I.
Всё началось во вторник. Это был самый обычный вторник. По чистому голубому небу лениво плыли облака. Густое восходящее солнце окрашивало горизонт в оранжевый и огненно красный цвета, а розоватая дымка оседала, нависая совсем низко над землёй. Небо, казалось, сейчас рухнет от такого взрыва ярких красок, которые закрывали оглушительные солнечные лучи. А по центру стояла она, с горсткой таблеток в руках и пистолетом, прижатым дулом к виску. Это был обычный вторник, в конце концов.II.
Воскресенье.
Фрэнк Айеро проснулся с похмелья, с пульсирующей головной болью и головокружительным ощущением тошноты в глубине его усохшего горла. Вслепую пробравшись к тумбочке, в одном из ящиков он нашёл спасительную упаковку аспирина. Бутылка была почти пуста, поэтому Фрэнк лишь вытряхнул оставшиеся таблетки в ладонь и проглотил их просто так, не запивая. Он жалобно застонал, закрывая глаза, когда резкий луч света лампы, висевшей над ним, разрезал темноту, даже сильнее, чем лучи солнца, пробивающиеся через тяжёлые шторы, которые Фрэнк повесил, когда пришёл в себя после очередной такой попойки. Звук, изданный им, эхом исчез в соседней комнате, словно след призрака. - Тебе следует завязать с этим. Хватит напиваться каждый субботний вечер, - донёсся с порога голос. Часто моргая и потирая потускневшие карие глаза, с мешками и громадными синяками под ними, Фрэнк сонно посмотрел на высокого блондина, его соседа по комнате Боба Брайара, который стоял в дверях, недовольно качая головой. - Она бросила тебя, Фрэнки, смирись. Пришло время двигаться дальше. Слезами горю не поможешь, ты ведь знаешь, - сказал он так вежливо и осторожно, как только мог, не теряя своего влияния, которое, кажется, пронизывало всё вокруг. - Заткнись, Боб, - прорычал Фрэнк, болезненно ощущая, как напрягаются его связки и голос, искажённый, будто сотни иголок и булавок в течение всей ночи протыкали его трахею, вырывается из горла. Старший пожал плечами. - Фрэнк, я тебе всё ясно объясняю. Она ушла от тебя, и шансов, что она вернётся к тебе, нет. По крайней мере, не к такому, как ты сейчас. Я имел дело с твоей вечно отрывающейся на вечеринках задницей, как на первом курсе, так и на втором. Ты старший сейчас, Фрэнк, а это значит, что тебе нужно расти. - Она разбила мне сердце, - чуть не задыхаясь, не от слёз или слабости, а от похмелья, которое просто физически не позволяло словам вылетать из его рта чёткими, пробормотал в подушку Фрэнк. Скорее всего, всё, что он пытался бы сказать, всё равно было бы истолковано неправильно. Или же ему пришлось бы продолжать молчать, плетясь в туалет, что он бы предпочёл не делать, если хотел избежать оплошностей. - Я тебе не нянька, Фрэнк. И я не твоя мать. - А было бы неплохо. - Зачем? У тебя что, Эдипов комплекс развился? - Только для тебя, Бобби-бой. - Вставай, Фрэнк. У тебя днём занятия, - сказал Боб, бросая парню старую рубашку только что из прачечной. – И приберись здесь, ты, грёбаный неряха. Фрэнк закатил глаза и хихикнул себе под нос, отвечая: - Я тоже люблю тебя, Боб. Боб никак не отреагировал, но звон кастрюль, доносившийся с кухни, и звук, похожий на шипение бекона на сковороде, казался музыкой для ушей Фрэнка. Шелестя свежим постельным бельём, Фрэнк поднялся с кровати, поборов себя, и стал одеваться. Они живут с Бобом уже четыре года, с тех самых пор, как поступили в университет Куперстаун. Будущие психологи, они познакомились в одном из небольших общежитий кампуса. Благодаря огромному количеству ночных вечеринок и даже ночных учебных сессий, Фрэнк и Боб наладили связь. Они вместе ходили за кофе, а Боб даже устроил парня в зоомагазин своего отца, где и сам работал. Он находился где-то на Темз-Стрит, в эпицентре оживлённой городской жизни. Спустя год или два оба парня, работая в зоомагазине, смогли накопить достаточно денег на то, чтобы переехать из тесного пространства общежития в небольшую квартиру на Фримонт-Стрит, в