Blue eyes

Гарри не помнит, как наступает понедельник. Гарри не помнит, как наступает ноябрь. Гарри не помнит, как дышат люди (которые живые полностью, без разбитого сердца-души-мозгов; настоящие люди) и это, наверно, самое дерьмовое. Ноябрь наступает тихо, медленно, осторожно и незаметно приближаясь, а затем бьёт. Резко. Неожиданно. Выбивая весь воздух из лёгких. Ноябрь убивает остатки счастливого Гарри. Ровно через месяц и один день будет год его внутренней трагедии. (второй по счёту, думает Гарри) * Гарри, как ни странно, просыпается рано. Он просыпается так — как выныривают из холодной, почти обжигающей своим холодом, морской воды, и Гарри хочется заснуть обратно, изчезнуть (на пару месяцев) из этого мира, но его лоб покрыт холодным потом —, а подушка насквозь пропиталась им. Гарри хватает из шкафа чистое полотенце и направляется в душ. Гарри срочно нужно пару чашек (литров) кофе. И несколько часов здорового сна. * По дороге в универ Гарри слышит, как из какого-то окна вырывается, что есть глаза, способные читать ветер, есть сердца, способные летать и пытается выкинуть эту фразу из своей головы, потому что это самый огромный бред в его жизни (не считая «я тебя люблю» от бывшего парня). Собственное сердце, однако, вдруг ускоряет темп и пытается разбить грудную клетку вдребезги. Гарри вздыхает и начинает искать в рюкзаке наушники. * Гарри дышит часто-часто, потому что таким образом пронзительно-ледяной воздух не успевает согреваться. Гарри переводит дыхание, наматывает шарф на шею крепче и останавливается у самого входа в университет. Гарри не помнит, как правильно дышать (почему-то глупые вдох-выдох только затрудняют дыхание), любить ноябрь (и декабрь тоже), но зато прекрасно помнит и ощущает, как его руки мёрзнут даже в карманах пальто. Гарри поднимает взгляд к небу и присматривается, понимая, что огромные кучерявые тучи вот-вот взорвутся (точно мыльный пузырь) и непременно осыпятся лохматыми чистыми снежинками. Прежде чем Гарри успевает забежать в университет, на его чёрное пальто падает снег. * Снег сыпится с неба, словно сахарная вата и заметает буквально всё за считанные минуты — и тая, в принципе, с такой же скоростью. Гарри хочется закрыть глаза, спрятаться и избежать этого чистого великолепия, но снег видно в каждом окне коридора, и Гарри смотрит на него. Видишь, мальчик, твоя жизнь никогда не будет настолько же чистой, шелестит у него внутри. Гарри увеличивает звук в наушниках. * Место рядом с ним не пустует, и Гарри чувствует себя трусом, потому что Луи не бежит от таких простых вещей, как поцелуи (Луи даже, как обычно, говорит «привет», и Гарри, как обычно, не отвечает). Гарри не может смотреть в голубые-голубые-голубые глаза рядом. И на отвратительную бледно-серую рубашку преподавателя — тоже. (Гарри сбегает и ему не стыдно. С-о-в-с-е-м) * Гарри курит у главного входа в универ и игнорирует тот факт, что за курение на территории университета штраф семьдесят долларов. Рекламный постер на крыше супермаркета через три дома от него гласит, что курение убивает, и Гарри хмыкает. Его убивает собственное (не-) желание жить, а уж точно не курение. * Когда наступает вторник, синяки под глазами у Гарри увеличиваются и становятся всё темнее. Гарри умывается холодной водой и думает, что всё-таки стоит наконец-таки войти в режим, потому что он ощущает себя будто в пузыре (наполненным травящим воздух ядом). Гарри обещает себе лечь спать не позже полуночи. (Гарри обещает себе сдерживать обещания) * У него совместная смена с Найлом, и Гарри готов убить Ника, который счастливо улыбается и болтает с девчонкой за столиком в самом дальнем углу. Он определённо убьёт Ника, потому что хоть Найл и прекрасный собеседник — Гарри сейчас не настроен на разговоры. Но ещё больше он не настроен на то, чтобы объяснять своё настроение, поэтому молча слушает о недавнем походе