Однажды в Азкабане

Художник оказался художницей, красивой гоблиншей — для их народа красивой, конечно, но и я уже оценивала её красоту по знакомству с Глонди. Риш-лита Алзен оказалась чуть полнее целительницы, черты её лица были мягче, более округлыми, грудь поменьше, как и бёдра, а талия толще. Но плоской Алзен не выглядела, наоборот, достаточно женственно. К сожалению художница совсем не знала английский, а я не так хорошо изучила гоблинский, чтобы говорить на нём непринуждённо. Так что на сеансах рисования моего портрета мы в основном молчали. Для портрета меня нарядили в цветастое платье, привезённое Браном. Платье оказалось мне впору, сшитое из лёгкой шелковистой ткани, оно мне безумно нравилось. Волосы мне заплела Глонди в хитрую высокую причёску, ноги решено было оставить босыми. По приказу Гёрклуна в мою камеру принесли большое кресло, накрытое шерстяным пледом. Алзен долго и вдумчиво выбирала позу, в которой я должна позировать. Я покорно соглашалась повернуть голову, положить руку так или иначе. Дело ведь не шуточное — портрет для императора гоблинов! Пока Алзен перекусывала прямо здесь же принесённой Ханом похлёбкой, я взяла книжку, устроилась в кресле с ногами, подогнув их под себя — не могла упустить возможности расслабиться в этом прекрасном удобном кресле — и снова углубилась в приключения Алзен и её сестёр. Удивительно, что имя художницы так совпало с именем героини романа. — Хай! — радостно воскликнула художница Алзен. Я с любопытством вскинула взгляд, посмотреть, что же её так порадовало. — Замрите! — воскликнула Алзен. — Это… идеально! Вот в таком положении меня и рисовали в итоге, а я и не возражала. Всегда в перерывах можно было опустить взгляд и продолжить чтение, тем более, ради художницы в камеру принесли две лампы. Мне портрет не показывали, уносили его, как только художница собиралась уйти на ночь. Кресло вот оставляли, что меня сильно радовало — проводила в нём почти всё своё время. Бран, как увидел меня в платье, войдя в камеру, так и застыл на несколько минут. Смотрел так потрясённо, словно видел меня впервые. Польщённая его вниманием, я улыбнулась и шаловливо присела в реверансе. Но тут же засмеялась и бросилась ему на шею, приникая всем телом. Муж сразу обнял, ещё крепче прижимая к себе. — Ты такая красивая! — выдохнул он мне в губы, прежде, чем поцеловать. В этот вечер он был особенно нежен и ласков. А я отвечала тем же, очень уж Бран мне нравился. Да что там, давно поняла, что я по уши влипла, и влюбилась в своего гоблинского принца до звёздочек в глазах. — Ты как ласковый котёнок, когда не вредничаешь, — выдал мой супруг, когда мы отдыхали после занятий любовью. — По-твоему, я вредина? — лениво усмехнулась я и куснула его за ухо. — Эсми! — прошипел он возмущённо, но мне кажется, ему понравилось. — Ты слишком кусачая для хорошей девочки. В общем, разговоров опять не вышло, мы снова предались древнему как мир занятию, стараясь доставить друг другу удовольствие. Портрет был готов через неделю. Я наконец смогла полюбоваться искусством Алзен. Посмотрела и замерла, изучая. Девушка на портрете выглядела безумно трогательной и хрупкой, юной и изящной; осанка, поза, книга на коленях — действительно удачный ракурс поймала художница. Лицо красивое, с лёгкой улыбкой на губах, а в глазах… печаль и глубина. Глядя в них, мне захотелось заплакать, но сдержалась. Нет, это была не я, а прекрасная незнакомка с печальной судьбой. А ведь я не такая, я давно забыла и пережила, больше не болит, ведь так? Бран лишь покивал задумчиво, мол, такая и есть. Удивил, я-то думала, он скажет, что художница приукрасила, иногда у него тактичности не хватает скрывать неприглядную правду. Карриган вот умилённо улыбнулся и ласково выдал: — Ой, как похоже получилось! Эсми, ты на портрете, как живая! Они опять собрались всей толпой — оценить мастерство Алзен. Я глянула на Гёрклуна, уж этот не постесняется сказать правду, нет у него пиетета даже к принцу, что уж говорить обо мне. — Да уж, — хмыкнул он пренебрежительно. — Вот теперь и гратен поймёт, почему его наследник не устоял. Всё, освободите камеру, всё лишнее — унести. Я мигом растеряла своё удивление и заторможенность. — Кресло оставьте! — попросила жалобно. Мужчины дёрнулись, оборачиваясь одновременно. На лице Брана умиление, он бы точно оставил. Карриган посмотрел печально. Гёрклун — хмуро. — Не положено, — холодно ответил начальник тюрьмы. — Унести! Тоскливо проводила глазами кресло. Ну конечно, оно ведь деревянное. Всё боятся, что я новую палочку сделаю. Народ ушёл, забрав все реквизиты, включая платье. Ну и правильно, зачем мне оно? Перед кем красоваться? Правильно забрали, а то я бы расслабилась и растеряла свой настрой на побег. Уныло легла на матрас, прихватив книгу. Я уже перечитывала её в третий раз, но удовольствие не пропадало. Всё плохое настроение улетучивалось. Только не сегодня, потому что Бран отправился в поселение вместе с портретом и художницей, и я всё же затосковала. Даже вылезать на стену не хотелось, всё вдруг снова показалось напрасным. Какой смысл знать, что ты жена принца, если по сути так и остаюсь осуждённой преступницей в одиночной камере? И как бежать, если получится, если я даже трёх дней не могу спокойно прожить без Брана. Без него было всё не то и не так. Мужа не было уже полторы недели, а мне показалось, что прошла вечность. Карриган навещал, заверял, что важные дела задержали моего благоверного. Какие — не говорил, мол, Браншретер сам расскажет, как вернётся. Глонди тоже бывала пару раз. Осматривала, рассказывала, что в тюрьме происходит — почти ничего, как оказывалось. Про Брана сказала только, что мальчик знает, что делает, и мне нужно просто ему довериться. Даже Хан заинтересовался, почему я такая хмурая. — Что-то случилось? — спросил он как-то на гоббледуке. — Риш-лите, вам не здоровится? — Бран ещё не вернулся? — спросила я тоскливо вместо ответа. — Нет, — мотнул головой мой стражник. — Да и то, так быстро не управиться, хоть он и лучший. И нанял парней, надо думать. А всё равно, так быстро дом не построишь. — Какой дом? — удивилась я. — Ой, мне не следовало рассказывать. Извините. И Хан поспешно сбежал, прихватив пустую миску. А я забегала по камере, получив новую информацию. Неужели Бран строит дом для нас? На что он рассчитывает? Как думает забрать меня отсюда? Или не собирается забирать? Или хочет забрать только ребёнка? Решено, не позволю ему к себе прикоснуться, когда вернётся, пока не расскажет всё о своих планах. Жизнь продолжалась, несмотря на отсутствие мужа, огорчения и слёзы. Один день перетекал в другой, а я жила, как по инерции, однообразно и скучно. Завтрак, занятия гоббледуком и чтение, тренировка, дневной сон, воображаемые занятия чарами со старшекурсниками, ужин, подготовка к ночной вылазке. Нет, я давно уже не вылезала наружу, но готовилась снова и снова каждый вечер, отсчитывая дни до возвращения мужа. Две недели, три, три с половиной. Претензии к супругу копились, но я старалась держать себя в руках. Когда четвёртая неделя одиночества подошла к концу, я всё-таки выбралась на стену в очередной раз. В этот раз с поддержкой. Прикормленные дементоры, получавшие порцию крови каждый раз, пусть и понемногу, по-прежнему приносили мне то яйца неведомых птиц, то всякую мелочёвку, вроде ещё одной скобы, старинного кубка, пустой бутыли, нескольких восковых свечей и всё в таком роде. И вот в очередной четверг я, как обычно, готовилась к вылазке. Но на этот раз настроена была решительно. А тут дементоры явились, когда я уже оделась в шерстяные вещи. Забыла о тварюшках, настолько их приход стал обыденным. — Ох, это вы! — оставила в покое сеть, которую