двух кварталах от главного здания колледжа. Наконец, расправившись со всеми предметами одежды (после того, как Фрэнк пытался натянуть носок на голову десять минут, потерявшись в своих мыслях), он крикнул Бобу: - Я планирую сходить к ней сегодня, перед занятиями. - Фрэнк, - выкрикнул в ответ Боб, как-то грозно и предостерегающе. - Не думаю, что это хорошая идея. Но Фрэнк проигнорировал его, подбирая свою сумку с пола и перекидывая её через плечо, прежде чем украсть кусочек бекона со сковороды, задумчиво пережёвывая его. Наконец, он в шутку похлопал своего соседа по щеке и пробормотал с наполненным ртом: - Никогда не говорил, что это хорошая идея, Бобби, но, возможно, я просто хочу чашечку кофе.III.
Кресцент-Стрит находилась в двух кварталах от дома Боба и Фрэнка на Фримонт-Стрит, где серебряная луна отбрасывала свой свет на стены отремонтированных квартир этим холодным воскресным утром. Прохладный ветерок пробивался, свистя, сквозь затемнённое стекло и перила на веранде, пока богатая улица купалась в игривом утреннем солнце мандаринового неба, а огненные лучи света ударялись в виниловые здания. Он пробормотал что-то в подушку и задвигался в кровати, находясь на самом верхнем этаже дома. Комната номер 123В. Габриель Сапорта. Обеспеченный сын своего отца-бизнесмена, больше известный в студенческом городке университета Куперстаун, как миллиардер и плейбой. Однако, сегодня он проснулся в одиночестве. С похмельем. Острая головная боль никак не была совместима с орущим телевизором в соседней комнате. По идее, Гейб должен был крикнуть своему соседу: «Выключи, блять, это дерьмо», но его зубы свело, а горло горело от количества выпитого этой ночью виски. Он простонал и сел в кровати, потирая глаза цвета карамели после сна и моля о том, чтобы это утро прошло спокойно. Хотя, на самом деле, нельзя сказать, что Гейб Сапорта не знаком с похмельем. Головные боли. Потеря памяти. Воспоминания с прошлой ночи в виде непостыдных смс сообщений, скандалы в кампусе и партнёры на одну ночь, которых он больше никогда не увидит. Нет, Гейб был профи в этой, так называемой, игре. У него было целых четыре года, чтобы освоить её. Ну а что ещё было делать богатому парню? Особенно, если отец не любил его и постоянно устраивал в школы-интернаты по всей стране, желая избавиться от сына на месяц-другой. Потирая глаза и морщась от головной боли, Гейб с трудом поднялся с постели, обводя взглядом свою холостяцкую берлогу, где царил ужасный бардак: гора пустых банок из-под пива и дурно пахнущие кружки в дополнение к ним; один или два бюстгальтера, принадлежащие девушкам, которых парень не помнил, разбросаны на мягком плюшевом ковре с номерами телефонов где-то между кружевами; пятна от пива и вода, чтобы раскурить бонг, на том же дорогом ковре, оплаченном его отцом; и, похоже, рвота. Испанец угрюмо провёл рукой по своим тёмным локонам волос, неодобрительно качая головой на беспорядок. Сейчас он чувствовал себя слишком старым для подобного. Вот уже две недели по возвращению в университет Куперстаун, он живёт по одному и тому же распорядку дня. Сначала занятия, после них тренажёрный зал, затем – душ. А дальше ночь, литры жгущей горло и язык выпивки, парни и девушки, которых он даже не сможет вспомнить поутру. Вечеринка за вечеринкой, он чувствовал себя измотанным и слишком старым для своих двадцати четырёх лет. Тем не менее, он берёт свои учебники, а затем отправляет сообщение своему соседу, в достаточно грубой форме говоря ему убрать весь этот бардак, и смотрится напоследок в зеркало. В конце концов, даже сыновья богатых бизнесменов должны соблюдать какие-то нормы. Плейбой. Умник. Самовлюблённый эгоист. Алкоголик. По крайней мере, именно это Гейб слышал, хоть и никогда не стремился отслеживать все свежие сплетни. В последний раз окинув взглядом комнату, он развернулся на каблуках, уже отправляя приглашения на следующую вечеринку этой ночью.IV.
