Не пытайся быть хорошим

Тсуна хочет проснуться.        Он сидит в комнате глубокой ночью без единого источника света. Вокруг темно настолько, что человеческий глаз не способен различить предметы. Это хорошо, ведь юноша не видит собственных окровавленных рук, не замечает порванной одежды и перевернутой мебели. Здесь до сих пор никто не убирался, и Савада может чувствовать себя в безопасности. Большая удача, что у Гокудеры были другие важные дела, а прислуга без особого распоряжения не заходила в обитель босса.        Он сидит на холодном полу, обхватив колени руками и уткнувшись в них. Хочет спрятаться от самого себя, но пока получается спрятаться от других. Он знает, что это единение продлится недолго, и вскоре его найдут. Найдут, заставят прийти в себя. Будут молчать о случившемся, но каждый раз, когда их босс поднимет голову, чтобы посмотреть в глаза друзьям, те отвернутся. Не специально, просто потому что не хватит мужества.        Тсуна все сильнее хочет проснуться.        Проблема не в том, что он начал вести себя откровенно агрессивно или теперь выражает свои мысли в грубой форме. И даже не в том, что ситуация в целом не изменилась. Юноша все также делает свою работу, проводит время за закрытыми дверьми кабинета, избегает общения с хранителями, хотя всей душой стремится к ним, и пресекает все разговоры о той безумной выходке, когда пламя вновь вернулось. Он знает, что друзья переживали за него, думая, что после потери сознания и затяжного пребывания в одиночестве, их любимый босс окончательно пал духом. Скорее всего, они считали его силу утраченной, однако, из-за просьбы Тсуны не распространяться об этом, не могли ничем помочь. Юноша думает, что преждевременное возвращение хранителя урагана именно с этим и связано. Гокудера должен был за ним присматривать.        Прежде всего, проблема заключается в Деймоне. Он никуда не исчез. Призрак преданно следует за своей жертвой, не прекращая шептать о перспективе слияния двух сил в одном теле, хотя, по мнению Тсунаеши, это явление невозможно воплотить в жизнь. Он просто слушает приятный хрипловатый голос, но не комментирует. И это вовсе не из-за того, что обитатели особняка посчитают его сумасшедшим или вроде того, а просто из вредности. Из вредности к Спейду. Просто потому, что тот вновь появился в его жизни и начал творить полную хрень. Просто потому, что сам Тсуна полный дурак и верит каждому слову своего предка. Просто потому, что желание испепелить мафию никуда не делось, и со временем становится все сложнее гармонировать между привычным Тсуной и обезумевшим Савадой Тсунаеши.        Поэтому он хочет проснуться.        Весь окружающий его кошмар не может быть реальным. Совершенно. Ни мафия, ни хранители, ни пламя. Ничего. Все это просто затянувшийся на долгие годы сон, который все продолжается и продолжается. Прокручивается перед глазами нереальным калейдоскопом, сводя с ума. Пробирается сквозь кожу, приводя в смятение само естество. Вклинивается в размеренное течение времени, перестраивая ход истории. Тсуна не может быть главой могущественной организации, не может обладать какой-то там сверхсилой, не может жить с этим.        Засыхающая кровь неприятно начинает чесаться, пробуждая юношу от бессмысленных попыток убедить себя. Бесплатный сеанс хреновой психотерапии, который он с треском проваливает, должен немедленно прекратиться, ибо время беспощадно движется вперед, оставляя Тсуне лишь считанные минуты на размышления.        По правде говоря, ему вообще не хочется думать, но каждый раз, когда Савада сосредотачивается на пустоте в своей голове, навязчивая картина кровавого месива встает перед глазами. Это причина, по которой он прячется. Сорванное задание, цена потерянного контроля и убийственное чувство вины. Он не перестает быть слабым. Все те же сожаления и страхи, от них Тсунаеши не смог избавиться, хотя на некоторое время приобретенная свобода окрыляла и радовала. Он чувствует, как медленно впадает в отчаяние и все чаще теряет самообладание.        