***
Полностью поглощённый чтением свежего выпуска «Пророка», Чарли сидел за столом на кухне в Норе. Выражение его лица было хмурым, как погода за окном, не прекращающая своё давление на жителей Великобритании. Редко можно было увидеть этого парня настолько серьёзным, как в этот момент. Обычно он, настоящий брат Фреда и Джорджа, пытался отшучиваться от проблем, как люди обычно отмахиваются от назойливых комаров. В этот раз, к его большому сожалению, так сделать было просто невозможно — мужчина и его команда допустили оплошность, за которую вполне могли поплатиться головами. Не они, конечно, а те, кто попадет под лапу или клык — всё зависит от ситуации — дракона, вырвавшегося из-под контроля. Чарли пробежал пальцами по столешнице, и приятный стук прокатился по безжизненной, но тем не менее источающей уют кухне — пять утра, даже Молли в это время ещё спала, но скоро должна была уже подняться и начать суетиться над своими птенцами. Артур пришёл с работы несколько часов назад, она, конечно, ждала его, даже не думая лечь отдохнуть после насыщенного дня. Сам Чарльз явился немногим раньше — около часу ночи. Только в это время его отпустили из кабинета Министра, в котором он и ещё несколько драконологов отчитывались за ошибку, слушали новые указания и оформляли бумаги. Дело было довольно непривычное для людей подобной профессии, поэтому времени на эти бюрократические процедуры ушло значительно больше, чем хотелось бы. Сам мужчина не чувствовал своей, да и вообще чьей-либо вины за то, что дракон очнулся от заклинаний сна раньше, чем предполагалось, а потом взбесился, когда какой-то министерский идиот ослепил его с помощью «Conjunctivitis Curse» — как будто бы кто-либо ещё после этого не озверел. А уж перуанскому ядозубу* для этого достаточно и меньшего количества поводов. Чарли даже не пытался логически обосновать желание Министра обезопасить министерство с помощью этого своенравного зверя и при этом не понести потерь — настолько безумное и наивное желание, что всем людям, которые в этом разбирались хотя бы чуть-чуть, оставалось только приложить руку ко лбу. В любом случае ловить его по всей магической и немагической Великобритании — и это если повезёт — придётся им. Что конкретно для Чарли означало только то, что он должен по максимуму выжать все из общения с семьей, пока представилась такая возможность, а потом, как вызовут товарищи «сверху», отправиться на неопределенный срок на поиски. Драконы, конечно, существа не самые непримечательные, так что выследить их обычно не составляет проблем, но вот поймать и урезонить бывает непомерно сложно. Только вот как общаться, когда каждый член семейства напряжён и потерян в пространстве, сосредоточен, погружён в работу? Чарли вздохнул и отложил газету; за последние минут десять он не прочитал и слова. Все его мысли занимала тоска. Мужчина скучал по своей семье, но не мог бросить Румынию: ни физически — связывал контракт, ни морально — любовь к драконам была чересчур сильна. Чарльзу приходилось обходиться короткими отпусками, во время которых он навещал своих стариков и братьев с сестрой... Он так любил крошку Джинни, а в итоге даже не видел, как она растёт. Чарли потер висок и достал из кармана свободных мешковатых штанов пачку сигарет, вытащил одну из стройных красавиц и зажал губами. Он пристрастился к магловскому способу расслабления недавно, и данный процесс увлёк его почти так же сильно, как когда-то драконы, а ещё чуть раньше — квиддич. Уже мужчина, но в душе всё ещё парнишка, сбегающий с пар в Запретный лес, чтобы посмотреть на волшебных зверей, закурил с помощью огонька на кончике волшебной палочки и откинулся на спинку стула, закрывая глаза. Редко ему удавалось выкроить несколько минут в Норе, чтобы утолить никотиновый голод — трудно было даже представить, какой бы скандал устроила Молли, только узнай об этой шалости сына. Она волосы Билла-то в покое оставить не могла, что уж говорить об этом. Пол скрипнул, и Чарли вздрогнул, распахивая глаза. Возле лестницы, виновато опустив взгляд в пол, стояла Гермиона, накинув халат на пижамный комплект из полосатой майки и серых спортивных штанов. Её и без того густые и непослушные волосы сбились в чудовищных размеров колтун, карие