- Какой сегодня день? - Воскресенье. - Да нет же. Число, ты, задница. - Ну, с таким отношением, мне не стоило и день недели тебе говорить. - У тебя, определённо, умелый рот. - Я слышал, что это моя лучшая способность. - И от кого же? - От тебя. - Ха-ха, - прохрипел Райан Росс в пустой комнате общежития кампуса, без особого энтузиазма в голосе. Он стоял босиком посреди гостиной, потирая глаза после сна. Позади долгая ночь с «пером и бумагой», проведённая в попытках написать достойное эссе к занятию по литературе. - Какое сегодня число, Беккет? - Двадцать третье сентября. Что случилось? - Работа, - пробормотал он, падая на мягкое подержанное кресло. Он проваливается в нём, но не обращает на это внимания, устроившись в тепле, среди пепла и прожжённой сигаретами ткани, от чего кресло стало тусклым и серым. Уильям посмотрел на него с сочувствием, прежде чем встать со своего места и любезно принести своему соседу по комнате чашку кофе. Райан рассеянно поблагодарил его за это и изящно отпил немного. Уильям смотрел со сдержанной улыбкой, стараясь не рассмеяться тому, как по-женски грациозно Райан отхлебнул напиток. - Ну? Что смешного, Беккет? - Рай, мы были соседями по комнате в течение трёх лет. Почему ты не хочешь называть меня Уильям? - Люди могут подумать не то, что нужно. - Они в любом случае что-нибудь надумают. - Серьёзно? – Райан поставил кружку, глядя на Уильяма своими кофейными глазами. – Просвети меня. - В прошлый раз я слышал, что ты был моим соседом по обмену из Европы. Шикарное пляжное тело. Мягкие волосы. Мы занимались любовью на пляже каждую ночь. Райан удивлённо уставился на него. - Ты издеваешься. - О, нет, - усмехнулся он в кружку с кофе, морщась от недостатка сахара в напитке. – Я был бы слишком напуган, чтобы дразнить перенапряжённого парня, чья специальность – литература. - Это и твоя специальность тоже, ты, задница. - Кстати, меня вполне устраивает моя ориентация. Райан закатил глаза. - Меня тоже. Уильям оставил свой отвратительный кофе, встав напротив дивана и наклонившись немного вперёд, более внимательно глядя на Райана. Взъерошенные волосы. Глубокие синяки под глазами. Побледневшее лицо и немного впалые щёки. Единственное объяснение этому… - Что бы сказал на это Брендон? - Щекотливая тема, Беккет, - предупредил Райан с полным ртом горячей жидкости. – Всё кончено. - Знаешь, он звонил вчера вечером, - Уильям убрал с лица тёмные волосы, которые беспорядочно падали на его скулы и щекотали подбородок. – Он спрашивал о тебе. - Последним, что я слышал, - пробормотал Райан в кружку, - было то, что он не хочет иметь со мной ничего общего. - О, это так. - Так почему он названивает? Уильям пожал плечами. - Я гей, Росс. Я не читаю мысли. - Так, двадцать третье? - Да. - Хорошо, - Райан поднялся на ноги и ушёл в свою комнату. Через несколько минут послышалось постукивание кнопок клавиатуры, и Уильям встал со вздохом.V.
