Мой пациент

Zeds Dead – Demons       Передо мной открыли белую, исцарапанную дверь, которая раздалась железным звоном по протяжному коридору. Моему взору открылась маленькая комната. Краска на стенах облуплена, под верхним, грязно-салатовым слоем, виднеется старая побелка, бетонный, ничем не выстеленный пол, запах сырости и медикаментов. В середине стоит стул, вмонтированный в пол, над которым нависает медная лампа, озаряя желтым светом мужчину сидящего на этом стуле. Этот пациент поступил к нам сегодня. Попытка суицида, агрессия и импульсивность. Он сидит, закрепленный в смирительную рубашку, доходящую до икр ног, привязанный грубыми веревками к стулу, с безумным блеском в раскосых карих глазах, молчит, но непрерывно смотрит на меня. Я подхожу совсем близко и делаю круг, как акула у своей жертвы. Мой внешний вид диссонирует с этой обстановкой- костюмные брюки, темно-синя рубашка, очки. Темные волосы зачесаны назад. Я главврач этой клиники для душевно больных. Я не занимаюсь лечением всех психов здесь содержащихся. Я лечу только тех, которые вызывают у меня живой интерес. Я пополняю свою коллекцию диагнозов, новыми и новыми экземплярами, мне не нужны дубли, копии. Как искусный лепидоптеролог, я собираю только интересные, эксклюзивные образцы. Как этот. По иронии судьбы, у этого пациента такая же фамилия как у меня- Лето.       За мной захлопывается дверь и я остаюсь наедине с ним. В моих руках история болезни. Шеннон, Шеннон Лето. Полное досье на человека. Вторая отрицательная кровь, низкий процент кислорода. Скорее всего курит. Я достаю бело-желтую пилюлю из кармана, подхожу вплотную, и прикладываю ее к рту мужчины. Он зажимает губы. Я настойчивее пропихиваю препарат в его рот, на что тот демонстративно его выплевывает, и с остервенением смотрит на меня. Я подхожу к нему со спины и начинаю общение. Медленно, тягостно вытягиваю из него слова. Он лишь только огрызается в ответ, кидая в меня осколки фраз. Я сзади, хватаю за шею, больно и резко впиваясь в него ногтями. Он начинает ерзать, вырываться, орать. Тугие зажимы на рубашке не позволяют ему двигаться. Все попытки выбежать из этой комнаты пресечены заранее. Он кричит, вряд ли отдает отчет свои действиям. Кожа покраснела, пальцы на ногах сжимаются, а сонная артерия пульсирует. Я беру свой блокнот и записываю все его выходки, каждое оброненное слово и эмоцию. Я жду, время тянется тонкими нитями, как пережженный сахар. Время застывает и ломает, ломает изнутри этого мужчину. Он перестал орать и его речь стала более связной и ясной. Он обвиняет людей, обманом заманивших его сюда, он обвиняет меня, всеми силами доказывая свою нормальность. Я наклоняюсь к нему и заглядываю в миндальные глаза, медленно ослабляю один ремешок на его рубашке. Он улыбается, и скоро улыбка становится хищной и бездушной. Я ослабляю второй ремешок, позволяя двигать руками, но не спешу развязывать узел за спиной. Я пытаюсь расколоть этого человека. Теперь я освободил его руки полностью, но так и не отвязал от стула. На запястье показались бинты, пропитанные кровью. Я выпытываю мотивы попытки убить себя. Его раздражают мои разговоры, и когда я в очередной раз прохожу мимо него, то замечаю лезвие ножа, целящиеся в мой живот. Я выхватываю эту тонкую пластинку блестящей стали, голой ладонью. Годы практики общения, с ему подобными, научили меня хорошей реакции. На руке выступает кровь и я выбрасываю нож в угол. Звонкий удар стали о бетон разрезает тишину и бьет по ушам. Я демонстративно вытираю ладонь о его грудь, оставляя алый след на ткани рубашки. Она моментально