большие глаза словно покрылись плёнкой, а под глазами залегли огромные мешки — похоже, девушка тоже не спала, причём который день. Чарльз понимающе глянул на неё и поджал губы, поднимаясь с места, подходя к камину и стряхивая пепел с кончика сигареты. — Сочувствую, — просто произнёс он, делая новую затяжку. Гермиона кивнула, потирая глаза. Ей было неловко от того, что она застала одного из старших сыновей семейства за проступком, поэтому предпочла сделать вид, что ничего не видела. Чарли улыбнулся этому жесту. — Ты будешь тереть глаза, пока я не докурю? — поинтересовался он тихо. Стены обладали до ужаса отличной звукопроводимостью. Гермиона отрицательно покачала головой и, смущённо понурив голову, подошла к широкому столу, садясь за него. — Завтракать будешь? — участливо спросил Чарли через некоторое время, выбрасывая окурок в камин и тут же устраивая с помощью волшебной палочки маленький пожар с его участием. Они с девушкой просидели в молчании от силы несколько минут, но и они успели наполниться кипой неловкости. Наверное, всё было бы проще, если бы Чарли чуть лучше знал эту девушку — не только общеизвестные факты вроде любви к книгам, упорства, незаурядного ума и врождённого острого чувства справедливости, а что-то более близкое, родственное что ли. Ведь, по сути, остальные члены семьи действительно успели с ней породниться... Да у того же засранца-Перси, просиживающего мантию в министерстве на побегушках у высших чинов, было с ней больше общего, чем у него. Впрочем, сейчас как раз представилась неплохая возможность изменить это. — Ты умеешь готовить? — она выпучила глаза, как будто увидела ведьму Банши, чем вызвала неподдельный смех парня. — У меня четыре младших брата и одна сестра, я уехал в семнадцать лет в другую страну, чтобы сидеть возле загонов в лесах, горах и равнинах — да, я определённо умею готовить. Гермиона смутилась и ноготком подцепила краешек дерева. Она вот не умела, например, — по крайней мере, съедобно. — Тогда да, я бы, наверное, позавтракала, если ты тоже... — она говорила тихо, но уверенно. Чувствовалась и сила, и усталость в голосе, поэтому Чарли не стал так много времени уделять пустым расспросам о предпочтениях в пище — вряд ли это сильно заботило девушку. Он не понаслышке знал, что значит отдавать себя делу без перерыва на сон и отдых. — Тогда я сделаю тосты, — поставил он Гермиону перед фактом. — С кофе, — он подмигнул ей, — как раз то, что надо. Гермиона улыбнулась. Приятно было наконец-то обмолвиться словом с человеком, который не выпытывал информацию, а просто знал, что ей было нужно — будь то сон, ответы, спокойствие, идеи, компоненты зелий или чёрный кофе. Впервые Гермиона Грейнджер за последние несколько месяцев говорила с кем-то настолько беспечно и спокойно, не беспокоясь о каждом произносимом слове. Она понимала, что не выдаст ни один секрет ненамеренно с этим человеком, потому что они даже близко к ним не подходили во время разговора. Чарли рассказывал занятные истории о работе — безумно интересной, как девушка и предполагала; гораздо более опасной, чем думала Молли, — вероятно, то была заслуга самого Чарли. Травил шутки в стиле близнецов, но более добрые и по-настоящему забавные, без перегибов, на полном серьёзе рассуждал о «Придире» и даже вступил по этому поводу в дискуссию с Гермионой. Она же рассказывала ему о семье, детстве и магловском мире, будоража уже не девственно чистое в этом плане, но не чересчур притеснённое воображение парня. — Нет, — девушка покачала головой, — этого не существует. Чарли прыснул и сделал глоток крепкого напитка, даже не вздрогнув — гриффиндорка не могла пить крепкий кофе и контролировать легкое отвращение, мелькающее на лице. — Почему же? — спокойно спросил парень, отставляя чашку. — Потому что мы их не видим? И что же? Аргумент туманный и сомнительный. Как думаешь, откуда у маглов появилось выражение «тараканы в голове»? — Чарли вопросительно посмотрел на Гермиону, но та лишь сжала кружку сильнее и нахмурилась. — Странно слышать доводы в пользу существования мозгошмыгов от человека, который... Девушка не успела договорить, и Чарли закончил за неё. — Занимается драконами. Драконами, Гермиона. Он многозначительно поджал