Около общежития для специализирующихся на литературе студентов, находилась ещё одна улица с общежитиями, где ходил трамвай прямо до университета (все первокурсники, проживающие здесь, должны были добираться до места обучения именно так). Эти две улицы были очередным новым капиталовложением Куперстауна, которое назвали Кальдерстоун. Эти жилые помещения, практически не приносящие никакого дохода, в основном, служили притоном для наркоманов, закатывающих вечеринки. Это была огромная помойка, где буквально кишела инфекция. После избирательных округов в городе Монровилле, Куперстаун буквально засел с этими двумя проблемными улицами и постарался освежить здания и сдать их под студенческие общежития. Однако здесь всё равно осталось и государственное жильё в возвышающихся многоквартирных домах и таунхаусах, полных бедными обитателями с низким доходом. В полуразрушенном здании около Веральд-парка, он сидел с приставленной к запястью бритвой. Ему нравилось чувствовать, как лезвие спускается вниз по руке, по ходу синеватых вен, словно его целуют в экстазе. Ему нравилось наносить увечья на свои руки, покрывать их различными фигурами и шрамами, видеть, как кровь плавно стекает вниз и капает на ковёр, словно неудачная живопись Ван Гога. Стук в его дверь заставил парня вздрогнуть и чуть ли не подпрыгнуть на месте, и лезвие скользнуло слишком глубоко по руке. - Что? - Вик, автобус отправляется через пятнадцать минут, - сказал его брат, Майк, стоя по другую сторону двери. Вик был благодарен брату, что тот не стал врываться в его комнату (замок сломался много лет назад, но у них не было денег, чтобы починить его). Он промокнул кровь салфеткой и выбросил её. Опустив вниз рукава худи, парень спрятал лезвие в книгу. Это была старая копия книги «Хорошо быть тихоней», которая уже буквально разваливалась. Вик схватил свой рюкзак, полный тетрадей и учебников к основам музыки и писательскому мастерству. - Не опоздай на автобус! – ещё раз напомнил Майк. – Топливо слишком дорогое. У них была единственная машина, которую семья из трёх человек делила между собой, пусть их мать и лишилась прав несколько лет назад за вождение в нетрезвом виде. Это была потрёпанная Хонда «Цивик», которая уже близилась к своему концу. В машине было несколько поломок, и Вик был уверен, что она не пройдёт следующий техосмотр. Он ненавидел быть бедным. Он ненавидел Веральд-парк. Он ненавидел жить в Кальдерстоуне. - Увидимся после занятий, - попрощался Майк, встрепав волосы своему брату. Вик надел капюшон поверх свисающих локонов и покинул дом. Он чувствовал жжение засыхающей крови из своих порезов, когда подул свежий прохладный ветер калифорнийского городка. Причем, он уже начал перебирать в кармане второе лезвие, с нетерпением ожидая следующей сладкой передышки.VI.