в клуб, о слишком большом количестве алкоголя на вечеринке, о головной боли, о приключениях, о плохих оценках в коледже и разочарованном взгляде матери. Найл заканчивает перерыв рассказом о слишком узких джинсах, но в этот момент гремит дверь и Найл, улыбаясь, представляет своего друга. — Хаз, это Луи. Он замечательный парень, правда, Томмо? Может, завалимся ко мне после работы? И подмигивает. Гарри хочется вновь сбежать, но Гарри протягивает руку парню и тихонько покашливает. Их перерыв заканчивается (на этом моменте Гарри немного начинает верить в бога) * Самую старшую из младших сестёр Луи зовут Шарлотта и у неё такие же пронзительные глаза, как и у брата, вот только более счастливые что ли. Он курит редко, но только сигареты марки Мальборо, его родители подают на развод, дома стоят вечные ругань и крики, близняшки боятся, запираются в своей комнате и плачут, а его мать — когда не ссорится с отцом — плачет тоже. Луи, однако, не плачет, он просто сбегает из дома и живёт у Найла вот уже вторую неделю. А ещё не отвечает на звонки близких (за него это делает Хоран, но Томлинсону не стоит знать об этом). Гарри думает, что история Луи ровно на одну сотую похожа на его собственную историю (но не более). Гарри закрывает глаза, а затем, когда испуганно (в-о-с-п-о-м-и-н-а-н-и-я) распахивает их, видит, что его собственная рука держит руку парня. Гарри хочется сбежать. * Они все втроём всё-таки не идут к Найлу — лишь забегают на пару минут, чтобы сделать пару глотков чая. Поздний ноябрьский вечер сообщает, что сегодня потрясающий день для того, чтобы погулять по крышам (нет снега) , ну вот они это и делают. Воздух морозный, сжигает лёгкие, но отрезвляет разум, заставляя думать о некупленных (до сих пор!) перчатках. Луи неуклюже вытаскивает из карманов свои (роняя одну) и протягивает их Гарри. Гарри улыбается и надевает их (они пахнут, увы, не домашним уютом, а слишком дешёвым порошком). * Гарри возвращается домой в час ночи. Он открывает дверь, читая вслух стихи из школьной программы, думая об учёбе и о плохих и нормальных днях. Гарри хочется начать читать вновь —, но не классику, а что-нибудь совершенно живое, до сбитого дыхания. Гарри кажется, что он разучился чувствовать (равно как и жить), но в каком-то фильме, который Гарри совсем давно смотрел по телевизору от нечего делать, говорили, что боль оставляет тебя человеком (или боль заставляет чувствовать себя живым — Гарри уже и не помнит). Гарри и так знает, что он живой (на одну сотую), но понимает, что люди со шрамами на запястьях/бёдрах/животе — люди ж-и-в-ы-е (Гарри кажется, что они даже живее его самого). Гарри валится на кровать без сил и засыпает раньше, чем мысль о том, что обещания нельзя нарушать всплывает в его голове. Всё в порядке. * Вечером четверга у Гарри болит где-то в рёбрах и ему хочется пошутить что-то на тему того, будто сердце вновь пытается выпрыгнуть из грудной клетки, или у него начали расти перья, и он превращается в птицу-дальнего-полёта, или…, но всё гораздо проще, как бы ни хотелось превратиться в ангела (тьфу-тьфу-тьфу) . Он вчера был в спортзале (ну потому что здоровый образ жизни и всё такое). * Гарри не любит твиттер, фэйсбук и тамблер, потому что там можно наткнуться на п-р-о-ш-л-о-е. А прошлое — штука дерьмовая, и Гарри хочет отпустить его, только внутри него есть какой-то особый стержень, не дающий ему это сделать. Гарри хочет, чтобы стержень исчез, сломался, сгорел до тла и самого своего основания, но стержень невидимый, и сделать с этим что-либо Гарри не сможет. (сотри прошлое в песок, откажись от всего навсегда — шепчет что-то внутри него, но Гарри знает, что у него не получится. Он не хочет этого). * В пятницу у Гарри выходной (не считая пар, но Гарри прогуливает, потому что это не он хотел поступать здесь) , и Гарри собирался пить чай (чёрный байховый, прямиком из Индии, старушка