Но всё же Роуг беспокоился. Деструктивные способности некоторых существ рациональной оценке не поддаются – достаточно вспомнить «Хвост феи». Чаще всего демон спал — или валялся без сознания, не разобрать. А когда был в сознании, не заводил разговор первым, да и на вопросы отвечал неохотно. Иногда Роуг отступался и не пытался расспрашивать. Но были моменты, в которых он собирался проявлять настойчивость. — Что едят этериасы? — как-то спросил он, убедившись, что Фрош на столе занят бумагой и цветными карандашами достаточно, чтобы не пытаться влезть в разговор. Это было бы нежелательно, потому что Марде Гир на иксида реагировал неприязненно, особенно после того, как тот — по недосмотру Роуга — устроился спать у него под боком, а спихнуть его Гир не смог. — Что? — с задержкой отреагировал Марде Гир. — Думаю, чем кормить тебя, чудовище… И можно ли вообще, учитывая твои раны. Роуг сомневался, что можно. Он не слишком разбирался в анатомии, и тем более в анатомии этериасов, но рана сквозная, в ней видны рёбра и месиво каких-то красных нитей, частично покрытых инеем, — возможно, что пищевод тоже повреждён. И хотелось бы знать, цел ли позвоночник: неподвижность демона вызывала нехорошие подозрения. Истощение магии может вызвать такой эффект, но…кто знает. Он не знахарь, и привести к Марде Гиру знахаря не может. Остаётся только ждать. — Не нужно, — коротко ответил тот. Понять бы ещё, действительно не нужно — или у Короля Преисподней в очередной раз проснулось бессмысленное упрямство, которое не позволяет ему спокойно принимать помощь человека. Роуг постоянно ловил на себе полные если не ненависти, то злости взгляды — когда менял повязку, когда обтирал его влажной тканью или смазывал подживающие синяки и порезы. Обычная медицинская помощь, но Марде Гир реагировал так, будто его то ли собираются пытать, то ли делают с ним что-то непристойное. Или унижающее его достоинство… Да, пожалуй, так и есть. В смысле, скорее всего, примерно так он и думает. В ответ на беспричинную злость, которая иногда прорывалась колючими репликами, Роуг сдержанно улыбался и просил проявить терпение. На самом деле, в равной мере обращался к самому себе — всё чаще хотелось выплеснуть воду из миски этой заразе на голову. Но пока удавалось сдерживаться. Насчёт еды он так до конца и не разобрался. Марде Гир в ответ на попытки уточнить упорно повторял «не нужно», и на человека, страдающего от голода или жажды, не походил. Но Роугу всё равно казалось странным, что ему не требуется еда, хотя он помнил, что демоны книг Зерефа — весьма необычная категория живых существ даже по тем очень ограниченным сведениям, что у него есть. Забавно бы, на самом деле, поподробнее расспросить Марде об их сущности. Так ведь не ответит… а жаль. Иногда Роуг заглядывал на несколько минут, только проведать, что и как, иногда — оставался на несколько часов, сидя за столом и занимаясь своими делами. Точнее, делами Стинга. То есть, гильдии. Взаимодействие гильдии и Совета сопровождалось немалым — чрезмерным, на его вкус — количеством бумаг, и в этом Стинг был если не безнадёжен, то близок к тому. Ему помогал Роуг, ему помогала архивариус-библиотекарь Аксель Кроу и заведующий учётом заданий метаморф Кортес — только поэтому ситуация ещё не достигла масштабов стихийного бедствия. Наоборот, Стинг помаленьку разбирался, что и как… но пока это занимало слишком много времени, чтобы он мог успеть всё в одиночку, так что часть документов Роуг брал на себя. Работать в кабинете мастера было невозможно, потому что там находился, собственно, мастер — и такие посиделки чаще всего заканчивались тем, что они болтали, пили чай, играли с иксидами — что угодно, только не разбирались с