В кофейне стоял аромат мокко и ванили, теплый и гостеприимный, как звонок дверного колокольчика, приветствующий каждого нового посетителя. Приятные запахи роились вокруг и охватывали его, как только он зашёл в университетскую кафешку. Это было воскресное утро, поэтому посетителей практически не было. Деревянный пол тихо скрипел под ногами Фрэнка, когда он оглядывал вокруг помещение в поисках знакомой барменши. Он заметил её моментально. Было трудно этого не сделать. Чёрные волосы были неаккуратно собраны в пучок, губы плотно сомкнуты, когда девушка сосредоточенно готовила фраппучино. Тонкие аккуратные брови на её худом лице. Улыбка растянулась на её лице, обнажая белые кривые зубы и проявляя ямочки на щеках, когда один из сотрудников прошептал ей на ухо что-то смешное. Фрэнк улыбнулся, когда она посмотрела на него, и помахал рукой. Она нахмурилась в ответ, когда он направился к стойке. - Фрэнк? - Джамия, привет, - он преодолел расстояние до прилавка в три больших шага. – Я бы хотел поговорить. - Фрэнк, я работаю, - лаконично ответила она. - Я на секунду, - попросил он. - Я работаю, - повторила она. Немного жёстче в этот раз. Красновато-коричневый огонёк в её глазах был резким и горьким, незнакомым, и Фрэнк бы испугался и спрятался, не желай он так отчаянно снова услышать её мелодичный голос, произносящий его имя ещё один раз. - Джамия, просто послушай меня, ладно? Прости за всё, что я сделал. Мы ещё можем всё исправить. Мы же не можем просто забыть эти пять лет. Я лишь пустое место без тебя. - Вот, да, - объяснила Джамия, с раздражением отставив стаканчик ванильного фраппучино, из-за чего столешницу забрызгало несколькими большими белыми каплями. – Именно поэтому мы и расстались, Фрэнк. Мы были вместе пять лет, и до сих пор не знаем, кто мы есть вне этих отношений. - Почему мы просто не можем быть «нами»? Почему мы должны быть «тобой и мной»? - Потому что, Фрэнк, я больше не знаю, кто я на самом деле. - Ты, бывает, всё слишком драматизируешь. - Я реалист, Фрэнк, - сказала она, тяжело вздыхая, от чего прядь её чёлки вздымалась вверх. Фрэнк чувствовал едва ощутимый запах зубной пасты и тоже чуть не вздохнул от того, как соскучился за этим. – Я люблю тебя. Я… - Разве этого не достаточно? – он умоляюще смотрел на неё. - Иногда… - прошептала она, разглядывая свои руки. Фрэнк вспомнил их тепло, как только прикрыл глаза. Вспомнил то знакомое ощущение, когда они прикасаются к его рукам. Они так подходят друг другу. – Но иногда и нет. - Я люблю тебя, Джамия, - прошептал он в ответ. - Я знаю, Фрэнки, - она произнесла его имя так, словно это было извинение. – Я делаю это не для того, чтобы причинить тебе боль. Я делаю это для своего же блага. Он, не веря, покачал головой. Так, словно вот-вот оборвётся последняя нить связи с ней. - Тебе нужно личное пространство? - Фрэнк, я люблю тебя. Просто… - Этого недостаточно, - закончил он за неё с печалью в голосе На этот раз она пыталась поймать его взгляд, но он отказывался это замечать, вытаскивая у себя из кармана три двадцать пять и протягивая девушке деньги. Она обслужила его, как обычно, и её последние слова, провожавшие его из кофейни вместе со звоном дверного колокольчика, были: - Ваш большой фраппучино и мокко без взбитых сливок.VII.
Алекс Гаскарт провёл всю субботу и утро воскресенья, лёжа на полу комнаты своего лучшего друга. Он уже чувствовал боль в спине от тонкого коврового покрытия комнаты, а его шея затекла на громоздкой неудобной подушке. Тем не менее, он был благодарен своему другу Джеку, который впустил его к себе после ужасного скандала, который случился у Алекса дома тем утром. Он подрался со своим братом Томом, и это побоище длилось до самой ночи. Всё началось из-за обычной майки, которую Алекс позаимствовал у своего брата. Она была с группой New Found Glory, и Том очень любил её. Драка закончилась тем, что