The Great Anderson

"В те самые дни, когда я еще не мог с полной уверенностью назвать себя взрослым человеком, я был достаточно открыт для различного рода тайн и секретов окружающих меня людей. Они с легкостью, которая присуща всем, кто хочет сбросить тяжкую ношу со своих плеч на чьи-либо еще, раскрывали свою душу и выкладывали подробности своей жизни. Со временем этот груз стал давить на меня все сильнее, и я перестал слушать людей в полной мере. Когда вновь кто-то решал поделиться со мной тем, что их тревожит, я лишь неловко зевал или утыкался в книгу, делая вид, что находил ее куда более интересной и закрывая ворота собственного слуха для потока человеческой речи. Но однажды я сделал исключение. И было бы грешно таить, что после него я остался все таким же закрытым для людских мыслей, ибо этот человек совершенно отбил желание проникать в чужие души. И звали его Блейн Андерсон. Я принадлежу одной известной фамилии, если вам будет угодно знать. Хаммелы - достаточно почтенное семейство, располагающее немалым состоянием. Корни его древа уходят в 1851 год, когда мой дальний предок переехал сюда. Каждый член моей семьи считал своим долгом упомянуть, что я невероятно похож на него, в подтверждение своих слов показывая портрет в кабинете моего отца. Я окончил Йельский университет в 1915 году, чем мой отец действительно гордился, будучи его выпускником, окончившим заведение четверть века назад. Пропуская остальные события в моей биографии, скажу, что в 1922 году я приехал в Нью-Йорк, подобный сотням другим молодым и перспективным работникам кредитного дела. И я рассчитывал, что останусь там навсегда. Разумным решением было бы поселиться в самом городе, но почему-то я быстро отказался от него, когда один мой знакомый предложил дом в пригороде. Это была небольшая хибарка, за которую я платил около 80 долларов в месяц. Я также быстро нашел себе служанку, которая убирала по утрам мою постель и сметала с полок пыль каждую субботу. До некоторых пор меня не покидало чувство одиночества. Однако избавлением стал незнакомец, который вежливо спросил, как попасть в Уэст-Эгг. Указав спрашивающему маршрут, я наконец-то почувствовал себя частью этого города. Весна постепенно заявляла свои права. Почки медленно распускались на ветках деревьев возле моего дома, а солнце нагревало воздух и землю с нарастающей силой. Эти приятные и неожиданные мелочи, окружающие меня, намекали, что в моей жизни начиналась новая глава, давая многообещающее начало. В моем распоряжении было неимоверное количество свободного времени, которое я мог потратить самыми разными путями. Я всерьез взялся за изучение капиталовложения и кредитования, накупив целую гору томов в коричневом переплете с золотистой вязью. Но я не собирался ограничиваться лишь чтением данных книг. Еще в университете я открыл в себе тягу к литературоведению, когда написал несколько глубокомысленных по моему мнению статей для "Йельского Вестника". Так что и теперь я не намеревался забывать о своем увлечении. Вышло так, что мое новое место обитания располагалось на одном из берегов пролива Лонг-Айленда, который был совершенно идентичным противоположному. Они были разделены между собой лишь небольшой бухточкой. Сходство данных берегов поражало, наверное, порой и пернатых, пролетающих высоко в небе. Что же до нас, пеших созданий, мы не могли заметить ничего общего, кроме очертаний и размеров. Мое жилище располагалось на небольшом расстоянии от берега, будучи зажатым между двумя огромными роскошными виллами, за которые хозяева отваливали тысяч по 20 за месяц. Одна из этих двух вилл казалась мне особенно изысканной: высокие башенки, которые были причудливо обвиты плющом, шикарные витражи на стеклах окон. Все кричало о высоком статусе того, кто проживал в этом особняке. И я прекрасно знал, что им владел Андерсон. Вернее, мне просто было известно, что там жил некто с этой фамилией. И какое-то время об этом человеке я не знал больше ничего. На другом же берегу располагались аккуратные белоснежные дворцы, которые запросто можно было бы назвать фешенебельными. Собственно говоря, вся история началась с того раннего утра, когда я отправился на другой берег, в гости к моей кузине Куинн и ее мужу Дэйву Карофски. Он, прямо скажем, был отлично сложен физически, но никак не морально. В университете, где мне довелось впервые с ним пообщаться, он был кем-то вроде "крутого парня", которого боялись все. И лично у меня он никогда симпатии не вызывал. Даже учитывая мою особую заинтересованность мужчинами, о которой никто не знал. Все достоинства Дэйва затмевала его манера показывать исключительно себя и не замечать других, что мне всегда претило. Но свою неприязнь к нему я всячески скрывал, отчего он думал, что может считать меня своим старым другом. Едва я вышел из машины, предо мной предстала огромная поляна вблизи их особняка, предназначенная, видимо, для игры в поло. И точно, я мгновенно заметил Дэйва, скачущего на лошади и державшего в руке клюшку. Но, завидев меня, неловко топчущегося в ворот, он тут же остановил лошадь и направился ко мне. - Курт! Как давно я тебя не видел! - воскликнул он, приобнимая меня за плечи и ведя в сторону дома. - С тех самых пор, как ты гостил у нас еще в Чикаго! - Да, да, - неловко ответил я, сдерживаясь, чтобы не начать вырываться из крепких рук Дэйва. - А как Куинн? - Просто прекрасно. Не терпится увидеть ее, да? - Да, - честно ответил я. Как бы слабы не были мои связи с дальними родственниками, я искренне любил свою кузину. Дэйв, наконец выпустив меня, подвел меня к двери, за которой, вероятно, находилась Куинн. Когда он открыл ее, моему взору стала доступна комната, наполненная солнечным светом, отличающаяся от всех частей помещения, которые я уже успел увидеть. Внутри царил сквозняк, который не забирался за шиворот резкими дуновениями, а приятно обдавал со всех сторон. Тишина была разрушена мелодичным голосом Куинн, не единожды ласкающий слух всегда окружавших ее поклонников: - Дорогой, что случилось? Спустя мгновение я застал просто восхитительное зрелище, которым, вопреки моим предпочтениям, я без зазрений совести любовался. Из-за спинки дивана показалась тоненькая ручка, украшенная дорогим жемчугом, а затем и лицо Куинн, одно из прекраснейших, которые мне доводилось видеть. Аккуратное личико, тонкие черты которого вступали в прекрасную гармонию с короткими светлыми волосами, перевязанными атласной лентой, было обращено в сторону Дэйва. Аксессуар был писком моды, а Куинн, считающая себя светской дамой, не могла остаться в стороне от этой тенденции. Когда кузина заметила меня, она мгновенно улыбнулась, демонстрируя белоснежные зубы, а в глазах словно зажегся огонек. - О, Курт, ты приехал, - сказала она с неподдельной радостью. Моя кузина была воистину прекраснейшим и волшебнейшим существом, созданным Господом.