в магазине на углу продала за пять долларов двадцать семь центов, как постоянному клиенту), читать что-то в интернете (потому что идти в библиотеку слишком далеко. Да и чёрт только знает, где она находится), жевать мятную жвачку и слушать мяуканье кота. Но Гарри успевает дочитать только до слов, что «два разбитых сердца не могут склеиться в одно целое»*, когда в дверь стучат слишком настойчиво и громко, и Гарри видит в глазок, что приходит Луи-чёртов-Томлинсон со своими пронзительными голубыми, и Гарри, считая до десяти (вдох-выдох, вдох-выдох) , открывает парню дверь. Луи пожимает плечами, мол, Найл дал адрес, только вот ещё минут десять пришлось искать в гугл-картах нужную станцию метро. Он выкидывает под ноги сигарету, тушит её, заходит в коридор, скидывает свой идиотский рюкзак (потому что он правда идиотский) и целует Гарри — так же быстро, сухо, страстно, горячо, больно, неожиданно и… Гарри мог бы перечислять до бесконечности, потому что у него перед глазами пляшут звёздочки, а в лёгких взрываются фейерверки чего-то, на упаковке которого написано «легко воспламеняется». Луи вновь пожимает плечами, будто то, что только что произошло — всего лишь фантазии Стайлса (но хитрая улыбка на лице парня говорит, что да, блять, я сделал это)  и, стягивая куртку, произносит: — Тебя не было на парах. Я переживал, вдруг ты простыл и это вроде как моя идея была прогуляться по крышам, вот и… Луи не успевает договорить или снять куртку, или пройти в гостиную, потому что Гарри хватает его за руку, а потом тянет на себя и целует долго, медленно, страстно и пытаясь передать всю бурю внутри себя, и Луи пытается не чувствовать ни-че-го, но он чувствует. Они идут на крышу, Луи вытаскивает из кармана пачку сигарет и прикуривает, а затем снимает толстовку (и ему плевать на ветер — внутри него пожар) и садится на самый краешек. Гарри делает то же самое и даже если ему хочется забрать сигарету и закурить — он этого не делает (здоровый образ жизни). The future is now** — написано на футболке Луи, и Гарри хочется смеяться. В моей жизни пиздец, парень, и я не знаю что с этим делать — говорят шрамы на запястьях, и Гарри хочется плакать от того, насколько похожи их жизни (правда, шрамов на запястьях у него нет, но это заслуга Зейна и Ника — не его). — Найл знает, мама догадывается. Не вижу смысла скрывать, — ловит его взгляд Луи и выдыхает. Гарри кажется, что он может слышать сердцебиение парня. — Это были мои записки. У тебя в шкафчике. Прости, — Гарри закусывает губу, смотрит в глаза Томлинсона и чувствует, как его собственное сердце громко бухает вниз. Луи делает быстрый вдох, распахивает глаза и, кажется, совсем не замечает, как сигарета выпадает из его пальцев. — Спасибо. В смысле, ты вроде как удержал меня от пары новых шрамов и мыслей о суициде. Хоть это было и неожиданно. Гарри отворачивается от парня и смотрит вниз, но даже в это мгновение Гарри не может чувствовать, что всё будет хорошо. Просто когда родители ледяным тоном говорят, что быть геем — это болезнь, Гарри, тебе стоит подумать над своими словами и извиниться, а затем идут ссоры, скандалы и крики — это не то, что может выдержать шестнадцатилетний ребёнок (даже в девятнадцать Гарри не готов услышать это вновь). Гарри сбегает из дома, потому что это легче, чем ощущать разбитые (не сильнее, чем его собственное сердце) тарелки и чашки под босыми ногами, видеть порванные фотографии, цветы, одежду и слышать слёзы матери и её слова, что зачем же ты связался с плохой компанией, Гарри. Не бойся, мы вылечим тебя, мы обратимся к врачу, всё будет нормально. Даже спустя три года Гарри не готов простить мать. — Два разбитых сердца не могут склеиться в одно целое. Это так не работает. Гарри хватает руку Луи в свою и переплетает пальцы. Луи сжимает руку Гарри в ответ и поворачивает голову к нему. — Но мы попытаемся. Верно?