уже притянула к отверстию, вытащив из-под матраса. Привычно уколола руку и нацедила полчашки крови. — Пейте, охламоны. Хотела побыстрее от них избавится. Но заинтересовалась, когда пальцы, ухватившие кружку, показались мне странными. Пригляделась, пока тварюшки смаковали мою кровь. И точно — пальцы дементоров явно стали гораздо светлее. — Покажите руки! — велела я, когда кружку мне вернули. Даже не морщилась, когда её облизывали — языки оставались длинными, но раздвоенность пропала, и чернота тоже. Не розовые, но близко к тому, бордовые. Дементоры послушно показали кисти своих рук — цвет почти как у гоблинов, тёмно-бежевые. Потрогала — еле тёплые, чуть влажные, но точно не ледяные и не противные. — Вы замечаете изменения? — спросила задумчиво. Тварюшки синхронно закивали. — Это только руки или везде так? — с трудом подобрала слова на гоббледуке. Давно перешла с ними на язык Брана, всё практика какая ни на есть. Правый дементор вдруг распахнул плащ, повергнув меня в состояние шока. Ну что могу сказать? Кошмары мне обеспечены. Я увидела обнажённое тело красновато-багрового цвета. Худоба почти болезненная, кожа обтягивает рёбра и тазовые кости, но все члены на месте, даже мужское достоинство. Волос нет вовсе, череп лысый и тоже плотно обтянут кожей. Щёки впалые, большой рот с синюшными губами, широкий нос, глаза чёрные без белка. Ресниц и бровей тоже нет. Уши маленькие, прижатые к черепу. Общий вид — монстр обыкновенный, жутковатый. Расу определить невозможно, не знаю я подобных нелюдей. А поговаривали, что дементоры почти бесплотные духи. Дела-а… Посмотрела на второго дементора, тот мялся, не желая распахивать плащ. Я и не хотела заставлять, насмотрелась уже до изумления на его приятеля. Но тот, правый, толкнул приятеля локтем, не спеша закутаться в свою хламиду. И левый, горестно покачав головой, тоже раскрылся. Точнее раскрылась. Оказалось, что это дементор-девочка, все половые признаки имелись в наличие. Да что там, девочка-дементор выглядела чуть получше собрата. Или они пара? — И давно вы такие? — всё, что я смогла спросить, налюбовавшись. — Оденьтесь уже! — Недавно, — проскрипел правый на гоббледуке, закутываясь в плащ. Проглотила кучу вопросов, вроде — а вы умеете говорить? Ясно же, что умеют. — Как вас зовут? — спросила вместо этого. — Вадхул, — ответил дементор. А потом указал на подругу, тоже скрывшую наготу: — Бри. Она пока… не может… говорить. Чувствовалось, что и Вадхулу слова даются с трудом. — Я Эсми, — представилась ответно. Дементоры синхронно закивали — мол, знают. — Много вас? — спросила осторожно. — Таких же дементоров? — Таких, — Вадхул задумался. — Таких нет. Чёрных — три, три, три, ещё три, ещё три, ещё три и два. — Двадцать, — сделала я вывод, а Вадхул неуверенно кивнул. Может быть считать умеет только до трёх? — Вы знаете, что такое «поцелуй дементора»? Вадхул кивнул. — Выпить душу, — вымученно ответил он. — После… теряет разум. Страшно… — Вы уже делали это? На этот раз оба замотали головами. Заметила, что под капюшоном клубится туман, а лиц не видно. Непростой плащик, оказывается. — Если выпить, — выдохнул Вадхул. — Тогда разум утратим. Не хотим. Они… — мотнул головой назад. — Двадцать… Без разума. Голодные… — Кто ими командует? — мне было всё интереснее и интереснее. — Вадхул, — ткнул в себя пальцем дементор. Его подруга покивала головой, мол, так и есть. — Слушают меня. Боятся. — Отчего вы меняетесь? — задала вопрос, хотя уже догадывалась, что к чему. — Твоя кровь… воспоминания… возвращает. Тело… здоровье… скоро сможем жить. Последние слова дементор прохрипел. Тяжело ему давалась речь, поэтому мучить его больше не стала. Хотя вопросов к разумным тварюшкам появилась тысяча. Но решила повременить, продумать к понедельнику, что спросить самое важное. — Собираюсь на прогулку, на стену, — скучным голосом