пропитывается кровью, а он морщится, говорит, что считает свой поступок правильным, верным. Этой же ладонью я ударяю его по щеке. Он стискивает зубы и рычит. Я еще раз осматриваю его, разговариваю, отвлекаю и нахожу татуировку у него за ухом. Треугольник. Я провожу по фигуре тонким холодным пальцем, от чего мой пациент ежится и сгорбливается. Затягиваю веревку за его спиной туже, заставляя выпрямится. Снова фиксирую руки. Он вырывается и проклинает меня и мою клинику. Я нащупываю сонную артерию, и врезаю в нее тонкое острие иглы, по которой течет транквилизатор. Пациент начинает дергаться, извиваться. Игла заходит все глубже, доставляя ему боль и мучения. После введения дозы препарата, я резко вынимаю шприц из его тела, и зажимаю открывшуюся кровоточащую рану, большим пальцем. Спустя несколько секунд мужчина перестает дергаться и я чувствую расслабленность в его теле. Доза лекарства слишком мала, что бы отключить его, но ее достаточно, что бы притупить чувство агрессии. Я провожу по его шее, прямо до щеки, оставляя кровавый след на коже. Потом провожу пальцем по нижней, пухлой губе. Он облизывает это место и смотрит на меня жадно и ненасытно. Слегка наклоняюсь к нему, вдыхаю его запах. Сигареты, алкоголь, лекарства и дешевый одеколон. Дышу около его уха и ловлю горячее дыхание на себе. Кладу одну ладонь на его лицо, и веду ее от линии роста волос до шеи. Слега ее сжимаю, а затем поглаживаю его грудь, сквозь плотную ткань смирительной рубашки. Мое тело начинает пробирать дрожь. Я наклоняюсь к его губам, грубо впиваюсь в его волосы, но ничего не делаю, позволяя ему начать первому. Пациент сначала смотрит на меня внимательно, изучает каждую черту моего лица и ничего не предпринимает, а потом я ощущаю поцелуй, перерастающий в укус. Я резко отклоняюсь и укоризненно смотрю на него. Он сиплым голосом просит развязать его. Я ведусь на поводу у его желаний, и развязываю узел за спиной. Он встает, и я тут же тяну его к стене, напираю всем весом, и снова целую. На этот раз первый. Он отвечает мне на поцелуй страстно. Я обвиваю его руками, трогаю все тело, но при этом не ослабляя ремни рубашки. Он начинает снова злится. Доза была слишком мала. Кричит, извивается в попытках стянуть рубашку через голову. Я прижался лопатками к противоположной стене, и с интересном наблюдаю за его действиями. В отчаяние он садится в угол комнаты, прижав колени к груди. Я замечаю, что он без белья и успел возбудится. Подползаю к нему, и обивая его плечи руками, постепенно ослабляю ремни. Его руки все свободнее двигаются в длинных рукавах, и наконец он обхватывает меня за талию, прижимает к себе, широко расставив ноги. Я трусь о него телом, а потом стягиваю с него рубаху, оставляя полностью обнаженным. Вожу руками по рельефным мышцам пресса, предплечьям, провожу языком по его губам. Ловлю ртом его вздохи. Он тянется руками к поясу моих брюк, расстегивает молнию и проникает руками под тугую резинку трусов. Я давлюсь стоном, по телу раздается разряд. Я закрываю глаза, а он оставляет укус на моей шее.       Я открыл глаза. Туман, руки скованы, мысли трезвеют. Оглядываюсь по сторонам. Палата, врачи, взгляд на руки, перетянутые ремнями, и катетер в моей вене. Я бормочу что-то себе под нос. Врач оборачивается ко мне и говорит медсестре - Очередной рецидив. Перемещаем в палату интенсивной терапии.       Сегодня он был моим пациентом, в этот раз мы зашли дальше, чем обычно.       Все уходят, оставляя меня наедине со стерильным белым светом. Я остаюсь лежать на больничной койке, перетянутый ремнями, пока по моим венам течет нейролептик.