***
— ...Вот, собственно, и все, — закончил рассказ Николя и налил еще бренди себе, Марджелату и Заячьей Губе. — Груз перехватили неподалеку от Бухареста, судя по всему, после Отопени, так что наверняка он где-то в городе. Я предполагаю, это конкуренты, дела у Васыле идут превосходно, и кто-то решил ему насолить. Они расположились в гостиной его особняка, прислугу он отпустил на несколько дней, чтобы не было лишних глаз. Остался только старый камердинер, который был в курсе, что за гости у хозяина. Марджелату устроился в кресле напротив Николя, закинув скрещенные длиннющие ноги на стул. Раду забрал со стола стакан и вернулся на прежнее место сбоку от окна, откуда было видно улицу. Стоял он там больше по привычке, нежели опасаясь слежки. В доме Дэйвоса можно было спать спокойно, именно поэтому Марджелату и согласился остановиться у него, хотя обычно предпочитал постоялые дворы или какой-нибудь заброшенный амбар, откуда легко удрать. — Скорее всего, ты прав, — кивнул Раду. — И коли так, найти будет просто. Ну, не то чтобы совсем раз плюнуть, побегать, скорее всего, придется... — он бросил быстрый взгляд на Марджелату, который маленькими глотками пил бренди и барабанил пальцами по подлокотнику. — А тебе-то какой в этом интерес? — полюбопытствовал тот, глядя на Николя. — Нет, я, понятное дело, в курсе, каким путем эта выпивка попадает в твой шкаф, и если хочешь, могу посодействовать с поставками. Но возвращать лавочнику пропавшую контрабанду... Ты ему что-то должен? — Да нет, ничего не должен, — Николя замялся, не зная, говорить как есть или придумать что-нибудь. Он не представлял, как воспримет Марджелату известие о его дружбе с Виларой, даже если не раскрывать подробности. Причем именно о дружбе, порицания за связь с мужчиной, выходящую за рамки общепринятых отношений, Николя не опасался. Уж точно не от него, после того, как однажды случайно застал их с Раду в недвусмысленной ситуации. А вот тому, что он на короткой ноге с начальником жандармерии, по совместительству шефом тайной полиции, и не только по службе, тот мог не обрадоваться. Марджелату продолжал смотреть на него, выжидающе приподняв бровь, и Николя, вздохнув, продолжил: — Я поссорился с одним человеком... который мне дорог. И хочу сделать шаг к примирению, но так, чтобы это выглядело почти случайностью. Я узнал, что у него закончился кофе, а он любит хороший. Его слуга слег, и я пообещал, что сам все куплю и принесу. Ну, а там и поговорить можно будет... Под веселым взглядом Марджелату Николя внезапно смешался. — Дорог, говоришь? — Марджелату покосился в сторону окна, по губам его скользнула улыбка, не обычная кривая усмешка, а теплая, мягкая. — Ну, тогда поможем, что уж. Да, Зайчик? Раду хмыкнул. — Куда ж мы денемся. Не дело быть в ссоре с другом. Марджелату отсалютовал Николя стаканом, залпом допил бренди и поднялся. — К утру постараемся выяснить, кто пригрел груз. Пойдем, Зайчик, прогуляемся. — Уже иду, только пистолеты проверю, — Раду ухмыльнулся во весь рот, прихватил с блюда краснобокую грушу, раз уж морковки не было, и вышел следом.***