сообщила я. —Вдруг сорвусь, приглядеть сможете? Дементоры заволновались, залетали по коридору беспорядочно. Потом застыли лицом друг к другу, словно совещались мысленно. — Как? — наконец прохрипел Вадхул. Мысли мои закрутились, действительно, как помогут? Руками ловить? А вдруг не поймают? Да и мне как-то совсем не хотелось попасть в их лапы в буквальном смысле. Другое дело, если… — Возьмёте сеть с двух сторон, — предложила я. — Будете снизу лететь, поймаете в сеть, если что. Дементоры опять посовещались, недолго, минуты две. Повернулись ко мне и закивали. Эх, уговорить бы их вот так в сети унести меня на материк. Но это позже, подозревала я, что здесь ещё заморочки будут, недаром дементоров зовут охранниками Азкабана. Вдруг клятвой связаны с тем же министром. Тварюшки уже ждали меня возле «окна», когда я его освободила от губчатой задвижки. Вручила Вадхулу конец сети, позволяя вытянуть её наружу. Дементоры справились, отлетели от стены на небольшое расстояние, зависли в воздухе и вдруг… исчезли. Вместе с сетью! Что-то мне сразу стало не по себе. Переместились? Или обладают способностью становиться невидимыми? Вроде домовиков? Пока паниковала, дементоры снова проявились на том же месте и знаками показали, что они ждут и никуда не уйдут. И снова исчезли. Так себе поддержка. Довериться им было страшновато. Вдруг не поймают? И сеть забрали, без неё мне как-то очень некомфортно вылезать на стену. Но справилась, держусь крепко за скобу, левая нога в нижней выемке, другая в следующей, чуть выше и правее. Кинжалом принялась выскребать следующую ступеньку наверх. Всё проходит почти автоматически, работаю, стиснув зубы, вниз не смотрю. В скобу вцепилась на совесть. Одна ступенька готова, вторая. От холода онемели пальцы, поняла, что пора возвращаться. Лезть выше без страховки ещё не готова. С большим трудом смогла засунуть свою заледеневшую тушку обратно в камеру. Чуть не оскользнулась пару раз, отчего сердце колотилось, как бешеное. Уже в который раз поняла, что не смогу я доползти до крыши, оледенею в дороге и сорвусь. Отогревалась, завернувшись в одеяла, пила горячую воду, нагретую с помощью кинжала. Дементоры повесили сеть на скобу в невидимом состоянии. Так и объяснили — висит, не видно. Потрогала, вытянув руку в окно — на ощупь ощущается, привязали крепко. Одной проблемой стало меньше. Вадхул и Бри улетели, а я задвинула своим схроном «окно» и продолжила греться. Утром проснулась от звука шагов Хана, весело шёл гоблин, даже насвистывал. Поднялась нехотя, скинув кокон из одеял, поплелась к решётке без всякого настроения. Улыбка Хана увяла при взгляде на меня. — Замёрзли, Риш-лите? — удивлённо спросил он. — Вам нездоровится? А я только сейчас поняла, что на мне всё ещё тёплые вещи от родителей Брана, да ещё носки поверх. Пожала плечами, забирая у него кашу. Сама понимала, что депрессия длится уже слишком долго, даже вылазка не помогла, даже новые сведения о дементорах. Я уже не понимала, что мне делать, чтобы прийти в норму. И во всём винила портрет, и ту боль в глазах незнакомки, которая вроде я и в то же время не я. Ведь пережила и не раз, почему опять прошлое не даёт мне покоя? — Бран вернулся, — негромко сказал Хан, привлекая моё внимание. Не поверила своим ушам, внутри сердце практически перевернулось, живот опалило радостным предвкушением. — Что ты сказал? — спросила спокойно, вдруг ослышалась. — Браншретер вечером вернулся, — уже громче поведал мне стражник. Пригубила горячий чай, чтобы скрыть эмоции. Вечером? И до сих пор не пришёл? А если приходил, когда я была на стене? Внутри всё перевернулось вновь от запоздалого страха. С одной стороны, хорошо, если не приходил. С другой — как он мог? Ведь я так его ждала! — И где он сейчас? — ровным голосом спросила я на гоббледуке. — Долго разговаривал с Гёрклуном, — охотно ответил