Верный способ (цикл "Наши пули еще не отлиты")

День начался отвратительно. Впрочем, последние два месяца все дни начинались и заканчивались так, что Виларе хотелось напиться до бесчувствия. Дел было невпроворот: требовали внимания отчеты приставов, отчеты исправников, отчеты шпионов, отчеты таможни, отчеты соглядатаев, приставленных к таможне, посольствам и шпионам. И это не считая текучки вроде жалоб, доносов, участившихся на левом берегу грабежей, восьми случаев конокрадства, пяти нераскрытых убийств и, что самое ужасное, пропажи любимого шпица госпожи Ратко. Сия придворная дама, пользуясь приближенностью к фаворитке господаря, потребовала, чтобы начальник жандармерии лично проконтролировал поиски, и трижды в день присылала к нему нарочного за известиями. Вилара был уверен, что чертов пес просто погнался за течной сукой и найдется сам, когда нагуляется, но пришлось изображать бурную деятельность. А главное, не с кем поделиться своими бедами вечером, за стаканчиком бренди и сигарой, никто не даст дельный совет и не предложит помочь с опостылевшими отчетами. И тут же всплыли мысли о дружбе с невыносимым лейтенантом и о личной жизни, вернее, об отсутствии того и другого вот уже шестьдесят пятый день. Агата, к которой Вилара наведывался не столько ради постельных утех, сколько по старой привычке, сочувственно выслушивала, угощала контрабандным хересом, даже подсказывала кое-что, и весьма разумное, но не могла заполнить пустоту. Прежде он и не задумывался, что одинок, не до того было — служба занимала все время, можно сказать, была его семьей. Зато теперь было с чем сравнивать, все разделилось на «до», «во время» и «после». И если «до» было терпимо, то от «после» хоть в петлю лезь. Потому что «во время» Вилара едва ли не впервые ощутил, что значит жить полной жизнью, радоваться простым вещам, вроде конной прогулки поутру или чашки чаю под дружескую пикировку, возвращаться домой — именно домой, а не просто в некое место, где можно сменить рубашку и поспать несколько часов. И хуже всего, что ссора случилась по его вине: не нужно было пускать слежку, бросаться обвинениями, не подтвержденными ничем, кроме домыслов и придворных сплетен, и уж точно не стоило напоминать о воинском долге и дворянской чести. Уж кто-то, а лейтенант Дэйвос был образцом этой самой чести. И даже то, что он состоял в Братстве, а также водил дружбу с Марджелату и Заячьей Губой, ничуть не умаляло его достоинств. Вот только случай сказать об этом вряд ли представится. Встречи с Дэйвосом отныне происходили во дворце, изредка — в салонах, куда оба были вхожи, и сводились к холодному кивку и дежурным фразам, вежливым до тошноты. Даже хуже, чем «до». Нужно отвлечься. Вилара переложил несколько папок, вытащил дело, которое еще позавчера привлекло его внимание, и быстро пролистал. Выловленный на излучине Дымбовицы труп опознали как среднего сына боярина Танаса, известного на весь Бухарест повесу. На первый взгляд все просто — парень напился, свалился с лошади, ударился головой и утонул. Бывает. Но чутье подсказывало Виларе, что здесь есть второе дно, а то и третье. Боярин настаивал, чтобы семье выдали тело для погребения, и пока его не забрали, лучше осмотреть еще раз и лично поговорить с патологоанатомом. Дэйвос с его цепким взглядом был бы сейчас как нельзя кстати... Вилара раздраженно отодвинул чашку с кислой бурдой, которую адъютант почему-то назвал «кофе», жидкость выплеснулась через край, и донесение для господаря украсилось бурым пятном. Выругавшись, Вилара дернул лист, чтобы стряхнуть, задел чашку локтем, раздался звон бьющегося фарфора, и на зеленом персидском ковре, подарке турецкого посла, появилось второе пятно. Брызги попали на идеально отутюженные брюки и начищенные до блеска сапоги. Вилара несколько секунд переводил взгляд с донесения на ковер. Пятно на бумаге подозрительно