Вилара, помахивая тростью с набалдашником в виде бульдожьей головы, неспешно прогуливался по улице и разглядывал витрины лавок. Вернее, делал вид, будто прогуливается, а на самом деле внимательно наблюдал за одним домом напротив — в стеклах прекрасно отражалось все, что происходило на другой стороне. Он был в штатском и для всех выглядел, как богатый аристократ: темно-серый сюртук и брюки с иголочки, шелковый жилет и перчатки в тон, белоснежная рубашка, начищенные до зеркального блеска ботинки, шляпа с тонкой черной атласной лентой. Сюртук прекрасно скрывал кобуру с пятизарядным револьвером системы "Кольт Патерсон", личным оружием, которое Вилара получил в подарок от господаря и предпочитал служебным пистолетам, а в полой трости был спрятан острый клинок. Улица находилась по соседству с Каменным крестом,** и мужчина, решивший посетить "музыкальный салон", не вызывал никаких вопросов. Знакомые, встречаясь, как правило "не узнавали" друг друга, и можно было не опасаться, что его инкогнито раскроют. К тому же, днем в этих местах народу попадалось мало, лишь редкие прохожие, вся жизнь происходила вечером и ночью. Обычно начальник жандармерии не занимался слежкой за подозреваемыми, для этого имелся целый штат шпиков, но, во-первых, сидеть в кабинете и возиться с бумагами Виларе осточертело, во-вторых, дело было серьезное, и он хотел лично все проконтролировать, чтобы избежать просчета. В-третьих, один из информаторов сообщил, что в этом квартале накануне видели Марджелату с Заячьей Губой. Возможно, шпик обознался, но если нет, то вдруг получится одним выстрелом убить двух зайцев — раскрыть дело и схватить неуловимую головную боль Вилары? Ну и, в-четвертых, это был какой-никакой, а способ продемонстрировать Дэйвосу, что он не потерял сноровку, и прекрасно обходится без него. В конце концов, обходился же раньше, до того, как завязалась их дружба. Вилара остановился около афишной тумбы, притворившись, будто изучает театральные листовки, а сам искоса поглядывал на интересующий его дом. Дело действительно оказалось серьезным, не зря ему не давал покоя труп боярского сына. Вилара не напрасно проторчал в морге два часа, кропотливо изучая улики и результаты вскрытия. Патологоанатом, молодой военврач, приписанный к жандармерии после ранения, был крайне дотошен и не упустил ни единого волоска и нитки, обнаруженных на теле, тщательно распределил их по склянкам и надписал. Но вот опыта ему не хватало, поэтому нечто важное едва не ускользнуло от внимания. Вилара и сам при первом осмотре не заметил, однако привычка перепроверять в который раз сослужила ему верную службу. Несколько темно-коричневых крошек, найденных в углах кармана щегольского зеленого жилета покойного, поначалу приняли за остатки лакрицы, которая продавалась в каждой кондитерской лавке. Однако при повторном рассмотрении Вилара понял, что ошибся — на самом деле это оказалась ханка, опий-сырец. И еще четыре крошки того же вещества патологоанатом выковырял из зазора в подошве ботинка. Просто так попасть ни в карман, ни на обувь опий не мог. Вилара съездил к боярину Танасу и еще раз поговорил с семьей и слугами, просидел ночь над бумагами, вытряс душу из всех шпиков, кого смог вызвать, опросил ночные и дневные патрули и, наконец, сложил разрозненные части мозаики в единую картину. Все ниточки вели к одному и тому же месту — табачной лавке на углу Вэкерешть. Судя по всему, здесь устроила перевалочную базу крупная шайка контрабандистов, и не исключено, что они имели отношение и к другим нераскрытым убийствам. Но устраивать сходу облаву было нельзя, чтобы не спугнуть, поэтому Вилара решил лично проследить за подозрительной лавкой. К дому подъехала телега, с которой выгрузили несколько мешков, не скрываясь, прямо на улице. Хозяин лавки, вислоусый, тощий, но с кулаками величиной с хорошую тыкву, отсчитал возчику несколько монет, и помощники утащили мешки внутрь. Еще какое-то время ничего не происходило. Начало смеркаться, и Вилара решил было отыскать патрульного и отправить в жандармерию, чтобы прислали шпика