Внутри него идет непрекращающаяся борьба, которая вредит повседневной жизни босса. Тсуна хочет свободы, но само понимание ответственности опускает его с небес. Подаренные Деймоном крылья лишь на некоторое время позволяют взлететь и ощутить сладкий запах силы и вседозволенности. Савада позволяет манипулировать собой, наслаждаясь горячей жидкостью на руках, безумной пустоте в голове и чувству покоя в душе. Никто из хранителей не посмел остановить его в таком состоянии, и хотя с беспокойством, но отправились все вместе на задание. Крылья исчезли неожиданно быстро, стремительно возвращая Тсуну в реальность, где на плечах главы лежит ответственность за любое действие многочисленной семьи и, прежде всего, его самого. Небо Вонголы не справился с ненавистью, забив до смерти главу маленькой мафиозной семьи, подозреваемого в педофилии.        Тсунаеши крепче сжал колени, вновь вспомнив момент своего прозрения. В груди все сжалось от осознания своей ошибки. Беспокойство никак не проходило, а неприятные ощущения на руках напоминали о содеянном. Нет, убивать врагов в мафии в порядке вещей, и шатен не редко прибегал к силе, чтобы закончить жизнь очередного ублюдка, однако раньше это было только в целях защиты. Сейчас все было иначе.        Холодное прикосновение к плечу не стало неожиданностью. Некоторое время Тсуна уже ощущал чужое присутствие, но желания поднять глаза и увидеть воочию своего личного демона у него так и не появилось. Возможно, стоило обвинить Спейда во всех грехах, но в данный момент юноша прогрызал свою душу переживаниями о предстоящих трудностях, и разбираться с виной Деймона не хотелось. Подсознательно ему даже нечего было сказать призраку в обвинение — Тсуна самостоятельно принимал решение.        — Почему ты сбежал? — тихо произносит знакомый голос, и, если честно, юноша потрясен мягкостью тона своего вынужденного предка. Деймон спокойно спросил его, не применив даже капли насмешки. Тсуна был настолько ошеломлен, что тут же поднял голову и уставился в отстраненное лицо хранителя тумана. Тот стоял рядом с ним, все еще держа руку на плече босса Вонголы, слегка подсвеченный пламенем посмертной воли, от чего пространство обрело мягкий синеватый цвет.        — Деймон, — от избытка противоречивых чувств, Тсуна смог только прошептать имя призрака. Так хотелось выплеснуть все свои переживания, опасения и страхи, однако этому человеку он не мог ничего сказать. Не находилось слов.        Юноша не чувствовал по отношению к Спейду ненависти, даже тот первородный страх при виде французской формы и жуткой усмешки за последние дни исчез полностью, оставляя лишь в памяти прошлое оцепенение и холод. Сейчас при виде отстраненного призрака боссу Вонголы в первую очередь хотелось узнать причину такого поведения. Никогда прежде Деймон не появлялся перед своими наследниками с таким выражением лица, и, скорее всего, у этого были серьезные основания. Казалось, Спейд был чем-то серьезно обеспокоен, но сохранял на лице хоть какое-то подобие статности.        — Что произошло? Ты выглядишь измученным, — тихо произнес Тсуна, надеясь услышать полноценный ответ. Его взгляд был столь просящим, что Деймон некоторое время молча всматривался в карие глаза. Мягкое пламя тумана ярким отблеском преображало темный цвет в нечто необычное, и призрак невольно засмотрелся, вспоминая далекие события, наполненные таким же притягательным сиянием. Эфемерная боль кольнула в области сердца, хранитель тумана быстро отогнал непрошеное воспоминание. Ему предстояло сделать последний шаг на пути становления желанного наследника.        — Ты хотел свободы, и я тебе ее дал, — игнорируя вопрос, начал говорить Деймон с легким осуждением. Он наконец отпустил плечо Тсунаеши и неслышно присел рядом с боссом. Тот ощутил легкое морозное покалывание, однако не шелохнулся, чтобы отодвинуться. Золотое колечко ненавязчиво заблестело, успокаивая пламя внутри своего хозяина, тем самым притупляя холод. Юноша облегченно выдохнул.        — Сила, что скрыта в тебе, быстро накапливается. Продолжишь ее игнорировать, и она не останется в долгу. Почему же ты снова сопротивляешься?        — Это невозможно контролировать, — нервным шепотом стал откровенничать Савада. — Оно меня не слушается, действует грубо и беспощадно. Я хотел освободиться, а сделал только хуже. Тот человек просил пощады, мы могли его просто посадить за решетку, а я не смог остановиться. Это отвратительно. Прикрывая глаза, я вижу его окровавленное тело. Закрывая уши руками, слышу его крики. Из памяти не исчезает взгляд, которым он на меня смотрел, не пропадает ощущение упругости его обезображенного мною лица. Моя голова взрывается от этих воспоминаний. Я привык, что мое пламя мне подчиняется, что оно действует только по моему желанию и следует моим моральным принципам. Как дальше жить с этим? Как смотреть в глаза друзьям? Как управлять своим телом?        Деймон не ответил. В то время как Тсунаеши в панике схватился за голову, стараясь таким действием унять вырывающиеся наружу чувства, мужчина бесцельно смотрел перед собой, никак не реагируя. Возможно, он не слушал откровения своего наследника, а может, размышлял о произнесенной надломленным голосом исповеди и решал об ответе. В любом случае, Деймон Спейд молча сидел рядом с постепенно успокаивающимся боссом мафиозной семьи, никак не комментируя слабость юноши.        — Почему ты не отказался?        — Что? — удивился Тсуна неожиданному вопросу.        — Почему ты принял пост главы Вонголы? В чем причина, по которой ты так защищаешь эту семьи и чувствуешь вину перед ними?        Спокойствие Деймон мгновенно разозлило парня, однако ничего другого не следовало ожидать. Просто в глубине души он надеялся на поддержку, самую малость хотелось услышать от призрачного хранителя каплю сожалений. Разумом шатен понимал, что такое невозможно, и это было очень обидно. Однако вместо того, чтобы переживать из-за безразличия Спейда к чувствам наследника, тот задумался. Все же почему? В школьные годы он всегда кричал, что не готов к роли босса, что это ему не нужно. Когда же он смирился и пошел за остальными в мафию?        Если задуматься, Савада Тсунаеши никогда не действовал согласно своему мнению. Им двигали всегда чувства или же желания других. Он смотрел в сторону друзей, разделял их радость и горе, шел в ту сторону, что и они. Улыбался для них и убивал ради них. Защищал их спокойствие и размеренную жизнь. В день, когда стоило принять решение о титуле, Тсуна сидел в своей комнате и слушал людей, с которыми пережил не одну битву. Он видел, как парни с горящими глазами делились между собой новыми техниками и новыми знакомствами с союзниками Вонголы. Даже обычно молчаливый Кея принял участие в обсуждении. Те мгновения крепко засели у Савады в голове, каждый раз убеждая в правильности своего решения. Все хранители чем-то пожертвовали ради такой жизни, однако сейчас Тсуне кажется, что он пожертвовал гораздо большим. Практически всем.        — Они мне дороги. Я готов на все ради их жизней.        Четкий ответ не убедил ни одного из присутствующих в комнате. За геройскими словами скрывалось нечто другое. То, что Тсуна никогда вслух не признается. Однако это признает кое-кто другой.        — Однажды ты сказал Джотто, что уничтожишь Вонголу.        — Откуда ты.?        — Это был единственный момент, когда ты смог сказать правду в лицо первому из нас. Даже в дни отчаяния, подобные слова не были произнесены. Пламя тумана всегда было в тебе и старалось влиять на твои эмоции и решения, но моральные принципы и ученичество малыша Аркобалено только мешали тебе задуматься над своими чувствами. Ты всей душой ненавидишь свои сомнения, страхи и опасения, однако избавиться от них у тебя никогда не получалось.        Юноша смиренно слушал неторопливое высказывание Деймона и мысленно соглашался с каждым произнесенным каждым словом. Изначально его удивила осведомленность призрака, однако через мгновение стало все равно. Первый хранитель тумана не станет распространяться о своих источниках, а Тсуна не будет спрашивать. Единственное, что хотелось спросить, так это его мотивы.        — Ты изменишься, нужно лишь время. Я буду подстраховывать твое пламя тумана некоторое время, однако это продлиться не так много, как мне хотелось бы, — с неожиданным сожалением заявил Деймон.        Изумление шатена было настолько огромным, что невозможно описать насколько сильно интонация призрака его удивила. Это выбивало из колеи, Тсуна не мог произнести ни слова, хотя очень хотел узнать причины подобного изменения в Спейде.        — Не смотри так, — повернулся мужчина к шокированному наследнику. — В конце концов, у меня действительно не так много времени осталось. Это тело не выдерживает нагрузки, а душа окончательно опускается в глубины ада. Этот мир не будет мириться с моим существованием, я уже теряю того себя, которым был пару сотен лет назад. Мое воспоминание всегда будет жить в кольце хранителя тумана, однако для тебя оно недоступно.        — Как же тебе удалось? Почему твой характер и твои эмоции совсем другие? — осмелел Тсуна и задал самые важные для себя вопросы.        — У меня было не так много вариантов, и пришлось выбирать самый действенный из них. Я долго ждал, когда подходящий мне наследник появится на свет, но этого оказалось недостаточно. Внешнее вмешательство все испортило, ожидание продлилось. Ты вырос, морально окреп и самостоятельно начал пробуждать второе пламя. Я должен быть рядом, чтобы обучить тебя. К несчастью, сил осталось мало, пламя иссякает, а моя личность стирается под действием многих факторов. Я уже не знаю, как должен себя вести, чтобы быть прежним, не помню многих вещей. Мне осталось недолго, Савада Тсунаеши. Через несколько дней оболочка окончательно раствориться во времени.        — Но мне все еще нужна твоя помощь! — воскликнул юноша, поддавшись порыву. Он не особо задумывался над своими словами, было все равно на последствия.        — В себе ты сможешь разобраться и сам, а пламя уже пробудилось. Тебе осталось лишь научиться с ней ладить, — спокойно отреагировал Деймон. Он все еще был отстраненным, но старался не упускать нити разговора.        — Это не так легко.        Стало тихо. Тсуна был недоволен итогом рассуждений и не знал, как поступить дальше. Ноющее чувство вины исчезло, но страх перед реакцией друзей засел слишком глубоко, мешая сосредоточиться на самых главных вещах.        За короткий промежуток времени некогда сильный враг стал преследующим его наставником, от которого иногда было больше вреда, чем пользы. Юноша все еще не мог понять природы своего лояльного отношения к Спейду, как не мог понять и мотивов призрака. Тот говорил сложными загадками, частенько при этом уходя в себя. В такие моменты босс старался уловить интонации и изменения в поведении предка, однако только в этой комнате и в эти считанные минуты Деймон показал намного больше, чем за все время сомнительного обучения. Мужчина не был похож на съехавшего от мести страдальца, лишенного здравого смысла и веры в прошлую политику Джотто. Всматриваясь в отрешенное лицо призрака, Тсуна видел перед собой усталого странника, которому надоели собственные интриги. Естественно, это не отменяло тех преступлений, которые он совершил намного ранее, однако юноша уже не мог относиться к первому хранителю с прежней ненавистью.        — Мои записи все еще у тебя? — Деймон медленно повернул голову к наследнику, приняв в голове еще одно важное на сегодня решение. Он надеялся успеть передать юноше смысл тех слов, которые некогда записал.        В тот день, когда Тсуна согласился принять свой дар, мужчина успел всунуть тому в руки небольшую книжку, исписанную вдоль и поперек устаревшим итальянским языком. Ту самую, где прочитав несколько строк, более или менее подходящие для понимания слова, юноша хотел принять совершенно иное решение.        — Да, конечно.        — Для комфортного чтения советую пропустить через листы небольшой сгусток пламени, — призрак смотрел в глаза Тсуне, оставляя в памяти юноши эту фразу навсегда. Это было похоже на гипноз, однако шатен чувствовал свое расслабление на совсем другом уровне. Он не сопротивлялся, внимательно рассматривая колючий цвет зрачка призрака, и не отводил взгляд. Собственное пленение не отзывалось отторжением, скорее наоборот, Тсунаеши сам стремился к этому. Мысленных приказов не поступало, Деймон не произносил и слова, однако в голове у босса намертво зависли слова о пламени, которые нужно не потерять.        — Я не стану комментировать твое личное расположение к одному из хранителей, однако теперь понимаю этот выбор, — личный демон отвел взгляд, прерывая минутный контакт глаз и разрывая приятное оцепенение Тсуны. — Когда прочтешь мой дневник и примешь решение, оно будет в любом случае правильным. У тебя появится шанс познать не только себя, но и убедиться в истинности этих чувств.        Савада стыдливо молчал. За столько лет у него не было серьезных отношений, хотя временами хотелось уйти в длительный загул ради временного отдыха от накопившегося стресса. Влюбленность, что он испытывал огромное количество времени, давила на плечи, однако Тсунаеши не смел публично в ней сознаться. Даже самому себе он говорил шепотом и как можно реже. Осведомленность Деймона была некстати, однако неожиданное одобрение отозвалось приятным теплом в душе, и юноша позволил себе улыбнуться наставнику.        Сколько бы времени не прошло и сколько бы ярких моментов не случилось в комнате, этому суждено было закончиться слишком быстро. Их своеобразный разговор по душам прервался неожиданно и грубо, выбивая дверь с петель и ломая ее в щепки. Ослепительный свет заполнил темную комнату, где секундой ранее уютно расположилось мутновато-синее призрачное свечение. Тсунаеши закрыл лицо руками, с опозданием вспоминая об их непрезентабельном виде. Разочарование накрыло с головой, но юноша сдержал свой порыв накричать на незваных гостей. Он был истощен морально и физически, больше всего на свете он не хотел видеть именно этих людей — своих хранителей и друзей, которые взволнованно облепили босса со всех сторон. Они что-то спрашивали, заботливо поднимая Тсуну на ноги, что-то вкладывали в руки, заставляя это выпить или съесть. А парню было все равно, он перебирал в голове напутствующие слова, сказанные спокойным хрипловатым тоном, и мысленно отгораживался от всех.        Лишь в своем комнате, когда суета прошла, а многочисленные люди сменились только узким кругом друзей, Тсунаеши позволил вернуться своему вниманию в реальный мир, который отвергнул его сразу же.        — Мы твоя семья, босс, — положив теплые подрагивающие от пережитого волнения руки на колени Саваде, обнадеживающе улыбнулся Ламбо. Тсуна скользнул взглядом по мальчику, отмечая, что тот был в форме академии. Потаенная вина острым ударом пронзила сердце.        — Мы примем тебя любого, — продолжил хранитель грозы, смотря вскользь своего любимого босса. Яд обмана, подталкиваемый интуицией, больно пропитал новую рану. Юноша беспомощно осмотрел присутствующих, замечая их странные выражения лица.        Тсуна всей душой хочет проснуться.