Алексу пришлось уйти из дома, хлопнув дверью, выходящей на крыльцо, прямо перед лицом своего кричащего брата. Он пошёл к Джеку с майкой New Found Glory, которую он даже не подумал снять с себя, липнущей к его телу. - Как ты? – зайдя в комнату, поинтересовался Джек. Он держал в руках две тарелки с немного подгоревшими вафлями. Одну он поставил вниз, перед своим другом, и тот стал с аппетитом есть их, не придавая значения тёмным подгоревшим отметинам от тостера. Он был слишком хорошо знаком с кулинарными способностями друга, чтобы беспокоиться. - Хреново, - проговорил Алекс. - Ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь, - ответил Джек с набитым ртом. – Ты же знаешь, моя мама обожает тебя. Я думаю, она примет тебя, как родного. Алекс рассмеялся. - Я думаю, я не против этого. - О, да ладно тебе, - Джек шутливо толкнул своего друга. – Ты ведёшь себя, как какая-то королева драмы. И мне кажется, что ты стал ещё более обезумевший с этой майкой, чем тогда, когда Лиза бросила тебя. - Лиза была шлюхой, - рассмеялся Алекс, и Джек не мог не согласиться с ним. – Кроме того, твои братья и сёстры явно лучше, чем у меня. - С Лией и Джо очень легко поладить, а Мэй вернулась в Балтимор, - сухо сказал он. – А у твоего Тома хороший музыкальный вкус. Алекс остался сидеть молча, но его это не волновало. Ему было очень трудно смириться и забыть ссору того дня. - Я смогу остаться у тебя ещё на одну ночь? - Да, - Джек отхлебнул немного сиропа, и маленькая капелька стекла по его подбородку. – Конечно, ты можешь. Все твои вещи здесь. Алекс кивнул. Он всё ещё не мог избавиться от давящих мыслей о том, что ему всё же стоило вернуться домой.VIII.
Понедельник
- Гейб, я не приду на твою вечеринку сегодня. Мне нужно сходить к Райану. Тебе самому всё придётся убрать, ты, ленивый ублюдок, - сказал Пит Вентц своему соседу по комнате днём понедельника, когда подготовка к вечеринке только начинается. Гейб был занят, расставляя бутылки пива в холодильнике, когда Пит сказал ему об этом. - Райан Росс? Тот педик? - Нет, Гейб. Это всего лишь слухи. - А он разве не с тем, как его, Ури? - Нет. - Ох, ну, в любом случае, эти двое спят друг с другом. - По-твоему, все обязательно должны трахаться? - Это делает мир лучше, - засмеялся Гейб, глядя на своего соседа по комнате, пока тот, стоя в ванной, сосредоточенно укладывал свои тёмные волосы. Его глаза уже были жирно подведены чёрным карандашом, а его джинсы были достаточно узкими, чтобы обозначить всю оставшуюся мужественность старшего студента, которой он обладал. - Не подхвати никакую заразу, пока меня не будет. - Даже не мечтай об этом, дорогой, - ответил Гейб. Их с Питом отношения были, своего рода, семейными. Ни один из них не был геем, хотя Пит свидетельствовал об обратном. Но, тем не менее, Гейб и Пит просто заботились друг о друге. Это было довольно удобно. Пит следил за тем, чтобы Гейб не слишком порочил репутацию своего отца и не переступал черту, отделяющую его от алкоголизма. Гейб же следил за тем, чтобы у Пита не случались психические срывы, когда тот забывал принимать таблетки. Они были практически спасением друг другу. - Я к тому, Гейб, что я не собираюсь заботиться о твоей ноющей заднице, когда ты подхватишь сифилис. - Эй, старик, не кажется ли вам, что сифилис немного устарел? - Ты знаешь, что я имел ввиду. - Да, да. Не делать того, что не сделал бы ты. - Верно. - Всегда всё поднимаешь на смех, - надулся Гейб. - И больше никаких сообщений по пьяни, - сказал Пит, закончив приводить волосы в порядок и отложив в сторону утюжок. Он посмотрелся в зеркало, проверяя свой макияж ещё раз, считая это необходимым. – Мне надоело слышать все те странные вещи, что ты говоришь в спальне. - Ох, папочка, - отвечает Гейб со своим латиноамериканским акцентом, подмигивая Питу. Шутливо, но и кокетливо одновременно. - Пока, Гейб. - Увидимся, Пит.IX.