на ночную смену, как вдруг из-за поворота выехал всадник на гнедом жеребце. Вилара поспешно отступил за тумбу, чтобы не попасться на глаза. Встретить здесь Дэйвоса он совсем не ожидал. Неужели лейтенант посещает веселые дома? Или кого-то конкретного? Не то чтобы Вилара ревновал, они были взрослыми людьми, у обоих случались интрижки, которые никак не сказывались на их отношениях... Хотя сейчас и отношений-то не было. Но почему-то мысль о том, что Дэйвос завел себе постоянную содержанку — или содержанца — неприятно кольнула. Лейтенант остановил коня, покрутил головой, изучая вывески и домовые знаки, а затем направился к табачной лавке. Вилара на несколько секунд перестал дышать. Дэйвос и контрабандисты? Это невозможно. Однако тот спешился, закинул повод на крюк небольшой коновязи сбоку от лавки, бросил монету подбежавшему мальчишке, чтобы присмотрел и задал лошади корма, и направился в проулок, где находился черный ход. Вилара стиснул рукоять трости, бульдожьи клыки больно впились в ладонь. Наверное, нужно было уйти, он и так уже наворотил дел и не хотел знать больше, вот только ноги словно приросли к месту. По улице прошаркал фонарщик, зажигая фонари. Прохожих стало больше, появились экипажи, всадники. В лавку заходили и выходили покупатели, Вилара насчитал их два десятка, троих даже узнал. Он прошелся по улице, сел за столик кофейни, заказал кофе, на удивление сносный. Потом еще чашку, и еще, стараясь не поддаваться тревоге. Стемнело, а Дэйвос все не возвращался. Паренек, которому он заплатил, крутился около коня, принес мешок с овсом. Вилара допил шестую чашку кофе, рассчитался и поднялся. Тревога подозрительно напоминала страх. Он уже и забыл, когда испытывал это чувство, а тем более — за кого-то другого. Даже если бы Дэйвос был замешан в контрабанде и ушел другим путем, то никогда не бросил бы коня. На худой конец, прислал бы за ним слугу. Вилара разрывался между желанием прямо сейчас броситься на помощь и благоразумием, которое подсказывало, что необходимо позвать подмогу, ведь неизвестно, сколько человек в лавке, помимо хозяина и двух помощников. Но промедление могло стоить Дэйвосу жизни... если уже не стоило, пока он пил кофе. От этой мысли его окатило холодом. Вилара решительно расстегнул сюртук, чтобы мгновенно выхватить револьвер, проверил, легко ли выходит клинок из трости, быстрым шагом пересек улицу и нырнул в проулок. К дьяволу глас разума. И к дьяволу их ссору. Умереть он Дэйвосу не позволит. В проулке было темно, но в глубине, освещая окованную железными полосами дверь, слабо чадил крошечный масляный фонарь. Вилара чертыхнулся. Высадить ее точно не получится. Постучать — вряд ли его примут за покупателя или сообщника, он не знает пароля и попросту подставится под пули, сам погибнет и Дэйвоса не спасет. Значит, нужно прорываться через лавку. А там глядишь, и жандармы подоспеют, если начнется перестрелка, кто-нибудь да вызовет. Он вернулся на улицу и вошел в лавку, как обычный покупатель. Бронзовый колокольчик над притолокой мелодично звякнул. В помещении никого не было, и Вилара прошелся вдоль полок, якобы изучая товар, а на самом деле высматривая что-нибудь, похожее на потайную дверь. За прилавком дверь имелась, но она явно была обычной, а вот слева, в глубине, висел ковер. Не исключено, что за ним скрывался проход во внутренние комнаты или даже в подвал. Раздался шорох. — Чем могу служить, господин? Вилара обернулся. За прилавком нарисовался один из помощников, которого он видел с мешками, коренастый рыжий парень. — Табаку бы мне нюхательного, — он вытащил из