напоминало силуэт в плаще и шляпе, а на полу — фигуру в форменном мундире и кивере. Буквы медленно расплывались, делаясь похожими на пляшущих чертей, которые подмигивали и нагло скалились. Это уже было слишком, и Вилара разразился такими проклятиями, что покраснел бы и столб. Дверь тут же отворилась, и в кабинет вбежал юный адъютант, опасливо поглядывая на шефа и придерживая створку, чтобы выскочить, если в голову полетит гранитное пресс-папье или бронзовая чернильница. — Убрать! — рявкнул Вилара, швырнув на стол подмоченное донесение. — Что убрать? — рискнул уточнить адъютант, которому от двери не было видно ни пятна и осколков на ковре, ни залитого донесения. — Все! — Вилара вскочил и сдернул с подставки перевязь с саблей. — Остолоп! — Так точно, ага! — адъютант вытянулся во фрунт. — Остолоп! — Болван! Олух царя небесного! — Вилара схватил первое, что попалось, чтобы швырнуть в него, но, уже замахнувшись, обнаружил, что именно держит, и опустил руку. Черепаховая табакерка с инкрустацией в виде буквы «В» на крышке была подарена Дэйвосом после того, как они вместе предотвратили покушение на господаря, и как бы там ни было, разбить ее не хотелось. Адъютант попятился, но Вилара уже сунул табакерку в карман и произнес ровным тоном, ткнув пальцем за стол: — Убрать здесь все. И купите мне нормального кофе, корнет, эту дрянь пить невозможно. Надев перевязь, он затянул пояс, прихватил папку с делом и вышел, хлопнув дверью так, что задребезжали стекла, а над косяком что-то хрустнуло. Адъютант облегченно выдохнул, но в этот миг сзади загрохотало, и что-то тяжелое стукнуло его по макушке. Вбежавший капрал обнаружил его сидящим на полу и непрерывно икающим. Голову корнета венчали оленьи рога, прежде висевшие над притолокой.

***

Николя Дэйвос уже битый час подпирал стену бального зала, мрачным видом отпугивая дам, с которыми раньше с удовольствием флиртовал на приемах. Несколько раз к нему подходили знакомые, осторожно интересовались здоровьем, состоянием финансов, службой и, получив на все вопросы короткое «хорошо», удалялись в недоумении. Всегда остроумный, насмешливый и галантный лейтенант уже больше двух месяцев ходил с каменным лицом и таким взглядом, что мог заморозить воду в жару. Он больше не выезжал на охоту и конные прогулки в Чишмиджиу, не танцевал, не играл с дамами в серсо и даже не составлял компанию господарю в вист. Зато уже четырежды стрелялся и дважды бился на саблях, чего прежде за ним не водилось. Стрелком и фехтовальщиком Дэйвос был отменным, а с некоторых пор еще улучшил навыки, однако предпочитал решать дело миром. До недавнего времени. Все его противники получили ранения, не смертельные, но достаточно серьезные. Кроме того, он нещадно гонял подчиненных, едва ли не каждую неделю устраивая им проверку на боеспособность. Те начальника дворцовой охраны боготворили, поэтому терпеливо сносили муштру и побудки среди ночи. О причинах таких разительных перемен, конечно, судачили, и версии выдвигали самые разные — от неизлечимой болезни до несчастной любви, но подтверждения ни одной из них не было. По залу кружились пары, мазурку сменил вальс. Николя поморщился — музыка навевала воспоминания, от которых настроение грозило испортиться окончательно, хотя, казалось, куда уж дальше. Он до сих пор был зол на Вилару, но это не мешало ему скучать. Даже хуже — тосковать. Ему не хватало словесных баталий, на которые, к его удивлению, ага оказался способен ничуть не меньше, чем он сам. Не хватало ужинов у него или в доме Вилары, за которыми они обсуждали все, от лошадей и дворцовых сплетен до политики и театральных премьер. Не хватало расследований, в которых он все чаще принимал непосредственное участие, запаха вишневого табака от подушек и халата, сильных жилистых рук на ноющих после фехтовального зала плечах. Не хватало части жизни, которую