Хан. — Потом упал на койку в казарме и заснул. Устал, наверное. — Понятно, — покивала я. — Передай ему, чтобы сегодня ко мне не приходил. — Почему? — удивился на редкость разговорчивый страж. Хотелось нагрубить, но сдержалась. Тут же совестно стало, что злость на Брана на бедном парне вымещаю? Карриган меня ещё оптимисткой называл, а я такая злющая последнее время. Месяц отсутствовал! И уже с вечера здесь, а ко мне не пришёл. — Мыться буду, — нашла отговорку. — Мне свидетели не нужны. И ты не приходи. Парень растерянно закивал, забрал опустевшую миску и удалился молча. Бран пришёл часа через два, когда я уже успела умыться, переодеться в чистую одежду, заплести волосы в косу и накрутить себя до состояния глухой ярости. Шаги своего мужа узнала издалека. Весело шёл, бодро. Подошла к решётке, ожидая. Бран увидел меня и широко улыбнулся, подошёл и потянулся обнять сквозь решётку. Отступила на пару шагов, не далась. — Эсми? — улыбка его растаяла, даже жалко его стало на миг. — Ты мне не рада? — Привет, Бран, — спокойный голос давался с трудом. — Вижу, ты очень спешил меня повидать. Говорят, вчера уже вернулся? — Дела задержали, — осторожно ответил мой принц и звякнул ключами, зажатыми в лапище. — Стой! — вскрикнула я, когда он шагнул к замку на решётке. Бран замер, а я как можно спокойней велела: — Сейчас я не хочу тебя видеть. Уходи. — Эсми! — Бран нахмурился. — Я ужасно вымотался, а тут ещё Гёрклун со своими делами... Я не хотел являться к тебе в таком состоянии. Хан у меня ещё попляшет за длинный язык. Маленькая, прости меня, я никак не мог вырваться раньше. И как у него всё сочеталось: оправдания, угрозы и просьба простить? — Родителям твоим портрет понравился? — сменила я тему, чтобы не поссориться окончательно. — Очень! — снова улыбнулся муж. — Велели передавать гостинцы, я позже принесу. Я как проснулся, умылся и сразу к тебе, хотел скорее увидеть. Он снова подошёл к решётке и вцепился в прутья до побелевших костяшек. У меня сердце разрывалось, так хотелось прижаться к нему и забыть обо всех обидах. Но мысли о безрадостном будущем заставляли оставаться на месте. — Расскажи мне, Бран, — тяжело вздохнула я, глядя в его серьёзные глаза. — Как ты представляешь нашу дальнейшую жизнь? Бран явно смешался и занервничал. Отвёл глаза, кашлянул. — Не пустишь? — спросил как-то обречённо. Словно я могла ему помешать отпереть дверь и самому войти! — Не ответишь? — я очень не хотела показывать, что на грани. Убегу отсюда, в понедельник, с дементорами, в сетке. И как потом быть, как найти их поселение, как связаться с Браном? И что с ним будет, когда я сбегу? — Всё будет хорошо, Эсми, — наконец ответил муж мягко. — Нужно подождать, всё наладится. — Как именно наладится? — Пока не могу сказать. Просто поверь. — Ладно, я подожду, — кивнула ему, села на кровать и взяла в руки книжку. Сердце обливалось кровью, очень хотелось обнимать его и любить, но от этого будет только больней, когда сбегу. Бран молчал, только сопел негромко, сердито. — Ты моя жена, — проговорил негромко. Лучше бы сказал, что любимая. Меня охватила дрожь, глаза щипало от невыплаканных слёз. Неужели на меня так действует беременность? — Эсми, что ты хочешь? Скажи, потому что я не умею читать мысли. Он явно пересилил себя, не желая со мной ругаться. — Мне бы хотелось, — медленно начала я. — Чтобы муж не забывал меня, наслаждаясь вольной жизнью на свободе. Чтобы не бросал на целый месяц, отговариваясь делами и ничего не сообщая. Чтобы рассказывал, чем занимается, чтобы помнил обо мне каждый день, чтобы присылал весточку, если не может появиться сам. Я понимаю, что слишком много хочу. И я не достойна внимания, ведь я не гоблинша, а какая-то человечка, которой можно пренебрегать. И вообще, преступница, осуждённая жить в этой тюрьме до конца жизни. Удобно, не правда ли, Бран? Жена