губы, внимательно следя за реакцией. Лицо девушки скривилось на секунду в язвительной гримасе, но в следующий миг разгладилось, и они вместе засмеялись — какой абсурд. Неужели это лучшая тема, которую стоит обсудить в... Чарли глянул на наручные часы. — Ого! — воскликнул он в изумлении. — Уже почти два часа сидим. Скоро все встанут. Гермиона грустно улыбнулась и сделала последний глоток. Не хотелось расставаться с этим прелестным мгновением спокойствия и по-настоящему домашнего уюта; когда все проснутся, вновь начнется суета, беспокойство и волнение. Чарли разгадал её мысли и протянул руку, чтобы пожать. Девушка мягко вложила свою хрупкую ладонь в его, истерзанную и покрытую шрамами и ожогами. Твёрдые, почти каменные пальцы чуть сжались. — Приятно было с вами познакомиться, мисс Грейнджер, — Чарли опять улыбнулся, и лучи солнышка, на мгновение вылезшего из-за туч, мелькнули в его огненной шевелюре, добавляя в тёмную ржавчину чуть больше света. — Взаимно, мистер Уизли, — совершая ответное пожатие, произнесла она, и тонкие губы также изогнулись. Всё-таки солнце должно порой проскальзывать сквозь тучи.***
Рана от зеркальца саднила, но у девушки не было желания заживлять её, просить помощи у миссис Уизли. Почему-то казалось, что кровь, время от времени сочившаяся из глубокого пореза, важна как элемент памяти. Гермиона решила, что, по сути, эта царапина — ерунда, не стоящая внимания, но боль, которую она причиняла, помогала как-то не терять себя в пространстве. Бессонница и усталость всё настойчивее пробивались в жизнь девушки, опьяняя сознание. Возможно, один день спокойствия перекроил бы её мироощущение и помог реабилитироваться. Гермиона уже была даже не уверена, что старуха, хозяйка мантии, ей не померещилась, как и Малфой, так неуместно мелькнувший в её и без того кипящей, как морские волны, жизни. Дверь в небольшую комнатку, в которой девушки жили вместе, приоткрылась от легкого толчка тонкой руки. Джинни предпочитала запирать комнату, когда покидала своё гнездышко, поэтому Гермиона осторожно заглянула внутрь. Девушки там не было, и гриффиндорка вошла, ступая осторожно, будто кто-то мог выскочить на неё, прикрыла за собой дверь, последний раз глянув на пустующий худой коридор. В последнее время она чувствовала непонятное присутствие, словно находясь под наблюдением, особенно это ощущение навязывалось ночью. Именно по это причине Гермиона начала по-настоящему беспокоиться за свое психологическое здоровье, её тревожило развитие паранойи. Окно было распахнуто настежь. Оставалось только гадать, по причине выглянувшего солнца или Джинни захотелось незаметно сбежать из дома, оставив его обитателей в неведение. Гермиона склонялась ко второму варианту. Рыжеволосая и жадная до приключений гриффиндорка, вероятно, подумала и о ней, оставив дверь открытой. Гермиона покачала головой. Ей оставалось только удивляться, как Джинни хватает столько физических и моральных сил на проказы и простую жизнь юной девушки. За единственным письменным столом царил порядок, и только несколько книг мисс Грейнджер лежали в травмированном состоянии – девушка зачитала их до «мозолей». На подоконнике стоял букет полевых цветов в пузатой вазе, голубая занавеска развевалась под редкими порывами ветра, и обе кровати были аккуратно застелены с такой педантичностью, что сложно было бы найти хоть одну лишнюю складочку. Гермиона подошла к своей кровати. Мисс Грейнджер не покидало ощущение опустошенности и неполноты собственных действий. Сунув руку под подушку, девушка достала «гробик». Возле стены за кроватью она спрятала книгу старухи. Её девушка достала тоже, оставив зеркальце в одиночестве лежать в тайнике. Гермиона не стала подходить к столу, хотя там было значительно больше света, он стоял у самого окна. Она просто присела, подогнув под себя ногу, на кровать, перенесенную из старой комнаты Фреда и Джорджа, где на данный момент ночевал Гарри, и с тяжелым уханьем сердца в грудной клетке распахнула первую книгу. «Сказки барда Бидля» больше не сочились кровью, лишь на обложке застыл силуэт обезумевшего от боли лица, искаженного в муках. От этого неприятного, пусть и туманного, зрелища Гермиону передернуло, и на миг она отвела взгляд. Подкатила тошнота, но