в какой-то миг занял Вилара. Николя и не предполагал, что эта часть настолько важна для него... пока она не исчезла. Краем глаза он уловил движение слева, повернулся. К нему направлялась Марицика. На фоне ярких нарядов придворных и гостей простое белое платье из индийской кисеи делало ее похожей на ангела. — Вы прекрасно выглядите, кузина, — пробормотал Николя. — Я говорил, что белый цвет вам к лицу? — Говорили и неоднократно, дорогой кузен, — Марицика захлопнула веер, продела руку в шелковой перчатке ему под локоть. — Но мне всегда приятно слышать это от вас. Составите мне компанию? А то Георг ненадолго нас покинул, дела. — Почту за честь, милая кузина, — Николя наклонил голову. Ему совсем не хотелось куда-то идти и разговаривать, но отказать Марицике не поворачивался язык. Они были дружны с детства, и он любил ее, как только может брат любить сестру, пусть и двоюродную. — Вы в последнее время неважно выглядите, — Марицика увела его к дальнему окну, из которого открывался великолепный вид на дворцовый парк. В ее голосе звучала искренняя тревога. — Вы точно здоровы? Может быть, вам стоит попросить Георга об отпуске? Съездить в Вену или Баден... — Я здоров, как бык, дорогая кузина, — Николя нежно сжал ее пальцы. — Благодарю за заботу, но право же, вам не стоит беспокоиться. Марицика бросила быстрый взгляд через плечо, чтобы удостовериться, нет ли кого поблизости, раскрыла веер, прикрываясь им, чтобы нельзя было прочесть по губам, и тихо спросила: — Кто она? Николя открыл рот и тут же закрыл, откашлялся и так же негромко ответил: — Вы ошибаетесь, милая кузина, дело совсем не в этом... — Ох, Николя... — Марицика покачала головой. — Женщина всегда видит, когда дело в любовных страданиях. Это мужчины обычно не замечают таких вещей. — Клянусь, женщина здесь ни при чем, — Николя постарался улыбнуться. — Из-за чего же тогда вы стрелялись со Станом? — Марицика слегка сжала его локоть. — Он утверждает, что позволил себе нелестно отозваться об одной особе... — Это действительно так, — кивнул Николя. — Но к любви не имеет никакого отношения. Скорее, к вопросам чести. — Может, вы навестите меня на днях? — мимо прошла фрейлина, и Марицика тут же перевела разговор в другое русло. — Мне так не хватает вашего общества и наших прогулок. — Непременно, — он наклонил голову. — Простите, что давно не был у вас, служба отнимает много времени и... Николя замолчал на полуслове, взгляд его помимо воли метнулся к входу в залу, где появился Георг Бибеску в сопровождении Вилары. Марицика посмотрела туда же, потом снова на кузена, который стал еще мрачнее. Брови ее приподнялись. — Николя, могу ли я попросить вас об одолжении? — Конечно, Мари, я всегда к вашим услугам, — Николя отвел взгляд от двери. — Как вы знаете, я дружна с Фуад-пашой, а он очень высокого мнения об аге Виларе, особенно после того дела с убийством секретаря посольства, — Марицика сняла с запястья расшитый жемчугом ридикюль и достала маленький мешочек из синего бархата. — Паша отбыл в Баден поправить здоровье и оставил для аги этот чудесный табак, а я все забываю отдать, такая рассеянная... Не могли бы вы передать? Если я сейчас сделаю это сама, непременно пойдут сплетни, вам ведь известно, что не все меня любят и не упустят случая раздуть целую историю из невинного разговора и подарка. Георг, конечно, не верит этим россказням, но я вижу, что он принимает близко к сердцу такое ко мне отношение, и не хочу доставлять ему лишних волнений. Вы ведь дружны с агой Виларой, и никто даже внимания не обратит, если табак будет передан вами. Николя подавил вздох и вымученно улыбнулся. — Буду счастлив сделать это для вас, Мари, — он принял у Марицики мешочек. — Уверен, аге будет приятно получить такой знак внимания от паши, в том деле он действительно проявил незаурядный талант к расследованию. Впрочем, и в других