кармана табакерку. — Друг сказал, у вас отличный табачок. — Есть, как не быть, — парень принялся выставлять на прилавок жестяные коробки с табаком. — Вот, попробуйте этот. Вилара подошел к прилавку, взял щепотку из одной коробки, помял в пальцах, понюхал, стряхнул на пол, взял немного из другой коробки. — Неплохо, неплохо... — он оперся на прилавок и понизил голос, решив сразу брать быка за рога. — Но друг сказал, что у вас есть очень хороший табак, — выделив слово "очень", он выразительно посмотрел на парня. — Лучший, по его словам, какой можно найти в Бухаресте. — Возможно, возможно... — взгляд парня стал острым, настороженным. — А как же зовут этого вашего друга, господин? Раз он знает такое, то наверняка наш постоянный покупатель, мы ведем учет, знаете ли. Вилара на мгновение замешкался, подыскивая имя, об этом он как-то не подумал, начиная импровизировать. В эту минуту из-за ковра раздался такой звук, будто что-то упало, затем послышалась отборная брань, среди которой он распознал знакомый голос, и снова грохот. Парень оглянулся, Вилара выхватил револьвер, но выстрелить не успел — пол под ним со скрежетом разверзся, и он полетел вниз, в темноту. Ноги не коснулись пола, вместо этого он угодил в какой-то вонючий мешок. Попытался вывернуться и рассмотреть тех, кто был рядом, но получил удар по голове и потерял сознание.***
Марджелату в десятый раз за последний час подошел к окну и выглянул наружу. Николя должен был вернуться еще засветло, а время уже близилось к полуночи. Раду устроился за столом с тряпками, маслом, шомполами и чистил пистолеты. Рядом стояла бутылка бренди, два стакана, блюдо с жареным мясом, которое недавно принес камердинер, следивший, чтобы гости не остались голодными. — Не нравится мне это, Зайчик, — Марджелату задернул занавесь и вернулся к столу. — Ну чего там сложного-то, пришел, постучал, назвал пароль, получил кофе и все. — Может, он просто решил задержаться в каком-нибудь борделе, расслабиться, — Раду принялся любовно полировать бархоткой дуло пистолета. — А не мог твой приятель чего-нибудь напутать? — Марджелату привык доверять чутью, и сейчас оно подсказывало, что дело не в борделе. Что-то пошло не так. У него было не так уж много друзей, вернее, только двое, впервые за много лет, и потерять он не хотел никого из них. — Пинтя-то? — Раду отложил пистолет и вытер тряпкой грязные руки. — Нет, напутать не мог. И обмануть не мог, он надежный, к тому же понимает, что будет, если мне соврать. — Но могли обмануть его, — не унимался Марджелату. — Или он не знал о чем-то. — Ну... могли, — Раду поднял голову, окинул друга внимательным взглядом. — Давай проверим, что там, в той лавке. Ты ж себе места не находишь, точно у тебя шило в заднице. — Про шило мы потом поговорим, про то, которое я тебе вставлю, — Марджелату попытался отшутиться, но на душе было тревожно, и голос прозвучал мрачно. — Обязательно поговорим, — Раду встал, сунул пистолеты в кобуры и ободряюще сжал его плечо. — О чем захочешь, поговорим. — Идем, — Марджелату натянул редингот и надел шляпу. — Посмотрим, что там за кофе такой.***