девушка пересилила себя и начала медленно, изучая, перелистывать страницы, внимательно всматриваясь в каждую. Страницы, как одна, были красивы и стары, на их счету был явно не один десяток лет. В другой ситуации девушку бы это заинтересовало сильнее прочего, но не в этот раз. Ничего, выбивающегося из общей картины, не обнаружив, она закрыла книгу, отложив на прикроватную обветшалую тумбу с детским деревянным кубиком вместо одной из ножек. По крайней мере, страх немного сошел на нет, а с потертых, но сохранивших великолепие страниц больше не стекали галлоны крови. Оторвавшись от первого объекта своего наблюдения, девушка притянула книгу, оставленную старухой, и, игнорируя вновь усилившееся сердцебиение, открыла её, сначала стараясь не глядеть вниз. На удивление, воя, скрежета, той же крови или еще какой-либо мерзости не было, как и радости Гермионы, которая избежала этого кошмара. Ей не хотелось видеть подобное, пусть она и морально была готова, толика сомнений её не покидала всё равно. Не желая рыться в Тёмных материалах, что таили корешки книг, девушка открыла содержание, пробегая по нему глазами.***
Посуда позвякивала, мать с сыном сидели в почти полной тишине, и лишь дождевые капли, вбивающие сваи в оконное стекло, разбавляли их угнетённое пребывание в столовой. Эльфы время от времени появлялись, чтобы протереть пыль с подоконника или каминной полки или унести тарелку из-под яичницы или овсянки, на большее не задерживаясь. И хозяйка, и хозяин явно были в нелучшем расположении духа, а под горячую руку никто попадать не хотел. Женщина была напряжена, а юноша огорчён произошедшим на день ранее и прокручивал в голове диалоги — пустые, казалось бы, ничего для него не значащие и не имеющие никакой ценности для общества в его лице — не так ли? Дважды эльфу в белой наволочке с фамильным гербом приходилось забирать полную тарелку из-под носа хозяина, занимавшего место Люциуса за столом и его самого в принципе. Оба раза эльф дрожал почем зря, как щенок, которого выбросили на улицу. Драко это веселило, но не настолько, чтобы отогнать сухие и невнятные мысли. Красивая люстра свешивалась с потолка, и Драко время от времени поглядывал на неё, подсчитывая хрустальные капли, — в детстве он очень любил этим заниматься на деловых приёмах отца. Сейчас же это занятие неплохо заменяло неискренние разговоры. Всяко лучше, чем смотреть в глаза исхудавшей матери, безжизненно пожевывающей салат, как болезненная корова в стойле, — юношу бесила эта апатия, но разогнать её он не мог и был уверен, что миссис Малфой будет находиться в подобном состоянии ровно до тех пор, пока отец не выберется из Азкабана. Как ни крути, а она его любила — сдержанно и холодно, но настолько искренне, насколько позволял ей долг. Лениво приподняв голову, парень посмотрел в дверной проём и сощурился. Удивительно, почему эльфы не предупредили? — Мама, — спокойно произнёс Драко, отставляя фарфоровый сервиз, — у нас гости. Нарцисса вздрогнула и мгновенно обернулась. На пороге застыл крошечный, как срезанный ноготь, человек в потрепанной и грязной одежде, выглядящей в зале, как чернозём на туфлях из драконьей шкуры. Его крошечные ручки тряслись, а пальчики нервно постукивали по древку короткой и неказистой, как он сам, волшебной палочки. Взгляд привычно бегал от одного предмета к другому, как можно чаще избегая встречи с людьми. — Чем обязаны? — стараясь, чтобы лицо не искривилось в брезгливой гримасе, спросила Нарцисса, вставая из-за стола и мельком глянув на сына, который сидел лицом к двери и мог наблюдать это недоразумение даже дольше матери. Мальчик не сдерживал себя и смотрел на гостя с порядочной смесью отвращения, пренебрежения и лишь толики любопытства — в основном всё-таки ему было противно. Питер внимательно, насколько позволяли привычки, посмотрел на сына миссис Малфой, глянул на неё и мерзко улыбнулся, надеясь, видимо, что этот жест произведёт на женщину благоприятный эффект. К сожалению, такового не произошло, и Нарцисса лишь распалилась. Петтигрю щелкнул губами и шмыгнул носом, обнаружив, что его улыбка осталась оставленной без положительного внимания. Его повадки настолько напоминали крысиные, что женщина не удержалась: её передернуло — конечно, это не скрылось от гостя, но он предпочёл промолчать. — Лорд будет здесь через некоторое время, он бы хотел воспользоваться, — Питер замямлил, продолжая шмыгать носом; похоже, он действительно простыл, — вашими подземельями, если изволите, — Нарцисса напряглась, выбора ей не оставляли. — И Северус, — Петтигрю крякнул, — просил уточнить о... Нарцисса властно махнула рукой, и рот Питера захлопнулся. Мужчина попытался сказать что-то ещё, но вырвалось сквозь сомкнутые уста лишь слабо похожее на речь мычание. — Драко, — спокойно произнесла женщина, глянув на сына. Юноша встал, положив салфетку, доселе лежащую у него на коленях, на стол. — Покинь поместье, пожалуйста. Без лишних слов парень, потупив взгляд, вышел из столовой, игнорируя жалобное мычание Питера и подавляя в себе желание не повиноваться — знал, что это аукнется ему не лучшим образом, но любопытство... Нет, пожалуй, мать была права. Слишком рано видеть то, что будет происходить. Вряд ли подземелья нужны были Лорду ради развлечения в привычном человеческом понимании. Так-то — да, вероятно, он повеселится. Парня передернуло, и он вышел из поместья, распахнув парадные двери, только и успев накинуть на рубашку мантию. Желание остаться окончательно потухло в нём. Дождь слабо моросил, мелкие капли одиноко врезались в беспроглядные зелёные просторы, разбивались и струились по хрупким листам, чудом выдерживающим груз, срывающийся с небес. Небо было непроглядно серое, а дождь только набирал обороты, но возвращаться юноша не желал. Его ноги с трудом волочились по сырой траве, ботинки насквозь промокли, как и мантия, волосы пропитались влагой и чуть завивались на концах, по щекам стекали дорожками капли. Внезапно дождь полил с новой силой, уже плохо были различимы отдельные мокрые поцелуи, безвкусные холодные слёзы срывались с небес единым потоком. Драко остановился и поднял лицо к небу: и без того мокрое оно покрылось прозрачной маской, которая сменялась мгновенно. Юноша улыбнулся и расслабил плечи. В нескольких метрах сверкнула молния, вдали раздался рёв грома, сотрясший землю. Вдохнув настойчивую свежесть и влажность, юноша тронулся и быстро поспешил к первым деревьям, после которых начинался небольшой хвойный лесок с вкраплениями лиственных деревьев. Под одним из самых здоровых дубов Драко замер, отойдя в чащу всего на несколько метров и наблюдая, как сгущаются краски. Его занимала эта картина – быть может, потому, что помогала отогнать мысль о том, что происходило в поместье. Он не готов был пока смотреть на это, слишком тяжело видеть мучения других людей, ему хотелось стереть эти страницы памяти, как пыль, забыться и уйти, пока «хозяева» позволяли. Тряхнув головой, Драко повернулся к самой гуще, заглядывая вперёд. Не самое лучшее время, чтобы гулять, но как будто у него был выбор – лишь бы не назад. Шаги растягивались, ноги скользили по влажным листьям и траве, в лицо ударяли мокрые ветви, если парень не успевал отодвинуть их рукой. Он не спешил, но шёл отчего-то быстро, не оглядываясь назад, как пленник, вырвавшийся на свободу. Ему было тошно от преследующего страха за свою шкуру, но ничего поделать Малфой не мог – животные инстинкты советовали ему держаться подальше. Он не смотрел вперёд, словно загнанный, только под свои ноги, стараясь не наступить в самые глубокие и грязные лужи – ему и этого хватало. Когда юноша выбежал на полянку, на секунду замер и потерял ориентацию в пространстве. Вскинув голову, его челюсть отпала, а глаза в ужасе выпучились. Парень попятился, уже не брезгуя лужами и ветвями, но первая же выдала его нахождение, хрустнув под напором молодого тела. Дракон медленно открыл огромный жёлтый глаз и взглянул на гостя. Из вытянутой пасти вырвалось облако дыма, взметающееся ввысь. Драко в неконтролируемом ужасе и панике издал звук, похожий на смесь визга и дюжины проклятий – тихо-тихо, словно надеясь, что его услышит исключительно тот, кто сможет спасти, но точно не иссиня-черный дракон необъятной величины. Тело оцепенело, а в голове, вопреки уверениям всех, кто был на волосок от смерти, промелькнули не лучшие секунды жизни, а мысль, что он так и не допил свой утренний чай, и от этого стало как-то вдвойне печальней его положение.