***
Да... Три года прошло, как пролетело. И девчонка уже на парней заглядывалась. Особенно на одного. И вот этому одному Раду готов был выдернуть руки и засунуть их в задницу. Пригожий стервец, которого они с Марджелату однажды застукали выходящим из жандармерии чуть не в обнимку с Виларой. Он втерся в доверие к Дракушор, строил из себя влюбленного, а она ради него была готова пойти на что угодно. И за векселями он ее послал. А ведь они предупреждали, что верить ему нельзя ни на грош. Но разве услышит что-то влюбленная дуреха? Раду в ярости двинул кулаком по бревенчатой стене, бросился на конюшню и вывел свою серую в яблоках кобылу, на ходу седлая. Украсть из пустой хаты было нечего, поэтому он просто прикрыл дверь. Кобыла рванула с места без понуканий, словно почуяв желание хозяина. Раду направил ее следом за облачком пыли, клубившимся вдалеке. Это могли быть только Дракушор и ее Шайтан. В городе он придержал коня, прикидывая кратчайший путь до жандармерии. Вспомнились слова Марджелату о том, что в сумке у Дракушор были и векселя, и расписки от знатнейших особ, в том числе — от членов Братства. Если они попадут в руки Вилары, кто знает, что он предпримет? А если не он, так его хитроумная любовница, Агата. Оставив лошадь у знакомого цыгана, Раду продолжил путь на своих двоих и вскоре очутился возле нужного дома. Обосновался на соседней крыше и принялся наблюдать за входящими и выходящими людьми. Ждать пришлось долго. Солнце припекало, и его едва не разморило. Но вдруг в дверях появился высокий белобрысый тип, в котором Раду сразу признал ухажера Дракушор. Выглядел тот довольным и высокомерным и чуть ли не вприпрыжку скакал. Стало быть, отдал уже сумку Виларе. При мысли об этом Раду заскрежетал зубами. — Зар-раза, — прошипел он, провожая взглядом мерзкого соблазнителя. — Ну, погоди у меня, крысеныш... Пробежать по крышам и спрыгнуть в узком проулке было делом нескольких минут. И когда негодяй дошел до конца пустынной улочки, на его глотке сомкнулись крепкие пальцы... Но не Раду, который попросту не успел выскочить из укрытия, а разъяренной Дракушор. У Раду челюсть отвисла при виде того, с какой легкостью она швырнула рослого парня об стену и прижала к его шее нож. — Так значит, папка с Губой правы были, — прошипела она. А потом быстро вспорола ему острием кожу под челюстью. — Поганый ты предатель! — Мелек, я... ты ошибаешься, — осипшим от страха голосом пролепетал блондинчик, и Раду мысленно похлопал своей воспитаннице. — Ты ошиба... ик! — Молчать! — рыкнула Дракушор. Раду увидел, как округлились от ужаса глаза парня. — Ты отдал бумаги Виларе, — она еще глубже вогнала острие в его шею. Раду знал, что рана была хоть и болезненной, но не смертельной. А вот парень — нет, и на его штанах спереди появилось мокрое пятно. — Теперь ты, крыса поганая, свалишь из города. Я прослежу за этим. Увижу тебя еще раз — яйца отрежу и в глотку засуну, кишки на нож намотаю! А теперь вали отсюда! Тот задал такого стрекоча, что Раду и проследить не успел, куда он удрал. А Дракушор вдруг хлюпнула носом и сползла по стенке. — Эй, Губа, нечего по подворотням ныкаться, — донесся из-под спутанных волос хриплый усталый голос. — Вылазь оттуда, морковная душа. Раду и вылез. Подошел, сел рядом с ней на землю. — Так ты ему все-таки отдала бумаги? — Совсем за дуру меня держишь? Погоди, отдышусь. Раду положил руку на ее лохматую макушку и притянул к себе. Дракушор держалась, но он чувствовал, как она вздрагивает. — Не бери в голову, малышка, — вздохнул он, поглаживая ее по голове. — Мразь он распоследняя. И дурак. Иначе сдох бы, а не ушел от такой девки. А парней на свете много... — Да на кой ляд мне те парни? — Дракушор легонько стукнула его кулаком в грудь. — Ладно, пошли, покажу тебе кой-чего. Но подождать придется. — Ты о чем? — Я бы не отказалась выпить. А потом будет представление, — она неожиданно ухмыльнулась, поднимаясь на ноги. — Вот те крест!***
Они просидели в корчме до сумерек, пока мальчишка, отряженный Дракушор, не принес весть о том, что Вилара отправился домой. Конечно же, заветная сумка была при нем. — Ну, пошли, — Дракушор оскалилась в улыбке, показав острые белые зубы. — Папке потом расскажем. Раду вздохнул и вылез из-за стола. От шалой улыбки Дракушор по спине побежали мурашки — слишком уж похожа была на отцову. Вдвоем они вышли на улицу и с наслаждением вдохнули свежий воздух. На небе зажглись первые звезды. — Придется лезть в дырку в ограде, — Дракушор юркнула в подворотню, к забору, укутанному пышными жасминовыми кустами. — И только попробуй мне застрять! — Да я с тобой исхудал, как черенок от метлы, — пробурчал Раду, с сомнением глядя на пролом в каменной кладке. — Дуй вперед, потом руку мне дашь. К счастью, проем было достаточно велик, чтобы он протиснулся с небольшими потерями в виде двух царапин и порванной на плече рубахи. Они прокрались через кусты, глядя на светящееся окно. — Ставни не закрыл, — хихикнула Дракушор. — Хорошо же, сейчас поглядим. Подсади меня и залазь сам, карниз там большой. Раду вскарабкался по водосточной трубе и прошел по карнизу к окну. С другой стороны устроилась Дракушор. Отсюда было отлично видно все, что происходило в комнате. И слышно тоже. Агата, одетая в голубой шелковый пеньюар, держала в руках открытую сумку. Выражение ее лица не поддавалось описанию. Она медленно перевернула сумку и высыпала на персидский ковер кучу небольших плотных листков. Один отлетел к самому окну, и Раду с изумлением различил на нем изображение голой девицы в объятиях какого-то бандита. Глаза Вилары стали круглыми от потрясения. Он открыл было рот, но так и не смог ничего сказать. Зато заговорила Агата. И большую часть этих слов приличным дамам знать было явно не положено. Впрочем, Раду никогда и не подозревал ее в приличии. Он услышал задушенное хрюканье и увидел, как Дракушор черной молнией соскользнула вниз, в кусты. Он спрыгнул следом, давясь смехом. — Могла бы хоть парочку оставить! Где взяла? — Сперла у старого Джики. Ой... ай... Вот дерьмо! — Чего? — Штаны порвала. Осторожно, тут яма. Давай сюда. Они кое-как выбрались из сада. Дракушор хихикала, Раду тоже за бока держался, представляя себе горячую парочку — собственную мать с любовником, разглядывающих «знойные» картинки. — Ладно уж, не стану я с тебя шкуру спускать, — сказал он, отсмеявшись и утерев слезы. — Отличная вышла шутка, чертенок. — Ты только папке не говори, — Дракушор покусала нижнюю губу, а потом с некоторым смущением достала из кармана пачку картинок. — Я себе тут того... приберегла. Хотела у тебя спросить кой-чего... И тут Раду возблагодарил всех цыганских святых и духов в придачу, что в темноте не видно, как горят его щеки. Ну о чем еще мог его спросить этот дьяволенок?