бумагами. Потому Роуг обычно уходил к себе в комнату, а теперь, с учётом сложившихся обстоятельств — сюда, к «трофею». Работать тот не мешал ни капли. Марде Гир понемногу начал шевелиться, развеяв опасения, что у него повреждён позвоночник. Правда, сил его хватало только на то, чтобы сесть на кровати, да и то он обычно быстро сползал обратно в лежачее положение; если Роуг пытался поудобнее подсунуть ему под спину подушку, недовольно морщился. А говорить стал ещё меньше — даже почти не огрызался и всё так же ничего не просил. На этот счёт у Роуга были свои соображения, так что к концу второй недели он появился с вопросом-утверждением: — Мёрзнешь? Я тебе одеяло принёс. — Марде Гир не мёрзнет. — А кожа у тебя всё время холодная, и в простыню ты заматываешься весьма характерно, — теперь, когда тот оставался в сознании не по пять-десять минут в день, это стало заметно. — Так что я думаю… Марде Гир врёт, — с тихим смешком заключил Роуг. Почему-то его то и дело тянуло поддразнивать этериаса — не насмехаться, не издеваться, а просто дразнить (как иногда Стинга или Лектора), будто в попытке добиться человеческой реакции. — Ты смеешь обвинять Короля Преисподней во лжи, насекомое? Вот только демон каждый раз реагировал на эти подначки слишком серьёзно и зло. — Ну почему же обвиняю? Можешь утверждать что угодно, мне не жалко, только одеяло возьми, чудовище. — Он кинул свёрток на колени этериасу, и тот машинально придержал его, не дав соскользнуть. Как Марде Гир относится к тому, что он так его называет, Роуг не понимал. Видимо, так же, как он сам к «насекомому», «мусору» и «жалкому человеку» — смирился и пропускает мимо ушей. Но Роуг собирался в ближайшее время проверить, какой эффект произведёт «зараза лохматая». Этот вариант ему нравился куда больше, чем «чудовище»… Потому что какое он чудовище, когда сидит в обнимку с лоскутным одеялом радостной сине-жёлто-зелёной расцветки (Фрош выбирал!) и сердито сверкает глазами из-под растрёпанной чёлки?***
Он на чужой территории. Марде Гир много-много лет не бывал на чужой территории. Не было необходимости покидать Куб, а тот давно уже стал его владениями целиком и полностью, до последнего камня и клочка пыли. Куба теперь нет. Уничтожен. Нет Куба, нет «Тартароса», нет Короля Преисподней — жалкие осколки, которые уже никогда не соберутся в целое. Его реальность сузилась до размеров этой комнатки без окон. Порой в моменты, когда ему хватало сил испытывать эмоции, это бесило — ограниченность, тюрьма, ловушка. Но иногда — безумно, парадоксально, — ему здесь почти нравилось. Здесь было спокойно… и он чувствовал себя в безопасности. Здесь всё просто: есть он, есть человек, есть кот. Человека зовут Роуг, кота — Фрош. Память Марде Гира иногда сохраняла то, что он совсем не собирался запоминать… Уже давно, очень давно не случалось так, чтобы он не мог ничего сделать, когда от него ровным счётом ничего не зависело. Он мог не говорить с человеком, мог говорить — вот и все варианты. Ещё можно говорить с котом, но это бесполезно, потому что мозгов у того с чайную ложку. Дурацкий кот в костюме лягушки, который на самом деле не кот, а иксид. Ходячий когнитивный диссонанс. Но он не опасен, только слегка раздражает. И человек тоже не приносит ощущение опасности, от него не исходит угрозы даже тогда, когда, казалось бы, он должен злиться. И слава Создателю, что так: беспомощность перед угрозой свела бы Марде Гира с ума. Но не менее верно его сводило с ума то, что он помнил, как оказался здесь. Знал, что его существование не имеет смысла. Ему не нравился человек, но иногда — на краткие мгновения, — он был благодарен, что тот не даёт ему молчать всё время. Молчание сводило с ума быстрее всего.