сидит себе на месте, никуда не сбежит, никуда не денется, можно спокойно заниматься своими делами, а как захочется, можно прийти в любой момент и заняться сексом. Бран выслушал молча, не перебивал. — Эсми, всё не так, — поспешил он заверить, когда я замолчала. — Я вспоминал тебя каждый день, каждый час. — Но совы у вас не летают, — подхватила я, добиваясь лишь одного — пусть уже скажет, как с ним связаться. — Нет, — ответил он, тяжело вздохнув. — Есть вороны. Я просто не думал, что… Эсми, ты так всё повернула… Позволь зайти, я ужасно соскучился. Топот сапог неизвестного гоблина заставил нас обоих насторожиться. — Браншретер! — запыхавшийся молодой гоблин наконец добежал до моей камеры. — Риш-бэр, вас Гёрклун зовёт! Срочно. — Проваливай! — холодно велел юнцу Бэр. — Скажи, сейчас буду. Юнец стрельнул на меня любопытным взглядом, круто развернулся и побежал назад. Представила, как бы мы выглядели, если бы я впустила Брана, и мы как раз занимались бы любовью. Муж явно подумал о том же и выругался по-гоблински. — Эсми, — тяжело вздохнул он. — Иди, Бран, — посоветовала я. — Вдруг что-то важное. Бран тяжело вздохнул и отцепился от прутьев. — Скоро вернусь, — пообещал мрачно. Слушала, как удаляются его шаги и тихонько плакала. Ну что это за жизнь? Зачем требовала от него так много, ведь совсем недавно обходилась малым. И как же тяжело на душе от этой глупой ссоры. Наплакавшись, взялась за книжку, но читать расхотелось. Умылась и приступила к тренировке, чтобы взбодриться. День тянулся и тянулся, а муж всё не возвращался. Уже и ужин принесли, а его всё не было. Все мои обиды казались теперь мелочными и неважными. Ну зачем я от него требую внимания, ведь понятно же, что не какой-то шалопай, а занятой человек… ладно, гоблин. Надо думать, не самый последний человек среди гоблинов, явно обязанностей много. И дом ещё строит, непростое ведь дело. Тренирует молодёжь… А я? — Как настроение, Риш-лите, — Хан протянул мне миску с мясной похлёбкой и толстый ломоть ветчины на куске хлеба. Настроение у стражника опять было хорошим. — Отлично, — ответила сдержано, придвигая к себе тарелку. Проснулся вдруг зверский аппетит. Заработала ложкой, собираясь наесться как можно скорее. Ещё и чай вкусный налили, могла ли я мечтать об этом совсем недавно? Ощутила себя неблагодарной истеричкой. Внимание мне подавай! А сама, как встретила мужа после долгой разлуки? Обиделся, наверное, вот и не торопится ко мне. Прождала его до вечера, поняла, что уже не придёт, легла спать в слезах. Я безумно по нему скучала, и сама же прогнала. Ночью проснулась резко от скрежета замка. Вскинулась, а Бран уже был рядом. Присел на корточки у матраса, поймал мою руку и поцеловал каждый пальчик. — Бран! — опомнилась я, поспешно садясь и спуская ноги с матраса. — Ты на меня сердишься? Муж поднялся на ноги, сел рядом и притянул меня к себе под бок. — Не знаю, Эсми, — он чмокнул меня в макушку. — Без тебя так плохо. Я полдня думал, что мне делать, а потом понял, что лучше ругаться с тобой, чем быть вдали от тебя. Хочешь, ругайся, а я буду прощения просить. Обняла его за талию, прижавшись носом к груди. — Не хочу ругаться, — ответила сонно. — Хочу, чтобы ты любил меня страстно и заснул рядышком. — Как пожелаешь, — выдохнул супруг, чуть отстраняясь, и ловко стянул с меня рубашку. — Как там наш малыш? Он принялся целовать и гладить мой живот, который лишь недавно перестал быть плоским. Но выпирал совсем чуть-чуть. Потом и мне досталось внимание, но осилили мы лишь один раунд, зато долгий и нежный. Уснула в объятиях своего гоблина умиротворённая и почти счастливая. К сожалению, Бран ушёл до моего пробуждения, а на подушке я увидела записку. «Буду вечером, много дел сегодня. Люблю тебя, моя сонная кошечка. Бран». Восхитилась и растрогалась. Может ведь, когда хочет. Простила ему сразу всё.