Гретта Сэльпитер была очень милой девушкой. По крайней мере, именно так говорили о ней в кампусе. Любой скажет вам, что она общительная, вежливая, добрая, что она поможет любому в чём угодно (даже если это новичок). На самом деле, жизнь Гретты можно очень живописно и ярко описать. Идеальная семья из четырёх человек, трудолюбивый отец, заботливая мать и брат, который поддерживал с ними связь и всегда навещал семью по праздникам. Днём понедельника она, как обычно, пересекала двор кампуса, направляясь к одной из скамеек. На ней было бледно-голубое платье, которое подходило её глазам, и красные чулки, соответствовавшие пунцовому цвету её губ. В одной руке у неё было кофе из Starbucks, а в другой – ноутбук. Она ждала своего друга, чтобы тот присоединился к ней и сел рядом. Её волосы развевались на ветру, и появлялось ощущение, что она может сейчас улететь или просто исчезнуть насовсем. Это был хороший день, как это обычно было в сентябре. Ветер был чистым и прохладным – уже пришла настоящая осень, как-никак. Листья вокруг были разнообразных цветов: ярко багряные, тёмно коричневые, выжженные оранжевые, золотистые, как и волосы девушки. Она заложила прядь с волос за ухо и завершила свою последнюю работу к занятию по музыке. Она всё ждала… ждала… и ждала… Наконец, он появился. Он скользнул на скамейку, рядом с девушкой, и положил свою руку ей на плечо, с улыбкой до ушей и широко распахнутыми глазами, словно у пойманного оленя. - Брен, почему ты всегда опаздываешь? – засмеялась она. Так же мягко и мелодично, как и любой звук, который вылетает меж её пунцовых, словно лепестки розы, губ. - Почему ты всегда приходишь так рано? – возразил он, шутя, и слегка толкнул её, наклоняясь, чтобы прочитать её эссе. – Музыка – это больше, чем просто шум. Ну кто бы мог подумать? - Заткнись! – она лукаво толкнула его в ответ. И он засмеялся, высоко и заливисто, что заставляло Гретту влюбляться в него снова и снова. - Я рассталась с Томасом, - сказала она ему. - У него всё в порядке? - Да. Ему нравятся девушки. Мне нравятся девушки. Всем они нравятся, но не тебе, - дразнила она. Он снова толкнул её, прежде чем удобно устроить свою голову на плече у подруги. - Ты прекрасна, Гретта. Ты знаешь об этом? Заботишься обо мне, когда это необходимо. - Не предавайся ты так горю. - Я не предаюсь! - Не ной тогда. - Я не ною! - Тогда прекрати так страдать, - приказным тоном сказала она. – Особенно по Райану Россу. Брендон Ури всегда был известен своими необдуманными выходками. Он был импульсивным и дерзким и он никогда не думал наперёд, будь то даже тесты или эссе (никогда не перепроверял работы на наличие ошибок и недочётов). Тем не менее, он совершил самую глупую ошибку из всех, что мог допустить, - он влюбился в Райана Росса. - Мы не выбираем тех, кого любить, Гретт. Ты знаешь об этом? И она знала. Действительно знала.X.