делах тоже. — Благодарю, Николя, — Марицика ласково коснулась его щеки. — Жду вас в ближайшее время на ужин. Сообщите, когда вы сможете приехать, я прикажу доставить свежих устриц. И скажите аге, что его я тоже буду очень рада видеть. Николя снова поцеловал ей руку и направился к Виларе, который сейчас стоял у стены на том же месте, где недавно был он сам, и буравил взглядом бокал шампанского. — Ага, — Дэйвос кивнул. — Лейтенант, — Вилара кивнул в ответ. — Госпожа Гика просила передать вам подарок от Фуад-паши, — Николя протянул ему мешочек. — Вместе с приглашением на ужин, когда у вас будет время. Это была самая длинная фраза, сказанная им с тех пор, как они пребывали в ссоре. — Вы очень любезны, лейтенант, — Вилара постарался, чтобы ответ прозвучал учтиво, а не сквозь зубы. На самом деле, ему хотелось сказать, что он сожалеет, что был неправ, что если бы мог повернуть время вспять, то повел бы себя иначе... Но слова не шли с языка. Мешали злость на Дэйвоса, который мог бы хоть намекнуть, что ему тоже тяжело, и он готов простить, а также гордость. Пусть Вилара был далеко не столь знатен, как лейтенант, но и в его жилах текла благородная кровь. — Если вас не затруднит, скажите госпоже Гике, что я непременно нанесу ей визит, как только позволит служба. — Нисколько не затруднит, ага, — Николя несколько секунд в упор смотрел на Вилару, на скулах ходили желваки. — Позвольте откланяться. Дела. Он развернулся на каблуках и покинул залу. Вилара провожал его взглядом, сжимая мешочек, еще хранивший тепло руки. Потом залпом осушил бокал с шампанским, передернулся и взял еще один. Вечер обещал быть долгим. И утомительным. Марицика, все это время не сводившая с них глаз, едва заметно улыбнулась и позволила господарю увлечь ее к вальсирующим парам.

***

Николя быстро шел по дворцовым галереям. Этот короткий разговор с Виларой выбил его из колеи сильнее, чем он предполагал. Нужно было что-то предпринять, пока у него не начался самый настоящий сплин. Или пока он не перестрелялся со всеми, кто не вовремя попался под горячую руку. В ссоре всегда виноваты двое. Однако вина Николя заключалась лишь в том, что он умалчивал о некоторых вещах, не желая ставить Вилару перед выбором между долгом и сердечной привязанностью. Возможно, стоило больше доверять ему или объясниться хоть как-то, а не устраивать игры в шпионов. Вилара никогда не нарушил бы присягу, но и Николя не собирался ее нарушать. Он хотел добиться принятия конституции и создания конституционной монархии, а не развязать гражданскую войну. Более того, он уже останавливал покушение на господаря и раньше, до того случая, который сблизил их с Виларой. Тот же мало того, что приставил к нему шпика, так еще и обвинил в пренебрежении долгом, честью и дружбой. Хотя кто бы говорил о пренебрежении... Николя вздохнул. Как бы там ни было, видимо, первый шаг все же придется делать ему. Вот только каким образом? Просто так прийти и попросить о примирении? Против этого восставала гордость. Надо найти предлог... — Лейтенант Дэйвос! Он остановился, обернулся и удивленно выгнул бровь. Перед ним стоял адъютант Вилары, но в каком виде! Мундир расстегнут, обычно румяное лицо бледнее извести, взгляд исполнен вселенской скорби, а к голове бинтами примотан пузырь с холодной водой, который булькал при каждом движении. — Что с вами стряслось, корнет? — спросил Николя сочувственно. Юный офицер был известен покладистым характером и мирным нравом, так что вряд ли драка. Нападение бандитов? Но оружие при нем, а его наверняка забрали бы. — Вы не поверите, если я скажу. Такой нелепый казус — на меня упали рога, — взгляд корнета стал еще печальнее. Николя выгнул вторую бровь. — Ну, знаете, те, которые висят у аги Вилары над дверью кабинета, — корнет издал вздох, который, несомненно, растопил бы сердце самой жестокой красавицы, окажись она