Вилара очнулся на полу. Он был спеленат по рукам и ногам, как ярмарочный поросенок. Голова раскалывалась, во рту был металлический привкус. Он попытался пошевелить плечами и запястьями, но связали его на совесть. — И что вы тут делаете, ага? — раздался из-за спины хриплый голос. — Вот уж не думал, что вы любите шастать по подвалам. У Вилары, несмотря на незавидное положение, отлегло от сердца. Это был Дэйвос, живой. — А вы что здесь забыли, лейтенант? — он поерзал и, в конце концов, сумел перекатиться на другой бок, чтобы оказаться с Николя лицом к лицу. — Вот уж не думал, что вы контрабандист. — Хм... Я первый спросил, — отозвался тот, и Виларе показалось, что тон у него несколько напряженный. Или смущенный? Подвал был небольшой, вдоль стен стояли ряды сундуков, ящики, сверху были свалены мешки. Под потолком висел керосиновый фонарь, в желтоватом неясном свете которого Вилара разглядел заплывший левый глаз Дэйвоса и темное пятно на правом плече светло-коричневого сюртука. Руки и ноги лейтенанта были точно так же опутаны просмоленной веревкой. — Вы ранены, Николя? — он сам не заметил, как назвал Дэйвоса по имени. — Зацепили ножом, — после недолгого молчания ответил тот, приподняв здоровую бровь. — Рубашка прилипла к ране, так что кровью я не истекаю. Но болит чертовски. — Дьявол, — Вилара принялся извиваться, как уж на сковородке, и постепенно передвинулся ближе. — В вашу рану могла попасть грязь, неизвестно, что за дрянь тут валяется. — Дряни здесь и правда полно, — Николя взглядом указал на ближайший сундук. — Опиум-сырец. Его прячут среди кофе и табака, чтобы собаки не могли вынюхать. Опущу подробности, но пока я дрался с верзилой-хозяином, уронил кое-что, крышка отлетела, и среди кофе я увидел темные комки величиной с кулак. Потом меня оглушили и бросили в заднюю комнату. Я пришел в себя и услышал, как контрабандисты решают, что со мной делать. На мое счастье один из них служит на конюшне господаря, представляете? — Почему на счастье? — не сразу сообразил Вилара. — Потому что они решили, что убивать меня здесь слишком опасно, нужно дождаться ночи, вывезти подальше и уже там... — Ах, вот оно что, — Вилара кивнул. — Видимо, тогда и на мое счастье тоже. — Видимо. Из того, что я слышал, вас тоже узнали. — Нужно выбираться отсюда, — Вилара задергал руками, стараясь ослабить веревки на запястьях. — Я уже пытался, — Николя улыбнулся. — Судя по всему, вы услышали мою беседу со здешними хозяевами и любезно решили прийти мне на помощь? — Можно и так сказать, — Вилара вздохнул. — Я увидел вас около лавки, когда следил за ней. На днях мы выловили из реки тело и вышли на этот притон. Я хотел все лично проверить, ну и... — А потом появился я и смешал вам все планы, — Николя улыбнулся еще шире, но тут же поморщился. — Можно и так сказать, — ворчливо повторил Вилара. — Так что вы здесь делали? Раз уж мы тут лежим, хотя бы объяснитесь. — Кхм, — Николя кашлянул. — Понимаете, это очень непростая... комбинация. — Ничего, я весь внимание, — Вилара позволил себе усмешку. Разговор немного походил на их прежние пикировки, и он почувствовал, как с сердца начал сползать угнездившийся там камень. — Итак? — Итак... Я пришел купить кофе, — сообщил Николя и, помолчав, добавил: — Для вас. — Ко... кофе? — переспросил Вилара, не веря своим ушам. — Для меня? Вы издеваетесь? — Ничуть, мой дорогой ага, — если бы Николя мог, он бы привычно помахал рукой при этих словах, но пришлось ограничиться очередным поднятием брови. — Во дворце я встретил вашего адъютанта, бедный мальчик едва держался на ногах. Он поведал мне печальную историю своих злоключений, которые свалились на него из-за вашего дурного расположения духа. Причем в прямом смысле свалились, он получил по голове вашим талисманом. Вилара вытаращился на него, а через мгновение расхохотался. — Нет, вы положительно издеваетесь, Николя! — выдавил он. — А вы второй раз называете меня по имени с той минуты, как очнулись... Марку, — ответил Дэйвос. — Так вы хотите узнать окончание моей эскапады? — Конечно, продолжайте. Все