- Почему она меня не любит? - Она любит тебя, Фрэнк, перестань. - Давай напьёмся? - Нет. - Пожалей меня, Боб. - Нет. - Да сделай ты что-нибудь! Боб издал какой-то рассерженный звук в глубине своего горла, прежде чем подойти к своему соседу по комнате и влепить ему пощёчину. - За что?! – отшатнулся потрясённый Фрэнк. Он приложил руку к горящей щеке, которая начинала краснеть, а на его глаза накатили слёзы от неожиданно сильного натиска боли для этого короткого момента. - За то, что ты идиот! – прорычал Боб. – За то, что влюбляешься, а потом не знаешь, как справиться с этим. Да, чёрт возьми, ты почти выпускник, Фрэнк! Вокруг происходит гораздо больше всего интересного, чем в твоей личной жизни. - … спасибо тебе. Боб кивнул, и они остались сидеть молча, сложив руки, на своём зелёном диване, который никак не сочетался с жёлтым ковром или чёрным журнальным столиком в их квартире. По телевизору шёл повтор «Конана», но ни один из парней не был заинтересован в том, что там происходит. - Боб? - Фрэнк, если ты ещё раз попросишь меня напиться с тобой за компанию, я пинками отправлю тебя спать… - Знаешь, ты можешь перестать строить из себя такого крутого мачо. Я видел тебя в зоомагазине твоего отца. Ты грёбаная тряпка. Даже для этих собак. - Как и ты. Фрэнк пожал плечами. - Я хотя бы привлекателен. - А я нет. - О, могу поспорить, Боб. Ты просто шикарен. Особенно, когда напиваешься и… - Мы не будем это обсуждать, - резко прервал его Боб. Фрэнк хихикнул. Нет, они не будут это обсуждать. Они поговорят о Джам. Он помнил абсолютно всё, что было связано с ней. Но единственное, чего он не помнил - тот момент, когда всё пошло не так. Сегодня он сидел в конце класса, отстранённый, и думал о том, были ли какие-то предупреждающие знаки, которые он мог не заметить. Единственное, к чему приводили его мысли, были совместные каникулы в далёкой Италии. То время было полно поцелуев, и любви, и надежд на хорошее начало нового учебного года. Они лежали в тихом гостиничном номере, наслаждаясь друг другом, и этот момент казался вечностью, когда шумные волны Средиземного моря разбивались против побережья Италии. Он обнял девушку ещё крепче, пробегаясь по мягкой коже живота своими пальцами. Целуя её в плечо, он прошептал: - Я люблю тебя. - Я тоже люблю тебя, Фрэнки, - услышал он в ответ. Джамия улыбалась, и это было слышно по её голосу. - Я сильнее тебя люблю, - сказал он, продолжая покрывать поцелуями плечи. Вверх по её шее, к подбородку. К уголку её рта. Она усмехнулась в его губы. - Не пойми меня не так, Айеро. Но мне, возможно, придётся найти человека, который смог бы восполнить мои потребности, если это случится.. - Джамия, я серьёзно, - Фрэнк перекатился на живот и посмотрел ей в глаза. Его ореховые глаза смотрели в её карие, пока они не оказались слишком близко. Таяние под взглядом друг друга. Попытки стать единым целым из двух отдельных жизней. - Я знаю, Фрэнки, - прошептала она, не решаясь прервать этот момент лишним шумом, и, взяв лицо парня в руки, чтобы вновь почувствовать прикосновение к его губам. Чтобы в поцелуе передать слова, которые сами по себе значат больше кислорода. – Я тоже тебя люблю.XI.
Шум был разрушающим. Оглушительные вопли стереосистемы сотрясали всю квартиру, а холостяцкое жилище Гейба, казалось, никогда ещё не было настолько живым. По всему помещению валялись пьяные тела, ходили полуобнажённые девушки, а в холодильнике было предостаточно пива. Гейб никогда не проводил время лучшим образом. И он тоже был пьян. Он всегда пил в такие дни. Это было лучшим средством от ада, творившегося у него в голове. Самоизлечение, как назвали бы это в реабилитационных центрах. Выживание – так называет это Гейб. - Нужна ещё выпивка? – раздался голос у него за спиной. Он пожал плечами. Почему бы и нет? - Конечно. Чем больше, тем лучше. Незнакомец засмеялся. Он тоже был красивым мужчиной. Острые черты лица. Каштановые волосы. Крепкая мускулатура. Тот, с кем Гейб захотел бы быть втроём. Или даже тет-а-тет. В такие дни он не был особо придирчив. Не секрет, что у плейбоя кампуса не было каких-либо сексуальных предпочтений. Не совсем, так или иначе. - Вот, - незнакомец протянул ему стаканчик виски. - Человек, к которому у меня лежит душа, - проворковал Гейб, обвивая руку вокруг него и хрипло смеясь. Рядом с ним, сам Дьявол улыбался.