здесь. — Вы как-то еще пошутили на их счет... — Ах, эти рога... — губы Николя невольно дрогнули в улыбке. Он нечасто бывал в кабинете Вилары, но когда выдавалась свободная минутка, заходил. Пресловутые рога сразу обратили на себя его внимание. Вилара когда-то сам подстрелил оленя, чью голову они венчали, а ровно через день получил повышение по службе, и с тех пор считал их чем-то вроде талисмана. Николя временами подтрунивал над ним, выражая сомнения, что рога оленьи, и спрашивая, с кого из обманутых мужей ага спилил сие украшение. — Как же вас так угораздило? Мне казалось, они крепко прибиты к стене... — Видимо, не так уж крепко. Впрочем, это неважно. Доктор сказал, что у меня прочный череп, — корнет тоже улыбнулся, слабо, но не столь печально, как вздыхал. — Я вас искал. Хотел идти в зал, но мы так удачно встретились здесь. — Искали меня? — переспросил Николя недоуменно. — Если я могу чем-то вам помочь, говорите. — Видите ли, ага Вилара последнее время пребывает в дурном расположении духа, и я, наконец, понял, почему... Николя насторожился. То, что с некоторых пор их с Виларой связывает тесная дружба, при дворе знали и не видели в этом ничего странного. В конце концов, совместное раскрытие заговора и спасение жизни сближают. Но некоторые подробности, выходившие за рамки приятельства, оставались в секрете, раскрывать их было бы неразумно. Неужели кто-то заподозрил или Вилара ненароком проговорился? — Вы ведь знаете, что ага неравнодушен к кофе? — тем временем продолжал корнет. — К кофе? — Николя облегченно выдохнул. — Да, конечно, я знаю об этой его слабости. — Как правило, он употребляет этот напиток утром, но последнее время требует подавать его еще и днем, и вечером, причем несколько раз, — корнет всплеснул руками, тут же охнул и схватился за голову, точнее, за пузырь с водой. — В результате запас зерен подошел к концу, три дня назад я смолол и приготовил последние. Потом отправился в лавку, где обычно покупаю кофе... — на этих словах он закатил глаза, и Николя на всякий случай шагнул ближе, чтобы подхватить, если тот решит упасть в обморок. — Он оказался ужасным, ага был в ярости. А торговец сказал, что корабль с другой партией придет только через два месяца! Это катастрофа! — Хм... Действительно, неприятно, — покивал Николя. — Но вы ведь можете купить кофе в другой лавке? Нужно просто понюхать зерна, чтобы определить, хороши они или плохи. У хорошего кофе запах должен быть умеренно терпким, с горчинкой и ни в коем случае не кислым. Таким же будет и вкус. — Не могу, — корнет совсем сник. — Понимаете, для меня все виды кофе на один запах. И табак я тоже не могу выбрать, поэтому, когда ага посылает меня за ним, покупаю в определенной лавке и определенный сорт. Вот почему я искал вас. Мне сказали, что вы прекрасно разбираетесь в кофе. — Вас не обманули, — Николя улыбнулся. — И я с радостью помогу. А пока я советую вам отправиться домой и немного поспать, думаю, лейб-медик дал такие же рекомендации. — Да, он велел мне провести в постели день, а лучше два, но я не могу, пока у аги нет кофе... — Не волнуйтесь и спокойно поезжайте, — Николя взял его под руку и повел к лестнице. Подозвав пробегающего мимо лакея, он приказал заложить экипаж и отправить кого-нибудь из слуг сопровождающим. — Обещаю, что лично куплю кофе и принесу аге. — О, я ваш должник, лейтенант! — юноша из бледного стал зеленым, и последние несколько ступеней Николя пришлось почти нести его. Усадив беднягу в карету, он велел слуге проследить, чтобы дома тот непременно лег в постель, и захлопнул дверцу. Экипаж прогромыхал колесами по подъездной аллее и скрылся за поворотом. Николя заложил руки за спину и покачался на пятках. Похоже, судьба ему благоволила, и предлог сам его нашел. Теперь осталось купить кофе, лучший, какой только есть в Бухаресте. А это означало одно: контрабанда.