равно заняться больше нечем, — настроение у Вилары стремительно ползло к отметке "отличное" и омрачалось только ранением лейтенанта. — Так вот, причину вашего ужасающего расположения духа корнет узрел в том, что у вас закончился кофе. А купленный им... — Был просто отвратительным, — Вилара скривился. — Именно. Но так как лейб-медик прописал ему лежать в постели из-за удара по голове, я вызвался купить кофе и привезти вам. — Вот как? — теперь брови поднял Вилара. — Но я хотел купить лучший кофе. Только там, где я обычно его заказываю, он кончился. И я попросил одного друга выяснить, где есть. — А друг этот, часом, не носит редингот и шляпу? — ехидно полюбопытствовал Вилара. — И еще у него, кажется, есть восьмизарядный револьвер. А сопровождает его известный бандит по прозвищу Заячья Губа. — Вы намекаете, что Марджелату меня подставил? — Николя повысил голос и возмущенно сверкнул здоровым глазом. — За оскорбление моего друга, ага, я могу потребовать сатис... Окончание фразы потонуло в оглушительном грохоте, дверь разлетелась в щепки, и подвал наполнился клубами пыли и чего-то едкого. В носу у Николя и Вилары защипало, а из глаз брызнули слезы. Из-за клубов послышалось чихание, ругань, а затем сквозь пылевую завесу шагнули две фигуры — одна высокая, худая, в длинном рединготе и шляпе, с револьвером в руке, а вторая пониже, коренастая, с двумя пистолетами, дула которых еще дымились. — Ну и мастак твой аптекарь, Зайчик, — произнес Марджелату, прочихавшись. — Хорошо, что мы взяли те шары, что помельче, а то взлетели бы на воздух все дружно, вместе с лавкой. И воняет же... — Зато дверь в щепки, — довольно ответил Раду. — Такую поди вышиби еще, доска дубовая в три пальца толщиной, да оковки медные. — Николя, цел? — окликнул Марджелату, перешагивая обломки двери. Облако медленно оседало, покрывая всех четверых тонким слоем пыли. — Цел, — отозвался Дэйвос. — И я тут не один. — Ебать-колотить! — выдал Раду, разглядев лежащего на полу закадычного врага. — Вот уж не ожидал, ага, — Марджелату усмехнулся, однако вынул нож и ловко перерезал путы, поскольку Вилара находился ближе, чем Николя. — Держи его на прицеле, Зайчик. — Нико... Лейтенант Дэйвос ранен, — Вилара поднялся на колени, потом оперся на ящик и медленно выпрямился. — Ему срочно нужен врач. Голова кружилась, и пришлось ухватиться за первое, что попалось под руку. Это оказалось плечо Раду, который хмыкнул, но помог ему сесть на сундук. Марджелату тем временем освободил Дэйвоса и бережно ощупал рану. — Идти можешь? — Кажется, могу, — Николя сделал шаг, но пошатнулся и упал бы, не подхвати его Марджелату. Вилара тоже рванулся к нему. — Николя, значит? — Марджелату окинул Вилару многозначительным взглядом, и тот вдруг почувствовал, что заливается краской, впервые со времен детства. — Кофе прихватите, — попросил Николя, который практически висел на руках Марджелату. — Он в мешке с красной сургучной печатью, печать сломана. — Вы еще можете думать про кофе? — Вилара уставился на него как на чудо. — Могу, — Николя слабо усмехнулся. — Это важная деталь... — Улика? Сейчас возьму, — Вилара понимающе кивнул, поискал что-нибудь, во что можно было бы насыпать зерна. Раду молча взял с ближайшей полки шкатулку, вытряхнул содержимое и протянул ему. — Да нет... — Николя махнул рукой. — Не улика. Улик тут хватает других. В тот мешок, конечно, тоже опиум положили, но... Он не договорил и обмяк, потеряв сознание. Марджелату шагнул к выходу, шепнув Виларе, который, забыв про шкатулку, поспешил следом, придерживая Николя голову: — Не улика. Предлог.